Имел неосторожность около часа времени оказаться зрителем одного федерального канала. Обстоятельства были таковы, что избежать невольной этой оказии не было ну никакой возможности. Время было самый что ни есть прайм-тайм, и на экране вовсю бушевали страсти. О чём же конкретно - тут уж не важно. А важно, что была заявлена тема, объявлены персонажи и народ в студии и за её пределами получал возможность выразить как бы собственное мнение о предмете. Типа: вот ночь, её сменяет день, а уж день снова сменяет ночь. И в этом-то всё и дело; а ведь хотелось бы, чтобы это было не так, но есть в обществе реакционные силы, которые препятствуют реформам, а ведь молодёжь уже готова к переменам - да более продвинутая часть уже живёт этим будущим: ночь - прекрасное время для удовольствий и развлечений, а днём хорошо бы поспать в своё удовольствие. Но - говорят консерваторы - это же ужасно; и остаются в меньшинстве. Но самый ужас начался во время программы новостей. Ну, во-первых, самих человекообразных-то новостей и не было, а был смонтирован набор тщательно организованного мейнстрима, прекрасно уводящий сознание зрителей от проблем настоящих. И вот на экране молодая журналистка энергично рассказывает народу от том , до чего же довёл жителей некоторых стран много лет уже длящийся кризис. Но как-то само собой пробивается видеоряд, что люди этих стран несчастных не очень-то и бедствуют. Да хоть бы и так. Как говорится – от сумы… Нам-то какое до них дело? Вот рассказала бы телевизионная наша красотка о том, как в нашей собственной стране обстоят дела. Да за фактами далеко ходить и не надо, достаточно уже и того например готового видеосюжета о том, как весьма престарелых лет бабусю собственноручно изготовившую на листе бумаги некий плакат, захватывают в плен восемь крепких российских гвардейца и под крики толпы "позор" ведут в автозак. Толпа ведёт себя достаточно грамотно: она не приближается к нежнейшим телам упитанных гвардейцев, а если уж и вскрикивает время от времени не запрещённое пока слово " позор" - то этот досадный пробел в законодательстве, несомненно, будет исправлен совсем скоро.
Как такое может быть в человеческой стране? Знак вопроса! Сколько средств налогоплательщиков потрачено на проведение этой спецоперации? Знак вопроса!
Ясно только одно - если такое возможно вытворять с населением, то всякие заклинания о социальном прогрессе и социальном государстве лишены основания. Вот о каких проблемах надо бы говорить. Но журналистка съёмочной группы, экипированная с ног до головы иноземным бельём, одеждой и снаряжением, впаривает в наши головы мысли о бедных и разнесчастных европейцах. Что же, журналистика - вторая публичная профессия, а журналистка, стало быть, почти что прости... Нет! не это определение трудового, всё-таки, занятия приходит мне на ум. А – другое определение рвётся из души. Но нельзя! Слишком одиозно - говорят мне - доброхоты. Обсценная лексика - говорят другие. Да так, что едва ли не каждый носитель родного языка понимает о каком таком слове идёт речь. Откуда же это знание равно как и у малограмотного обывателя, так и народного избранника самых что ни есть законодательных высот?
После всего этого решаюсь и я произнести это слово, но так что как бы механизм самоцензуры в нужном месте включал генератор звуков безопасности. Пик- пик- пик.
Пик -шман-дов - а дальше уж можно и не пикать - ка.
Ну, уж тут ты, автор, хватил через край! Впечатлительность твоя, как бы избыточна, как бы больше похожа на экзальтацию, свойственную больше человеку неадекватного мышления, не зрелого, и далёкого от реалий. Так может сказать мне тот, кому дорог светлый образ соотечественника.
Не суди опрометчиво, мой дружочек. Автор многое и всякого повидал на своём веку, и это обстоятельство не даёт ему воли судить сгоряча и не справедливо.
Возьмём для примера один случай. Не самый, кстати, из ряда уж вон, да к тому же весьма удалённый во времени. Тогда я был молод, горяч, да ещё и совершенно не искушён по женской части, и поэтому всякое в связи с этим упоминание намёков даже, волновала меня без меры и контроль за собой удавался мне с большим напряжением душевных сил.
