Сказка туманного острова

СКАЗКА ТУМАННОГО ОСТРОВА

       (Несвоевременные сказки)

Давным-давно, в стране, где горы больше похожи на холмы, озера прозрачны, как небо, а леса таинственны и полны загадок, жил король Бертран. Благочестив или грешен был тот государь, о том судить мог лишь он сам, ибо нет суда, страшнее суда собственной совести. Подданные же любили его и прозвали Справедливым.

Соседи жили с Бертраном  Справедливым в мире, хотя, сказать по правде, в этом изумрудном краю земель с избытком хватало каждому, ведь жил король на большом-пребольшом острове, часто укрытом туманами, за что его и назвали  «Туманным». Словом, король был весел, придворные - богаты, подданные - довольны, что случается не часто.  Да и что же было не веселиться королю, когда его зрелость озарили и согрели нежной девичьей красою дочери. Рожденные одной матерью, они походили друг на друга не больше, чем летний день на зимнюю ночь - обе хороши и каждая на свой лад.
Младшую звали Морин: ее зеленовато-серые льдистые глаза и бледное лицо оттеняла копна витых в тугие кольца медных волос, ярких, как костер, пылающий на снегу, и не заметить тот костер мог лишь слепой. И лишь глупец мог не захотеть обжечься.
Старшая же, принцесса Лио, и сама была подобна мятежному огню, блеск глаз и темный шелк волос, но главное - характер, характер!




 Глава первая

Мне всегда нравилось это небольшое, наполовину заросшее озеро в Старом лесу. Особенно хорошо здесь осенью, в месяц туманов. Я люблю стоять над водой на покрытом мхами валуне: не надо думать ни о чем, туман словно уносит мысли из головы, оставляя лишь спокойствие и холод. Спокойствие и холод – это как раз то, чего мне стало сильно недоставать в последние месяцы.
Веселье и радость простых удовольствий жизни в замке, где всё с детства знакомо и мило, улетучились этой весною, когда мне вдруг стали сниться странные сны. Сны, пробуждение от которых не приносит ясности в мысли, сны, запутывающие, засасывающие, затягивающие, как болото, в мир, куда людям нет хода.
И холод стал мне особенно мил с тех пор, как я узнала внутренний огонь. Первый раз это случилось со мною в пасхальные дни, когда к Морин приехал свататься ее новый жених.
Обычно такие светлые, эти весенние дни были омрачены тем, что окружающие (да и я сама поначалу) приняли за лихорадку: мне стало плохо в церкви, слова проповеди причера Николаса вливались мне в уши не привычным монотонным гулом, а вползали, подобно раскаленным в дурном огне адским змеям. Голос священника, всегда негромкий, бил по барабанным перепонкам, словно молот.  Вместе это все: гудящий молот и огонь, раздирающий голову на части, было невозможно вытерпеть, как ни старайся.
Я плохо помню тот день, моя наставница Вилимина рассказывала потом, что я была бледна еще с утра, а в церкви и вовсе стала как полотно, потом вдруг закричала, схватилась за голову и упала без чувств на каменный пол. Сама я помню лишь суету, поднявшуюся, когда меня уже принесли в замок и уложили в покоях, созвав лекарей.
Переполох понятен: болеть я не должна. Я – наследная принцесса и моя судьба сменить на троне отца, короля Бертрана. Хоть далеко не всем по сердцу наш обычай, по которому кудель наследует, выбора у отца нет: две дочери и ни одного сына.
Я - старшая, королевство достанется мне, когда не станет отца, и править я буду до тех пор, пока не произведу на свет младенца мужского пола. Если же этого не случится, попытать удачи предстоит моей сестре, оттого отец наш и желает как можно скорее выдать ее замуж.
Ну, а моя судьба была решена сразу после рождения – отец сговорился с другом юности, что его сын и я обвенчаемся в день моего двадцатилетия. Своего будущего супруга я не видела никогда, ибо родился и вырос он далеко от нашего острова, в землях, принадлежащих его матери. Однако, день нашей встречи все ближе и ближе, еще до Рождества я стану его женой, если, конечно, приступы неведомой болезни не покончат со мною до тех пор, ведь начиная с апрельских дней та лихорадка не оставляет меня совсем.
И такая странная лихорадка!  Она охватывает меня каждый раз, как я иду помолиться. Иногда мне удается скрыть ее, и за свое терпение я расплачиваюсь нестерпимой головной болью, иногда я теряю сознание, и тогда наказанием мне бывает очередной переполох придворных, слезы Морин и нахмуренные брови Вилимины, встревоженные взгляды короля и подозрительные - причера Николаса.
От тех вопросов, что они задают мне, от мерзко пахнущих лекарств и от дурных снов, хочется убежать далеко-далеко, ибо все чаще и ко мне самой приходят вопросы. И это – очень неудобные вопросы. Я не знаю ответов на них, но, кажется, догадываюсь, где их следует искать. А вот убежать мне некуда, разве сюда, к озеру, самому безлюдному месту в окрестностях замка.
Не знаю, почему отец запретил мне бывать здесь. Это место не опаснее нашего сада с его древними ловушками для демонов или Холмов, где живет малый, но хитрый народец, и уж во всяком случае, это не самое опасное место в Старом лесу, а самостоятельные прогулки дозволены мне чуть ли ни с тех пор, как я научилась ходить. Наследной принцессе не пристало быть размазней, она должна уметь постоять за себя и мечом, и чарами. Моим учителям нечего стыдиться: даже те науки, что давались мне с трудом, я превзошла. И пусть я не сравнюсь в фехтовании с Мастерицей, и не одолею Трелла в составлении заклинаний, кое-что все же и я умею делать совсем неплохо.
Тем сильнее было мое удивление, когда в глазах отца я прочла, притворный гнев и неподдельную тревогу за меня (в тот миг, он произносил слова запрета: у озера мне больше не бывать). Он был испуган, я видела это ясно, а ведь он никогда и ничего не боялся.
Я не захотела тревожить государя и дала обещание, сделав вид, что поверила его словам о промозглой сырости и болезнетворном тумане, пагубном для моего здоровья.
Туман не имеет никакого отношения к моей болезни, но к чему спорить? Просто, с того дня мне приходится придумывать всяческие предлоги, чтобы отвязаться от приставленных ко мне благородных девиц и дам.
О, я знаю, они не сами ищут моего общества, но их страшит гнев короля и отца моего. Лишь сестра, моя нежная сестра Морин, ходит повсюду за мною не из страха пред отцом, а из любви и бесконечной жалости ко мне.
А ведь, если разобраться, жалеть-то надо ее. Правда, все они: и отец, и Вилимина, и причер Николас, да и сама моя сестра настолько слепы, что не замечают самых простых и очевидных истин. И тревожит их то, что мое лицо становится бледней день ото дня, а не то, что по странному стечению обстоятельств, друг за другом гибнут женихи сестры.
Впрочем, и для меня все эти утраты были лишь мрачной чередой совпадений, пока я не увидела его.
Мне не спалось. Да и не хотелось мне засыпать, слишком уж хорошо я успела узнать за лето, куда приводят сны. Полночь давно миновала, но от августовской духоты не было спасения даже под сводами замка.
Я вышла в сад, средь яблонь с прохладными завязями дышится легче. Брела не спеша, наслаждаясь ароматами трав и цветов, обогнула Круглую башню,  свернула было вглубь сада, когда в вышине крикнула ночная птица. Я вскинула голову на ее крик: из окон спальни Морин выбивался странный голубоватый свет.
Свет, совсем не похожий на теплый блеск свечей или блики камина, да и кто бы стал топить камин в такой душный вечер!
Призрачный, дрожащий свет, словно против воли притягивал мой взгляд, и я пошла к нему, поднялась по винтовой лесенке, миновала внешнюю анфиладу балконов, обвивавших башню, и прильнула к окну.
То, что я увидела, поразило меня, и с тех пор я знаю, почему напасти поджидают рыцарей, что хотят жениться на Морин. Мне известен ответ, но я не знаю, плакать ли мне о судьбе сестры, или завидовать ее доле избранной. Я увидела некое существо. Некое существо и мою Морин.

