Глава 4
Рассказ наркома
– Тут такое было дело, - начал нарком, - можно сказать не совсем обычное.
- А началось это дело прямо перед русско-японской компанией, в битве за Порт-Артур в тысяча девятьсот третьем году. Думаю мне излишне напоминать, что Порт-Артур был незамерзающий порт с портовым городом, наша военно-морская база на территории Китая у Желтого моря, - хитро посмотрев на Славку, заметил рассказчик.
Я тогда помоложе и по стройнее был и служил при военном атташе в Японии мелким клерком, а по совместительству собирал разведданные о стране. Или все было наоборот? Сейчас уже и не упомнить.
И вот как-то и говорит мне начальство: «Выручай Николай Семеныч, только на тебя вся надежа, как на лучшего разведчика всех времен и поколений. Только ты можешь такие секреты достать у японцев, которые ни кто не достанет!».
Славка от таких слов, даже рот от удивления открыла.
- Да шучу я, шучу, - засмеялся нарком, - была только информация, что определенного рода секреты могут находятся где-то в этом районе.
И вот правдами или неправдами, но повезло именно мне узнать где они находятся и даже утащить бумаги, касаемые тех секретов. А секреты такие, что даже сейчас это является военной тайной. К тому времени наши отношения с японцами становились все хуже и хуже. А тут еще я им такую козу устроил, да и удрал.
Ночью, на японском берегу меня ждало небольшое суденышко контрабандистов. На нем я и отправился в путь.
И все шло хорошо до тех пор, пока мы не прибыли к китайским берегам близ Шанхая. Здесь я узнал от товарищей, которые встречали контрабандистов в море недалеко от берега что бы забрать груз, что меня в городе уже поджидают японские агенты, с целью схватить и отправить обратно в Японию.
Пришлось мне высаживаться на берег подальше от города.
После этого, переодевшись в одежду китайского крестьянина, я несколько месяцев пробирался в сторону Порт-Артура, стараясь обходить населенные пункты и идти по ночам.
Пробирался же я в Порт-Артур потому, что там должен был передать все свои секретные данные определенному человеку.
А добравшись до Пекина узнал, что японские корабли уже успели без всякого предупреждения о начале войны торпедировать наши броненосцы и даже повредить три из них. А после блокировали порт и не выпускали нашу эскадру из него.
Ну, тут и война наша с ними началась, которой кроме японцев, только англичане были рады.
Окружил японский неприятель крепость так, что и не подобраться. По крайне мере посуху. А морем можно было попробовать проскочить через их посты на маленькой лодочке.
Вот я и договорился с одним китайцем, чтобы на пару с ним, на джонке в крепость продуктов на продажу доставить. К тому времени, они в крепости сильно подорожали, так как наше правительство не удосужилось вовремя ни оружия, ни припасов к Порт-Артуру подвести по необходимости.
К счастью, нам удалось проскочить через морскую блокаду в заливе, ночью, под самым носом у японских эсминцев. А уж в крепости, меня проводили к одному из офицеров разведки, который знал обо мне только то, что при моем прибытии, он должен привести меня в порядок и легализовать в гарнизоне.
- А когда я оказался на месте, - продолжал неторопливо рассказывать нарком, прихлебывая чай, - японская разведка, каким-то образом выяснила мое местонахождение, хотя в лицо меня могли опознать максимум пяток человек, да и тех здесь не было. К тому же, документы у меня были справлены на реального человека, поручика с другой фамилией.
Сам я подозревал, что в крепости был кто-то из их китайских агентов, видевший меня в Японии. Китайцев торгующих товарами и продуктами, здесь было много.
Через некоторое время, пока я ждал нужного мне человека, японцы начали осаду Порт-Артура с суши.
Хочешь, верь, а хочешь нет, но им в первую очередь нужен был я со своими бумагами, ну и только потом конечно Порт-Артур.
Японцы хотели выкурить меня из крепости, чтоб я попытался уплыть, на каком ни будь корабле, допустим в Чифу или Владивосток. В море, со мной было бы легче покончить.
Хотя, они могли, конечно, попытаться уничтожить меня и прямо в крепости. Им важно было не допустить, что бы о тех сведениях, которыми я располагал, узнал, кто ни будь еще. Но я был, практически круглосуточно, на людях и всегда в компании товарищей, с которыми там познакомился.
Бои, за Порт-Артур, были тяжелыми и невероятно изнурительными, тем более, что расклад сил был не в нашу пользу. Порт не был готов к ведению войны. Не хватало вооружения и людей. К тому же, к моменту войны, было закончено только двадцать процентов переоборудования и постройки крепости, с помощью которой правительство хотело укрепить порт.
С залива японские корабли постоянно и регулярно лупили тяжелой артиллерией и чаще всего попадали по жилым кварталам и продовольственным складам, что, в конце концов, тоже сказалось на общем положении, так как образовалась нехватка продовольствия.
В крепости начался голод, продовольствие заканчивалось и приходилось всячески выкручиваться, продавая свои вещи местным торгашам, что бы поесть, например, мяса. А как солдаты без него держались месяцами, ума не приложу.
Потом еще болезни начались. Медикаментов критически не хватало, так как несколько складских построек с ними были разбиты снарядами с кораблей и сгорели.
Но наши бойцы, надо сказать, проявляли такие чудеса отваги и храбрости, что просто диву даешься.