Вот в это самое время проживала в городе - столице здешней местности, супружеская чета. Зина и Дима. Или Дима и Зина - это как вам будет угодно называть почти на индийский манер. Ну, Дима был мужчина, что называется - в самом расцвете сил; невелик, правда, росточком, но чертами лица и манерами заявлял о себе как о человеке бывалом и не без хитрости. Зина, напротив того, была проста, и, как покажут дальнейшие события, отзывчива на ласку и просьбу о сострадании. Но вот красавицей её назвать нет, ну никакой, возможности. Роста она была высокого и состояла, на подобие персонажа кукольного театра, из двух палочек, на которые наброшено было платьишко, а сбоку - длинные же руки с грубыми кистями; в довершение ко всему этому набору имелась голова с улыбкой исключительно редкозубой, которая была настолько ошеломительна, что остальные подробности лица как бы и не существовали вовсе.
Проживали Зина и Дима в дряхлом домишке, стоящем в окружении таких же трухлявых свидетелей легендарного освоения этой земли первопроходцами, а потом уже и революционерами с материка. Когда Дима освобождал Зину от своего присутствия, оказывалось, что у Зины имеются поклонники. Случалось, что они делали визиты этой прелестнице, и тогда двери в хижину оказывались запертыми изнутри. Чем там занимались затворники, можно только догадываться. Но когда Дима ломился в дверь, то его не впускали настолько долго, что однажды он не выдержал и отлучился в промтоварный магазин. Совсем не на долго - ведь тот был рядышком. Там Дима купил банку пороха и, возвернувшись домой, с лёгкостью вскарабкался на крышу, к печной трубе, из которой вился весёленький дымок. Свою покупку Дима и опустил в трубу. Совсем скоро внутри домишка прогремел взрыв; на снег вылетели стёкла окон, а из двери вылетел не вполне одетый мужчина и быстренько растворился в пространстве; на пороге показалась простоволосая Зина в своём обычном платьице с задранным подолом и подперев те места, которые у женщин называются бока, обрушила на подрывника поток ругательств. Грязными я тут их не назову, чтобы только лишний раз не напомнить читателю о своём якобы пристрастии к нецензурным выражениям.
Пока я тут наводил с вами политесы, действие рассказа существенно продвинулось, и меж супругами не только произошла но и успела закончиться лёгкая потасовка. Зина ловко наподдала Диме, демонстрируя и на этот раз - насколько длинные у неё руки. И дальше уж мир и покой воцарился в обители, где серьёзно пострадала только лишь кирпичная печь.
Эхо взрыва в супружеской обители, докатилось да жителей городка. На Севере ведь мало что происходит, и всякая новость долго радует жителей возможностью напридумывать ещё и такого, чего и не было вовсе. Специального расследования обстоятельств случившегося никто не проводил, но автор собственными глазами видел в окружном доме культуры стенную газету, где в разделе юмора был изображён некий персонаж от Кукрыниксов, опускающий в печную трубу предмет, которым сатирические художники обычно изображали в советское время бомбу поджигателей мира. Так же были изображены в проёмах окон единичные мужские и женские лица со времён древнегреческих трагедий представляющие Ужас.
Так Диму посетила слава поджигателя, а уж людская молва присвоила ему кличку Хаммаршельд.
Цитата:
"Даг Яльмар Агне Карл Хаммаршёльд,также Ха;ммаршельд ; с 1953 года до конца жизни — Генеральный секретарь Организации Объединённых Наций. Неоднократно подвергался критике со стороны СССР. В СССР тех лет - синоним: поджигатель мира и противник прогресса"
Зину же людская молва не коснулась никаким боком, что наводит на мысль о существовании среди тамошнего населения довольно значительного прозининского лобби. Городские же власти решительно не устраивала слава легендарных супругов и в тишине специальных организаций им были даны рекомендации от которых невозможно было отказаться.
Долго искать новое место жительства супругам не пришлось. Как раз в это время правительство страны решило сконцентрировать свои усилия по приросту запасов некоего сырья в перспективной точке своей северо-восточной окраины.
Дима и Зина прибыли в только-только возникавший у подножия гор посёлочек.
Хаммаршельд стал дизелистом, а Зине поручили организацию предприятия общественного питания для геологов.
Надо сказать, что усилия Зины на этом поприще оказались удачными. Ранёшенько вставала она и спешила приготовить завтрак смене буровых и горнопроходческих бригад. В четырёхместной воинского типа шатровой палатке был сооружён из струганых досок стол и лавки. На оставшемся месте помещалась печь и кухонная утварь поварихи. Кормила нас Зина хорошо, и в добавок к дежурным блюдам из круп и консервов, варила кисели да компоты, а к ним нежнейшие пекла лепёшки, да оладьи.