Она спала, но не в своей кровати, она парила в воздухе, футах в трех над полом! Глаза ее были закрыты, а прекрасные медные волосы дождем стекали на ковер и стелились по нему, подобно волшебному потоку. А то существо... Оно стояло спиною ко мне, я не видела его лица - я видела лишь серебристые крылья, покрытые узкими перьями и изумительной красоты одежды, которые может носить лишь Принц Ангелов. Существо не двигалось, только чуть колыхались крылья, а лицо Морин было безмятежно и прекрасно в своем зачарованном сне.

Конечно, не знай я наверняка, что наш сад надежно защищает замок от всякой нечисти, в моей душе могло бы шевельнуться подозрение, что предо мною не ангел, а демон. Все знают, как коварны и обольстительны бывают демоны Ночи, как влечет их к юным и прелестным девам!
Но ловушки, которые некогда построил в нашем саду ученик самого Мерлина, исключали эту возможность. Вне всяких сомнений, передо мною был Ангел.
Он поднял вверх руки - от его тонких кистей исходил тот самый голубой, переливающийся свет, что привлек мое внимание. Свет струился, словно кокон, обтекая, обволакивая сестру, казавшуюся в тот миг еще прекрасней. Зашелестели крылья, ангел повел ими, как человек встряхнул бы волосами, крылья сложились за спиною и он опустился на колени пред Морин. Кокон света начал таять, но я успела увидеть, как существо склонилось к ее губам.

Я отступила от окна и прижалась спиною к шершавой стене. Я не должна видеть происходящее, и мне вовсе не хотелось быть замеченной.
Мелькнула мысль (я не знаю, откуда она пришла), что стоит Ангелу взглянуть на меня, и со мною приключится беда, как с теми несчастными женихами сестры, что сгинули, не дожив до свадьбы. И еще я поняла: Морин не судьба перешагнуть порог церкви счастливой новобрачной. Существо, погрузившее ее в зачарованный сон - покровительствующий Ангел-хранитель, который не смог устоять пред красотой земной девы. Он - отступник, сделавший тот шаг, что под смертельным запретом для существ Верхнего мира. Он перешел запретную грань, и теперь гибель ждет всех тех, кто встанет между ним и моею сестрой - Верхние не любят делиться тем, что считают своим.
Я слышала, такое случается порой. Для избранной девы это и благо, и беда – ей не грозят земные опасности, коль у нее есть Хранитель, но ей не видать и человеческого счастья  - ведь она даже не догадывается ни о чем, для нее свидания происходят в волшебных и чудесных снах, проснувшись, она все забывает.

Возможно, мне не стоило ничего говорить Морин. Возможно.
Но ее неведение лишь усугубляло власть Ангела над нею, превращало мою прекрасную и добрую Морин в вечно спящую куклу! Я промучилась до утра, посоветоваться мне  было не с кем. Мысль рассказать об увиденном отцу даже не пришла мне в голову, как не добр Бертран Справедливый к людям, к волшебным существам он совершенно нетерпим. Нет, он не притеснял их, но и ко двору нашему им хода не было. Причины этой нелюбви мне неведомы, но выдавать Морин было нельзя, отец, несмотря на прозвище, бывал иногда  грозен, уж мы-то как никто другой знали это. 

Пугать рассказом Вилимину было бы бессмысленно. Наставница отлично владела многими искусствами, но чуралась всего сверхъестественного. Мне мог бы помочь советом Трелл, придворный алхимик, наш с Морин добрый друг и покровитель с детских лет, но он отправился к морским торговцам за снадобьями и вернуться должен был лишь через неделю.
Больше советоваться было не с кем, разве что с Августом. Жаль, что той ночью он бродил где-то по своим делам.

И я проболталась. На следующее утро я рассказала сестре о том, что видела в ее комнате, скрыв лишь свою догадку о ждущей ее судьбе.

Конечно, Морин не поверила ни единому моему слову. Она обняла меня и сказала, смеясь, что душными летними ночами в таких старых стенах могут присниться не Принцы Ангелов, а кто-нибудь страшнее, о, гораздо страшнее! Мне просто повезло.
Я не стала настаивать, чтобы не рассердить ее, хотя Морин никогда не сердится на меня.
Потом глаза ее стали вдруг грустными и задумчивыми, посерели враз, словно лед, из которого уходит потихоньку вода по весне. Было видно, что ей в голову пришла мысль, которая не нравится и ей самой…

- Лио, сказала она,- мне хочется думать, что это был лишь дурной сон. Но ты так серьезно и горячо говоришь, что мне становится страшно. Ведь если это и впрямь был мой Ангел, - тут она обернулась испуганно, словно тот и сейчас стоял у нее за спиной, - если мой Ангел действительно грешен и спускается ко мне по ночам, по черным по ночам…  В это трудно поверить, существа Верхнего мира не такие, как мы, они не могут причинять зло другим даже ради своего спасения, и уж тем более, ради прихоти, ради желаний! Но если все же это так, если он и впрямь потерял чистоту помыслов, и ты смогла увидеть его, Лио, это ты в огромной опасности! Я читала о таком. Идем, идем скорее!

И мы поспешили в библиотеку Трелла.

