Розы на снегу главы 64-72

Вячеслав Новичков
    64
    В начале декабря, когда листья уже давно опали, а высокий бурьян на обочинах ещё не весь поломан ветром и не накрыт снегом, они брели по дорожке вдоль стадиона. Надя шла и отставленной вбок рукой касалась верхушек растений, как бы на ходу поглаживая их. Не останавливаясь и не глядя, она сломила случайную верхушку и подала Ивану со словами:

– Вот тебе мой подарок, храни его.

– А что это за растение? – спросил Иван.

– Товарищ Лукин, женщина дарит тебе подарок, ты должен радоваться, а не спрашивать, что это такое. А потом – откуда я знаю, ты же у нас ботаник.

    Верхушка сломленного растения имела пирамидальную форму. Тонкие веточки были усеяны семенными корзинками, размером с гречишное зерно, между ними были редкие перистые или раздельные листья серебристо-тусклого цвета. Иван аккуратно засунул подарок в боковой карман, а придя домой, достал ботанический атлас, купленный ещё год назад. Полистав его, он нашёл в нём подаренный "цветок". Подарок был веточкой полыни горькой. Иван где-то слышал, что полынь является символом разлуки.

    На следующей неделе они строили планы на декабрь. На предприятии повесили объявление о подборе нескольких пар для поздравления детей сотрудников с Новым годом. Надя предложила записаться и в костюмах Деда Мороза и Снегурочки ездить с поздравлениями. Иван не представлял себя в роли скомороха, но с Надей готов был и эту роль сыграть.

– С тобой хоть куда согласен, но там же угощать будут, а не пить нельзя, да и под ёлкой станцевать не смогу… Ты за меня одна станцуешь?..

– А я всегда хотела записаться на курсы бальных танцев и научиться танцевать вальс… Вальсы – они такие прекрасные.

– Что же тебя останавливало? – удивился Иван. – Это же гораздо легче твоей музыкальной школы.

– Что в детстве мешало, уж теперь не помню, а сейчас туда лучше идти парой. Ты пойдёшь со мной?

– А разве нас возьмут: нам же не по 10 лет? – усомнился Иван.

– Есть такие кружки, где возраст не важен.

– Если у меня не будет получаться, ты не прогонишь меня?

    Надя не отвечала и о чём-то задумалась. Иван не стал повторять вопрос, немного помолчал, не желая прерывать мыслей Нади, а потом предложил:

– Пойдём в субботу в цирк, я никогда не был в цирке. А ты была в цирке?

– В цирк? Нет, я в эти выходные не могу. Томочка, лучшая подруга, 13 декабря выходит замуж – я должна быть у неё свидетелем.

    У Ивана заныло в груди и смутное тревожное чувство закралось в сердце. После длительной паузы он с бьющимся сердцем произнёс:

– Свидетель будет с другой стороны, а ты будешь свидетельницей.

    Надя поняла прямо не высказанное и успокоила:

– Не расстраивайся: в цирк пойдём как-нибудь потом, цирк от нас никуда не уйдёт.

    Успокоительные слова прекратили своё действие, как только наступил одинокий вечер пятницы – завтра Надя пойдёт на свадьбу.

    65
    Сюжет жизни соткан цепочкой случайных событий. Предчувствия не обманули Ивана: жених Тамары видел несколько раз подругу своей невесты и пригласил одного из своих друзей, Игоря, именно в свидетели, с целью познакомить его с Надей. Однако, приглашая, сказал:

– Я общался с ней и со слов моей Тамары много слышал, поэтому я думаю, что она тебе не по зубам.

    При этом он хитро улыбался.

– Посмотрим, – равнодушно ответил Игорь, потом, видя, что улыбка не сходит с лица друга, добавил: – Нет, нет, спорить с тобой я не буду: я на женщин не спорю.

    Что там произошло на свадьбе и как развивались события в течение двух дней выходных, Иван не знал, но в понедельник утром Надя на контакт не шла и отделывалась вежливыми короткими фразами, как с малознакомым человеком. Вся неделя прошла как понедельник: Надя после работы сразу исчезала, в течение дня была сильно занята, Иван же чувствовал, что она просто избегала общаться с ним.

    Наступила последняя декада года. Он забыл и про цирк, и про Деда Мороза, и про танцевальные курсы. Всё, что было на прошлой неделе, казалось ему теперь бесконечно далёким. Он перебирал дорогие ему памятные вещицы, связанные с ней: два письма, рекламу балета в Ленинграде, записную книжку, веточку полыни, три фотографии, но только травил себе душу.

    С двух маленьких фотографий размером 2х3 см, смотрело на него лицо юной восьмиклассницы. Одна была содрана, вероятно, с какого-то документа; другая была руками оторвана от блока в шесть фотографий. Эти фотографии он выпросил год назад у Нади. На одной она была с милыми ему мальчишескими чертами. На другой фотографии, которая ему очень нравилась, она была с двумя косами на плечах.

    Третье фото было чуть покрупнее, здесь она была в возрасте, когда они познакомились. Она чуть улыбалась уголками губ, именно ей он признался в любви. Эту фотографию ему подарила сама Надя, но она ему сразу не понравилась своей обратной стороной. На обороте карандашом было написано: "Другу Ване, оставайся им всегда". И подписано: "Надя". Беря тогда эту фотографию и прочитав слова, он помрачнел. Теперь же эти слова приобретали и вовсе зловещий смысл: она своей рукой ещё год назад приговорила им навечно остаться друзьями.

