Собрались как-то раз, почти, как в басне у Крылова про квартет, на сценической площадке - бывший актёр и всегдашний диссидент, два обиженных представителя оппозиции и пригласили тоже бывшего, но не актёра, а бывшего члена общественной палаты, чтобы обсудить в этом узком семейном кругу произошедшие выборы во власть, в которую эта четвёрка, конечно же, не попала, а иначе, что было бы обсуждать и чего было собираться.
И, тем не менее, встретились они в помещении, которое снимал для своих постановочных спектаклей, называемых новомодным языком, стримами, бывший актёр и сегодняшний, как впрочем, и вчерашний диссидент, всегда придерживающийся, закономерно левой направленности в своей диссидентской деятельности.
И, как хозяин арендованной студии, первым и взял слово, произнесённое на снимающую домашнюю видео камеру:
— Уважаемые дамы и господа..!
Начал он с нахрапу, и тут же, глупо ухмыльнувшись, со смущением или по привычке, пригладил левой рукой свою весело светящуюся лысину.
— Давайте начнём с того, что скажем нашему тоже уважаемому зрителю о том, как неимоверно вырос рейтинг наших передач…
И он опять пригладил лысину, расположившуюся по самому центру его почти квадратной головы, и потому сильно напоминающей кубик рубика, потому что и остатки его волос были разного цвета, будто квадратики, которые необходимо было собрать в одно квадратное кубическое целое.
Сидящие напротив него приглашённые гости, за абсолютно пустым, не покрытым даже скатертью, столом, на котором не виднелось и графина с водой, чтобы можно было хоть высохшую гортань промочить, обиженные властью оппозиционеры, не прошедшие туда, куда так хотели, тоже радостно и согласно закивали в унисон словам актёра-диссидента, который сказал, ещё что-то по поводу того, с помощью, кого так подлетел рейтинг их передач, снятых почти для домашнего видео. Ну, разумеется же, за счёт дорогих и любимых зрителей, которые не поскупились и не только оформили подписку на серию этих кинороликов, больше напоминающих нескончаемый водевиль, но и поставили не счётное количество лайков этой замечательной передачке про выборы, что тоже, конечно же, было очень важно, как и облайканная народным телезрителем реклама, что было не менее значимо, чем поставленные лайки очередному стриму от этого актёра-диссидента. И потому он, в заключение своей благодарственной речи, не забыл произнести слово «увы», а следом слово «деньги», что прозвучало как «но, увы, мы вынуждены попросить у вас ещё денег», и это на самом-то деле, и было самым главным во всём его речевом потоке. Как и последовавшее следом перечисление всего того, куда ушли эти, «увы деньги», названные им пожертвованиями, и опять, выражаясь современным, новомодным языком, донатами, как то: на аппаратуру, ту, что сейчас снимала его любимого, спикера и диссидента, микрофоны, в которые опять он, спикер и диссидент, тоже сейчас говорил, ну и всё остальное, и всякое разное, без чего просто не могло бы состояться этого курьёзного шоу, названное кем-то важно стримом.
И, тут же, как в подтверждение этим его словам, внизу экрана побежала мелким шрифтом периодически пускаемая бегущая строка, предназначающаяся исключительно для фом неверующим, та информация, в которой говорилось о том, сколько же денег уже поступило на все эти, необходимые до чёртиков расходы, правда, куда были потрачены, почему-то не упоминалось… Забыли! Но, по мнению изобретателя этого анонса, бегущая строка с цифрами, должна была бы подстегнуть зрителей на ещё большие пожертвования-донаты, для того, чтобы так понравившаяся им передача и дальше стремительно и в том же темпе, как росли эти левые доходы, развивалась.
И потому начало этого домашнего видео, подготовленного для народа всей страны об обиженных оппозиционерах, сразу сильно напомнило не уроки мос. выборов, как оно было названо, а сбор пожертвований на эти прошедшие уже выборы.
Тем не менее, начатая и спетая на «ура» увертюра бывшим актёром и диссидентом на этом не закончилась, и он продолжил взятый низкий старт, перейдя к обсуждению уже другой темы, а именно, вдруг вспомнив, что их дружная команда, почему-то ещё не вся в сборе. Не хватает четвёртого, того, бывшего общественника из ОП, который тоже остался за бортом халявной жизни.
