На улице была осень, было зябко и очень холодно. В окно нашей комнаты женской казармы, которая вообще не отапливалась, задувало так, что тяжелые, от потолка до пола шторы ходуном ходили. Не выдержав эти бесчинства погоды, решила чуть укротить нрав разбушевавшегося осеннего ветра. С этой целью, взяв в руки пачку пластилина, вышла на улицу и стала замазывать щели на окнах. На мне был теплый светленький халатик, но по моде - короткий.
Я продрогла от холода, но упорно и старательно замазывала, забивала оконные щели пластилином, а ветер был таким холодным и колючим, что казалось, продувал насквозь. Мои длинные волосы разлетались в разные стороны. И это начинало меня раздражать. Но я не бросала свою работу.
Недалеко, в метрах двадцати от меня из продовольственного склада в грузовую машину матросы загружались продовольствием для своего корабля. Казалось, никто и не обращал внимания на одинокую девичью фигуру.
И вдруг голос за спиной:
- Девушка, а что это за здание?
Со злости мне хотелось ему ответить:
"Курятник" ,- но вовремя остановила себя и сказала:
- А что бы вам хотелось здесь увидеть?
Конечно, все ребята знали, что это была женская казарма. А мы не только знали, но и ощущали на себе все прелести жизни в этом помещении. Зимой температура в комнатах не превышала восьми градусов тепла, это при включенных наших «козлах» - так мы называли, самодельные обогреватели. А бывало, что не тянуло напряжение в сети, тогда мы просто мерзли. Бегали на боевое дежурство, при этом придерживаясь всех предписаний, полностью соблюдая форму одежды. Не дай, Бог,нарушить устав.
Здание было каменное, очень старое. Вряд ли когда-либо там было отопление. Постель была такая ледяная, что долго не могли заснуть от холода, пока своим телом не согревали её.
Ни о какой отдельной комнате, газовых или электрических плитках и речи быть не могло. Мы жили по-спартански, но никому об этом не жаловались, казалось, что это было нормой военной жизни.
Я обернулась на голос. За моей спиной стоял потрясающе красивый молодой человек, такой статный матрос, огромного роста, плотного телосложения. Форменная шапка набекрень, а из - под шапки выглядывали черные кудрявые волосы. А глаза-то какие? Синие. Цвет глубокой морской голубизны. И он улыбался, словно, голливудская звезда, только что сошедшая с экрана.
Но, увы. Я была очень злая на погоду, на холод, на этот пронизывающий, до последней клетки моего организма ветер. На свои, уже непослушные, от холода пальцы. А тут еще такой вопрос.
"Глупее не придумаешь" - подумала я в сердцах.
Но вскоре его позвали, их машина тронулась в направлении гавани. Мой герой побежал, бросив на ходу:
- Мы еще с вами увидимся. Обязательно встретимся!
- И где бы ты меня встретил, - в полголоса проговорила я.
Побежал. Скоро машина с продуктами довезет его до гавани, где стоит их корабль, загрузятся, и, прощай мой герой.
Прошло некоторое время. Я давно позабыла о случайной встрече с незнакомым, красавцем - матросом. Честно признаться, и думать забыла. Но в один из январских дней попала в наш, военно-морской госпиталь с воспалением почек. Как уже ранее писала, наша казарма была без отопления, хотя официально все было в норме. Видимо, от ледяной постели простудила почки.
Положили меня в отдельную, одноместную, адмиральскую палату и стали усиленно лечить. В один из госпитальных дней в коридоре столкнулась с высокорослым парнем. Не обращая никакого внимания на его удивленный взгляд,
я решила пройти мимо него.
- Девушка, а мы с вами уже знакомы, - игриво произнес он.
- Неужели?
- А помните, я подходил к вам осенью, когда вы утепляли окно?
- Ах, да, - сказала я и пошла к себе в палату.
Похоже, задела его самолюбие? С этого дня практически он не отходил от меня ни на шаг. Носил мне еду в палату, чтобы не сидела в камбузе вместе с матросами, где-то выпросит грелку, чтоб погреть места инъекций.
Казалось, он пытался звезду с неба достать для меня. Так красиво ухаживал и строил отношения. А женский медперсонал госпиталя с упоением желали нам счастья.
О, как это было волнительно! Такая фантастическая, красивая была любовь, о ней пишут романы.
Скоро Валерия, так звали моего героя, выписали, он вернулся на свой корабль. А мне еще долго предстояло лечиться.