Вот молодец!
Ко всему этому, она находила возможность ещё и подавать блюда на стол барствующим едокам. Последнее это обстоятельство несколько напрягало меня, с моими романтическими представлениями о женской красоте.
-Ты чего это морду-то от Зинки воротишь? - участливо вопрошал меня мой помбур Коля Смык.
Этот Коля был ещё тот ходок. И добывал себе потеху даже и там где и нет для того никакой возможности. В свободное же время он развлекал народ историями своих похождений. Особенно от его креативности страдал я. Потому прежде, что я был ещё нерасцелованный дурачок, да ещё и, в некотором роде, Колин начальник по смене, отвечающий за выполнение сменного задания и безаварийную работу оборудования, да недопущение технологических сбоев в процессе проходки скважин в сложных горно-геологических условиях. Но Коля Смык находил малейший повод для того, чтобы высокие соображение эти обращались в ничтожность, а сам мастер смены обращался в слух.
Истории Коли Смыка, будучи трансфрмированны в текст, могли бы составить неслабую антологию фривольного, эротического, и где-то даже порнографического содержания. Но я, хотя и признаю собственные на этот счёт некоторые творческие потенции, изо всех сил удерживаю себя от этой, считаю, предосудительности. Пока. А уж дальше - как сложится расклад сдержек и противовесов. Опасаюсь я, что верна окажется пословица про седину в бороду и беса в ребро.
-Да вот лицо мне её не катит.
-Ну ты даёшь! Кто ж это на лицо-то смотрит? Вот послушай.
Теперь мне надо сказать что Дима и Зина привезли с собой и пару своих малышей. Одному не было и двух годков, а старшему - все четыре. Собственно с них-то и начал формироваться контингент базовской ребятни смешанных возрастов. Оно и нормально, что у людей могут быть дети. Хотя это обстоятельство порой донельзя напрягало наше начальство. Да, собственно, и не только наше. Вообще порой мне кажется, что существование собственно населения и составляет главную проблему для отечественных правящих элит.
Ну да не о них был разговор Коли Смыка со мной.
- Вот послушай. Вижу как-то раз, что Хаммаршельд уезжает на смену. А я - к Зинке.
- Так и так, Зинаида, свет Романовна - хочу тебе засадить.
-Вечно ты не ко времени,Коля. У меня вон Сашенька и Юра проснулись, есть просят -
а сама мне показывает на кружку с манной крупой- приди попозже.
- Так некогда же. На работу вызывают, сменщик заболел.
- Ну, давай, только быстро. А сама ловко так занимает исходное положение.
- Ну, начинаю я - не спеша, изо всех сил стараясь не сорваться.
А Сашенька младшенький, мамку-то всё тянет за ногу:
- Мама, ням-ням.
- Подожди Сашенька, сейчас дяденька кончит.
И вот, если вообразить такой невероятный случай, что мне предоставлено было бы право предстать единоличным воплощением жюри, которому надлежит выбрать из двух персон нашего рассказа кандидатуру наиболее достойную этого специфического звания Про Шман Довка , то уж Зинку нашу я не колеблясь исключил из числа победителей. А вот ту, экранную диву с большим удовлетворением возвёл бы на пьедестал. Безо всяких объяснений. Да и какие тут могут быть комментарии.
Но мне ли судить поступки людей? Лучше уж сам я буду жить согласно своим представлениям о доблести и чести, о нежности, любви и заботе о милой своей подружке, с которой десятки лет чего только не пережили в этой жизни. Не спрашивайте меня о счастье. Я ничего в нём не смыслю, да и знать не хочу. Просто живу. Живём - точнее будет сказать. И в этой нашей жизни, я, видимо, не избавился от привязанности к романтическим глупостям, так что вот сейчас теряю самообладание, если уж ту журналистку с федерального телеканала назову ещё раз - она и есть та « пик-пик-пик», самая настоящая, действительно номер один. Она на раз победила всех нас в угоду своим заказчикам.
Конечно, можно и нужно выключить этот мерзопакостный телик. Только вот что делать с самой жизнью-то, которая идёт сама по себе? И много в ней чего происходит противоестественного?