Так, что вечная Слава тем русским воинам, что защищали Порт-Артур, хоть и говорить о той войне сейчас как-то не принято и даже где-то опасно.
Мне, соответственно, пришлось тоже участвовать в защите крепости. Прежде всего, естественно как русскому солдату, из патриотизма, ну и чтобы у окружающих не было подозрений на мой счет.
Но, провоевал я к сожалению, не долго, ранили меня в левое плечо, навылет. Все мои секретные бумаги залило и пропитало полностью кровью, они пришли в негодность. Пришлось в срочном порядке, их есть, чтобы значит, улик не оставлять. После этого у меня еще и дизентерия образовалась.
- Видимо очень вредные для моего желудка у японцев секреты, - посмеиваясь, говорил нарком, зачерпывая ложечкой варенье.
Провалялся я в госпитале с ранением и дизентерией месяц с лишком. Человек, которого я ждал, так и не появился.
А после выписки, меня сразу кинули на защиту горы Высокой. Там особо суровые и упорные бои шли, так как это было стратегически важное место для обеих сторон.
И вот, как-то ночью, японцы очередной раз пошли в атаку. А тут туман, да такой, что ни хрена не разглядишь.
Ну, мы, соответственно, немного постреляли в их сторону, и я полез на бруствер, чтоб закидать атакующего нас противника ручными бомбочками. Ребята подают их мне с зажженными фитилями, а я наугад кидаю, вычисляя нахождение противника по вспышкам выстрелов.
А пули вокруг так и свищут, да так густо, что твой дождь. Как только не задело меня, не знаю.
Покидал я так с десяток бомбочек и только хотел обратно в окоп спускаться, как прилетает, прямо ко мне под ноги лидитовый снаряд и соответственно, взрывается. А должен заметить, что от снарядов тех, после взрыва, огромное, черное облако образуется.
И вот, лечу я вверх тормашками в тумане, перемешанном с черным дымом, медленно так, как ангел в небесах и мне всякие черно-белые картины мерещатся. То черти, почему-то в японском кимоно, то облака, то город какой-то, то ангельские хоры. Ну, думаю все, отвоевался. Звуков ни каких не слышу, потому как видимо от взрыва оглох, контузило значит. Жду, что упаду на землю замертво.
И что вы думаете? Упал, полежал, не знаю сколько времени, встал и пошел. На теле ни царапины нет, ничего не болит, вокруг ночь, тишина, туман и главное, ни какого движения не вижу.
Все вроде хорошо, только вот уши не слышат и с головой, чую, что-то не в порядке. Не могу сориентироваться на месте, не знаю куда идти. И еще, не говорить, не кричать не получается, звука почему-то вымолвить не могу и мыслей вообще нет. Такое вот странное, можно сказать необычное состояние.
Ну, покрутился я немного на одном месте, а потом решение пришло, что надо идти именно так-то и так-то. Я и пошел. Смутно помню, как шел и сколько, помню лишь, что все еще ночь была. Помню, увидел палатку и лежанку в ней и решил, что пришел. Лег и забылся сном.
- Очнулся я утром от грубого толчка, - отдуваясь от горячего чая, посмеиваясь, продолжал нарком, - вскочил на ноги и вижу, стоит передо мной японский генерал с десятком офицеров. Сначала мысль мелькнула, не проснулся еще. Но после того, как он меня стеком ожег, что в руке держал, я мнение изменил.
Понял, что вероятно пока я спал, японцы наши позиции захватили.
А как огляделся, так и обомлел. Вижу, что спал я в постели этого самого японского генерала, потому как вещи и мебель вокруг японская, дорогая, а в углу чучело стоит в старинных самурайских доспехах.
- А самураи, должен доложить вам, это у них такие очень умелые вояки на мечах были, - опять поглядев на Славку, заметил нарком, - и для самых умелых из них, индивидуальные доспехи делались. Они эту науку, от Айнов переняли. Белых людей, что до них на этих территориях жили.
Так что попал я к японцам в «гости». А каким образом, я через все японские позиции и укрепления прошел и как проник в шатер генерала, ни разу не наткнувшись на солдат или часовых, ума не приложу.
Только слышу, генерал мне что-то по-японски говорит.
Я то, японский знаю прилично, а тут стою и ни слова не понимаю. Ладно. Они мне русского переводчика подсовывают. Тот мне по-русски, видимо тоже самое талдычит.
Да только я и у него не могу смысл уловить. Слышу, что по-русски хорошо говорит, а ни одного слова понять не могу. Ну что ту поделаешь!
Ну, они меня как полагается, по мордам. Потом по рукам и ногам связали, что твоего барана и отвезли на военном корабле в Японию, вместе с другими нашими пленными офицерами.
И что интересно, я, только на второй день своих товарищей по несчастью понимать стал. А то вроде все слышу, а в голове такая тарабарщина, как будто они на незнакомом мне языке изъясняются.
Смотрю я на них, как баран на новые ворота, а сказать ни чего не могу, слов не помню. А они смеются, меня по плечу похлопывают, считают, что я оглох от контузии. А какая тут к черту контузия, тут просто что-то несусветное творится.
– Вот как бывает! - заключил нарком, - ставя перевернутую пустую чайную чашку на блюдце и ослабляя ремень на поясе.
