Мой прадед видел Бонч-Бруевича. Да, – самого Бонч-Бруевича!
Было это в те годы, когда пришел он Петербург на заработки и на несколько лет остался работать на «Треугольнике». На том самом «Треугольнике», который после революции покраснел со стыда, и стал «Красным треугольником». Туда частенько захаживали легальные марксисты с лекциями то ли, чтоб народ просветить, то ли, чтоб его помутить. Среди этого народа был и мой прадед. Тогда он и видел Бонч-Бруевича. Видел он еще и Ульянова-Ленина. Но кто из питерских рабочих в 1908 году знал какого-то Ленина? А вот Бонч-Бруевич – это была величина, светило.
А потом были война, окопы, вши, революция и деревня Пустошка. Пустошка, в которую дедушка Андрюша вернулся и так в ней и остался до конца своих дней. Избрали его председателем сельсовета, за образованность, книжность, тихий и скромный характер, да еще за то, что он видел Бонч-Бруевича. Последнее в те годы особо ценилось.