Диссидент, продолжая глядеть прямо в камеру, и привычно глумливо усмехаясь, что являлось его обычной улыбкой, когда его маленькие глазки становились совсем не видимыми, всё периодически оборачивался вокруг себя, будто что-то искал, и всё вопрошал в микрофон, купленный на пожертвования, словно Снегурочка на новогодней Кремлёвской Елке:
— Ну, где же наш, Иванов Владимир Петрович…? Вот он уже идёт, идёёёт – пропел на конце своей речи новоявленный массовик-затейник, - уже идёёёёт , - ещё раз выжидающе повторил он и тут же замер на этой длинной высокой ноте, застыв в напряжённом ожидании, будто сейчас должно было произойти что-то ужасное или из ряда вон выходящее…
Но, так как ничего, так и не произошло, то осталось только громким голосом воззвать к сидящим:
— А, давайте все вместе и хором, громко позовём нашего бывшего члена Общественной Палаты…
— Иванов, Иванов… приходи..!
Что больше прозвучало бы как — Леопольд, подлый трус, выходи...
Но потому как приглашённый хозяином передачи гость, так и не появился на пороге комнатушки, гордо называемой «Моей киностудией», то ему, хозяину, ничего не оставалось, как обратить своё внимание на пустующий стул, спинка которого сиротливо торчала из -под голого, по- прежнему, стола, и потому актёр не замедлил, вновь пройдясь по своей лысине, теперь уже двумя руками сразу, снова заговорить, хотя, вроде, он ещё и не останавливался, это пришедшие к нему в гости его оппозиционеры всё так же дружно молчали и так же дружно кивали, согласно его нескончаемому речевому потоку, в который они, на самом деле, не имели возможности, вставить свои даже три копейки, не говоря уже о пяти. Впрочем, им по любому всё нравилось, всё то, о чём говорил актёр, они были согласны и более того, не возражали, чтобы председатель собрания продолжил начатую уже полчаса назад речь.
Хотя, сейчас, вся эта, происходящая сцена больше напоминала, какой-нибудь домашний банкет, на котором разошедшийся не в меру хозяин, у которого от возбуждения в этот момент, за привычно расстёгнутой третьей пуговичкой на светлой рубашке, даже взмокли тонкие волнистые волоски, сходу бесстыдно прилипшие к его впалой груди, не смотря на то, что он по-свойски развалился на стуле, словно сидел у себя дома на мягком диване, в надетых домашних тапочках, выставив вперёд, свой небольшой округлый живот, будто выстрелил в снимающую его в этот момент камеру из ружья и не промахнулся.
И тут же его лысина засветилась ещё ярче, от получаемого удовольствия, украсив его квадратную голову почти нимбом Святомученника, как и его длинный тонкий рот растянулся в ещё большей улыбке от произнесённой им самим шутки, по поводу пустовавшего стула, который напомнил ему, интеллектуалу-диссиденту, рассказ Джерома Клапки Джерома, «Трое в лодке, не считая собаки», количество персонажей в котором, удивительным образом, походило на сегодняшнее количество участников этого домашнего стрима, но в той истории, описанной английским писателем, шла речь о том, как при виде такого же пустующего аксессуара, все, почему-то начинали сразу вспоминать своих покойных родственников.
Но сейчас, вообще-то, все ожидали прихода хоть и бывшего, но живого ещё и здорового члена общественной палаты, по фамилии Иванов, которого уже просто заждались, и который привычно опаздывал на означенное мероприятие, в котором предполагалось поговорить про прошедшие выборы и заснять все обиды, выплеснутые в ни в чём не повинный объектив домашней кинокамеры.
Тем временем, не успевший, как всегда, в назначенный час, явиться на передачу гражданин Иванов, тем самым вызвал столь бурную реакцию у актёра –диссидента, вспомнившего сейчас о живом и здравствующем участнике этого водевиля , как о покойном, в чём, собственно, не было ничего удивительного, ибо он, этот кстати, тоже бывший, актёр, вечно рассказывал, какие-то туповатые, не совсем остроумные анекдоты, больше в стиле солдата Швейка, и почему-то всегда, ни к месту, и то, что такая странноватая роль случайно досталась общественнику, было, для него лично, абсолютно нормальным и даже рядовым явлением.
В перерыве между своими речами, он всё бегал вокруг пустого стола, на котором только сиротливо светился купленный на деньги телезрителей-благодетелей микрофон, и пытался изображать из себя радушного хозяина, который, почему-то забыл выставить угощения, но всё равно, он периодически приговаривал, ни к кому конкретно не обращаясь, будто был в этой киностудии в жутком одиночестве:
— И, кстати чаю остальным гостям… — опять обратился он в никуда,— я сам себе налил… как-то эгоистично, — бубнил он себе под нос,— но сам же о себе не позаботишься, никто не позаботится – всё проговаривал прописные истины радушный хозяин, помешивая в белом пластмассовом стаканчике пакетик с заваркой, заранее опущенный туда на верёвочке, как пустое, жестяное ведерко в деревянный колодец.
— А кофе, кто-нибудь хочет? - вдруг вспомнил он. — Я кипятил её.
Возмущённо шелестел ухмыляющимися губами актёр.