– Тут-то вся история и начинается, - продолжал он, хитро посмотрев на хозяйку, - про наше знакомство.
Началось все с прибытия ранним утром нашей группы пленных в город.
После выгрузки с корабля, посадили нас в какой-то крытый возок запряженный лошадьми и увезли на другой конец города. Там, загнав возок на чей-то двор, нас выгрузили и выстроили в шеренгу.
Гляжу, вдоль шеренги офицер японский идет, а перед ним маленький, плюгавенький такой, китаец в рванье все кого-то высматривает.
Увидел меня, пальцем тычет и верещит, будто его режут. Тут меня, охранники прикладом сбили, сверху насели, будто я улететь хотел, а японский офицер радостно так хихикает и руки потирает. Понял я, что мои догадки были верны, и что именно этот китаец и видел меня в посольстве и в крепости Порт-Артура.
После этого меня обыскали, четверых охранников с карабинами и саблями приставили, ноги захомутали, как лошади, чтоб идти мог только маленькими шагами, на голову плотный мешок одели и повезли в том же возке куда-то, но уже одного.
Везли, достаточно быстро, но почти весь день, а ближе к вечеру заперли в каменном сарае, в доме богатого японца. Дом тот охранялся примерно ротой солдат, и не нужно было иметь семи пядей во лбу, что бы понять, что вероятнее всего, это одна из секретных резиденций разведки Японии и что привезли меня сюда, в связи с моей шпионской деятельностью.
Как только стемнело, повели меня на допрос.
И вот, семеню я по двору в узком проходе между двумя постройками, что твоя лошадь на выпасе, последний раз звездами любуюсь, потому как мешок в этот раз, мне на голову одевать не стали.
Вдруг вижу, как в полной тишине, откуда-то сверху, стремительная тень над нами пролетела и бесшумно приземлилась, будто огромная птица с неба спустилась. Присмотрелся, а перед нами женщина стоит, в темной облегающей одежде и маске на лице. Видел я подобное одеяние в японских книгах о наемных убийцах, на иллюстрациях.
Я, вместе с охранниками, конечно опешил. Женщина же зашипела не по человечески, метнулась вперед раз, да другой. И вижу я, что охраннички мои, дружно так, медленно оседают на землю.
А она ко мне, веревки разрезала и рубаху с меня стягивает. Я хоть и плохо соображаю, что происходит, однако не сопротивляюсь и даже помогаю ей. Коль охрану мою сняла, значит пока выручает, а там видно будет.
Раздела она меня догола, разула и такую же темную одежку, как у нее, протягивает, вместе с башмаками, с подошвой из мягкой кожи.
Я, как мог быстро, одежду ту и обувь на себя натянул. Только чувствую, одежка та мне маловата, штаны тесны немного и коротковаты. Ну да выбирать не приходиться. Маску с капюшоном натянул, и помчались мы с моей спасительницей самым коротким путем прочь со двора, оставив на месте преступления только кучку моей одежды, будто меня демон унес.
Пока со двора выбирались, она убрала по пути еще нескольких охранников и мы благополучно перепрыгнув через забор, выскочили на улицу.
Вот только как прыгнул я с забора в темноту в своих тесных штанах, то аж присел от неожиданного удара ногами о землю, высоту - то в потемках не определишь. Тут-то мои новые штаны и не выдержали, треснули во весь зад с резким звуком. Благо темно было и на улицах ни кого.
Женщина тихо, по-японски, спрашивает, не сломал ли я себе чего, потому как она какой-то звук слышала. Нет говорю, это штаны на заду лопнули и показываю ей.
Гляжу, а она схватилась за живот и в полной тишине трясется, сгибаясь пополам. Я вначале встревожился, а потом вгляделся внимательней, а она это так, совершенно беззвучно хохочет.
Хотя, за весь срок службы в Японии, я ни разу не видел хохочущих японок. Ну, отсмеялась она, и мы понеслись.
Бежал я в ту ночь белея голым задом, надо признаться, как угорелый, но едва поспевал за спасительницей.
Мы перемахивали через какие-то дворы, кустарники, заборы, которые, я, уже в просторных, проветриваемых штанах перелетал одним махом. Хотя в другом случае, наверняка, не смог бы их даже перелезть.
Ну, оно и понятно, за мной могла погнаться вся разведка Японии, а они очень не любят, когда пленный сбегает. Это я знал еще во время службы при атташе. Доводилось слышать, что они делают со шпионами, крадущими их секреты.
Для этого, у них такая славная пытка есть. Вкалывают они пленному наркотик, и пока он без сознания, заворачивают, разрезая, кожу на руках и ногах, до самого конца. И накладывают на жилы определенные зажимы. А когда пленный приходит в себя, он желает тут же умереть или просто сходит с ума от боли.
Ну, а если надо, его могут держать в полном сознании очень долго. И человек в таком положении, хочет рассказать все, что знает или не знает, лишь бы прекратить эту пытку.
Славку, представившую такие ужасы, даже дрожь пробрала.
- Но мы к счастью, благополучно добрались до какого-то дома, - продолжал нарком, рассеянно вылавливая ягоды из банки ложечкой и отправляя их в рот.
