Чуден Невский утром весеннего дня. Еще нет непрерывного потока машин, не заполнились праздными людьми широкие тротуары, мелодично слышится ранний перезвон часов на Думской башне, на Фонтанке готовятся к отплытию первые прогулочные катера. На окнах верхних этажей домов нелепо и тревожно мелькают надписи “sale”. А зеркальные витрины нижних этажей демонстрируют роскошь и благополучие.
Сделав намеченные дела, Башмаков направился к Дому кино посмотреть афиши новых фильмов.
У входа было странное для столь раннего времени оживление. На второй ступеньке лестницы стоял директор небольшого, но успешного театра города и с кем-то беседовал. Директор был известен не только кругам деятелей искусства, но и власти. Его не в последних рядах присутствующих можно было видеть на собраниях и значительных юбилеях. На экране телевизора его лицо выражало сосредоточенное раздумье, иногда он загадочно улыбался.
Сейчас же директор искренне и приветливо смотрел на рядом стоящего собеседника. Башмаков даже остановился, невольно почувствовав радость и удовольствие от внешне дружеского общения людей.
В это время подъехал микроавтобус, из него вышел седой господин солидного вида, почему-то поклонился Башмакову и уверенно зашагал вверх по лестнице.
За господином следовала стайка молодых людей, один нес кинокамеру на треноге.
Башмакову в этой суете показалось нечто решающее для него. Но в фойе Дома кино все прояснилось – сегодня проводилось отчетно-перевыборное собрание городского кино-клуба. Башмаков постоял у стойки регистрации участников, увидел афишу о демонстрации анимационных фильмов Лондонского фестиваля и купил билет.
В зале перед сеансом собралось три человека - женщина с большой сумкой, наверно зашедшая подождать открытие магазина, парень в джинсах, непрерывно листавший на экране сообщения «айпада». И - Башмаков.
Первый фильм понравился. Назывался он – «бревна». Сюжет - такой. Разной толщины пни и стволы с лицами людей грелись у костра среди снежного поля, подбрасывая в него тех из них, кто тоньше. Смысл был понятен.
В следующем фильме было что-то про двигающиеся тени на окнах и в такой условной манере изображения, что Башмаков задремал.
Проснувшись увидел, что парень с «айпадом» исчез. Женщина продолжала сидеть грузной кучей. На экране по-детски нарисованные девочки щебетали, что они генно-модифицированы и заморожены на многие столетия для продолжения рода и истории человечества. Башмаков поднялся и вышел.
В полуоткрытую дверь просматривался потолок большого зала. Видимо, там происходило это отчетно-перевыборное собрание. В первых рядах кресел видны были седые головы, обращенные к трибуне. На ней стоял человек с бородкой и нервно сообщал залу:
- Обвинение в растрате десяти миллионов – клевета! Деньги были выделены прежним правлением на фильм, он сделан и лежит, то есть - пойдет по системе телевидения! А что касается судебного иска к госпоже Симанович – она уже полгода мне не жена, за ее действия отвечать не могу! И как член прежнего правления хочу спросить – почему здесь закрыли буфет и ресторан? Они приносили доход! И куда делась проекционная аппаратура, для этого зала! Она была - ее нет!
Башмаков спустился в фойе.
У столика с закусками директор того самого театра слушал нового собеседника.
Тот размахивал рукой и возбужденно выкрикивал:
- Аренда этого зала может давать миллионы! Но - не в таком его состоянии!
Лицо директора театра выражало сосредоточенное раздумье.
Временами скучно на этом свете, господа…