— Совсем не доверяете мне. — Неслось еле слышное обиженное за кадром, в то время, как там мелькали циферки сделанных пожертвований, уже пущенных просто одной картинкой, как рекламная заставка, мельтешащим сплошняком.
Неожиданно на столе задребезжал вибрацией старенький кнопочный мобильный телефон диссидента, на что, председатель означенного собрания радостно воскликнул:
— А вот и наш член общественной палаты. Что ж, я пошёл открывать товарищу Иванову.
И он сделал кокетливый мах маленькой ухоженной кистью, в которой кроме вилки с ножом никогда ничего не держал, рабоче-крестьянские вилы и такие же лопаты, это было не про него.
— А вы тут пока… уже без меня… – Не закончив начатое предложение, он чуть не выбежал со сцены за кулисы, на прощание, посветив всем, словно фонариком, своей ярко лоснящейся в софитах лысиной.
На фоне этого шоу, наш отечественный "камеди-клаб" просто отдыхает и потому, водевиль продолжился.
***
Акт второй, сцена опять первая, на которую выбежал новый герой этого спектакля, окрылённый собственной значимостью, пусть и бывший, но откормленный на гос. харчах лебедь в надетой голубой пачке.
— Позвольте представить, это индюшка Иванов Владимир Петрович. — Звонко проголосил известный уже конферансье, обрадованный состоявшимся всё же приходом общественника, да так громогласно, что чуть не упала раньше времени занавес.
Тем не менее, спектакль продолжился, и пока остальные персонажи бурно и хором продолжили начатое диссидентом обсуждение про состоявшиеся выборы, в которых они только поучаствовали, индюшка Вова Петрович, вспомнив своё происхождение, всё лениво почёсывовала пухлой рукой с большими круглыми ногтями то важно наморщенный лоб, то кустистые, как у Бармалея, брови, то приглаживала на рано нарисовавшейся лысине не существующую растительность, то свой толстый откормленный зад в надетых штанах тёмно –голубого, не небесного, цвета, перемещала то влево, то вправо, потом опять влево, и так до бесконечности, то поправит воротничок на голубой накрахмаленной пачке, то подержится за свой курносый птичий клюв, лиловатого отлива, в общем, ни секунды покоя, ни себе, ни окружающим, будто в пищу ей подсыпали наркотических веществ, и сейчас все побочные явления от этих препаратов выдавали её с головой.
***
Сцена та же — домашний амфитеатр, но акт третий.
На самом деле они выиграли, а не проиграли.
— Они нас боятся! — Сказала не прошедшая во власть оппозиция.
А в остальном всё, как всегда. Один и тот же водевиль, с одним и тем же содержанием-сценарием.
Нашли спойлеров… Их же боятся. Регистрация спойлеров прошла. Им запретили светить свои лица на плакатах. Чтобы не пугались. Все их плакаты и стенды снимаются, удаляются. Их зачем-то унесли на ремонт. А на самом деле их просто вынесли на мусорку. Оппозиционеры всё засняли, чтобы их ещё больше боялись.
И их боятся.
И потому, 68-я Статья, за 10 дней до выборов, нарушение, потому что боятся же.
Информирование населения ноль. Нарушают. Народ весело разъехался по дачам и садовым участкам, чтобы отдохнуть и не пугаться.
Члены молодёжной палаты всё сорвали. Не оставили камня, на камне, от тех лиц, которых боятся, но хоть не пугаются, потому что на дачах и на шашлыках.
— Гитлер югенд. – Не замедлила услужливо прокомментировать индюшка, три раза при этом щёлкнув красно-фиолетовым клювом, потому что «побочка» всё же была в действии и было всё, как всегда.
— Зачистили плакаты. — Добавил, согласно закивав головой, один из оппозиционеров.
Обработка инвалидов и пенсионеров, надомные голосования… Всех облапошили, всё, как всегда.
Украли не голоса, а выборы, всё, как всегда, не выбрав тех, кто этого так хотел, но зато у них появился повод поговорить о том, как их страшно обидели, придя в гости на очередной телевизионный стрим к диссиденту-политику, забывшему, почему-то накрыть стол, зато он смог, пустив бегущей строкой суммы пожертвований, гордо водрузить на этот стол микрофон, в качестве доказательства, что полученные им деньги были потрачены не зря, как и то время, что благодарные или благородные, уже не важно, какие, ну и чёрт с ними, зрители, смогли поднять и так взлетевший рейтинг этих водевилий, один из которых был назван «Уроки мос. выборов», а на самом деле явившийся банальным сбором пожертвований для лучшей жизни поучаствовавших в нём персонажей, привыкших к халявной жизни, хоть и, или тем более, не прошедших во власть, которые на самом деле, не проиграли, а выиграли.