Он пришел в себя сразу от ощущения, что хлебнул огня. Чувство это было таким неожиданным и болезненным, что юноша задохнулся. Попытался приподняться. Туман в голове рассеялся, и он снова обрел способность видеть, слышать и ощущать. И эти новые ощущения совсем его не радовали. Слух распознал плеск волн, рассекаемых килем корабля, идущего под всеми парусами. Глаза убеждали, что лежит он в капитанской каюте, на диване, принадлежавшем английскому капитану. Саднящая боль в порезах на руках и плече убеждала, что из боя шевалье не вышел невредимым К тому же, во рту ощущался отвратительный привкус рома - он узнал его, потому что за время плавания у него была пара эпизодов, когда довелось испробовать «огненной воды». Видимо, его привели в чувство принятым у моряков способом.
Он скосил глаза: медальон... рука потянулась к цепочке, но на шее ее не оказалось. Потерял! Он застонал от досады: потерять самое ценное, что у него было!
- Господин де Ла Фер! Рад вас приветствовать на борту МОЕГО брига,- голос говорившего подчеркнул МОЕГО так, что Огюст, уже не обращая внимания на боль и слабость, приподнялся на локтях, чтобы лучше рассмотреть наглеца. Рядом с его ложем, чуть покачиваясь в такт движению корабля, стоял невысокий, ладно скроенный человек. Одетый в причудливую смесь европейской и восточной одежд, он, тем не менее, не казался смешным.
Расшитый камзол по моде последнего Генриха, широкие шальвары, схваченные в талии узорчатым поясом, турецкие сапожки с загнутыми носами и широкополая шляпа с галунами и роскошным пером - все это великолепие дополнялось парой дорогих пистолетов и устрашающих размеров ятаганом. Лицо же владельца всего этого, почти театрального, великолепия, говорило о характере сильном, властном и не склонном к терпению.
Незнакомец насмешливо улыбался, покачивая на пальце цепочку с раскрытым медальоном.
- Вот чего не ожидал, так это встретить на английском бриге отпрыска славного рода. И за каким чертом сиятельный граф отправил своего сынишку в море? Неужто Их сиятельство так обеднели, что не смогли найти в своих бесчисленных владениях занятия получше для своего любимого сына?
- Негодяй, не смей упоминать имя моего отца, не то...
- Что «не то»? Милый мой, я здесь распоряжаюсь всем, я капитан, а это значит, что я - бог и царь на этом корабле. Надеюсь, морские законы вам известны?
- Меня не интересует, как исполняются твои приказания, негодяй! Для меня, как и для всех, кто чтит закон, ты - преступник, просто разбойник, которого следует вздернуть на рее! - холодная ярость душила Огюста, но говорил он спокойно и презрительно.
- О-о, да, ты и впрямь достойный сын своего отца! - пират с интересом посмотрел на юношу.
- Не тебе судить о моем отце, червь! - властность и надменность с такой силой прозвучали в тихом голосе юноши, что капитан не выдержал.
- Ты еще не раз пожалеешь о своих словах, щенок! - он сгреб в кулак медальон, сжал его с такой силой, что изящная вещица смялась под его пальцами. - Ты просто не знаешь, с кем говоришь! Посмотрю я на тебя, когда ты узнаешь, какой веревочкой повязаны мы с твоим папашей.
- У графа де Ла Фер не может быть ничего общего с бандитом. - Голос дышал такой уверенностью, такой верой в непогрешимость отца, что капитану оставалось только круто развернувшись, выйти из каюты. Уже в дверях он обернулся и швырнул в лицо юноши осколки медальона. Дверь захлопнулась.
Все: он наконец-то один. Огюст жадно схватил цепочку. Портреты разлетелись на крошечные осколки. У него слезы навернулись на глаза: словно с потерей медальона прервалась последняя связь с близкими. Он действительно был совсем один: помощи ждать неоткуда. Почему его не убили в этом бою? Не было бы никаких проблем у родителей, кроме как оплакать его. А он бы погиб со славою, и отец мог бы им гордиться. Как быть теперь, он не знал. Ясно только, что у этого пирата есть причина радоваться его пленению. Тут была какая-то тайна, что-то, связанное с прошлым отца. А капитан, несмотря на весь этот маскарад, несомненно, француз.