Алхимик живет в старой башне, там удобно ставить опыты, по большей части шумные и несносные для окружающих. Вилимина часто ворчит, что эти опыты однажды закончатся тем, что от замка не останется камня на камне. Но отец не против, ему нравится Трелл, хотя порой мне кажется, что гораздо больше ему нравится сестра Трелла, тихая и улыбчивая Бетт.
Кроме колб, реторт и странно пахнущих снадобий у Трелла есть множество книг, мы с Морин с детства любили рассматривать рисунки - украшения старинных фолиантов, и придумывать, глядя на них волшебные истории, а когда мы подросли и выучились грамоте, оказалось, что многие наши истории выдуманы задолго до нас.

То, о чем вспомнилось Морин, было написано как раз в одном из таких томов. Рассказ о человеке, приметившем, как за его невестой постоянно следует тень, и тень эта – не от солнца и не от свечи. Он стал слышать шорох крыльев и тихий смех там и тогда, где этому не было места.
Казалось, кто-то невидимый постоянно находился рядом с его возлюбленной, не покидая ее ни на миг, шурша крыльями, звеня колокольчатым смехом. Человек тот был набожным, он заподозрил, что с его невестой неладно и рассказал обо всем на исповеди, но священник не стал слушать наветов на девушку и посоветовал парню заглянуть в свою душу, ибо только отягощенный Злом способен узреть сбившееся с пути существо Верхнего мира.

Старая книга, толстый переплет из кожи, отделанной чеканными застежками. Кто и когда написал ее, что сталось потом с тем человеком и его невестой? История обрывалась и не имела конца - страницы были варварски вырваны. Это было странно, но это уже было неважно, в тот миг я поняла: это в моей душе поселилось Зло!

Морин, для которой нет никого ближе меня, с легкостью прочла мои мысли. Сестра ахнула и закрыла лицо руками:
- Но почему так, Лио?!
Мне пришлось, как в детстве, прижать ее к груди и успокаивать, гладя по кольцам огневеющих волос…
- Морин, я не знаю… Но узнаю обязательно. Не плачь, сестра, мы что-нибудь придумаем.

                ***

Меня не очень беспокоит пошатнувшееся здоровье. Отвары, что мне дают на ночь, наверное, помогут телу побороть болезнь, какой бы не была ее причина. Но вот моя душа – теперь я знаю: ею овладело что-то недоброе, оно  и мешает мне спокойно выстаивать церковные службы, и жжет огнем, едва я перешагну через порог часовни, оно посылает мне жуткие сны, а с недавнего времени еще и позволяет видеть тех, с кем обычно люди не встречаются.
Книга, что показала мне сестра – лучшее подтверждение этому. Книги не лгут. Ангел Морин был лишь первым вестником. Гораздо хуже мне пришлось после второй встречи, что случилась меньше, чем через месяц.

     ***

Русалка глядела из сетей страдающими, полными муки глазами: Лио не смогла выдержать этот взгляд - крохотный стилет, подарок Вилимины («Королевская дочь всегда должна уметь защититься!») сам собой оказался в руках - и она, склонившись над озерной девой, преодолевая отвращение, стала резать сети. Упругое тело русалки было покрыто зеленоватой слизью – вовсе ничего в ней не было от полупрозрачных дев, что воспевают слезливые баллады...
Сжав зубы, и задержав дыхание, Лио кромсала веревки: от русалки исходил странный запах: пахло болотом, тиной, что впрочем, было понятно, и еще чем-то незнакомым и довольно неприятным - похожий запах доводилось чувствовать дочери короля в башне Трелла.
Волосы ундины и в самом деле были зелеными и, казалось, оставались сухими в воде, но кожа! О, господи, как омерзительна эта слизь… Тяжелый чешуйчатый хвост вяло подрагивал от прикосновений Лио, пока та, молча, стараясь не дышать, с упорством распарывала сети.
Наконец, дело было сделано. Лио стянула с рук русалки остатки пут и подпихнула ее к воде. Но, оказавшись в родной стихии, та не спешила уплывать. Холодные глаза с вертикальной щелью зрачка встретились со взглядом принцессы:

- Ты похожа на свою мать, - сообщила вдруг русалка довольно приятным голосом.
Лио вздрогнула: никто и никогда не говорил с нею о матери. При дворе короля на эту тему был наложен негласный запрет.
- Ты знала мою мать? – замирая, спросила она.
Русалка отвела взгляд:
- Ей принадлежало это озеро. Но это было много лет назад.
- Ей принадлежало озеро?
- Она владела им...
- Владела озером, - по-прежнему не понимая повторила Лио.
- Твоя мать была феей этого озера, - лениво пояснила русалка, - странно, что ты этого не знаешь.
- Но разве феи могут иметь детей? - едва слышно прошептала Лио. - Ведь вы волшебные существа, не такие, как люди.
Девушка замолчала, теряясь и не находя слов. Русалка же довольно засмеялась, обнажив острые треугольные зубки:
- Ну, в нас гораздо больше телесного, чем вы себе воображаете! Не думаешь же ты, что мы выводимся из горных туманов и волн, как мыши из грязного белья? Впрочем, ты права, у большинства из нас не может быть общих детей с людьми, только эльфы и феи способны на это, да и то, лишь при определенных обстоятельствах.
- А моя мать…?
- А твоя мать была очень красива и неосторожна в придачу! – с некоторым раздражением сообщила русалка. - Бертран увидел ее однажды и осмелился похитить. Он был очень самонадеян, юный лорд своих владений. Думал, что перекинул через седло простую крестьянку: одарит и отпустит - а похитил фею. Это против всех законов и ваших, людских, и наших.
Русалка, неторопливо, провела ладонью по покрытой ряской глади озера:
- Смотри!
Лио взглянула на воду - на черной глади вдруг засветилась, задрожала картина - волшебство!
Юная девушка, похожая на Морин сидит на берегу. Вдруг она испуганно вскакивает, и в эту же секунду рядом возникает человек в алом плаще - и Лио узнает своего отца, только он молод, совсем молод, ах духи зла, как же он был хорош, ее отец! Король хватает девушку за руку, притягивает к себе. Изображение покрывается рябью.

Русалка усмехается:
- Дальше неинтересно обычная человеческая болтовня и бахвальство юного наглеца. А потом он увез ее во дворец, не особенно-то церемонясь, а вот там... ну, смотри сама...

Но взгляд Лио и так прикован к вновь остекленевшей черной глади: знакомая комната, королевские покои. У стены, сжавши руки, стоит все та же девушка, платье на ней в беспорядке, на шее царапина. А вот и король.  Он только что осушил кубок вина, взор его тяжел...
До Лио доносятся слова русалки:
- Здесь есть, что послушать!

