Я сломал палочку. Глава 2

Ли -Монада Татьяна Рубцова
     Глава 2

     Я сломал палочку. Я относился к этому, как к судьбе. Ведь никто не заставлял меня ее ломать. Мог бы и скакать на ней, как Козер, или измерять, как Жармис, а то и рисовать ею, как Мукер. Сейчас бы сражался с кротами, чертил бы сети подземных коммуникаций или постигал всякие премудрости. А меня  посчитали бунтарем , разрушителем и записали в ржавые, чтобы я чего-нибудь не натворил, не сломал отлаженную систему своей непредсказуемостью.  Меня определили на самую грязную работу.  На мои умственные способности всем  было наплевать. Что ж, таков мой удел, я безропотно принял его и  выполнял все, что поручат  мои начальники. Я стоически  сносил  невзгоды, мало ел, мало спал, общался только с себе подобными.

     Но  я был любопытен. Несмотря на изоляцию и строгий контроль, все же умудрялся узнавать что-то новое. Работая в лесу на сборе мха, который многим служил подстилкой, я нашел  странный предмет. Был он из искусственного материала белого цвета. Я поставил его перед собой и осторожно нажал на рычаг. Пламя, выбившееся из клапана, ударило мне в лицо, и я чуть не лишился глаза. Я понял две вещи: этот предмет потерял кто-то из людей и этот предмет мне может  пригодиться в будущем.

      С огнем у нас в Лабиринтии не так уж хорошо обстоят дела. Хранителями огня являются мудрецы, они берегут его, как глаз во лбу, и выдают только по специальному разрешению. Например,   в пекарни для выпечки хлеба да еще в дорогие харчевни, где собираются солидные лабиринтяне отведать горячей похлебки или мышиного рагу. Даже трехпалые не могут себе позволить помыться в горячей воде, да и опасно под землей пользоваться огнем. Пламя может быстро распространиться по всем ходам и норам.

      Я присыпал странный агрегат листвой, а  в конце рабочего дня вернулся за ним, привязал его к спине, сверху напялил куртку. Куртка немного топорщилась, да и идти пришлось так, как будто кол проглотил, но ничего. Поскольку к нам уже привыкли, охранники были не столь бдительны. Я незаметно пронес находку и тайком спрятал в кладовке с инструментом, предварительно завернув ее в мышиную шкурку. Как чувствовал, что эта вещица  однажды поможет мне.


     Наверное, обладание такой штуковиной как-то повлияло на меня самого. Я стал увереннее в себе, как будто я и не ржавый вовсе, а сам Фрукер Десятый. У меня не было ни тиля, но я чувствовал себя богачом. Перемену в поведении заметили и мои товарищи по судьбе, но удивительно не это. Меня стали замечать женщины. Да что там женщины! Даже девушки из обслуги заинтересованно поглядывали в мою сторону. Правду сказать, я неплохо выглядел, физическая работа сделала меня мускулистым и сильным. Мой глаз одаривал всех взглядом с поволокой. Некоторые дамочки не могли устоять и, когда я мел улицы, заманивали меня в какую-нибудь хозяйственную пристройку или кладовочку, где мы сладострастно предавались утехам.

      Не знаю, случались ли у них потом дети от меня, по крайней мере, повитухи не сидели без дела.  Детишек мамки вскармливали до года, а потом  малышей забирали в общие ясли. Проходило какое-то время после разлуки, и о малышах забывали. Но если даже случись такое, что мамок допустили бы в ясли, вряд ли хоть одна узнала бы свое чадо. Даже имена давали детям няньки. Вот меня, например, назвали каким-то человеческим именем. Говорили, одна из нянек выбежала наверх по какой-то нужде и услышала крик в лесу: «Гарик, ты где? Ау!» Вернулась и решила «приколоться». Так я получил редкое имечко – Гарик. А еще один бедолага стал Аукером.