    Далёкое предложение дружбы от любимой женщины теперь звучало как издёвка. Он не находил себе места, и самое трудное было видеть её рядом и совершенно чужой. Этого "друга" нельзя было пригласить в кино, с ним нельзя было поболтать, наслаждаясь переливами её мыслей, нельзя было таскать её сумки в походах с ней по магазинам.

    Он хаотично перебирал в памяти эпизоды их долгого знакомства и приходил к выводу, что его надежды на что-то большее были абсолютно беспочвенны. После того как она не ответила на его чувства, зачем он снова поверил в несбыточные мечты?

    Множество их общих знакомых, опасаясь её или не видя в ней ничего особенного, даже не стремились завоевать её. Мишка, любящий свою Ленку, смотрел на неё и вовсе скептически, хотя и доброжелательно. Иван слышал, как он говорил Надежде: "Ветрова ты Ветрова, ветер у тебя в голове".

    Недавно Борис и Наташа, с которыми они были вместе в профилактории, поженились. Борис был доволен: он всегда накормлен, пиво с друзьями он пил по-прежнему, Наташа смотрела ему в рот и всегда была к его услугам. С другой женой, которая вдруг могла оказаться умнее его и более требовательной, ему бы вместе не ужиться. Борис полагал, что удачно и вовремя женился.

    Михаил, Борис и многие другие были счастливы своим счастьем, а на Надежду смотрели как на курьёз, как на что-то недоступное, непонятное, колючее и от этого – ненужное. Будь Иван проще и непритязательнее в своём отношении к женщинам, он обошёл бы Надежду стороной. Он мог вовсе и не повстречать её в жизни и теперь не мучился бы.

    Но он её встретил и "заболел", и никакие безупречные логические доводы не помогали излечиться от горячки. Ещё совсем недавно она играла для него полонез Огинского, теперь вечерами он часто слушал его часами. Композитор прощался с родиной, а он прощался с Надей.

    Всё вокруг, никак не связанное с ней, теперь напоминало её. Вот с визгом играет в снежки маленькая девочка – когда-то Надя была такой же. Вот двое пьяных в обнимку бредут и самозабвенно что-то горланят – им хорошо и не знают они Нади и знать не хотят. Вот завсегдатаи тёплой летней лавки, встретившиеся в лифте, видно, никак не могут расстаться и чешут языками – его Надя никогда не будет такой же.

    66
    По осени Иван дал почитать Надежде книгу и забыл о ней. Теперь же, перед Новым годом, он решил воспользоваться этим, чтобы поговорить, – если удастся. В пятницу вечером он подошёл к ней.

– Надя, я тебе книгу "Женщина в белом" давал. Мне нужно её вернуть. Она не моя, – соврал он.

– Хорошо, я тебе принесу в понедельник.

– Мне нужно её в выходные отдать. Можно я у тебя её заберу сегодня?

– Можно, поехали.

    Всю дорогу, когда не мешал транспортный шум, Надя говорила не переставая. Иван просто, не отрываясь, смотрел на неё. Прислушиваться не имело смысла: её монолог-ассорти просто заполнял паузы между гулом метро. Он понял, что разговора не получится. Они приехали, книга была возвращена, Иван начал разворачиваться к выходу, но вдруг Надя подошла к этажерке, взяла фотографию и подала Ивану со словами:

– Как считаешь – можно что-нибудь сказать о человеке по фотографии?

    С фотографии на Ивана смотрело лицо молодого человека с очень спокойным и уверенным взглядом. Иван едва заметно улыбнулся уголками губ. Эту улыбку он перенял у Надежды и вспоминал её, когда так улыбался в минуты грусти. Возвращая фотографию, он ответил:

– Наверное, можно, но я не умею. Как его зовут, чем он занимается?

– Игорь, он – альпинист. Он говорит, что там, в горах, лучше погибнуть, чем проявить слабость. С такими людьми спокойно. Вот посмотри, какие он стихи написал.

    Иван взял листочек и прочёл. Стихи были очень хорошие. Их нельзя было сравнить с пушкинскими строками, но они были хороши тем, что предельно точно передавали образ Нади. Особенно поразили Ивана три строки, где Надя сравнивалась с настоящим солнцем, а остальные женщины – с фальшивыми светилами. Эти три строки он запомнил и потом их много раз про себя повторял.

– Да, стихи очень точные.

    Иван, как мог, старался выглядеть спокойным и равнодушным. Он посмотрел на часы, но не понял – который был час, так как его мысли были заняты другим.

– Ладно, пойду. До понедельника. Мне сегодня нужно ещё в одно место забежать.

    Иван опять в этот вечер врал. Ему некуда было спешить. Он не собирался ни к кому заходить, тем более в таком состоянии. Придя домой, он с остервенением бросил книгу в угол, да так, что обложка у неё отвалилась.

    Он понял, что проиграл, и опять винил себя за веру в несбыточные миражи. Можно ждать весну в лютую январскую стужу и в февральские метели, потому что точно знаешь – весна придёт. А что ждать ему? Ведь она смеётся – стихи показывает. Он столько раз подвергался насмешкам и не обижался, восторгаясь игрой её ума, но здесь было другое – она выражала не насмешку над его поступками и словами, а проявляла небрежение к его чувствам. В любовном угаре она была невосприимчива к чужой боли.