И Лио слышит, впервые в жизни слышит голос своей матери:
- Отпусти меня, король, пока еще не поздно, пока не свершилось зло!
Король приближается к ней.
- Что ты называешь злом, малышка?
- Ты нарушаешь Закон, король и лорд этой земли!
- Да, я лорд этой земли и все на ней принадлежит мне по Закону, и ты тоже!
- Одумайся, король!
- Зови меня Бертом, милая, я...
- Одумайся!

Она в беде, и ей некуда больше отступать: укрытая гобеленом стена за ее спиной, полный отчаянья взгляд. Последняя надежда – слова, и она торопливо произносит:
- Я не принадлежу миру людей, о, король! Мной владеют другие силы.
Король смеется, он уже совсем рядом.
- Опять этот бред о феях и эльфах! Вот я сейчас и проверю, кто ты, фея или обычная девка!
Он хватает ее за руки, и Лио в ужасе видит, что делает король и отец ее, и слышит страшные слова проклятия, вылетающие из уст ее юной матери.

Ряска вновь затягивает гладь озера, и русалка больше не смеется, глядя на потрясенную девушку:
- Зло рождает зло, принцесса.  И зло, свершенное много лет назад, породило другое зло, появившееся на свет в свой срок.  Ступай домой, дева-полукровка, и задумайся над тем, что увидела! Я сделала тебе подарок, на который ты не имела права – открыла часть правды.
- Скажи, - Лио, собравши силы, решается взглянуть ей в лицо, - скажи можно ли исправить то зло?
Русалка качает головой, а на лице вновь появляется улыбка:
- Нет, зло непоправимо. Неужели ты его не чувствуешь? Его мощь, его силу? И сила эта будет расти день ото дня, и нести беду всем, кто оказался рядом, и самая страшная беда ждет самых близких. С проклятиями не шутят, юная принцесса!

Я понимаю, о чем она говорит. Увы. Мои сны становятся все мрачнее, мои приступы в церкви – все неизбежнее. До сего мига я не знала, кто проклял меня, но чувствовала, как зло растет и набирает мощь. Оно пытается затащить меня в свой искаженный призрачный мир, когда я сплю, оно не пускает меня в храм. Пока я еще могу сопротивляться ему, но что будет дальше? Что будет, когда оно одолеет меня? Со мною, с моими близкими? Стану ли чудовищем, как несчастный оборотень, теряющий голову и разум в полнолуние, или оболочка моя не изменится и останется обманным коконом, внутри которого будет жить порожденье Ада?
- Ужели ничего нельзя исправить? Ведь даже самые мрачные проклятья можно снять, если помыслы искренни, а искупительная жертва велика, так говорит причер Николас…

 И вновь русалка презрительно кривит губы:
- Николас! Много он понимает, этот монах. Знай он побольше о проклятьях и искупительных жертвах, да просто, имей он сердце или хотя бы голову на плечах, а не церковный звонкий колокол, твоя мать осталась бы жива, а ты не таяла бы как свеча на пороге вашей проклятой часовни!
- Откуда ты знаешь…

Русалка фыркает:
- Живу неподалеку! Неужели ты думаешь, что в Старом лесу не знают о чем-то, что происходит в Замке? Особенно, если дело касается равновесия сил Добра и Зла?
- Да, - кивает Лио. – Да, понимаю. Я хорошо понимаю тебя.

Принцессе ясно, о чем говорит русалка. Злу нет пути в храм. И скоро, очень скоро Лио не сможет войти туда.
- Что же я могу сделать? Должен быть какой-то выход.
- Я не могу тебе помочь. Даже то, что я открыла, может навлечь беду. Но ты помогла мне избавиться от сетей, а я помогла тебе освободиться от неведения – будем надеяться, что равновесие не пострадало.

«Освободиться от пут.  Да кто же мог поставить сети в этом озере, без пяти минут болоте, где отродясь не водилось рыбы?», - мысли Лио прерывает громкий всплеск: русалка исчезла, лишь круги расходятся по воде...

А позади принцессы слышен конский топот. Она оборачивается. Король в сопровождении преданного Августа приближается к берегу озера.
- Ты вновь нарушила мой запрет, - мрачно бросает отец, осадив коня в двух шагах от дочери. - Полагаешь, у меня и дел иных нет, как скакать по лесам и следить за исполнением моей воли?
Принцесса Лио стоит перед ним, низко опустив голову. Глянуть на короля после увиденного, девушка не в силах.
- Я не думала о нарушении запрета, - тихо говорит она. - Просто это озеро всегда притягивало меня.
- Оно таит смертельную опасность для нашего рода, - сухо произносит король Бертран. - Это озеро - приют злых сил и порождений тьмы, и возле него не место моей дочери!

И, не дожидаясь ответа, он круто разворачивает коня и скачет прочь.
Огромный серый дог Август подходит к принцессе и ложится у ее ног.
    ***

Вчера вечером я смотрела на закат с угловой башни нашего замка, солнце, огромное и красное, медленно сползало за холмы, озаряя долину и лес алым светом. Блики упали на лесное озеро (его хорошо видно с этой башни), упали и отразились кровавыми всполохами.
По крайней мере, теперь я понимаю, почему отец столь яростно запрещает мне бывать там. Я думала о сказанном русалкой, я уже почти нашла разгадку, ответ на один из мучающих меня вопросов, когда по ступеням ко мне взбежала, вся в слезах, Морин.
- Лио, - она кинулась ко мне на грудь, - Лио, рыцарь Эдмон погиб в сраженье при Эстерхайте!

Ну, вот. Беда случилась снова. Я, как могла, успокоила ее: мне это всегда легко удавалось, душа Морин открыта мне, она слышит все, что я говорю: и вслух, и мысленно, я чувствую это.
Потом, когда схлынули первые слезы, я усадила ее рядом с собой на скамью и заговорила о том, что такой красавице, как Морин, не стоит  убиваться по едва знакомому человеку, у дочери короля Бертрана всегда найдется поклонник, принц или рыцарь, что почтет за честь полюбить ее. А рыцаря Эдмона она и видела-то всего один раз в жизни, когда он приезжал свататься. Это я говорила вслух.
Какое-то время спустя Морин странно взглянула на меня:
- Послушай, Лио, - сказала она, - но ведь Эдмон уже пятый. Как странно, что все нареченные мои гибнут один за другим, не дожив до свадьбы! Сэр Лоуренс, наш кузен и жених мой, утонул со своей дружиной совсем недалеко от берега, где и мальчишка выплывет без труда. Принц д’Эстек умер накануне свадьбы от странной болезни, внезапно поразившей его, и ни один из лекарей не сумел эту болезнь распознать. Милого Гастингса Йоркского укусила змея, когда мы ехали венчаться - и это в декабрьские-то холода! А бедняжка Морис де Блуа! Такое невезенье, ведь драконов не сыскать в наших краях днем с огнем уже лет двести! Но Морис, как нарочно, угодил прямо в логово чудовища на следующий день после помолвки. А вот теперь - рыцарь Эдмон!

