Теракт

Станислав Радкевич
Двери вагона хлопнулись лбами – и Турбин увидел художницу. Глаза девчонки изумительно живо перелетали с ее рисунка на потолок вагона и обратно. «Что она там увидела, наверху? – удивился Турбин, не увидев ничего. – Ну, мало ли…»

В подарок к нему прилетела строфа: «Она творила налегке…» Турбин рассеянно оглядел вагон: странное малолюдие для середины дня! Поближе – угловатый мужик, отец, и его копия один к двум – сынишка лет десяти. Подальше – художница…

«Ресницы крыльями взлетали», – откуда-то выпросталась вторая строфа. Турбин раскрыл записную книжку и, борясь со скоростной качкой, накорябал строфы на последнем листке. «Ну, какие у меня стихи? – говаривал он друзьям, – Так, вроде прилова…»

Стремительный лёт поезда вдруг упруго замедлился и прекратился вовсе. В вагоне установилась такая тишина, что хотелось специально издать какой-нибудь звук. «А кто будет ее защищать? – полушепотом спросил парнишка. «Ты, – так же шепотом отвечал отец. – Это же будет твоя сестра». И снова стало тихо. Состав стоял на многометровой глубине где-то между «Парком Культуры» и «Кропоткинской».

Рифмы не приходили – ни к «налегке», ни к «взлетали». Вагон – пассажир за пассажиром – постепенно впадал в бессильное оцепенение. С утра ведь сколько приходило сообщений о терактах: в Конькове взрыв, на Соколе найдена взрывчатка… «Все надеешься, зло пройдет мимо… – подумал Турбин. – Не пройдет!» Психоватая тетка, доселе беспрерывно вытыкивавшая новости из смартфона, вдруг громко захрустела упаковкой таблеток, забросив сразу полгорсти в квадратный рот. Первой сорвется она - потом грянет всевагонная паника…

Но, слава Богу, ничего страшного не случилось. Наоборот, как большие дружественные звери, заурчали электродвигатели под вагоном, медленно поползли черные змеи кабелей за окном, и вот уже состав вновь летел вперед… Мы живы, Господи!

Психованная тетка возмущенно прошуршала к дверям, перенастроившись, видимо, на безопасный наземный транспорт. Отец и сын обменялись одинаковыми понимающими улыбками. Турбин в миг дописал четверостишие:

Она творила налегке:
ресницы крыльями взлетали,
и рисовали, рисовали
мелки в приметливой руке.

Поезд с веселым грохотом вырвался на просторы «Кропоткинской», плавно смиряя ход у подножия стройных колонн, едва достигавших белоснежного свода. О, этот сияющий новый мир! Турбин рванул листок со стихотворением и направился к художнице. «Я тут же выйду, – предвкушал он с улыбкой, – она ничего не успеет понять…»

Крошечный белый шар, тайно родившись в середине вагона, мгновенно разросся до размеров Вселенной. Раздувшийся, как сытый удав, вагон разорвался в клочья, станция обвалилась, и Храм Христа Спасителя, подобно башням-близнецам в Нью-Йорке, обратился в груду праха с торчащими из него кусками человечины и позолоченным крестом.