Но Валерий каждый вечер прибегал ко мне. Пусть даже на пять минут, но прибегал. Приходил и Виктор, каким-то образом узнав, что я попала на стационарное лечение.
Но, приятное когда-то заканчивается. Так и в нашем случае. Однажды все воинские части, корабли, стоявшие в гавани, все, кто находился у пирса и воинские госпиталя - закрылись на карантин. Тяжело переживала нашу с Валерием разлуку. Несколько дней его не было, я не находила себе места.
Однажды, когда принимала процедуру в физиотерапевтическом кабинете, туда буквально залетела медсестра нашего отделения и крикнула, словно, случилось что-то такое, что ни минуты нельзя было медлить:
- Эля, скорее, твой принц пришел и ищет тебя, беги скорее, - и почти вытолкала меня из кабинета.
Я поспешно вышла из кабинета и, действительно, он буквально бежал ко мне навстречу. Подбежал, подхватил на свои сильные руки. Успела подумать: "улыбается на всю ивановскую, будто нашел какую-то драгоценную вещь". А он весь светился от счастья. При этом продолжая осыпать своими поцелуями мои глаза, щеки, моё лицо и губы, нежно шептал:
- Эленька, моя малышка, как я соскучился.
Конечно, весь медперсонал высыпал на улицу и с превеликим удовольствием наблюдали за нами.
- Невозможно не любоваться на них, - сказала одна из сотрудниц.
Действительно, один из влюбленных красивый, высокого роста, крепкого телосложения матрос, а вторая - девушка, маленького роста, с вьющимися, длинными волосами, захваченными небольшими заколками в хвостики.
И в самом деле, при его росте, я для него, действительно, была малышкой.
- Это тебе, - чмокнув меня в щеку, шепнул он и положил в карман моей госпитальной пижамы плитку шоколада, с картинкой на обложке Аленка. Он всегда приносил мне именно такой шоколад.
И как только он вырвался, из части не выпускали, по улицам города шныряли и морской, и сухопутный патрули, в госпитале - карантин.
- Славный мой Валерий, на какие только ухищрения он не шел, чтоб встретиться со мной. В те минуты я, действительно, была счастлива, как никогда.
- Ты мой хороший, мой ты хороший, - повторяли мои уста. А он все целовал и целовал меня.
***
Пролежала ровно месяц и меня выписали с условием, что должна буду продолжить лечение уже в Окружном Военном Госпитале. Так сказать, дали перерыв в лечении.
При любой, даже незначительной возможности старались встречаться с Валерием. Но возложенный запрет не давал нам видеться чаще, чем хотелось бы. И мы убегали в самоволку погулять по вечернему городу, рискуя нарваться на патруль. Дойдя до конца улицы, прежде, чем повернуть за угол, нужно было убедиться, не идет ли нам навстречу какой-либо офицер из части. Я была одета в легкую курточку и было проще, никто не догадается, что и я военнослужащая. А вот ему, ведь он был по форме, и с его-то ростом сложнее оставаться не замеченным. И мне приходилось первой идти за угол следующей улицы, чтобы убедиться, что она пуста. И в очередной раз, свернув за угол, столкнулась с кучкой молодых людей. Они живо что-то между собой обсуждали, а увидев одинокую девичью фигуру, все, как по команде, уставились на меня. Мне некуда было деваться, да и назад было поздно. Ничего не оставалось делать, как идти только вперед. Затем из-за угла выглянул Валерий, увидев, что пошла туда, он ускорил свои шаги. А мне же было страшно, но, не останавливалась. Догнав меня, Валерий восхищенно произнес:
- Ох, и смелая ты девчонка, Эленька.
- Да, знал бы ты, как мне было страшно. Вперед шла только потому, что ты у меня был за спиной, - кокетливо ответила ему.
Время было уже позднее, да сырая Рижская погода давала о себе знать и, немного еще погуляв, мы подошли к нашей секретной лазейке. Откуда каждому из нас предстояло уходить к своему месту службы. Ему на корабль, а мне - в нашу казарму.
- Эленька, а вот это тебе подарок с женским днем восьмое марта, - вытащив из-за пазухи небольшую, красочно оформленную коробочку, торжественно протянул мне.
- Спасибо, Валерий, спасибо. А это вот тебе с днем рождения, - и я протянула заранее приготовленный ему подарок. Ведь день рождение у него как раз был сегодня - восьмого марта.
