Детство-это распахнутые в мир глаза. Детство- это когда веришь, что дождь он для ручья по которому плывёт твой бумажный кораблик. И если долго,долго за ним бежать, то обязательно увидишь океан. А в зарослях старой черёмухи живёт волшебная птица. Она прилетает ночью, а улетает рано утром на рассвете. Птицу никто не видел, но ведь следы от неё остаются. И пусть соседский Витька говорит, что под черёмухой ходит курица. Неправда. В морской раковине тоже никто не видел моря,но ведь из неё всегда слышен шум прибоя. Ветер – это крылья сладкого сна, а в трухлявой коряге у калитки живут «лунные братья» светлячки,потому что они такие же жёлтые как луна и также светятся ночью.
День заполнен бесконечными почему и на последнем «Почему вечером исчезает солнышко?» смыкаются веки, чтобы через мгновенье распахнуться вновь. Ночь прошла и уже утро. Тёплые мамины руки успокаивают: « Не плачь,под черёмухой живёт волшебная птица, а не курица и твой бумажный кораблик не порвётся и доплывёт до океана». Мамины слова Никогда Не плачь запоминаются надолго, навсегда, на всю жизнь, потом они будут Поднимать с колен, Поднимать, чтобы не упасть, Поднимать, чтобы жить дальше.
В военном городке дальнего гарнизона, где служил отец, не было детского сада, и я весь день носилась по улице. День заканчивался, не успев начаться. В нём было много неотложных дел.Побегать за Витькой и его велосипедом, с Нинуськой посидеть под акацией и послушать сказки, она знала всего три, но в зависимости от настроения оканчивала их по разному - смешно,грустно или печально.Вечером я забиралась на забор смотреть, что делается в деревне.
Но особенно мне нравился пригорок за старыми казармами. Если разбежаться с ускорением от вершины к основанию, то последний четвёртый прыжок получался длинным и почти «полёт». И когда я летела, то думала: “ Какие взрослые глупые, почему не бегают каждый день по пригоркам, это так здорово! Я буду носиться по пригоркам всегда,всегда до самой старости». Но в полётах были не приятные моменты – собачка из соседнего дома. Маленькая, злая, с мелкими, как у щуки зубками и выпученными глазками. Она была похожа на карикатуру агрессора на плакате «Враг не дремлет» в гарнизонном клубе.
Я боялась ее необыкновенно, не помогали уговоры,что она никогда и никого не укусит,потому что не чем. Эта чертовка круглосуточно сидела на крыльце, поджидая меня у пригорка. Но если её не было, я делала несколько прыжков и дальше в "полёт". Но в какой-то день она меня все-таки подкараулила, побежала за мной и я от страха рухнула, поцарапав руку и ногу. В медсанчасти солдат-санитар, засидевшийся без дела (в полку парни все были молодые и здоровые) с удовольствием перебинтовал мои царапины.
Вечером я была героем своего коммунального коридора. Меня все жалели, уточняли, как летела, откуда летела, как высоко летела, откуда бежала собачка, что она сказала. К концу вечера собачка превратилась в собаку с клыками, пригорок в гору, а я в героиню. Мне все очень понравилось.
Но так случилось, что на следующий день этот агрессор снова за мной погнался, и я опять рухнула, поцарапав другую руку и ногу. И снова солдат-санитар с удовольствием бинтовал мои царапины, все время спрашивая: «Нет ли царапин на башке?», потому что у него очень хорошо получается бинтовать голову «шапочкой». Особенно хорошо получается затылок и аккуратный бантик на макушке. Мне это как-то сразу не понравилось особенно «бантик из бинтиков» и я решительно отказалась. Домой мчалась в мечтах. Две забинтованные руки и две забинтованные ноги, это в два раза больше чем вчера, а значит и славы будет в два раза больше.
Сначала легла в комнате на диван, вытянув руки и ноги, но лежать было скучно, да и соседи меня не видели. И я, как и всегда по вечерам залезла на забор смотреть на шумную деревенскую жизнь. Но все-таки, какие взрослые странные. Вместо подарков за то, что убежала от собаки, еле выжила при таких ранениях отец, увидев меня на заборе и всю в бинтах, задал трепку. Где справедливость? Вчера так жалели, так хвалили, а сегодня за это же отлупили.
