Игра на скрипке всем была подарком.
Впервые в тишине рекой лилась
Мелодия, что пробуждала душу,
И над живым имела свою власть.
В волшебной чаше воспылало пламя
И фейерверком в небо поднялось.
Под ним на дне являться стало слово.
Его прочесть Давиду удалось.
Джин букв не разумел, но ясно слышал,
Что юноша им громко огласил.
А тот сказал: «Написано «Проявят».
Тут юноша слова соединил,
Но ничего опять-таки не понял,
Как, впрочем, и другие близ него.
«Проявят» – ни о чём не говорило,
То было слово, только и всего.
Давид заметил то, что у смотрящих
Вдруг проявился больший интерес
К тому, как чаша брызгает смолою
И как на ткани ввысь поднялся лес,
Когда он незатейливой игрою
Означенный рисунок оживил.
Но наступало только ещё утро,
И путь возможный не окрашен был.
С рассветом Джин укрыл себя водою,
А Тара не желала улетать.
Она ещё чего-то ожидала.
Что именно она могла лишь знать.
Скрипач, признаться, спать хотел ужасно.
Но прежде, чем глаза свои закрыть,
Он сорок раз волшебную салфетку
Сумел пред птицей щедро расстелить.
Есть самому уж не хватало мочи,
Зато для Тары состоялся пир.
Она съестное с жадностью клевала,
Как будто наедала себе жир.