- Спасибо, моя малышка, - и Валерий подняв, меня на свои крепкие руки поцеловал, весело и задорно смеясь, стал кружить, кружить и кружить. А вместе со мной все вокруг закружилось, будто мы были едины. То там, то тут засверкали окна с разноцветными шторами, как бы подмигивая мне. И в этот момент мы были безмерно счастливы вместе. Нам казалось, что весь мир был у наших ног. Что еще можно было пожелать для счастья? Даже возможность появления дежурного патруля уже не пугала в этот миг.
Корабль, на котором служил Валерий, то уходил, то вновь заходил в нашу гавань. Не всегда он мог сойти на берег, карантин растянулся целых на три месяца.
Я вновь побывала в госпитале и уже длительное время. Но Виктор по-прежнему продолжал свои ухаживания, он не бросал меня даже во время моего пребывания на лечении. Всегда находил какие-то пути, способы приехать, проведать меня. Каким-то образом, сумев обойти все эти карантины. Даже пытался какие-то гостинцы привезти, не забывая заботиться и том, чтобы я не замерзала в холодных госпитальных палатах, привозил мне теплые носки. Конечно, все это он мог проделать не без помощи замполита, у которого он был личным водителем. Вот уж воистину был преданным другом.
Время летело с неимоверной скоростью. Я даже не успела заметить, что пришла весна, три месяца госпиталя тоже остались позади.
За время лечения успели удалить гланды, которые не давали мне покоя постоянным обострением. Посмотрев на мое горло, доктор тогда воскликнул:
- Какая маленькая девочка, а какие большие гланды. Немедленно удалять!
Для проведения этой операции меня перевели в другой госпиталь и хирургическое отделение.
В назначенный день повели в операционную. Я была первой из одиннадцати человек, назначенных на этот день. Завели, усадили на стул и стали подготавливать, прикрывая стерильными простынками. Мне это показалось таким забавным занятием со стороны врачей, что я не удержалась и решительно прочирикала:
- Как хорошо, когда за тобой ухаживают! Больше уже не смогла произнести ни слова - заморозили горло, рот и операция началась.
- Еще бы, - сказала мой лечащий врач, капитан медицинской Татьяна Ивановна. Рядом с доктором скромно стоял молодой лейтенант-врач.
Я знала, что меня должна была оперировать она. И по этому поводу не возникало никаких тревожных опасений. Спокойно, как было велено мне делать, сидела с широко раскрытым ртом, закрыв глаза. Прекрасно знала, что, с чем или каким инструментарием пользуются при этой операции. Но, когда приоткрыла глаза, то увидела, у меня во рту орудовал тот самый молодой лейтенант-стажер, что стоял рядом.
Я так не договаривалась, - крикнула бы, если бы могла и, если мой рот не был бы занят.
Но буквально через несколько мгновений с ужасом в голосе закричала Татьяна Ивановна:
- Что ты наделал! - и немедленно оттолкнула от меня этого лейтенанта.
Он сразу побледнел, руки у него затряслись и через какие-то считанные доли секунды, и у меня изо рта фонтаном забила кровь. Не струя, а настоящий фонтан. Я никогда прежде не видела такого, даже проработав целый год в операционной, тем более изо рта. Я чувствовала, что вот-вот захлебнусь. Кровь с силой била по моим зубам, на пол. Заливала мне горло, не давая мне вдохнуть воздуха. Мне пришлось быстро, быстро глотать её, лишь бы не захлебнуться собственной же кровью. При этом даже не шелохнулась. Как сидела с широко раскрытым ртом, так и продолжала сидеть. Как держала в своих руках впереди себя медицинский лоток, так и сидела. Я прекрасно понимала всю сложившуюся ситуацию. Не дай, Бог, шелохнусь или же еще хуже, буду паниковать - сделаю только хуже для себя. Помешаю докторам, а они не смогут остановить кровь, и всего лишь через несколько минут могу уже истечь кровью и никто, и ничто тогда мне не сможет помочь. Работа в операционной научила выдержке.
Кровь остановила и закончила операцию сама Татьяна Ивановна. Меня отвели в палату.
В этот день отменили все последующие операции. Случай был, видимо, очень серьезный, и возможно мое состояние требовало постоянного, пристального наблюдения врачей. В любую минуту могло открыться кровотечение и тогда... . Лучше об этом не думать. Сразу все врачи оказались возле меня. Долго шепотом о чем-то спорили между собой, что-то проверяли на мне, что-то назначали. Я была в затуманенном состоянии и, что-то слышала, а что-то фиксировал только лишь мой взгляд. Потеря большого количества крови давала о себе знать.