- Тут женщина мне по-японски и говорит, мол ничего не бойся, одежда пропитана специальным составом от собак, они не найдут, а люди тем более. Лежи там, где покажу, и не шевелись, пока за тобой не придут, если не хочешь умереть раньше времени, а сама в кулачок хихикает, поглядывая на мой зад.
Провела она меня во двор, уложила в мелкую выкопанную под деревом яму, на вроде могилки в земле, только с деревянным каркасом внутри, а сверху закрыла досочками и застелила дерном. А из ямы той, только три бамбуковые трубочки торчали, для дыхания, а снаружи, вроде как некая композиция, по ихнему вкусу.
Ночь в этой могиле, я провел как на иголках. Только начну засыпать, как сниться мне, что меня схватили и собираются пытать. Я тут же, в поту и просыпаюсь. И опять же, снаружи, с улицы, я, несколько раз голоса перекликающиеся слышал и лай собак. Искали меня, значит.
Ну, промаялся я так всю ночь, что твоя молодая вдова, а рано утром, мне кто-то, приподняв дерн и отодвинув пару дощечек, сунул кусок вяленого мяса и небольшой чайничек воды.
А чуть позже, во двор дома прибыл взвод солдат во главе с офицером. Лежу я под слоем дерна и сквозь бамбуковые трубки слышу, как из дома хозяйка вышла, встречать незваных гостей, а офицер многословно извиняясь, объясняет ей, что им совершенно необходимо тщательно обыскивать каждый двор.
Потом хозяйка пригласила офицера в дом, чаю выпить, а солдаты в это время, обыскав двор и дом, расположились в ожидании офицера под деревом и начали топтаться прямо по мне. Я конечно, испугался и взмолился мысленно богу, чтоб не задели они или не выдернули случайно мои бамбуковые трубочки, похоронив меня заживо.
Но японцы народ культурный и потому, ни кто не чего не тронул. Только слышу, как несколько солдат отпрашиваются у старшего по званию, сбегать по малой нужде. Видимо, с утра чаю перепились. А он им строго так, мол, приказ есть приказ, сказано тут стоять значит, хоть умри, хоть об мочись, но стой.
Ну, потоптались они, потоптались, и придумали, как дело справить и приказ не нарушить.
Трое, встав кружком, лицом друг к другу, дело справляют, а остальные, повернувшись к ним спинами, закрывают их от случайных свидетелей. И все бы ни чего, если б они кружок этот, не организовали вокруг той самой бамбуковой композиции, что возле них из земли торчала. И еще, видимо, что бы следов было меньше, решили они все спустить в эти бамбуковые трубки.
Слышу я, у них там возгласы, смех, вроде как соревнуются в точности, а мне не до смеха, потому, как начало меня заливать.
Лежу я, затаился, что твоя помойная крыса, дрожу от страха, весь мокрый и чувствую, что начинаю задыхаться от нестерпимой вони и недостатка воздуха, ведь дышать абсолютно нечем, потому как льется сверху по всем трубкам одновременно. Даже не знаю, как выдержал тогда, не вскочил, видимо жить очень хотелось.
И вот, когда я уже подумал, что конец мой близок, что-то произошло.
Может от недостатка воздуха или вони мочи, а может от чрезмерного напряжения, но все во мне будто перевернулось и вошел я опять в то состояние, что было у меня после взрыва снаряда под ногами.
Все мои переживания и страхи куда-то ушли, мысли улетели, вместе с памятью, и стало мне абсолютно все равно, что делать и где находиться. Все звуки тоже исчезли, в ушах зазвенело, а перед глазами поплыл туман, преображаясь в фантасмагорические видения.
Пролежал я в таком состоянии, что твое бревно, в этой ямке, в общей сложности, две ночи и два дня. Казалось мне, что я уже давно похоронен, всеми забыт, и что уже не выберусь из этой могилы ни когда. Но к вечеру следующего дня все закончилось.
Как только стемнело, прибыла хозяйка и вытащила меня из моего убежища. Тело мое за это время так одеревенело, что абсолютно не гнулось. А я сам себе, напоминал давно окоченевший труп.
Но женщину, это ни в малой степени не смутило. Она взяла мена на руки, как какую ни будь твою статую и осторожно занесла в дом.
Я был поражен ее силой, но даже если бы и смог шевелить губами, то вряд ли что ни будь, ей бы сказал, так как опять не помнил ни одного слова, хотя думать уже мог. Вместо мыслей, которые мы обычно проговариваем про себя, я думал яркими образами.
Очутившись в освещенной комнате и разглядев свою спасительницу, я удивился еще больше. Женщина была молода, не выглядела силачом и что самое удивительное, она не была японкой, внешность ее была чисто славянская.
Не успел я удивиться, почему ее, славянского типа женщину даже не заподозрили в соучастии в побеге, как в комнату вошла еще одна женщина, на этот раз японка. Они переглянулись и засмеялись, увидев мое удивление.
Женщины, были похожи друг на друга как сестры. Они обе были приятной наружности, примерно одинакового роста, хорошо сложены и обе одеты в красивые роскошные шелковые кимоно.
Да и вся обстановка, этого большого дома, в котором жили эти женщины, как я заметил, была роскошна и со вкусом подобрана.
Женщины, присев возле меня с обеих сторон, разговаривая и смеясь, явно над моим положением и комично порванным нарядом, быстро меня полностью раздели, тщательно растерли какой-то мазью, с сильным запахом и стали массировать.