      Многие ржавые делились своими приключениями, лежа на нарах после трудового дня. Обсуждали прелести девиц и бабенок, их охи и вздохи. Но никто из товарищей даже и не мечтал о том, чтобы у него появилась семья. Я поначалу тоже. А потом… Потом я влюбился по-настоящему. Произошло это так. Однажды в лесу я увидел стайку девушек. Они под предводительством знахарок собирали лекарственные травы. Одна лекарка, увлекшись сбором цветков зверобоя, подошла ко мне поближе. И тут я пропал. Я глядел на ее стройный стан, обтянутый льняным сарафаном, на ее руки с дешевыми браслетиками, на полные  ножки в аккуратных  ботиках, и в моем горле застрял ком. Когда же она оторвалась от собирания цветков, то уставилась на меня своим синим глазом.
     - Подсматриваешь за мной, ржавый?
     - А тебе какое дело? – прохрипел я.
     - А никакого. Давай, работай! – со смехом сказала она.
     - У меня перекур.
     - Вот тебе надсмотрщик даст перекур! – продолжала она язвить.
     -Как тебя зовут, красавица? – задал я вопрос, с трудом сдерживая волнение.
     - Меня зовут Флорой. А тебя?
     - А я Гарик. 
     - Странное у тебя имечко.
     - Да уж какое дали… Слушай, Флора, - осмелел я, - а не уединиться ли нам где-нибудь в кустиках?
     - А по физиономии не хочешь? – возмутилась девушка. – Ишь ты, прыткий какой!
     - Ладно, извини. Я знаю, вам приказано с ржавыми не связываться.
     - С кем мне связываться – мое личное дело, - заявила Флора. – Да вот негоже при первом знакомстве под юбку заглядывать.
     - Честная, значит.  Это хорошо. Это правильно. Я и забыл, что вы, лекарки, особенные.

     Я продолжил  работу, а Флора ушла. Ну ушла и ушла, что тут такого? Только с тех пор я о ней думал день и ночь. Думал и мечтал. Загадывал. Хотя понимал, что мне никогда не светит связать свою жизнь с такой миловидной и умной  девушкой. Ни с такой, ни с любой другой. Свою злость я сорвал на надзирателе Гравере. Утром, когда ржавые собирались на работу, я замешкался, подвязывая бечевкой свой старый сапог. Гравер подошел сзади и  дал мне такого пинка, что я пролетел некоторое расстояние и ударился головой о лавку. Из носа потекла кровь.
     - Поторапливайся, скотина! – рявкнул надзиратель.
      Я не спеша  поднялся и врезал Граверу кулаком в морду. Синяк точно будет! Однако Солюра поспешил на помощь напарнику и тоже врезал мне в глаз. Безропотные ржавые с тоской наблюдали за нашими пассами, и никто даже не думал вступиться за меня. Все молча  взяли инструменты и направились к выходу. На поверхности мне было плохо. Надо было срезать мох, но я не мог сразу приняться за работу. Кровь продолжала хлестать из носа. Я отошел в сторону. Солюра покосился, но ничего не сказал. Вдруг, откуда ни возьмись,  ко мне подбежала Флора и подала листок подорожника. Она что-то пошептала у самого носа ( мне было ужасно приятно видеть так близко ее лицо), и кровь остановилась. Видок у меня был еще тот.

     -Кто это тебя так разукрасил? – спросила она, намекая на синяк под глазом.
     - Подрался с надзирателем, - ответил я.
     - А было за что?
     - Конечно, было. У него такой же фингал красуется.
     - Ну ничего, до свадьбы заживет, - утешила она, а потом, вспомнив, что ржавые не вступают в брак, тихо сказала:  «Прости.».

     Я подошел к ямке, в которой скопилась вода от дождя, прошедшего ночью, и стал умываться. Флора достала носовой платочек с вышитым в уголке цветком и подала мне. Я вытерся, но платок не отдал, взял себе на память. Пора было возвращаться к работе, пока меня не спохватились.   Только девушка отошла на несколько шагов и скрылась за деревом, как послышался ее крик. Я схватил  кирку и помчался на помощь. Большая птица уже спикировала на Флору и клювом   зацепила ее сарафан. Еще секунда  - и громадина взмыла бы в небо. Я не мог этого допустить. Киркой я хватил хищницу по крылу, она издала резкий, противный звук и кое-как взлетела. Флора сидела на земле и плакала.
     - Не плачь, Флора, я убью за тебя любого.
     Она посмотрела на меня наполненным обожанием взглядом, уткнулась в мою грудь, и ее плечи еще долго подрагивали от беззвучного плача.               -
    

(Продолжение следует.)