    В середине января Надя пришла на работу с большим фолиантом. Это была прекрасно оформленная книга репродукций картин Эрмитажа. Лена была в восторге, бережно листая её.

– Товарищ Лукин, вы не хотите посмотреть знакомые места? – с обворожительной улыбкой счастья обратилась Надя к Ивану.

Иван подошёл. Книга действительно была очень дорогая. Лена, закрыв книгу и осторожно держа её в руках, спросила:

– Откуда такая ценная вещь?

– Это мне молодой человек подарил.

    Лена загадочно и многозначительно улыбнулась в ответ. Иван ещё немного постоял с ними для приличия и отошёл. Его расстроила не сама книга, а сравнение, которое он моментально сделал. Она осенью отказалась принимать от него в подарок дипломат, а книга была дороже, и именно это и удручало его. Иван не сомневался, что книга была подарена Игорем. В мозгу засела мысль: "От меня ничего не хотела брать, а от Игоря приняла".

    Эта последняя капля раздавила его. Ему казалось, что, если бы она сказала: "Извини, Ваня, я тебе ничего не обещала, ни словами ни намёками, останемся друзьями. Я встретила своего единственного человека", он бы понял. Он не понимал, зачем нужно на нём, на живом, делать вскрытие без наркоза. Зачем нужно было показывать фотографию, стихи, книгу? Сам он никогда и ни с кем не мог поделиться своей интимной жизнью.

    Он мучительно перебирал в памяти цепочки прошлых событий и их следствий, конструировал возможное развитие их отношений, и получалось, что если бы он сказал, то было бы это, а если бы он сделал так, то вышло бы другое. На каком-нибудь "если" всё вдруг складывалось хорошо, он впадал в сладкие грёзы, но тут же, ужаленный реальностью, начинал снова расплетать и заплетать болезненные узлы случившихся и возможных событий.

    67
    Два месяца сильнейшего стресса не прошли бесследно: Иван заболел и был вынужден обратиться к врачу, но от больничного листа наотрез отказался, так как не желал разговоров в отделе на эту тему. Молодой организм постепенно справился, но психологически он был в таком плачевном состоянии, что если бы в этот момент пришла Люба и просто забрала его, он бы ушёл с ней безвозвратно. Он вспоминал, как на Карадаге она бросилась ему на помощь, а он поплыл ей навстречу. Сам приблизиться к Любе он не мог. Ему казалось это низким и недостойным поведением. Наверняка кто-то уже донёс Любе, что Надежда отвернулась от Ивана, и ему было стыдно в этой ситуации искать сближения с Любой.

    По сравнению с Надеждой у Любы был только один, но неисправимый "недостаток", неведомый ей и не осознаваемый в то время Иваном: в его жизни она была по времени вторая. Она была умная, безупречно красивая, всесторонне образованная, нравственно чистая… Если бы он встретил её раньше Надежды, то главные слова он сказал бы именно ей и, быть может, ему посчастливилось бы дождаться и однажды услышать ответный отклик. И тогда Надежда в его глазах была бы достойна уважения, но не более. Но другие люди, нелепые события и глупость молодости помешали Любе и Ивану сблизиться.

    После Пицунды возникла невидимая, но ощущаемая, вежливая дистанция. Они ещё встречались, но уже случайным образом или по делам работы. Он решил обязательно попросить у неё прощения, когда забудется её обида, но так и не успел – другие события обрушились и закрутили его.

    На всю жизнь он сохранил о ней самые тёплые воспоминания. Помнил её дом в Вешняковском проезде, телефон и день рождения, но никогда не звонил. Он искренне, как никому другому из своих друзей, желал ей счастья. Он был бы рад с ней встретиться и просто поговорить, но каждый ли муж поверит в невинность их прошлых отношений и чистоту их возможной встречи.

    Долгие годы спустя у него возникло чувство вины перед этой естественной и правдивой женщиной за то, что не сказал ей многих прекрасных слов, которых Люба была не менее достойна, чем Надя.

    68
    Так как Иван не хотел, чтобы женщины отдела судачили об их отношениях с Надей, то поначалу он иногда старался разговаривать с ней, поддерживая для окружающих видимость их прежних отношений, однако давалось это непросто.

    Она персонально не поздравила его с 23 Февраля, было только общее поздравление в отделе. Он стал мучиться – поздравить или нет её с 8 Марта. Сначала решил не уподобляться женщине, а поздравить как ни в чём не бывало. Потом пришёл к выводу, что назойливость отвергнутого лишь раздражает женщину.

    После 8 марта он избегал смотреть ей в глаза. Он порой не замечал сослуживцев: смотрел на них и о чём-то напряжённо думал. Он окончательно убедил себя, что глупо ему было на что-то надеяться. Он решил, что после его бессмысленного признания в любви у неё возникли к нему просто тёплые чувства на закваске жалости. Этим и объяснялась их дружеская близость. Кто он для неё? Настоящий мужчина должен быть таким, как её отец, командир эскадрильи. Вокруг неё постоянно вьются красивые молодые люди. Если бы он что-то значил для неё, она бы не вела себя с ним так безжалостно.