Потом я подвергся иглоукалыванию – втыканию множества длинных иголочек в тело, в результате которого, стал как твой сдохший еж, весь в иглах и ни чего не чувствую. Но постепенно, чувствительность и гибкость стали возвращаться и у меня в теле появилась ужасная боль, особенно в руках и ногах.
Как только я застонал, женщины начали нажимать мне на определенные точки в теле и боль частично ушла.
Потом, ласково что-то приговаривая, они подняли меня на руки и отнесли во внутренний дворик, где осторожно посадили в бочку с горячей водой, под которой горел огонь, не давая воде охлаждаться.
По-японски, это чудо называется фудо. Вода в бочке, была настояна на травах, издававших чудесный аромат.
Пока я сидел в бочке, как твоя лягушка в бидоне с молоком, вдыхая душистый запах трав и любуясь звездами, с которыми совсем недавно прощался, женщина, вытащившая меня из земляного убежища, расположившись рядом, присматривала за огнем и за мной, следя, чтобы я не соскользнул в воду и не захлебнулся.
Скажу вам честно, ни когда я не чувствовал себя так странно и так раздвоено.
С одной стороны мне было неудобно и даже стыдно – меня, взрослого мужика, таскали, массировали, мыли, раздев догола, как твоего младенца. А с другой стороны, часть меня была как бы отстранена, от всего происходящего и мне было невыразимо приятно, смотреть и чувствовать, как две красивейшие женщины, одетые в прекрасные кимоно, так трепетно за мной ухаживают.
От их проворства, мастерства и внимания, я получал какое-то просто глубинное эстетическое удовольствие и доволен был, что твой арбуз.
Просидев в бочке примерно час, я уже самостоятельно смог из нее выбраться, вытереться, завернуться в шелковый халат, заботливо мне поданный, и пройти в дом, где меня уже ждал великолепный ужин.
Надо сказать, что сидение в бочке, вернуло меня в мое обычное состояние и я, наконец-то, стал понимать, о чем говорят женщины и даже смог поблагодарить их за заботу.
Но когда я хотел представиться, то был решительно остановлен японкой, объяснившей мне, что отсюда предстоит еще выбираться и если все пройдет удачно, то у нас, может быть, будет время узнать друг друга, а если нет, то лучше нам друг друга не знать.
Поэтому, я стал, про себя, называть одну японочкой, а другую славяночкой. Оказалось, что хозяйкой дома была японочка, а славяночка таким же гостем, что и я.
После ужина, женщины провели меня к чайному столику. Где устроили мне чайную церемонию, продемонстрировав, такую удивительную красоту ритуала и отточенность движений старой традиции, что я просто диву давался.
- И вот, когда я закончил чаевничать, примерно также как сейчас,- сказал нарком, лукаво улыбнувшись тете Нюре,- женщины поведали мне удивительную и поучительную историю в восточном стиле, про волшебную белую козу.
Ошеломленный их рассказом, я мог бы еще долго сидеть и переваривать впечатления, но прелестные создания, которые и поведали мне его, изображая всех персонажей в лицах, как в традиционном японском театре кабуки, достаточно быстро вернули меня в реальность.
- Как и было предложено духом, мы привели твое тело и ум в порядок, а теперь должны подготовиться к следующему этапу пути, к доставке тебя домой, а времени у нас в обрез, так как уже темнеет, - твердо заявила славяночка.
- Поэтому ты, должен делать абсолютно все, что она скажет, какими бы странными не казались тебе ее просьбы - добавила она тоном, не терпящим возражений, показав пальцем на японочку, - в противном случае, нам проще тебя убить, чтобы не рисковать самим и не подвергать риску тех, кто с нами связан. Ты знаешь, что будет, если нас поймают. Я тоже пошла готовиться.
Подготовка к доставке меня домой, началась, по моему мнению, экстравагантно, с бритья японочкой моей головы, лица, рук, ног и груди, но помня слова славяночки и не сомневаясь, что она сделает, что обещала, я помалкивал и выполнял все, что мне говорили.
- Видите ли, тогда я был телосложения более субтильного, - продолжал нарком, не переставая в задумчивости, есть вишневое варенье и складывать пирамидку из косточек, на краю стола, - поэтому, меня решили переодеть в гейшу, покрыв лицо белой пудрой и раскрасив его в традиционном стиле. За щеки же, напихали тряпок, что бы лицо выглядело по-женски более округлым.
И это было гениально. При определенной артистичности с моей стороны, вряд ли кто- то мог заподозрить в гейше, передвигающейся по дороге, допустим, на извозчике, русского шпиона. Потому как в Японии гейши в большом почете.
Превращая меня в гейшу, японочка дала подробный инструктаж, о поведении, привычках и действиях, женщин этой профессии при встрече с мужчинами.
Она даже наклеила мне парик, предварительно побрив голову на лысо. Соответственно, все детали одежды, вплоть до нижнего белья и деревянных сандалий, она так же соблюла, хотя я настаивал оставить мне под этими комбинациями и юбками, хотя бы мои штаны, завернутые по колено.
Нечего и говорить, что облаченный во весь этот тяжелый традиционный наряд, весом примерно с пуд и на высоких деревянных сандалиях, я передвигался с трудом, боясь споткнуться, и свергнутся с высоты.