Гадать не имело смысла, хотя ему было бы легче, представь он, что может быть общего у корсара и графа. Приходилось ждать, и постараться не строить предположений, одно глупее другого. Он был уверен, что его не замедлят ввести в курс дела: разговор, без сомнения, пойдет о цене, запрашиваемой за его, если не жизнь, так свободу. От одной этой мысли ему стало дурно.
Родители и так немало тратились на его пребывание в Англии. Он старался вести скромный образ жизни, но у него были определенные обязательства перед обществом, куда его ввели. На все это требовались средства - граф не желал, чтобы его сын хоть в чем-то уступал английским аристократам. Если сейчас за него потребуют выкуп, это нанесет сокрушительный удар по состоянию родителей: им придется многое распродать или заложить. А старшие братья!
Они никогда не поверят, что он дрался до последнего, не простят, что придется поступиться частью наследства. Если бы не эта проклятая петля, он никогда бы не дался живым в руки пиратов. Какой позор!
Впрочем, то, что он здесь заперт, еще ничего не значило. Он найдет способ или достойно умереть, или убежать отсюда. Только не надо отчаиваться! Верить, верить в Господа и в себя!
Он что-нибудь обязательно придумает. Или Господь всемогущий пошлет ему помощь. Только не надо впадать в грех уныния! - Огюст твердил это, едва слышно шевеля пересохшими, растрескавшимися губами, твердил, как молитву.
Немного отлежавшись, он, наконец, решил осмотреться. Диван, на котором он лежал, тянулся вдоль кормы корабля. Капитанская каюта обычно на корме. Сквозь стекла было не понять, идет ли за бригом привязанный шлюп. Он попытался открыть иллюминатор, но все было задраено намертво. Остался только один вариант: незаметно бросившись в море, попытаться добраться до берега вплавь. Расстояние не страшило его - Огюст плавал, как рыба. Важно не упустить момент, когда покажутся скалы Джиджелли.
Дверь отворилась, пропуская капитана. Кажется, он был изрядно пьян. И, как следствие: особенно зол. Ну, что же! Может, это и к лучшему: "Что у трезвого на уме, то у пьяного - на языке". В правоте этого постулата он убедится через десяток лет, когда в пьяном угаре будет выбалтывать другу свои сокровенные тайны.
- Вставайте, нам предстоит долгий разговор.
Огюст поднялся: сильно кружилась голова. Весь день он ничего не ел и почти не пил. С его стороны неосмотрительно: силы ему понадобятся.
Корсар подошел к нему вплотную.
- Так как вас зовут, юноша?
- Это имеет какое-то отношение к нашему разговору? - усмехнулся Огюст.
- Арман-Огюст-Оливье, виконт де Ла Фер и прочая, и прочая.... Не так ли?
В голове у Огюста мелькнуло: «Он не знает о братьях. Думает, что я наследник. Это меняет дело».
- Ваша великолепная бабка настояла на том, чтобы вашим крестильным именем было имя Огюст?
- Вы находите в этом нечто предосудительное?
- Только то, что так звали моего отца.
- Не вижу в этом никакой связи.
- Сейчас увидите, юноша. - Капитан подтолкнул его к столу. - Ешьте и пейте: силы вам понадобятся. Хотя бы для того, чтобы выслушать то, что я намерен вам сообщить.
Огюст послушался совета. За стол он уселся так, чтобы краем глаза наблюдать, что происходит по правому борту. А там выступали из воды дикие серые скалы. Корабль шел, не сбавляя хода. Кажется, они подходили к цели. А он оставался здесь взаперти, рядом с капитаном, и безоружным. У него остается только один шанс, иначе ему не бежать, но присутствие капитана связывало ему руки. Ему не осталось никого выхода, разве что - рукопашная. Противник старше, сильнее, опытнее, но других вариантов у шевалье не было.