Морин смотрела на меня, словно не понимая, зачем говорит все это. И не удивительно: ведь это я вложила в ее прекрасную головку мысль о том, что гибель женихов – не случайна. Хорошо, что я умею громко думать так, чтобы Морин слышала! Этот дар, которым я владею с детства - моя самая большая тайна, я считала его божьим благословением, посланным для утешения моей любимой сестры: она слаба характером и мне частенько приходилось поддерживать ее. Теперь же, когда я узнала, кем была наша мать, уверенности в том, что это божий дар больше нет. Но отказаться от умения говорить молча я не могу, в конце концов, в этом нет ничего дурного, как знать, может, мать оставила это умение мне в наследство ,чтобы приглядывать за нашей маленькой Морин.
Как бы там ни было, я мысленно говорю сестре, что не решаюсь сказать вслух. Пусть подумает, может быть и сама догадается, что с нею происходит. Особенно, если найдет в себе силы поверить, что виденное мною в ее комнате – не сон!

- Но почему так, Лио?! - восклицает Морин.
И я снова подсказываю ей:
- Потому, что ты слишком красива, милочка!
Морин глядит на меня непонимающе. Ну, как ей объяснить! Нет, дальше это оставлять нельзя, необходимо что-то придумать. Бедная сестра, столько несчастий выпало на ее долю и все из-за того, что некогда наш отец совершил недостойный поступок. Без сомнений, мы обе, и Морин, и я под властью родового проклятия. Только я родилась первой, и содеянное отцом зло обратилось на меня, теперь оно исподволь пытается завладеть моею душой, а Морин явилась на свет на год позже, родилась в любви, вот ее, светлую, похожую ликом на ангела, и полюбил Ангел. Но и это проклятье, ведь ничего хорошего из такой любви не может случиться.
А, может быть, все не так. Ведь в книге, что нашли мы с Морин, не хватало листов, вдруг именно там говорилось о том, как деве-невесте удалось избежать беды, вдруг у той истории был хороший конец или священник ошибался?
Надо будет разузнать у Трелла, возможно, он читал эту книгу...

Конечно, единственное, что может защитить нас с Морин от Зла, это чистота помыслов. Возможно, мне мучительно появляться в церкви именно потому, что лишь в этом мое истинное спасение!  Хорошо, что сестра моя не подвержена этим убийственным приступам.
- Тебе бы надо помолиться, - роняю я и встаю, чтобы уйти.
Морин хватает меня за руку:
- Не уходи, Лио, прошу тебя! Мне страшно. Как будто кто-то ледяной заглянул мне в душу!
Я отворачиваюсь. Увы, сестра, ты права. Ты все правильно чувствуешь: Зло во мне. И я должна сделать все, чтобы уберечь тебя от беды.

- Ужасные мысли, - продолжает смятенная Морин, - мне кажется, Лио, что все это неспроста... Но почему ты сказала, что я слишком красива? Разве это грех или вина моя?
- Это твоя беда, Морин.
- Но ведь и ты красива, сестра!
- Я - это другое дело.
Да, я - это другое, совсем другое дело. Во-первых, я давно, чуть ли не с рождения просватана. Сколько себя помню, мне твердили про королевский долг, с детства приучив к мысли, что мое единственное предназначение – родить наследника мужского пола. Вилимина постаралась выбить из моей головы все, о чем с таким удовольствием шепчутся фрейлины, я не имею никакого права на ту милую роскошь, что они называют «влюбленностью». Не знаю, кто это придумал, но отец однажды сказал, что так написано мне на роду.
Он никогда не был так суров со мною, как в тот декабрьский вечер три года назад, когда ему показалось, что я увлеклась заезжим горбоносым менестрелем. Боюсь, я не все поняла в его речах, так напугана я была неожиданной резкостью. Менестрель был изгнан из замка с позором, хоть вся вина его была в том, что я заслушивалась его балладами.
А Вилимина получила строгий выговор и с того дня утроила свои уроки: наследная принцесса не должна интересоваться рыцарями, а тем паче - носатыми музыкантами, даже ее будущий супруг – не главное в жизни. Самое главное – родить наследника, когда придет время. Об этом надо думать и молиться, молиться и думать.
А еще у меня нет того, что есть у Морин, у меня нет греховно влюбленного Ангела-хранителя. Неужели она не понимает очевидного?
Ведь объяснение такое простое, ей надо лишь поверить в мои слова. Но куда там, Морин - девица образованная. Я не могу сказать ей прямо о догадке. Разве намекнуть?
 Я принимаю нарочитую позу, подсмотренную у заезжей комедиантки, декламирую: «То ангел твой в тебя влюблен и всех отваживает он!», - и поспешно покинув свою расстроенную сестру, направляюсь в часовню.

Мне даже нравится мучить себя... Я стою на коленях и чувствую, как огонь проникает мне в самое сердце.
Скорее всего, эта ежедневная пытка никому не поможет, ни мне, ни Морин, но все же я не могу ни приходить сюда. Зачем? За что? Разве я в ответе за чужие грехи, как бы тяжки они не были? Почему я? Почему не те, кто согрешил? Как жжет этот огонь! Только бы не потерять сознание, как в прошлый раз.
На миг умолк священник. Вскрикнула придворная дама:
- Лио! Принцесса Лио!
Бледная, как мел, королевская дочь без чувств лежала на полу часовни.

***
Если мои обмороки не прекратятся, может случиться беда.  Мною стали всерьез интересоваться монахи. Я случайно подслушала разговор причера Николаса с отцом. Я лежала в своих покоях, они думали, что я еще не пришла в себя, оттого речи их были громки, а слова просты и понятны, без ставших столь привычными иносказаний и экивоков.
Священник объявил отцу, что чистые душой и помыслами девицы, как правило, не падают с завидным постоянством без чувств во время молебнов. И уж вовсе не пристало это королевским дочерям. Не вселился ли в благородную принцессу Лио (да продлит святая дева Мария ее дни!) какой-нибудь демон? Проникнувший в королевский замок, в это сосредоточие благочестия и приют благородства? И не пора ли мудрому королю Бертрану всерьез побеспокоиться о том, что может стать угрозой для жизни его дочери?
Я знаю, отец позволяет монахам быть при дворе лишь потому, что таков обычай других государей. С одинаковым рвением он охраняет трон и от влияния волшебных существ (теперь, когда я знаю, кем была его королева, это можно легко объяснить), и от святых отцов. Король никогда не отказывает себе в удовольствии приструнить их, если тому есть повод. В этот раз он тоже резко и свысока оборвал причера, да так, что тот, боюсь, утвердился в мысли: со мною неладно.
Моему отцу отлично известно, что в меня никто не вселялся, он очень хорошо знает, кто я, в этом нет сомнений после случая у лесного озера. Дочь, рожденная от феи!
 И как король решился оставить мне трон? Впрочем, я уже говорила, выбор у него не велик. Мы обе полукровки, к тому же я - старшая, а о моих снах отец мой ничего не знает. Для него я так же чиста душою, как и Морин. Тайну я доверила только ей, хоть иногда мне кажется, что и Николас догадывается о чем-то.
 Причера Николаса не проведешь! Короля он боится не слишком, порою создается впечатление, что они с отцом в каком-то давнем сговоре, а порой, напротив, что святой отец вступил с кем-то в сговор против отца моего, короля.
Вот и на сей раз они обменялись весьма недружелюбными репликами, мало похожими на разговор владыки и его духовника, но при этом, как ни странно, расстались вполне довольные друг другом, а мне осталось лишь гадать о той тайне, что объединяет их, отделяя от меня.

