Тоска и горе поселились в замке Ла Фер. Казалось, сама природа оплакивает утраты графа. Дожди шли непрерывно, делая передвижение по дорогам тяжким трудом. Наверное, это и было причиной, почему мадам Изабо не стала приезжать на похороны пасынка. Досиживала в их парижском доме последние дни своего пребывания при дворе королевы-матери. Кончини, который терпеть не мог Ла Феров, добился ее отстранения от должности.
Не было в замке и Огюста. Виконт уехал в Берри на похороны бабушки. Графиня давно и тяжело болела, но ее поддерживало желание непременно дожить до встречи с внуком. Она категорически отказывалась верить в его смерть. Те месяцы, что прожил он в ее доме после возвращения, стали для нее праздником. Когда же произошло несчастье с Луи и Ренье, и Огюста срочно вызвал отец, старуха употребила остаток сил на то, чтобы перевести на имя внука все, что только смогла передать ему по закону. Виконту предстояло уладить кое-какие мелочи: ему по завещанию должно было достаться немного земли и приличный капитал. Это было то, чем покойная могла распоряжаться лично.
Дом в Берри она отписала Изабелле. Вся остальная недвижимость, титулы, богатейшие плодородные земли, роскошный особняк в Париже - все это предназначалось сыну и младшей дочери старой дамы.
Семнадцатилетний внук, подавленный смертью самого близкого для него существа, забился в угол, туда, где его не могли достать взгляды членов семейства, озабоченных предстоящим дележом.
После того, как завещание было зачитано и стряпчий удалился, бывший кабинет графини превратился в кипящее страстями осиное гнездо. Благовоспитанные господа, забыв о чести и достоинстве, чуть не с кулаками наступали друг на друга. Взаимные упреки, оскорбления, старые обиды и не прощенные грехи - все вытащили на свет нерадивые родственники.
Когда весь этот скандал достиг своего апогея, наследный принц рода де Ла Фер счел нужным вмешаться. Из угла, где он расположился, раздались редкие хлопки: виконт аплодировал услышанному концерту.
Эта неприкрытая насмешка над обезумевшими от жадности родственниками, была подобна ушату воды, вылитому на раскаленную жаровню. Почтенные господа, оторопев, оборачивались на звук, не понимая, кто мог себе позволить такую наглость.
Увидев, что его выходка остудила страсти, виконт не спеша встал. Он был один, против всего клана, единственный, кто сохранил чувство собственного достоинства и спокойствие среди всей этой корыстной толпы.
Изабо почувствовала, как дрожь пробежала по телу: таким она никогда не видела сына.
Перед ней стоял властитель, хозяин своей и чужих жизней, отвечающий за все и способный взять на себя груз любой ответственности. Весь его вид говорил: только я здесь достоин властвовать; только я могу навести здесь порядок и решить ваш спор.
И Изабеллу посетила суеверная мысль: "Сама судьба устроила так, что, устранив тех двух, открыла ее сыну дорогу к титулу и власти."
Покойная мать была права: их с Ангерраном сын продолжит род Ла Феров. Он создан для власти, он достоин принять на себя ее груз. В свои семнадцать лет, он держится среди всей этой неприступной и чванливой знати, как первый среди равных. Вот она, порода!
А будущий глава рода свысока, не скрывая презрения, смотрел на семью матери, и те умолкали под его взглядом. Сам ненавистный Ангерран де Ла Фер стоял перед ними.
Наконец, виконт соизволил заговорить.
- Господа, вы отдаете себе отчет в своих действиях? Вы не испытываете стыда, что стали участниками этого позорного дележа?
- А вам-то что, виконт?– взорвалась одна из многочисленных тетушек.- Вам что, Ла Фера мало, так вы еще руки и к владениям нашей покойной сестры тянете? И у вас еще хватает наглости нас попрекать. Ох, зря, зря баловала она вас! Нет в вас ни почтения, ни любви к нашему роду.
- Если бы кто-то из вас действительно нуждался в куске хлеба, я, не задумываясь, отказался бы в его пользу от того, что завещала мне бабушка. Но никто из вас не находится в бедственном положении. Вам все мало! Мнение покойной для вас – ничто, хотя, пока она была жива, вы заискивали перед ней и угождали безмерно!
- Молодой человек, вы берете на себя слишком много!– это уже дядюшка.- Не вам, юнцу, читать нам мораль. Потрудитесь избавить нас от своих речей. Тут вас пока никто не готов слушать.
Огюст побледнел, как стена.
– Я покину вас, господа, раз вам так неприятна правда, но позвольте мне вам указать, что, по завещанию, это теперь дом моей матери и только она вправе приказывать здесь. Вы у нее в гостях.
- Виконт, останьтесь, я прошу вас.- Изабо не поднимала заплаканных глаз.- Я прошу присутствующих учесть наше горе. Вы знаете, кем была для нас моя матушка.
- Лучше бы вы позаботились, моя дорогая, чтобы ваш супруг поддержал вас в тяжелую минуту, а не этот ребенок. Это позор: не явиться на похороны тещи!
Изабо успела схватить сына за руки. Еще секунда – и мальчик сотворил бы непоправимую ошибку. Самообладание покинуло его. Чтобы удержать Огюста, ей пришлось просто повиснуть на сыне; она чувствовала, как его буквально трясет от бешенства.
Она совсем не знала своего сына. Вот он каков: невообразимая смесь гордости, величия, пылкости, честности, открытости - и умение мгновенно замкнуться в себе, отгородиться от внешнего мира несокрушимой стеной. Не слишком ли рано стали проявляться черты Ангеррана? Или это уже результат того, что муж готовит его к роли наследника?
Ей стало не по себе. Этот не по годам зрелый юноша – ее будущий властелин? Он не стремится к власти, но, получив ее, ни с кем делиться ею не станет. Перед ним склонят головы все, кто находится от него в вассальной зависимости. И, не приведи Бог, оказать в чем-либо сопротивление этому юному владыке.
- Оливье, прошу вас, оставьте все, как есть!- попросила она тихонько.- Их вы не переделаете.
- Матушка,- он осторожно снял ее руки со своей шеи,- я прошу Вас в этих стенах называть меня тем именем, которым звала меня бабушка. В Ла Фере – я Оливье. А здесь - Огюст; окажите мне эту милость: это то немногое, что напоминает мне о моем детстве. Я не намерен здесь задерживаться. Хотите, вместе вернемся в Ла Фер? Так будет разумнее; мне не хотелось бы оставлять Вас здесь одну на растерзание вашей семьей.
- Я поеду с вами, мой мальчик. Завтра мы покинем этот дом. Что-то подсказывает мне, что я сюда никогда не вернусь.
Виконт ничего не ответил. Он знал, что ему предстоит еще не один визит в Берри: дело со вступлением в наследство обещало затянуться на годы.