- Ну, так вот, молодой человек: я хочу, чтобы вы знали, что связывает меня с вашим отцом… - начал капитан.
- Меня, по вашим словам, вы знаете. Не кажется ли вам, что, прежде чем начинать этот разговор, вам следовало хотя бы представиться! - ввернул Огюст.
- А, тебе нужно мое имя? Пожалуйста. Раис Абу Сулейман.
- Ну, это твое прозвище. Мне оно ничего не говорит.
- Ничего, очень скоро заговорит, волчонок. - Абу Сулейман дернул щекой. - А мое настоящее имя тебе знать не к чему. Я расскажу тебе одну историю. Тебе она понравится. А главное: ее герои тебе знакомы. Вот после этого и суди, каковы они в жизни, твои родители.
Больше всего на свете Огюсту хотелось обрушить на эту ненавистную физиономию что-нибудь тяжелое. Но под рукой не было ничего, чем он смог бы отключить своего врага. Он пока выжидал. Почему-то, непонятно откуда, зрела уверенность, что все будет хорошо. Не спуская глаз с капитана, он приготовился слушать.
- Вы родились в 1599 году, если я не ошибаюсь, - начал капитан. Кивком головы юноша подтвердил, что собеседник не ошибся. - Что происходило в Ла Фере до того, вы слышали?
- Если вы имеете в виду многолетнюю осаду замка и то, чем она закончилась, то я достаточно осведомлен о той поре.
- Осведомлены, но не более, чем вам разрешили знать, мой птенчик. О том, как на самом деле сложилось, что твоя мать вышла замуж за сеньора де Ла Фер, а не за.... Впрочем,- прервал он сам себя,- по порядку. Как получилось то, что получилось, это осталось между твоим отцом, твоей матерью и мной. История эта - давняя. Жила в наших краях девица на выданье. Красавица она была необыкновенная. А нрава - не приведи Бог! Никому не подчинялась. Поклонники - а было их не счесть, поскольку дама была знатна, и приданое за ней обещано было немалое, от ее выходок плакали горючими слезами. Язык у нее был острый, ничьего самолюбия она не щадила. А в их краях частым гостем бывал добрый король Генрих. Наезжал он к своей ненаглядной Габриэли, что, впрочем, не мешало ему усиленно вертеть головой по сторонам. Ни одной мало-мальски симпатичной мордашки он не пропустил: от крестьянки до знатной дамы. А уж Изабо не мог он не заметить: тем более, что носилась она по округе верхом в сопровождении только своих догов. Вот король и зачастил в эти места. Когда не у прекрасной Габриэли – значит, рыщет по лесу в поисках прекрасной Изабо. Владения матери Изабо были в Берри. Старая графиня, пока муж был жив, частенько с ним наезжала в наши края. Они всегда у нас останавливались. Поговаривали, что мой отец когда-то страстно был влюблен в мадам графиню, и она отвечала ему взаимностью, но что-то не сложилось у них. И вышла она замуж за графа.
Но вернемся к Изабо. Девица делала вид, что ухаживания короля ей докучают, неприятны ей своей назойливостью, но, на самом деле это было тонко рассчитанным кокетством.- Тут капитан замолчал. Лицо его пленника дышало такой яростью, что казалось: еще мгновение - и он бросится на своего врага с голыми руками.- Подожди, тебе все равно придется выслушать все, что я хочу тебе рассказать. Не захочешь сидеть спокойно, мы тебя свяжем, и все равно ты дослушаешь все, что у меня накопилось в душе против твоего рода. Слушай дальше. Это в твоих интересах, мальчик.
Среди тех, кто был влюблен в красотку, был один юный повеса, бретер, игрок. Был он нищ, предки его давно спустили все, что имели. Даже долгов ему не оставили - он их себе сам нажил. А ведь это его отец был влюблен в мать Изабо. Не будь он нищ, может, и сложилось бы все иначе. Детство у них прошло вместе: девочка была несколькими годами младше, вот мой герой и привык опекать ее. Наверное, не всегда ей это было по душе - девочки рано взрослеют. Изабо вечно что-то придумывала, а в конечном итоге ему приходилось брать на себя вину за ее проказы. Стой, не прерывай меня! Я все равно тебе все расскажу, нравится это тебе, или нет.