      ***

Хорошо лежать в своей комнате и думать о чем-нибудь приятном. Например, об Августе, ведь он - одно из немногих существ, которому я могу довериться.
Его появление при королевском дворе было загадочным и романтичным. Фрейлина Мелинда, фаворитка отца, отстала во время охоты от других придворных. Внезапно, ее лошадь понесла и прекрасная Мелинда, даже не успев позвать на помощь, оказалась в непроходимой чаще. За несколько мгновений бешеной гонки и обезумевшая лошадь, и сама Мелинда оказались иссечены в кровь колючими ветками - Старый лес неприветлив к изнеженным чужакам. Подстегиваемое болью животное ломилось сквозь заросли, фрейлина в отчаянье бросила поводья и, приникнув к лошади, старалась укрыться от ранящих ударов ветвей, вцепившись в луку седла. В ту секунду, когда надежда на спасение покинула ее, из-за деревьев появилась огромная собака. Она поравнялась с лошадью и, подпрыгнув на бегу, повисла на поводьях. Лошадь остановилась. Мелинда была спасена.
Чудесная собака вывела ее из чащи и проводила к стану охотников. Все время, пока фрейлина была в опасности, собака не покидала ее, но лишь угроза миновала, огромный серый дог подошел к отцу и опустился на землю подле него. Вот с тех пор по правую руку от трона короля восседал серый Август (охота случилась в августе, так его и нарекли).
Никто не осмеливался прогнать дога - он был признан посланником Света и все считают его чем-то вроде доброго духа, хранителя короля. Ведь Старый лес порою вмешивается в жизнь людей, особенно, когда нарушается равновесие между Великими Силами: для Старого леса и люди, и другие жители нашего Острова - всего лишь дети, увлеченные играми, а за детьми необходимо присматривать.
К слову сказать, прекрасная Мелинда так и не оправилась после той охоты. Лицо ее было испещрено шрамами, которые, как известно, украшают воинов, а не придворных дам. Остались шрамы и в ее душе, ибо очень скоро рассудок ее стал мутиться, поступки становились все более странными, и наступил день, когда король вынужден был отправить ее в отдаленную обитель под пригляд сестер-монахинь.
Дог же, остался с нами в замке. Он нес свой караул возле трона, покидая моего отца очень редко и лишь для того, чтобы сопроводить в недалеких путешествиях и прогулках меня.
Я никогда не звала Августа, он сам поднимался и шел за мною следом или за нами с Морин, когда малышка подросла и мы стали играть вместе.
 Для меня его поведение оставалось такой же загадкой, как и тайна появления в наших краях. Необъяснимо, без причин, этот неведомо откуда пришедший и неизвестно кем обученный пес охранял моего отца и меня, не замечая всех прочих, даже Морин. Теперь -  понятно почему. Старый лес знал про Ангела, он знает все, как и знала все моя няня, Марджи, называвшая Августа «лесным подарком».
Это было, много лет назад, я была еще совсем маленькая, но няня спокойно отпускала меня гулять, если рядом со мною шел Август. Действительно, очень давно. Марджи нет с нами больше дюжины весен, а Август, хоть собачий век и не долог, совершенно не похож на старого пса.

Интересные вещи происходят в нашем замке, хотелось бы мне знать, замечает ли их кто-нибудь, кроме меня?

Сегодня вечером, когда Морин пришла в мои покои, я рассказала ей о встрече у озера, как не тяжело мне было давать названия тому, что я увидела.
Но Морин, моя ангелоподобная сестра Морин, лишь посмотрела на меня ясными непорочными глазами. Ничего, кроме сострадания не выразило ее прекрасное лицо.
Словно не услышала. Или не поняла.
- Ты устала, моя дорогая, - сказала она задумчиво качая головой. - Ты слишком много размышляешь о Великих силах. Не удивительно, что они стали мерещиться тебе повсюду. Здесь есть и моя вина, плохие книги читаем мы в келье Трелла, дурные сны навевают они. То, что ты мне рассказала, больше похоже на страшный сон, чем на явь. Да это и был сон! Конечно! Ты задремала на берегу озера, а о нем идет худая слава, недаром отец наш запрещает нам бывать там. От озера исходит болезнетворный туман, он и породил твое виденье. Забудь все, Лио, нет на свете ундин с зелеными волосами, а если и есть, то в дальних странах, за морями, а не в грязной луже на задворках нашего замка!
Я попыталась возразить:
- Морин, но ведь я видела все это своими глазами, а на моем кинжале засохла слизь с тела этой самой ундины, я перепачкала его, разрезая сети. Второй раз я встречаю волшебное существо и второй раз ты, моя родная сестра, отказываешься мне верить и объявляешь все сном, хотя увиденное мною касается и тебя!
Глаза Морин наполнились слезами:
- Лио, я верю, что ты все это видела! Границы между сном и явью так зыбки, нам не всегда дано распознать, грезим мы или видим воочию. Эти встречи приснились тебе, разве не ты рассказывала мне о своих странных снах? Ужасно, что ты поверила теперь, будто это было наяву! Здесь есть и моя вина, это я склонила тебя заглянуть в книгу, где слишком много пустых рассуждений о природе Зла!
- Но я чувствую это Зло! Я чувствую, что оно проникло в замок и поселилось здесь, во мне! Теперь, после того, что показала мне русалка, у меня нет сомнений: зло порождает зло! Наш отец совершил зло, и родилась я!
- И я. Не забывай об этом, Лио! Я тоже родилась всего год спустя. Значит ли это, что и во мне – зло?