    Прошёл ещё месяц. Весна набирала силу. Иван не догадывался, что в душе Надежды также происходили напряжённые внутренние сдвиги. Умная женщина неизбежно назавтра правильно осознает случившееся, но сегодня она живёт чувствами. В момент знакомства с Игорем паутина эмоций обволокла сознание Нади, но потом что-то пошло не так в их отношениях.

    Два года назад она говорила Ивану, что для неё любовь – это великое и светлое чувство. Она тогда верила, что надо просто дождаться, когда оно придёт. Теперь она вдруг с беспощадной ясностью уложила в сознании, что это объект любви приходит извне, а великое и светлое чувство рождается внутри. Но зародившееся внутри это великое чувство невозможно взрастить в одиночку, чтобы оно оставалось великим и расцвело, нужно, чтобы встречное было таким же. А если великое и светлое сталкивается с мужским, часто эгоистичным и утилитарным, то неизбежно блекнет и увядает.

    Она поняла, с кем вместе она только и может вырастить великое и светлое чувство. Её Ваня все эти годы был рядом, а она не видела его таким, каким вдруг увидела сейчас. "Хорошо, что я вовремя это поняла", – повторила она про себя дважды.

    Она отчётливо увидела, как под её влиянием он прошёл путь от смешного ботаника до единственного достойного мужчины, готового меняться ради неё. Он фактически повторил удивительные перипетии судьбы её дяди. Она вспомнила, как он не стал нарушать спокойствия Ростислава Плятта, как ему было стыдно только за одну мысль попросить кусок хлеба у художника, как постеснялся быть назойливым перед пророчицей в электричке и как больной приехал на работу отдавать долг только потому, что обещал вернуть в среду. Все его шаги и жесты были не похожи на поведение окружающих. Он бывал неловок и неуклюж, но был и, несомненно, благороден. Кусочки смальты отдельных поступков сложились в цельную мозаику удивительного образа. Она своими руками его вырастила, а главное – осенённый её любовью он сможет достичь большего.

    69
    Странно, но если раньше ей не нужен был повод поговорить с Иваном и она просто могла позвать его: "Ваня, а ну иди сюда", то теперь она не знала, как начать. Она хотела сделать это в пятницу, но решила ещё раз продумать слова за выходные. Потом в понедельник она уже было решилась к концу дня, но подумала, что сегодня, в понедельник 13 числа, лучше не надо и перенесла на утро вторника, забыв, что для него 13-е число – счастливое. Во вторник с утра он не появился на рабочем месте. Валентин ей сказал, что он на сегодня взял отгул, и добавил: "По-моему, у него что-то дома случилось".
– Что случилось? – спросила Надежда, хотя тут же поняла, что Валентин не знает.

– Не знаю, спрашивать бесполезно. Он же – скрытный, говорил только, что сегодня у него очень важное дело. Какой-то он – подавленный, может быть, заболел кто.

    Если бы несколько дней назад или хотя бы вчера Надежда могла знать, что за дела у него намечены на вторник, она примчалась бы к нему с растрёпанными волосами, не думая о словах, но во вторник она не могла себе такого представить. В среду с утра Надя сразу нашла нужные слова: "Ваня, мне нужна после работы твоя помощь. Всего на час – ты же не можешь отказать женщине".

    Иван внимательно посмотрел на Надю, как-то осунулся и сказал: "Хорошо".

    Выйдя из проходной, какое-то время шли молча. Так идут чужие или очень близкие люди, которым просто хорошо рядом и нет нужды искусственно поддерживать разговор. Но здесь было другое: Иван ждал, а Надя снова не знала, как начать.

    Наконец она начала щебетать обо всём, но заметила, что Ивану с трудом даётся поддерживать разговор. Час давно прошёл, они забрели на опустевший заводской стадион. Сделали круг, присели на лавочку, снова круг и снова сели. Она вспомнила, как они ходили осенью по магазинам, болтая небрежно, или бесцельно брели и тогда, в молчаливой тишине, не возникало напряжения. Теперь же она чувствовала, как в Иване нарастает тревога – уж она-то за эти годы хорошо узнала его. Вдруг, не в тему предыдущей фразы, она сказала: "Товарищ Лукин, а не махнуть ли нам на праздники в Ленинград, прошлый раз зимой мы с тобой не попали в Летний сад. Там всё расцветёт. Я хочу с тобой погулять по Летнему саду".

    Он молчал. Она посмотрела на него и увидела того прежнего Ваню, который никак не мог произнести в Абрамцево дорогие теперь ей слова и которые он с неимоверным трудом выдавил из себя уже вечером. Ей захотелось взять его под руку и прижаться к нему, но четырёхмесячная размолвка мешала ей.

    Они встали и снова пошли. После долгого молчания, которое она не решалась нарушить, он произнёс:

– Я не могу с тобой поехать…

    Она с нежностью посмотрела на него.

– Ванечка, я почти такую же фразу уже слышала два года назад. Ты повторяешься. Тогда ты говорил, что не можешь со мной больше встречаться, потому что... Я всё помню.

    Он молчал и снова, как два года назад, не мог завершить. Тогда, давно, она просто с удивлением и интересом ждала – хватит ли у него сил признаться. Теперь же другое, радостное, чувство переполняло её.

– Я знаю всё, что ты хочешь мне сказать. Не дуйся. Давай поговорим обо всём в Ленинграде.