К счастью, всю дорогу надо было только сидеть. Мне, наскоро, было преподано несколько движений и выражений лица, после чего я был готов, насколько это было возможно, к дальнейшему пути.
Взяв меня под руку, японочка вывела меня на улицу, где в полной темноте, освещенной только яркими звездами, нас уже поджидал рикша - невысокий, плотный с седыми усами мужчина, одетый в широченную темную рубаху с рукавами, больше похожую на мешок, набедренную повязку и традиционную шляпу. Голые, босые ноги у него, по колено были завернуты в какие-то тряпки, наподобие бинтов. Я поздоровался с ним, но он в ответ только закашлялся.
Появление рикши, было для меня несколько неожиданным, так как я думал, что мы отправимся дальше все вместе на извозчике.
Но женщина тихо на ухо, сжимая мне руку, сказала, что я должен срочно ехать, а ее место здесь.
- А где моя спасительница, она что, тоже остается»? – так же, шепотом спросил я.
Японочка, почему-то застенчиво засмеялась, прикрываясь веером и ответила, что «спасительница» присоединится ко мне по пути, скорее всего на берегу моря, куда я и отправляюсь.
Я неуклюже, мелкими шажками, пытаясь подрожать той походке, что показывала мне японочка, забрался на рикшу и тронулся в путь, помахав ей на прощание сложенным веером.
Первые два часа мы двигались очень быстро. Я был поражен выносливостью и проворством пожилого рикши, к тому же, имеющего нестандартную комплекцию для такого рода деятельности.
Но спросить его я ни о чем не мог, да и разговаривать без надобности, мне было запрещено и кроме того, рикша вряд ли смог бы на бегу отвечать на мои вопросы. Останавливаться же для меня было смерти подобно, так как на берегу моря нас до определенного времени, ждала джонка контрабандистов.
Рикша несся окольными дорогами через ночь, как японский бог обезьян Хануман по небу.
Я же, вспоминал детали всей своей истории приключившейся со мной и гадал, кем могли быть эти женщины, спасшие меня. И одновременно с этим, мечтая побыстрее очутиться в море, где я чувствовал себя более безопасно.
Преодолев, таким образом, первую половину пути, мы приблизились к небольшой деревушке, в которой находился первый японский военный пост, объехать который, мы никак не могли. Практически, весь мой маскарад с переодеванием был нужен, чтобы преодолеть вторую половину пути.
Подъезжая к ярко освещенному посту, охраняющемуся часовыми, я услышал окрик солдата выбежавшего из дома стоящего неподалеку.
Увидев перед собой гейшу, в дорогом шелковом наряде, он слегка смутился и вежливо попросил подвезти господина полковника, который слегка перебрал на дне рождения его начальника, до прибрежного городка, куда мы и направлялись.
Отказаться от его вежливой просьбы я конечно не мог, время все таки, было военное.
Можно сказать, что для меня, с одной стороны, это был подарок судьбы, до городка нас никто, возможно, не стал бы проверять, а с другой стороны, я опасался, что он может узнать меня. Наверняка, мое описание было разослано на все посты. К тому же, этот подарок судьбы добавлял коляске вес, и я боялся, что мой резвый рикша надорвется или резко снизит темп.
Он и так, увидев, как солдаты подсаживают подвыпившего, потерявшего, где то свою фуражку полковника в коляску, зашелся неописуемым кашлем. Я решил, что у рикши чахотка, от надрыва организма. И не мудрено, если постоянно носиться таким галопом.
Опасался я совершенно напрасно, полковник оказался абсолютно пьян.
Сев в коляску, он глотнул саке из кувшинчика находящегося у него в руках, мутными глазами посмотрел на меня, многословно извинился за причиненные неудобства и громко рыгнул.
Посидев в задумчивости минут пятнадцать, пока наша коляска набирала темп, полковник опять начал извиняться и со словами «Ну, прости меня, сладкая ты моя симпатюлечка», обнял меня и кинулся, дыша перегаром, целовать слюнявыми губами.
Я вырвался и имитируя женский голос, сделал ему выговор о неподобающем поведении.
Рикша при этом опять начал кашлять, уже на ходу. Помню, я еще подумал, как бы он не помер по дороге, что тогда мне делать, оставшись на пустынной, ночной дороге в кимоно гейши и в компании с пьяным полковником.
Смотрю, полковник вроде бы устыдился, притих, напевая себе что-то под нос, но стоило мне расслабиться, как он, тут же, начал хватать меня за ногу, а потом с пьяным воплем «А где наши маленькие розовые бутончики сосочки», попытался ухватить меня за грудь.
Ситуация выходила из-под контроля, а я просто не знал, что делать. Между тем, руке полковника, при попытке залезть ко мне под юбку, даже удалось пройтись по ляжке.
Тут-то я и восхитился предусмотрительность женщин, настоявших на моем полном переодевании и бритье. Если бы он засомневался, что я настоящая гейша и заподозрил во мне мужчину, пришлось бы его убрать, а это могло навести японскую разведку на мой след.
Выйдя из себя, я размахнулся и треснул сложенным веером, полковника по лысине.
И оставшуюся часть пути, полковник, слегка оглушенный моим ударом, больше не предпринимал попыток мною овладеть. Пил свое саке, не музыкально орал песни и изображая из себя осыпающуюся сакуру, о которой шла речь в песне, вскакивал и размахивал руками, разбрызгивая содержимое кувшинчика мне на голову.