Я, как могу, объясняю ей то, что мне удалось понять, Морин – чиста и недаром ее полюбил ее Ангел-хранитель, он всего лишь нашел в ней подобное себе существо, рожденное в любви.  Он охраняет ее с младенчества, это же так ясно! Я пытаюсь сказать это ей, но сестра снова лишь качает головой, она не хочет даже слышать моих слов.

- Забудь о своих снах, Лио! Скоро они пройдут, я знаю. Отвар, что ты пьешь на ночь, готовится из самых лучших трав, он непременно поможет тебе забыть о твоих страхах. Мы с Треллом не одну ночь провели в библиотеке, выискивая древние рецепты.  К тому же к Рождеству, должен прибыть твой жених. Уверена, его общество избавит тебя от тревожных мыслей!
Сестра моя улыбается и берет меня за руку. Как всегда, нежная прохлада ее рук успокаивает меня. Мне хочется уснуть.
- Отдохни, приляг до вечерней трапезы, - говорит Морин, - я буду охранять твой сон.


      
 Глава вторая

Ну, что ж, вот и пришло время рассказать вам и о моих снах.
Кто бы ни охранял меня, спящую, покоя мне нет. Сны мои приходят из мрака, вползают исподволь в обычные видения, рвут их призрачную, нежную гладь, пугают, сковывают разум. Как бы ни начинался мой сон, где бы ни странствовала моя душа, рано или поздно я оказываюсь в огромном зале. Стены его увешаны картинами, что украшают наш замок и знакомы мне с детства. Но это - лишь на первый взгляд.
Во сне фигуры на полотнах повернуты ко мне спинами, уже от одного этого делается жутко, словно все, и предки, и герои, и святые отвернулись от меня, не желают даже видеть.
На дальней стене зала висит огромное, тяжелое зеркало в тусклой медной раме, а прямо под ним будто растет из каменного пола трон, похожий на причудливый гигантский пень. За ними - почти скрытая троном и глубокой тенью рамы – дверь. Дверь, в которую мне непременно нужно войти. Каждый раз я медленно иду к ней, иду и знаю, что ни в коем случае не должна ни заглядывать в зеркало, ни касаться трона.
И я иду к двери, стараюсь обойти трон, но он надвигается на меня, шевелятся, тянутся ко мне корни и ветви, из которых он сплетён.  Я не гляжу в зеркало, но с каждым шагом я ближе к нему, и свинцовая гладь начинает волноваться, она выплескивается из рамы мне навстречу. Сначала это почти незаметно, но с каждым шагом все отчетливее схваченные боковым зрением всполохи света, блики, мелькание теней.
Что это, кто это – я не знаю. Чьи крылья плещут в зазеркалье, чьи когти скребутся о прозрачную грань, разделяющую нас, чьи глаза вспыхивают изумрудными и рубиновыми огнями? Я не смотрю, не смотрю, я иду, опустив голову, но то, что рвется ко мне, все ближе и ближе! Каждый раз я все яснее ощущаю на коже то изморось, то жар его дыхания, однажды оно вырвется, доберется до меня, проснусь ли я в тот день?
Но вот я уже у черного трона. Он нависает громадой, глыбой, даже во сне я чувствую его холод, почему-то я знаю, что одно прикосновение к трону убьет меня. Я пытаюсь обойти его, но и аспидно-черные подлокотники начинают изгибаться, выворачиваться в мою сторону. Трон меняет очертания, он словно перетекает, всей своей тяжестью закрывая мне путь к двери, из сплетения ветвей вырастают острые, угрожающие шипы, еще миг – и это уже не трон, а страшная машина для истребления человеческой плоти. В последний миг я успеваю проскочить мимо, едва не задев то, что еще минуту назад было всего лишь удобным подлокотником, а теперь ощетинилось истекающими ядом колючками. Я поднимаюсь по ступеням выше, мимо темной рамы, висящей на стене, к заветной двери.
Дверь уже близка, стоит протянуть руку и открыть ее, но из беспокойной глади зеркала вдруг выплескивается стена огня, страшный жар заставляет меня отступить, я спотыкаюсь и падаю, калечась и умирая, падаю в то, что еще миг назад было троном.
Я кричу, я просыпаюсь.
Вынырнуть из кошмара, оказаться снова в мире, где все близко и понятно. Ну, почти все. Какое же это блаженство!

Морин заботливо провела по моему лбу тряпицей, смоченной в лавандовой воде:
- Тебе опять снился кошмар? Ты так кричала. Я пыталась упокоить тебя, склонилась, обнимая, а ты стала вырываться и поранилась о пряжку на моем рукаве. Я едва остановила кровь. Лаванда – прекрасное средство.
Морин отвела руку от моей шеи, пряча запачканный платок.
- Думаю, перевязка не понадобится. Через пару дней все пройдет.

Трогаю рукою саднящий порез. Что ей ответить? Остается вымученно улыбнуться:
- Я привыкла к кошмарам, сестра. Похоже, они начали просачиваться в явь. Вилимина будет недовольна тем, что я поранилась.
- Я дам тебе испанский воротничок  с изящным шитьем, он скроет порез, и никто ничего не узнает. Мне как раз прислали пару новых. Это такая ерунда, Лио! Гораздо больше меня беспокоят твои сны.
- Если сделать отвар из сонных ягод и трав более крепким, сны не придут. Надо попросить Вилимину.
Мы прерываем наш разговор, в комнату с поклоном входят две фрейлины, неразлучная парочка: малышка Джессика и пухлая как свежевыпеченная пышка Катарина.
Вилимина прислала их, чтобы напомнить Морин об уроках рисования. Забавно, что Джесс легко спутать с Морин, ни у кого больше нет таких удивительных огненных кудрей, иногда мне кажется, что она гораздо больше похожа на мою сестру, чем я.  Девушки ненадолго прерывают нашу печальную беседу, но когда они уходят, мы продолжаем.

- Знаешь, однажды отвар может оказаться слишком крепким, сонные ягоды так коварны, - говорит Морин, едва дверь за фрейлинами закрывается. – Будь осторожна!
- Это уже приходило мне в голову. Может, так будет лучше для всех?
- Не смей и думать! Твои сны скоро пройдут.
Хотелось бы. Только с чего это им проходить? Морин добра и заботлива, мир для нее полон света. Как же объяснить сестре, что опасность, стерегущая меня, может начать охоту и на нее? Как уберечь Морин, если она и слышать ничего не хочет о моих страхах, а мне - все яснее и яснее, что я несу угрозу и ей, и отцу, а, может статься, и всему королевству?