    Но то, что она услышала, было невозможным, невероятным – она отказывалась в это верить. Те далёкие слова "…потому что я люблю тебя" он произносил, глядя ей прямо в глаза, сейчас же он отвернулся и произнёс в сторону другие, страшные, слова:

– Я не могу с тобой поехать, потому что у меня свадьба… Вчера подали заявление.

    Надя вздрогнула, не разбирая, прошла по луже, окружающая картинка перед глазами куда-то ушла, сжало в груди, она услышала свой голос:

– Где ты её нашёл?

– Мы с детства живём в одном подъезде.

– И в школе вместе?

– Нет, я же в математической школе, а в какой она школе и где после школы – я не знал.

– И как же встретились? – она спрашивала машинально, ужас произошедшего овладел ею.

– Лифт сломался, мы шли, у неё из сумки вывалился кефир, я был тремя ступеньками ниже и весь кефир вместе с осколками оказался у меня на брюках.

    Надежда задумалась, гримаса страдания исказила её лицо.

– Как ты не понимаешь – это же всё женский спектакль, она просто хотела познакомиться.

– Даже если так, какое это имеет значение?

– Сколько ей лет?

– Двадцать шесть. Это важно?

– Для женщины – это критический возраст. Она просто хочет замуж.

– Ты осуждаешь её за подобное желание? И почему ты говоришь о ней так зло?

    Какое-то время они шли молча, а потом Надежда ответила:

– Она украла у меня моё.

– Нет, она подобрала ничейное, брошенное.

    Правда слов навалилась на неё. Она, которая никогда не лезла за словом в карман, не находила что сказать. С неё слетела наносная шелуха, она превратилась в обыкновенную женщину и спросила:

– Ты ей сделал предложение?

    Иван не отвечал, тогда Надя продолжила:

– Меня ты замуж не звал.

    Иван медленно глубоко вдохнул, задержал дыхание, потом с трудом медленно выдохнул. Ответил не сразу. И в его голосе смешались и досада, и боль, и злость.

– А разве моё признание два года назад после Абрамцево ничего не стоит? А разве не говорил осенью, что ты самая лучшая и высшее счастье для меня быть рядом? Чего же более сказать? И разве не является оскорблением и не отдаёт пошлостью предложение женщине идти под венец, если она не находит у себя ответного чувства?

Она молчала. Он продолжил.

– Ты исчезла из моей жизни на четыре бесконечно долгих месяца. Даже тяжелее – я постоянно видел рядом женщину, ставшую вдруг безвозвратно чужой. Где ты была?

– Ты не понимаешь женщин. Ты должен был бороться.

– Бороться? С кем бороться? И потом – я не олень, мне не самка нужна была, мне нужна была женщина.

– Как её зовут? Расскажи мне о ней.

– Вера. Она чудесная, замечательная, но… – Иван замолчал и, вероятно, подбирал слова и никак не мог найти, что же после "но".

Надя ждала. Наконец он сказал:

– Не знаю, как сказать, но она – другая. Ну, например, она не будет кормить бродячую собаку колбасой и в причудливых проталинах на кучах мартовского снега не увидит величественных гор и скал, не увидит ничего, кроме грязного снега.

– Нашёл петух жемчужное зерно. – Надя помолчала и добавила: – Я хотела бы с ней поговорить.

– О чём?

– Я бы ей сказала: "Вера, пойми: не твоё это!"

– А чьё?

– Всё, на сегодня хватит.

    Надя развернулась и почти побежала, Иван еле успевал за ней. Она остановилась и жёстко сказала:

– Не надо со мной.

    70
    Придя на квартиру, она долго не раздевалась, потом разбросала снятую обувь и плащ, бросилась на кровать, но сразу вскочила. Всё вокруг её раздражало. Она была унижена и ужасно оскорблена: как он мог предпочесть другую. Он за всё время не дал ей повода усомниться в своей преданности, она так уверовала в свою власть над ним, что даже не допускала мысли, что он может принадлежать другой женщине.

    Она, со всем её умом и женской проницательностью, не смогла предвидеть простой житейской ситуации, что его, брошенного и раздавленного горем, может увести другая, перед которой у него возникнут обязательства, и он не сможет через них переступить.

    Женщина любит примерять, она перемеряет десять платьев и вдруг понимает, что первое было самым лучшим, возвращается, а его уже взяли. Неумолимым барабанным боем звенела в голове песня "За полчаса до весны"; её слова, раньше воспринимаемые равнодушно, теперь звучали как выстрел.

    События, связанные с Иваном, хаотично всплывали в её памяти и приобретали уже иной смысл и звучание. Его гордость, подавляемая рядом с ней, вызывала теперь не улыбку, а уважение. Она всегда чувствовала его ранимость, но часто причиняла ему боль, зная, что он простит, как прощает мать. Но более всего ругала себя за то, что не поняла и не осознала слова, когда он говорил, что Иван был её жизни вчера и есть сегодня, а завтра... И вот это "завтра" наступило, а его рядом уже нет.

    Заснуть она так и не смогла. Под утро она написала письмо, запечатала и на конверте размашистым почерком, без заглавных букв и запятых, написала "вскроешь его завтра или вернёшь его мне если я приму такое решение". Когда она пришла на работу, Лена спросила:

– Надя, что с тобой? Ты выглядишь очень уставшей.

– Голова разболелась, плохо спала.