Обычно после удаления гланд уже через несколько часов больным давали кушать легкую пищу: сырое яйцо - это в первую очередь, а затем и жиденькую манную кашу. Но я все три дня не могла свой рот даже приоткрыть. Нечаянно задетая артерия давала о себе знать. Вот ребята и бегали по всем отделениям и собирали для меня сырые яйца, этим только и спасалась. Сырое яйцо не требовало напряжения мышц горла, не нужно было делать глотательные движения, которые мне вообще нельзя было делать, оно само затекало в горло.
А медсестры, которые делали уколы, глядя на множество пустых яичных скорлуп в лоточке под кроватью, лишь подшучивали надо мной:
- Эта девица пьет яйца как певица!
***
Молодость - есть молодость. Все проходит, все забывается. Забывается страх, боль, притупляется горечь переживания. Вот так же и я. Выписалась, а на дворе уже по-настоящему бушевала весна.
За это время корабль, на котором служил Валерий, снялся с якоря и ушел в Северные моря. Ни я, ни он не знали номера частей друг друга. Да это и не нужно было тогда. Нам было хорошо вместе, легко. От счастья хотелось летать.
Вот так волею судьбы, я бы сказала, злой шуткой судьбы, наша служба сначала свела вместе, а затем развела нас по разным морям. А потом и по разным городам, позже и странам.
Уехала рожать и моя Надюшка - самая красивая подружка, у которой были такие огромные, красивые серые глаза, зовущие, излучающие доброту, простоту и просто олицетворяющие истинную русскую красавицу. А её мужу - Петру, еще нужно было дослужить.
Проводить её не смогла, как раз находилась на то время еще в госпитале. Но вскоре от нее пришла телеграмма, у них с Петей родилась дочь - Мариночка. Весточки приносил её муж.
***
Уже настало лето. Кругом все цвело. Вокруг витал запах разнотравья, разноцветья. Хотелось дышать полной грудью, побегать босыми ножками по мягкой, пушистой, молодой травке.
В один из летних дней я шла по территории нашей воинской части. Мое внимание привлекла одинокая фигура матроса, бегущего со стороны гавани. Он бежал прямо ко мне, не сводя своих глаз и при этом как-то загадочно улыбался. Поравнявшись, он спросил:
- А вас Эля зовут?
- Да, а что такое, - а сама мысленно приготовилась отражать возможные приставания незнакомого мне матроса.
- Вы Валерия Марценко знаете?
- Да, знаю, - едва слышно, уже мягче ответила я.
- Так вот, Валерий просил передать вам, что вы о ч е н ь хорошая девушка!
И пробежал дальше, крикнув на ходу:
- Их корабль сегодня заходил к нам в Гавань буквально минут на двадцать. Он успел попросить найти вас и передать эти слова.
- Спасибо, - чуть слышно сказала я, а у самой было такое ощущение, словно, мне показали плитку моего любимого шоколада и обратно спрятали. Но весточка от Валерия была очень приятной для меня, долгожданной.
Боже, значит, Валерий меня не забыл, как твердили мне девчата. Я бесконечно была счастлива. Все последующие дни, находясь под впечатлением от полученных известий, витала в облаках. И мне никак, ну никак не хотелось спускаться на землю, как той Золушке из сказки. Там было хорошо, там пребывала в своих мечтах о любимом. Там, мне казалось, он помнит и скоро найдет меня, вернется ко мне и, мы уедем с ним в далекую, далекую отсюда Одессу.
Но проходили дни и недели, а затем и месяцы, а от Валерия так и не было других вестей. Что случилось? Может, разлюбил, или нашел себе другую, или же у него еще до службы была девушка? Мне ничего не было известно. Сколько не горюй, а
он даже не услышит.
Так на грустной нотке закончилась наша нежная, фантастически прекрасная любовь. Словно, повесть о «Ромео и Джульетте».
Я не в обиде на него. А может, это вовсе не любовь, а что-то, похожее на чувства, которые приняла за любовь?
И все-таки, благодарна ему, что подарил мне такие потрясающе красивые чувства. Любовь, которую пронесла через всю свою жизнь. Любовь, которая до сих пор волнует меня, горит, не угасая в моем сердце. Любовь, которая готова отозваться на призыв своего любимого.
(фото самого Валерия)
(продолжение в рассказе 23 "Матросский клуб")