Я же, всю дорогу его урезонивал и успокаивал тумаками, пытаясь усадить и хотя бы слегка привести в чувство, пока он не перевернул коляску.
Когда же, мы уже подъезжали к городу, полковник прикончил свое саке и ему, пришла в голову мысль, что я жена его командира.
Он отдал мне честь, опять назвал симпатюлечкой, заплакал, жалуясь на службу, размазывая слезы кулаками по лицу, а потом решил торжественно промаршировать передо мной по коляске, в результате чего, пнул меня сапогом по лодыжке.
Я разозлился и врезал ему по животу, о чем тут же пожалел.
Полковник икнул, повернулся и так резко кинулся через край коляски, извергая на дорогу свой ужин, что я еле успел его поймать.
Однако этот порыв не помешал ему обрызгать так же и свою половину коляски, после чего, он опять, как ни в чем не бывало, что-то запел, а я продолжая его успокаивать тычками, заткнул себе нос подушечкой для напудривания, что бы ни дышать вонью его блевотины.
Думаю, протрезвев, полковник был сильно удивлен, обнаружив у себя по всему телу побои.
Так, с моими увещеваниями, пьяным ревом полковника и изрядной вонью, мы и добрались до города, не остановленные больше ни одним постом.
Благополучно сдав его на руки японским солдатам и проскочив городок, мы где-то еще с полчаса налегке мчались вдоль берега и до того, как истекло наше время, были возле джонки.
Подъезжая к месту, я, нетерпеливо стал вертеться на сиденье и оглядываться, надеясь увидеть славяночку с которой должен был здесь встретится, но ее ни где не было.
Рикша между тем, с ходу, вместе с тележкой заскочил по сходням в джонку, махнул рукой контрабандистам, чтоб те отчаливали и тут же, бросив коляску и сняв шляпу повалился на палубу, беззвучно трясясь.
Обеспокоенный, я подскочил к нему, осветив потайным фонарем, взятым у одного из контрабандистов.
Вглядевшись в лицо рикши, я, с удивлением узнал мою знакомую славяночку, загримированную старческими морщинами, в седом парике и усах, заходящуюся в беззвучном хохоте.
Сказать, что я был безмерно удивлен, значит, вообще ничего не сказать. Я был потрясен до глубины души. Как, эта миловидная изящная женщина, смогла всю дорогу бежать с коляской нагруженной двумя такими кабанами, как мы с полковником? Для меня это до сих пор остается поразительным.
- В самом деле, Нюр, как? – обратился гость к хозяйке.
- Да ладно вам, я ж тогда моложе была. Силы было столько, что хоть столбы ломай, - отшутилась тетя Нюра, - давай не отвлекайся Семеныч.
- Ну, хорошо, пойдем дальше, - согласился тот.
После той беспокойной ночи, я весь день провалялся на палубе скользящей по волнам джонки, наслаждаясь солнцем и морем, одетый уже в одежду рыбака, предоставленную мне любезно хозяевами.
Контрабандисты, а их было всего пятеро, проходя мимо посмеивались, вспоминая мой наряд гейши и в шутку, просили меня спеть или станцевать, что ни будь.
Славяночка, сидела рядом со мной и рассказывала удивительные факты из жизни гейш.
Например, то, что кимоно, в котором я провел ночь и которое, было безвозвратно испорчено брызгами ужина полковника, сделано полностью вручную и стоит, примерно, столько же, сколько стоит две таких джонки вместе со всем товаром контрабандистов находящимся на ней.
А так же то, что мне повезло отужинать с одной из самых богатых гейш этого района, хозяйкой того роскошного дома, в котором я прятался.
Ну, а как только солнце стало клониться к горизонту, мы увидели малый военный японский корабль, с экипажем человек в двадцать. Он шел параллельно нашему курсу, но заметив нас, тут же, повернул и стал стремительно приближаться, выпуская клубы черного дыма.
К этому времени солнце село еще ниже и над морем стала образовываться полоса тумана, но скрыться в ней мы уже не успевали.
Подойдя вплотную к джонке, военные по хозяйски пришвартовались, перевели нас всех на корабль, предварительно связав руки за спиной и стали обшаривать товар контрабандистов.
Туман, освещенный заходящим солнцем, уже вплотную окружил оба судна и продолжал наползать, создавал иллюзию нереальности происходящего. Было ощущение, будто все здесь присутствующие находятся на этакой большой сцене и играют какой-то спектакль.
Я, с изумлением огляделся и вдруг заметил, что славяночки моей с нами нет, она видимо успела спрятаться до подхода корабля.
Тем временем, офицер, увидев, что я не японец, приказал привязать меня к мачте, а всех остальных пленных построить вдоль борта, лицом к морю. Как только это было выполнено, он отдал команду своим солдатам и те, сбросили контрабандистов в море, расстреляв тех, кто пытался плыть.
Расправившись с пленными, капитан так же выстроил весь экипаж на палубе вдоль борта, но уже лицом к надстройкам корабля и начал рассказывать им, о вреде шпионской деятельности иностранцев среди японцев, во время войны. Тут мне стало абсолютно понятно, что это конец моего путешествия.
Вдруг слышу, совершенно неожиданно, с моря, раздался громкий, пронзительный, нечеловеческий крик. У меня от него просто кровь в жилах застыла.