    После обеда она отдала письмо Ивану. Он положил его в карман, а потом в дальнем конце коридора у окна долго читал надпись на конверте. Рой вопросов крутился в его голове. Что она там написала? Зачем нужно письмо, если он рядом? Почему нельзя просто сказать? Надпись на конверте его обидела, особенно слова "если я приму решение", то есть лично она примет решение, которое он должен выполнить. Звучало как команда собаке: "К ноге!".

    К концу рабочего дня Надя подошла к Ивану:

– Ваня, мы вчера не договорили с тобой, давай продолжим.

    Они вышли из проходной, нашли относительно безлюдное место, и Надя без прелюдий начала говорить:

– Ваня, я много передумала со вчерашнего дня. Я, может быть, не совсем логично себя вела с тобой, но главное, что для себя-то я давно решила, что мы всегда будем вместе.

– Вот только меня ты забыла поставить в известность.

– Я не могу тебя потерять. Я мучила тебя, потому что…

– Мучила? Зачем? С человеком, который тебе не безразличен, надо обращаться бережно, – тихим и спокойным голосом медленно произнёс Иван.

– Не перебивай меня, – она помолчала и продолжила: – …мучила, потому что прекрасно видела все твои сомнения и метания.

– Какие сомнения? Разве я из нескольких женщин выбирал одну? Передо мной не стояло никакого выбора – только к одной я принёс слова любви.

– Ты сейчас предаёшь свою любовь.

– Предать свою любовь, предать свои мечты – это предательство самого себя, а со своей совестью я разберусь сам. Женщину я не предавал, просто женщине… не нужна моя любовь и она не захотела выбрать меня…

    Он хотел завершить фразу словами: "…женщина выбрала другого", но в последний момент изменил концовку, не желая намекать на Игоря.

– Ты не понимаешь женщин.

– Я вчера это слышал. Какой-то театр абсурда – женщина обвиняет мужчину не в измене, а в незнании женщин. Я не понимаю женщин?! А зачем мне их понимать, если я не понимал единственную. Почему нельзя подсказать человеку то, что он не понимает? Или это какое-то тайное знание тайного женского сообщества?

    Надя не знала, что говорить. Вдруг она спросила:

– Разве ты любишь Веру?

– Я убеждён, что о своей любви следует говорить только с любимым человеком… Мы подали заявление, этим шутить нельзя. А мои мечты, кроме меня, никому не интересны.

– А о чём ты мечтал?

– Я когда-то мечтал подарить одной женщине огромный букет цветов.

– Почему же не подарил?

– Нужно иметь на это право и быть уверенным, что его примут с восторгом.

– Любая женщина всегда рада цветам просто потому, что она же-е-енщина.

– Нет, не так. Представь счастливую девушку, которой её молодой человек подарил замечательную книгу. Если другой мужчина ей в тот же день принесёт букет, будет ли она рада? Нет, она будет поставлена в неловкое положение. Чувство досады, а не восторг у неё возникнет.

    Надя поняла намёк Ивана и не знала, что ответить. Она помолчала и снова сказала, что пришло ей в голову:

– Ты не любишь её, ты обманываешь её, поэтому никогда не сможешь сделать её счастливой. Поверь мне, я старше тебя, наконец – я женщина: я знаю, что говорю.

– Когда я встретил тебя, ты действительно была старше меня… – и даже не на календарный год, а лет на пять, если судить по моему тогдашнему сознанию. Но за годы нашего знакомства, благодаря именно тебе, я вырос, а ты осталась прежней. Теперь я лет на пять тебя старше.

– Ты не сможешь с ней из чувства долга прожить всю жизнь, ты сломаешься и сопьёшься. Она будет пеленать тебя заботой, а крылья расправить ты не сможешь.

– Я кажусь тебе таким слабым?

– Дело не в слабости. Моя мама любит биографии артистов собирать. Так знаешь, что она говорит: сильные в расцвете сил и погибают. Чтобы жить и творить, им надо, чтобы кто-то рядом их вдохновлял. Это мох растёт недвижим, а высокие цветы ураган валит на землю. Ты – человек с тонкой душевной организацией. Ты сгниёшь рядом с домохозяйкой… Кстати, что ты в ней нашёл?

– Знаешь, такие простые вещи, как доброту, понимание… Нет, нет, вру – не то это, не это главное… Не поверишь – нашёл тихую уверенность в завтрашнем дне: не любовь с оглядкой, не призрачное счастье на пороховой бочке, не туманные перспективы ожидания неизвестно чего, а удивительное спокойствие, которое есть сегодня и кажется, что будет всегда.

    Надя обречённо молчала.

    Дураки постоянно всем выказывают свою дурь. Но самые глупейшие ошибки совершают умнейшие люди. Под оболочкой слов и жестов они видят скрытую от окружающих истинную суть происходящего. И вот, когда некогда думать, когда надо быстро найти выход и принять решение сердцем, они начинают мучительно и бесплодно в простом искать сложное и никак не могут его там найти.

    Надя пыталась убедить Ивана, что он делает ошибку, что он не будет счастлив с Верой, что он предаёт свою любовь. Она говорила о чём угодно, только не о главном. А он не понимал – чего она добивается. Все эти умнейшие доводы были бы не нужны, скажи она сразу: "Я люблю". Сколько раз она сама ему говорила: "Не умничай, говори проще" – и вот совершила ту же самую ошибку. Ложная гордость не позволяла ей сказать единственно действенные простые слова. Она была уязвлена тем, что он уходит, и сказать о своей любви в этом случае ей казалось унизительным. А он представить не мог, что эти слова уже были у неё внутри. Если бы он только услышал их, он побежал бы к Вере и упал бы перед ней на колени: "Прости, не могу".