Так вот, моему гуляке однажды показалось, что девица выделяет его из толпы поклонников. Но это были обычные женские уловки. О чем мог мечтать этот дуралей? Что она позарится на его пустой карман?
И вот, чтоб только получить хоть какие-то средства и положение в обществе, связался он с тем, кто, сидя в замке под именем графа де Ла Фер, оказывал самую действенную помощь Испании. Дурак, он рассчитывал на благодарность и помощь, при случае, от испанской короны. Так ему было обещано. Ни того, ни другого он, естественно, не получил. А девице Изабо успел наобещать золотые горы.
Король не оставлял этих мест. Пока осаду вел герцог д’Эпернон, дело шли ни шатко, ни валко. А когда, в 1595 году, замок все же был взят, все, кто поддерживал сторону Испании и самозваного графа, вынуждены были скрыться. Добрый король Генрих умел быть злопамятным.
Вот тогда-то и появился истинный граф де Ла Фер. Вдовец, с двумя малолетними сыновьями. Красавец, холодный, спокойный, уверенный в себе. Ты - весь в него. Вельможа, стоявший на одной ступени с королями. Родня всем этим Куси, Роганам, Монморанси. И Изабо влюбилась. Этого следовало ожидать. Рядом с ним все мы казались неразумными детьми. Твоя мать сразу сообразила, что ей нужен именно такой муж. И первая пошла в атаку. В ход были пущены все уловки. Она даже добилась от короля, чтобы именно он представил ее графу.
Я не смог смотреть на все это спокойно. - Пират не стал продолжать свою повесть от третьего лица, и так было ясно, "кто есть кто". - Все, ради чего я рисковал, пытаясь добыть себе титул, состояние, положение в обществе - все оказалось зря. Я проиграл.
А потом объявили о предстоящей свадьбе. Я не стал объясняться с будущей графиней. Я просто пошел к графу. Рассказал ему, чем рисковал ради этой кокетки, рассказал, какие слухи ходят о ней и о короле.
В ответ он приказал меня выпороть и дал мне три часа, чтоб я навсегда убрался из этих мест. Ты знаешь что для дворянина, пусть и обнищавшего, подвергнуться при людной порке?
Я не учел, что твой отец был обличен властью верховного судьи.
Деваться мне было некуда. Я стал изгоем в своей стране. Дороги привели меня на Восток. Я принял ислам, поклялся на Коране в верности Аллаху, получил новое имя, и сделал все, чтобы стать тем, кого боятся. И поклялся отомстить твоим родителям.
Аллах мне помог: ты в моих руках. Твой отец пойдет на все, только бы вырвать тебя из моих рук. Цену за тебя я назначу такую, что ему придется несладко.
- Одного ты не учел, предатель. - Огюст говорил, глядя прямо в глаза Абу Сулейману. - Я не наследник и никогда им не буду. Отец не заплатит за мой выкуп ни денье, не потому что не имеет чем, а потому, что не считает правильным их тратить на того, кто попал в плен по собственной глупости.
- У тебя был выбор, мальчик?
- Был: умереть.
- Ну, и?..
- Я замешкался. Но я найду способ выбить этот козырь у тебя из рук, запомни. И нет в мире силы, которая бы заставила меня жить, если я этого не захочу!
- Ты ведь христианин, и твоя вера запрещает самоубийство.
- Она запрещает самоубийство, но оправдывает смерть в бою во имя спасения чужих жизней.
- Ну, это мы еще посмотрим,- капитан встал.- Охранять, как папу Римского! Вы мне за этого мальчонку шкурой заплатите, если что!- он вышел, оставив двух матросов сторожить дверь.
Пока они в море, пленник ни на что не решится.