Росла я смешной, вздорной и очень озорной. Утром перед школой, сидя на высоком пороге комнаты, вытягивала ноги в ботинках, чтобы родители завязывали шнурки. Они делали это безропотно. Связываться со мной было опасно, могла завопить и вместо школы остаться дома. Сидя на пороге, я уныло перебирала все известные мне болезни такие, чтобы наверняка остаться дома. Главное о болезни нужно было сказать внезапно, за десять минут до ухода в школу, застав родителей врасплох. Вечером нельзя говорить ни в коем случае – могут начать лечить. Боль в животе, горле, туман в голове, прострел в пятке, косоглазие, тошнота в пальце – все это уже было. Не придумав ничего нового, приходилось идти в школу.
И сейчас мне очень знакомы все проделки внука, они один в один повторяют мои собственные. Но в одной он меня все-таки перещеголял, придумав за десять минут до ухода в школу паралич нижних конечностей. И когда я строго сказала: «Не идёшь в школу, тогда хотя бы закрой за мной дверь». Он с глухим стоном перевалился с кровати на пол, совершенно обезножил и к двери подползал, исключительно опираясь на руки, подтягивая к ним свое «парализованное тело».
Как старался озорник,как старался! Наверняка сегодня контрольная.Я шагнула за порог "парализованный"радостно вскочил и захлопнул за мной дверь. Дар перевоплощения от бабушки перешел в надежные руки внука. Выполнял этот маневр внук так искренне и талантливо, что на следующий день родители под руки повели его в поликлинику искать несуществующую болезнь.
До четвертого класса уроки я делала вместе с родителями, а иногда они делали уроки вместо меня. Сожалея, что не умеют писать почерком школьника. И это время было самым замечательным в моей жизни.
В седьмом классе я влюбилась в самого красивого мальчишку в классе – Вовку. Глядя на него, думала: «Ох, и каких красавцев родит земля русская!» Все мальчишки были в прыщах, а он в замечательных коричневых веснушках. А если Вовка выходил к доске, да ещё с выученным уроком, то, бывало, заслушаешься и засмотришься на такую красоту. И каждый день у своих подружек спрашивала,смотрел ли Вовка в мою сторону или нет и чтобы отвязаться от меня они говорили: «Да смотрел, смотрел, сильно смотрел, можно сказать даже таращился». Целый год при одном упоминании его имени, на меня нападал столбняк и речевой паралич, но к счастью в конце седьмого класса его отца перевели служить на Восток и Вовка уехал.
После школы поступила в институт, хотя мечтала быть проводницей в поезде. Вечером после зачисления в списки первокурсниц, мрачно тащилась домой – мечты рухнули. На крыльце дома меня ждали мама и соседки. Я тоскливо сообщила, что теперь никогда не буду проводницей, а навсегда останусь «булгахтером». Соседка посмотрела на меня и спросила: «Наташка, ты дура или только притворяешься. Неужели тебе так хочется бегать с веником по вагону?»
Но в поезде моей мечты никакого веника не было. Мой паровоз мчался через леса и горы, поля и болота, моря и океаны. Я красивая в синей форме стояла у открытого окна. Ветер в лицо, паруса занавесок бьют по плечам, в поезде запах вереска с пролетающих полей. Мы все, я и пассажиры, смотрим в окно и поем «Широка страна моя родная» - мощно, вдохновенно, слажено. И никакого веника. Правда, иногда я разношу по вагону чай в серебряных подстаканниках. Остроумно шучу с молодыми людьми, они приглашают меня в купе и тогда мы под гитару задорно поем славную песню «Ромашки спрятались, завяли лютики».
«Завядшие лютики» разлетелись следующим летом, когда поехала к бабушке в город Челябинск. Вереском в поезде явно не пахло, а чем-то совсем другим. Никто не пел, потому что туалет был круглосуточно закрыт, там не было воды. А по вагону все четыре дня ходил дед в белых кальсонах с развязанными тесемками, похожий на героя гражданской войны перед расстрелом. Он решил, что раз все сидят или лежат на разобранных постелях, то это вроде бы общая спальня, значит кальсоны здесь кстати.
Но в поезде были и приятные моменты. Моя соседка по купе. Мы так подружились! Она была такая славная! То она расскажет свою историю, то я ей свою. Вышла она ночью на последней станции перед Челябинском, прихватив со столика мой огуречный лосьон. Но мне было не жалко лосьона. У соседки была такая запутанная судьба, я так прониклась ее бедами, что решила: «Лосьон – это тот самый эликсир, который поможет повернуть соседкину жизнь вспять, в счастливую сторону».