    На его признание в любви два года назад любимая женщина ответила: "Для меня это великое и светлое чувство, которое вдруг приходит и поглощает тебя всю. Я не могу вот так просто произнести эти слова". Она готова была ждать свою любовь. Всё – ложь. Этим женским словам верить нельзя, потому что женщина не имеет силы, а чаще – возможности воплотить их в жизнь. Часто словами она просто защищается с целью скрыть своё внутреннее состояние. Он же искренне верил в эту непреднамеренную неосознанную ложь. И теперь он не понимал, чего она хочет. Если она не отвечает словами любви, значит – ей просто обидно, что он уходит, и она снова хочет поиграть с ним, снова посадить сбежавшую собачонку на поводок. Так он рассуждал, и помочь ему было некому.

    71
    В пятницу Надя пришла на работу, оформила отгул по семейным обстоятельствам и уехала к маме. Относительно запечатанного письма она ничего не сказала Ивану. Мама удивилась, когда увидела входящую дочь.

– Надя, что случилось?

– Мама, просто я соскучилась и хочу побыть с тобой.

    Мама не поверила, стала поить дочь чаем, внимательно её рассматривать и ждать. Её настораживала наигранная весёлость Нади. Когда они перешли в полутёмную гостиную на диван, Надя вдруг сказала:

– Мама, я потеряла любимого человека.

– Наденька моя, ты прости меня, я даже рада – мне сразу не понравился твой Игорь.

– Мама, ты не поняла...

    Договорить она не смогла, разрыдалась и никак не могла остановиться.

– Наденька, глупенькая, ты молода, у тебя вся жизнь впереди, кого-кого, а таких Игорьков ещё много встретишь… Что у тебя с ним произошло? Ты так его любишь?

    Но она не отвечала, а только плакала, а очередной вопрос лишь вызывал взрыв рыданий. Мать перестала спрашивать, а просто прижала дочь к себе и гладила её по голове. Наконец она затихла, долго молча лежала на плече, а потом сказала совершенно непонятное:

– Ничего с Игорем не произошло. Да и не любила я его, так – мимолётное увлечение, а когда поняла – кто мой единственный, уже вернуть ничего нельзя. Я сама во всём виновата.

– Кто он?

– Ваня. Я тебе рассказывала о нём. Он пришёл к нам на работу в тот же месяц, что и я.

– Да я помню, но ведь ты так несерьёзно всегда к нему относилась, да и с улыбкой назвала его потом ботаником. Последний год ты вообще о нём ничего не говорила.

– Да, мама, это – он.

– Ничего не понимаю. У вас было так всё серьёзно? Ну ладно. И что? Он не простил тебе Игоря?

– Нет, дело не в Игоре, всё страшнее. Когда я встретила Игоря, я отвернулась от Ивана – ну как бы перестала замечать. Нет, я не бросила его, я так вообще не рассуждала – я просто отвлеклась на Игоря. А он был со мной, он был во мне, он был частью моей жизни – я только теперь это поняла.

– Надя, ты сейчас оправдываешься сама перед собой. Лучше расскажи мне о Ване.

    Всё, что передумала Надя за два дня, она теперь стала пересказывать маме. Она сбивалась, возвращалась, что-то давно забытое всплывало в её памяти. Она выплёскивала гнетущие мысли – и ей становилось легче. То вдруг она осознавала, что была в том далёком эпизоде не права, и слёзы увлажняли глаза.

    Мама слушала, многого не понимала, но более всего её поражала внешняя разительная перемена, произошедшая с дочерью. Ещё совсем недавно она была самоуверенной, не терпящей мягких советов, считая их назойливыми, говорила, что сама разберётся в своей жизни. И вот теперь она видела её глубоко несчастной и, что самое удивительное, растерянной.

    От волнения и долгого рассказа у Нади охрип голос. Мама смотрела на неё, не зная – продолжит ли она, но она смотрела в окно и думала. Тогда мама спросила:

– А что ты знаешь о его невесте?

    Надя внутренне вздрогнула – так её поразило слово "невеста". Она знала её как какую-то Веру, а мама невольно открыла ей другую, горькую, правду.

– Почти ничего не знаю, да дело и не в ней – не любит он её.

– Откуда ты знаешь? Неужели он сам говорил?

– Мама, я хорошо знаю Ваню. Все женщины мира не могли бы оторвать его от меня, если бы я просто была рядом.

– Тогда в чём же дело?

– В его дурацком чувстве долга. Он не может нарушить своего слова.

– Какого слова?

– Подача заявления в ЗАГС сродни обещанию. Для него отказаться – это обман доверившегося человека. И вот ведь что непостижимо и постыдно: я сама перед собой изовралась.

– В чём?

– Я всё время считала и говорила другим, что самое ценное в мужчине – неспособность к измене, а теперь вот хочу, чтобы он бросил Веру.

– Надя, если хочешь вернуть его, надо сказать, что любишь его, а со своими обещаниями он разберётся сам.