Солдаты на корабле, так же ошеломленные им, тоже повернули головы в сторону джонки, вглядываясь в окутанное туманом контрабандное судно, на фоне которого стал проявляться темный человеческий силуэт.
Мгновенье спустя стало понятно, что это женщина, одетая в кимоно.
Она легко, словно по земле, шла по натянутому канату, швартующему джонку к военному кораблю. Когда женщина подошла ближе и перешагнув борт корабля, легко спрыгнула на палубу, я понял, что это моя славяночка, с таким же напудренным и раскрашенным, как и у меня прошлой ночью лицом, в моем кимоно и босиком.
Остановившись перед шеренгой военных матросов и грациозно двигаясь, она, молча, стала танцевать танец гейши, что-то тихо напевая.
Слова ее песни мне были совершенно непонятны и это, был не японский язык. Когда она двигалась, то было видно, что под шелковым халатом, облегающим ее фигуру, у нее абсолютно ничего нет.
Шелк тек и переливался на ее теле, под последними лучами, пробивающегося сквозь туман заходящего солнца.
Голос женщины постепенно становился все громче и громче, приобретая властные нотки, и уже было понятно, что это не песня, а скорее заклинание. Движения же, начинавшиеся, как изящный танец гейши, становились все более резкими, приобретая зловещую и даже потустороннюю форму.
Экипаж корабля заворожено следил за ее движениями, не двигаясь и не предпринимая ни каких попыток хоть что-то сделать. Лишь командир корабля, видимо усилием воли, уже стряхнувший с себя гипноз ошеломления, сделал несколько шагов и охрипшим голосом приказал схватить и связать гейшу.
Но было уже поздно, женщина продолжавшая танцевать свой ужасающий в гротескности танец и читающая свое заклятие, низким вибрирующим голосом выкрикнула последнее слово заклинания.
От ужаса, у меня тут же подкосились ноги, и я повис на связывающих меня веревках. Волосы на моей голове встали дыбом, а вся душа сжалась в маленький ледяной комочек.
Хоть я и был напуган, я все же видел, какое действие ее заклинание произвело на японских матросов – кто-то просто упал в обморок, кто-то завыл и пополз по палубе, кто-то сразу бросился за борт, а некоторые просто остолбенели.
У них, видимо у всех появился панический страх перед этой женщиной.
Но командир продолжал выкрикивать команды и у большей части экипажа корабля, врожденная дисциплина, победила ужас того, что могло быть хуже смерти.
Они, подвывая от страха, кинулись на гейшу со всех сторон.
И тут, Славяночка применила последний ошеломляющий трюк.
Она распахнула кимоно, сбросив пояс и так, буквально, в чем мать родила, как разъяренная пантера ринулась в бой. Это было незабываемое зрелище.
Я, за всю свою жизнь и военную карьеру, не видел и навряд ли еще, когда-нибудь, увижу хоть что ни будь подобное.
Славяночка двигалась с грацией змеи, уходя от выстрелов, разя налево и направо, ломая конечности, сбивая с ног или выводя противника из строя одним ударом.
Одни нападавшие были поражены сюррикенами, как например командир корабля, получивший сразу две металлические звездочки, в лоб и шею. Другие были сражены смертельно ядовитыми тонкими кинжалами, страшным оружием востока, для убийства которыми, необходимо было только нанести порез противнику.
Третьи просто замешкались заворожено наблюдая, как к ним движется обнаженная, гибкая, красивая женщина и поплатились за это жизнью.
Ее шелковое яркое кимоно развевалось и металось за спиной как живой дракон, крутясь, вздуваясь или опадая в ярости боя.
Женщина взбегала на стенки пристроек корабля, перепрыгивала через нападавших и крутилась как юла, отражая удары и подставляя самих противников, под удары их же сослуживцев, не давая им выстрелить в нее.
Глядя на этот бой, возникало ощущение чего-то нереального, будто солдаты, как в спектакле, имитируют нападение, а в реальности, с радостью идут на смерть от ее руки.
Через пять минут все было кончено. Раненых не было, те, кто не сошел с ума, лежали грудой трупов на палубе. Вот, по сути, и все.
Позже, мы всех убитых сбросили в море, привязав предварительно к ногам балласт, чтоб не всплыли, а место битвы на корабле вычистили, чтобы не оставлять улик, и что бы ни кто и ни когда не узнал, что произошло на самом деле.
Сам корабль, еще какое-то время мотался по морю « без руля и ветрил», сея страх в душах тех, кто встречал его на своем пути и слышал, как воют на нем те безумцы, которые остались живы.
- Да, чуть не забыл одну пикантную деталь финала этой истории, - хлопнув себя по лбу, добавил нарком, после того, как вернулся его ординарец и принес ему выстиранные и отглаженные галифе.
- Когда славяночка подошла ко мне после боя, что бы отвязать от мачты, оказалось, что мои штаны полностью мокрые.
Я их об мочил от страха, после ее заклинания, но даже не заметил.
Так как я не хотел снимать штаны с убитых, а других у меня не было, мне пришлось плыть домой без штанов, замотавшись в пояс от кимоно, а мои выстиранные штаны, между тем, болтались для просушки на мачте джонки как флаг, почти до самого Владивостока.
Вот так вот.