Училась я не очень усердно, что правда то правда. Хвастать не чем. Открывая учебник за неделю до сессии, удивлялась как там много интересного и важного и божилась, что к следующей сессии открою его значительно раньше, может быть даже за две недели до экзамена.
Особенно понимала Карла Маркса и его вечную формулу из «Капитала» - деньги, товар, деньги. Действительно надо было два раза деньги и только потом будет товар. А вот с произведениями Ильича было значительно хуже. Читая его революционное произведение «Два шага вперед, один назад» у меня зародилась крамольная мысль. Наверняка Ильич писал эту «непонятку» в эмиграции, когда после спора с братом Дмитрием начинать или не начинать революцию, выскочил на улицу и его задел проходивший мимо трамвай (к счастью все обошлось, Ильич все- таки успел сделать революцию). Видимо именно тогда родилось это странное название статьи про шаги, и оно конечно напрямую связано с трамвайной историей. Ильичу не надо было так резво делать эти два роковых шага к трамваю.
Веселая студенческая жизнь. Иногда на институтские вечера танцев приглашали курсантов военного училища и тогда мы выстраивались по одну сторону актового зала, а они по другую. Они – «почти генералы» - все всматривались и всматривались в наш принарядившийся ряд, требовательно и сурово. Однажды, один из курсантов решил ускорить эти «смотрины» и пересек зал. Мы замерли. Идет! Наверное к нам! Но не тут-то было. Он, красивый, недосягаемый и «почти генерал» двинулся к сцепленным в ряд стульям (у некоторых из них не было сидений). И он бухнулся именно в такой и провалился вверх ногами.
Выбраться самостоятельно было невозможно. И выкорчевывать его из дыры побежали его сотоварищи. Мы ликовали! Так ему и надо. «Бог не Ерошка, видит немножко». Нечего было так важничать.
В нашей группе самой богатой на романы была Люська. Она без конца рассказы-вала, что ее кто-то встречает, провожает, обожает. Мы падали от зависти. Падали, до тех пор, пока я не пошла с ней в команде дружинников, дежурить по улице Карла Маркса. На следующий день Люська рассказывала, что мы оказывается пользовались огромным успехом у парней возле кинотеатра «Гигант». Но это была неправда, никто к нам не приставал и свидания не назначал, да и парней возле кинотеатра не было. И я развенчала Люськины мифы. Она долго сердилась на меня, но потом ничего, все забыла и начала снова придумывать своих Дартаньянов, Тристанов и Онегиных.
В зависимости от времени года на свидание к ней они ехали на лыжах, катили на велосипедах, скакали на скакунах или ползли с букетами цветов. И смотря, какую главу их Фрейда на тот период Люська читала, ее «Ромео» дрались за право коснуться ее коленки, мочки уха, эротической зоны на пятке. Ее «россказни» пользовались небывалым успехом у девчонок из других групп. И я жалела, что разоблачила ее вранье. Сейчас бы вместе хохотали над ее добрыми и смешными выдумками.
Рядом с институтом кинотеатр. И мы смотрели все подряд, все идущие там фильмы. Особенно нравился нам фильм Сергея Бондарчука «Война и мир» с Вячеславом Тихоновым в главной роли. Мы несколько раз смотрели серии где он кружился в вальсе с Наташей Ростовой, а потом красивый в золотых эполетах лежал в борозде, на поле боя и долго смотрел на небо, думая о смерти, а потом долго смотрел на дуб, думая о жизни. Оператор с камерой все кружил и кружил над ним, показывая нам, зрителям, его неопределенное состояние «то ли жить, то ли помирать».
А еще нам нравился фильм «Я шагаю по Москве», где молодой Никита Михалков (до ролей купцов ,генералов, князей, графов и императоров ему было еще очень далеко) и он в простых тапочках бегал по метро и пел замечательную песню. В этом фильме по красивой Москве, шла красивая Галина Польских под дождем и босиком и все встречные парни в нее влюблялись. Мне тоже хотелось и под дождем, и босиком, но ледяные иркутские дожди быстро охладили мой пыл.
В 1967 году окончила институт и с привязанной к чемодану подушкой полетела через всю страну, через перевалы в маленький пограничный городок. Навстречу другой жизни и другой истории.