– Если бы я была уверена, что верну его этим, я бы так и сделала. Я сильно обидела его. В детстве, чтобы я ни говорила любимым игрушкам, они всё равно любили меня, но он-то был живой, ему было страшно больно. Когда-то я говорила ему, что нельзя хвалить женщину в присутствии другой, а сама вела себя как дура: я показывала ему фотографию Игоря, а его фотографии у меня не было ни одной, я даже не догадалась их попросить – что он должен был думать.

– Надя, любящий человек прощает всё. Тот, кто любит, может быть, и не хочет этого делать, потому что обида, злоба, неумолимая логика мешают ему, но он всё равно прощает, потому что любит.

    Надя слышала и не слышала – другая очень важная мысль пришла ей в голову:

– Самая большая моя ошибка не в том, что я за столько времени не разглядела его и не поняла, что мы очень похожи, а в том, что я считала его своей собственностью, принадлежащей только мне.

    Надя встала, стала бесцельно ходить по комнате, новые и новые мысли приходили ей в голову:

– Ослеплённый любовью, он считал меня лучше, чем я была. Как я теперь хотела бы измениться ради него… Сам он, со времени знакомства, изменился до неузнаваемости, а я самонадеянно считала – что под моим влиянием, теперь же понимаю – под влиянием своей любви… – комок подступил ей к горлу, она замолчала.

– Любящие люди лечат недостатки друг друга… – мама запнулась и не закончила, потому что другой, более важный, вопрос ей пришёл в голову:

– А почему за два года ты не дала ему никакого ответа?

– Я считала, что он должен был добиваться… да и куда мне было спешить – он всегда рядом.

– И он больше не повторял свои слова?

– Вслух признание не повторял, но постоянно повторял его поведением. Впрочем, осенью полунамёком он всё-таки сказал.

– Что сказал?

– Что я – лучшая из женщин и для него счастье ходить со мной по магазинам.

– А ты что же?

– А я – как будто глухая была. Только сейчас я поняла, что моё двухлетнее молчание он в конце концов воспринял как мой отказ.

    Мама вздохнула и сказала:

– Женщина, может быть, и не должна говорить слова любви первая, но не отвечать на них – неправильно, что-то нужно сказать: или "Да", или "Нет". Неопределённость всегда хуже.

    Надя снова заплакала, немного успокоившись, продолжила:

– С Игорем хорошо на карнавале, а с Ваней тихий праздник каждый день. Игорь преподнесёт грандиозный подарок, но не будет смотреть на пробивающуюся в грязной луже весеннюю зелень, севшая рядом бабочка ему безразлична – я одинока с ним. Я для него – его военный трофей, он оберегает меня и гордится победой… но надолго ли это? Я встретила его и подумала, что вот он – "орёл степной". И только позже я увидела в нём что-то от павлина.

    Мама подождала, пока дочь закончит, потом неожиданно заговорила о кинофильме "Доживём до понедельника":

– Помнишь, там есть замечательная фраза: "Счастье – это когда тебя понимают". Я не верю, что 15-летний Генка Шестопал мог сказать её. Я думаю, что эти гениальные слова мало кто понимает. Эти слова могли высказать режиссёр или сценарист, умудрённые жизнью, но никак не школьник. Почему их говорит мальчик, а не учитель истории? Великое счастье, когда два близких родных человека живут и чувствуют в унисон. Тогда они счастливы только оттого, что они рядом.

    Мама и дочь просидели, проговорили и проплакали около шести часов, почти до прихода с работы отца.

    72
    С утра в понедельник Иван спросил у Нади:

– Что мне делать с письмом? Ты говорила, что примешь решение.

– А, порви его. Лучше будет, если порвать, – проговорила она дрожащим голосом и отвернулась, скрывая увлажнившиеся глаза.

    Волнение Нади его озадачило. Вечером он долго мучился – прочесть или нет? Принимал то одно, то другое решение. Наконец вскрыл и, не читая, сжёг тетрадный листочек, конверт же с обидными словами "вскроешь его завтра или вернёшь его мне если я приму такое решение" оставил. Потом он долго ругал себя – не надо было этого делать, а надо было вернуть со словами: "Твоё письмо, твоё решение – рви его сама".

    Сказав, чтобы Иван порвал письмо, в душе Надя надеялась, что он не порвёт, но когда она наутро спросила:

– Что ты сделал с моим письмом?

    Он ответил:

– Уничтожил по твоей просьбе. Сжёг.

– Ну и хорошо.

    В оставшиеся дни до майских праздников Надя была безудержно весела. Никто на работе не понимал, да и не вникал в причины такого поведения. Только Иван чувствовал неестественность её смеха – за ним она прятала боль. Она вовлекала всех в разговор, и Ивана тоже, иногда невпопад смеялась или вдруг надолго уходила, а когда возвращалась, Иван видел на лице оставшиеся следы отнюдь не веселья.

    За два дня до праздника она спросила Ивана:

– Что вы делаете на праздники, товарищ Лукин?

– Помогаю родителям на даче, – ответил Иван и почувствовал, что ей не важен его ответ, а важно желание, как бы ненароком, сказать своё.

    И он, угадывая её желание, спросил: "А ты?", и она, ожидая именно этого вопроса, спокойно оповестила его:

– А у меня 9 мая состоится помолвка.

    Иван ничего не ответил, перед праздниками это был последний их разговор. Она оформила отгулы и исчезла на 10 дней.