- Ты снова была в том зале? – Морин смотрит на меня с состраданием. Для нее не секрет, что я вижу в своих кошмарах, я давно уже рассказала ей. – Послушай, Лио, а, может, тебе попробовать посмотреться в это зеркало? Может, все не так, как тебе кажется: ты сделаешь это, и сны прекратятся! Как если бы ты победила свой страх наяву, говорят, так бывает.
Я качаю головой:
- Не знаю, мне почему-то кажется, что скрытое зеркалом еще страшнее, чем огонь, не пускающий меня к двери. И вообще, если бы это были обычные сны...
- Ты опять за свое! – Морин хмурится. – Сколько можно! Ты старшая сестра, Лио, а ведешь себя, как дитя, напуганное сказкой, рассказанной ночью. Если хочешь знать, призрачное зло, которое ты придумала, не существует, зато очень даже существует кое-что другое, гораздо более мерзкое и в тысячу раз более опасное!
- О чем ты, Морин?
Сестра долго смотрит на меня, словно не решаясь говорить:
- Лио, когда ты видела в последний раз Бетт?
- Бетт? Сестру Трелла? Причем тут она?
- Когда, Лио?
- Давно, почти год назад. Помнишь, мы пришли в башню, а Трелл сказал, что Бетт захворала, и он отвез ее в монастырь за лесом, к сестрам? Много раз я справлялась о ее здоровье, и каждый раз Трелл говорил, что ей лучше. А когда я собралась ее навестить, он отговорил меня, сказав, что хвороба еще опасна и я могу заразиться. А совсем недавно я узнала от Трелла, что Бетт поправилась и скоро вернется в замок.
- Она вернулась, - сестра пристально смотрит на меня, поджав губы. – Вернулась. Уже три месяца, как она здесь.
- Три месяца?! Здесь, в замке? Но я не видела ее!
- Не в замке. В дальней деревне. В замок она теперь - ни ногой.
- Морин, я не понимаю...
- Сестра, она вернулась не одна. Вернулась как раз весной, перед самой Пасхой. Помнишь, когда ты первый раз почувствовала себя плохо?
- На твоей помолвке.
- Да.
- Причем здесь твоя помолвка? И с кем вернулась Бетт?
- Она вернулась с сыном.
- С каким сыном? Погоди…

Я пытаюсь связать воедино все то, что говорит Морин, связать ее слова со своими кошмарами: помолвка Морин, мои сны, Бетт и ее сын. Откуда у нее сын? Я вдруг припоминаю, как смущалась сестра алхимика при виде нашего отца, как необычно весел бывал король каждый раз, возвращаясь от Трелла.

- Морин, не хочешь же ты сказать, что Бетт родила ребенка от…
- От нашего отца, Лио. В дальней деревне живет королевский бастард. И это - бастард мужского пола. Неужели ты все еще не понимаешь? Ты помнишь, чья сестра Бетт? Алхимики – непростой народ. Да она и сама многое умеет. Кто учил нас собирать и использовать целебные травы, когда мы были маленькими? Кто говорил, что многие травы имеют двойную суть – могут исцелить, а могут и…
- Погубить. Я помню, Морин.
- Тебе не приходило в голову, что причиной твоих снов и обмороков может быть отравленное зелье или колдовство?
- Травить меня, чтобы расчистить дорогу к трону своему сыну? Чушь, Морин! Мы с тобой знаем Бетт с детства, она…
- Она всего лишь хитрая тварь, обольстившая коропя!

Я не знаю, что ответить. Бетт была всегда  мне почти подружкой, впрочем, для подружки, слишком взрослой и слишком тихой. Она позволяла нам копаться в книгах Трелла, рассказывала об удивительных свойствах трав, ей не было равных в умении приготовить вкуснейший ужин, перед которым меркли все изыски королевских поваров. Она с удовольствием проводила с нами то время, «когда цветут луга весны и трель выводит дрозд», собирая нужные листья или корешки в полях, а зимой, показывала, куда эти листья и корешки положить, чтобы от рагу пахло пряно и зазывно, чтобы пироги неделями не черствели, а эль веселил, но не вызывал головной боли.
Если она и владела тайнами, тайны эти были добрыми и старыми как мир, это были тайны уютного жилья, вкусной еды, доброго отношения и спокойного, благорасположенного понимания.
И теперь я должна поверить, что эта румяная, розовощекая девушка, не была мне другом? Что она лишь привечала нас, а целью ее был король Бертран? И что когда она заполучила короля и тайно родила от него ребенка, наследника, ее цель немного, совсем немного изменилась, и теперь она хочет извести меня?

- Она хочет извести тебя, Лио, - говорит Морин вслух. - Ты – наследница трона. Если с тобою что-то случится…
- То трон унаследует твой сын.
- Его еще надо родить! А я что-то никак не могу выйти замуж.  Ты, кажется, это заметила. А у Бетт сын уже есть.
- Он незаконнорожденный.
- Он – сын короля. И король может в любой момент решить, что ему нет смысла ждать, пока его несчастная младшая дочь, наконец, обретет мужа и родит.
- Постой, Морин. Теперь мой черед говорить «постой». По-моему, ты придумала плохо. Для начала, я жива. И пока, кроме снов и странных обмороков ничего не говорит о моем нездоровье. Мой жених прибудет к Рождеству, и я искренне надеюсь, что наша свадьба состоится. Моя рука была обещана много лет назад, как и то, что наш сын, буде таковой родится, унаследует трон. Изменив волю, король нанесет обиду своему давнему другу, а это совсем не в духе отца. Во-вторых, и в главных, откуда ты вообще взяла, что у Бетт родился … наш брат?
- Не называй этого ублюдка братом!
- Откуда ты взяла это, Морин?!
 Моя сестра молчит, закусив губу. Ей явно не хочется признаваться.
- Я подслушала. Это вышло случайно. Вилимина все знает. И Трелл, разумеется, тоже. Они говорили с отцом, который, кстати, навещает бастарда! Я задремала в библиотеке, в нашем с тобой укромном уголке за гобеленом у окна. А проснулась, услышав голоса. Я хотела выйти, но сразу поняла, что слышу речи, для моих ушей не предназначенные. Отец и так суров со мною последнее время, я не осмелилась сердить его, я просто замерла, чтобы не выдать свое присутствие.
И Морин рассказала мне о том, что узнала: у отца появилась от нас тайна - его маленький сын, тайну эту он доверил старой Вилимине, ну, и Треллу, разумеется, ведь он теперь наш родственник.  Словом, мне было о чем подумать, а думается мне лучше всего на прогулках. Компания мне была не нужна – достаточно Гнедого и Августа…

                ****

Дорожки для верховых прогулки вокруг замка заговорены, они непременно приведут всадника или к Холмам или к Старому лесу. Болтать с маленьким народцем сегодня мне не хотелось, и я направила коня к опушке: тишина и прохлада там дремлют там всегда. А уединение мне нужно, чтобы еще раз обо всем подумать. Через некоторое время я решила спешиться и прогуляться к ручью - ветви деревьев на его берегах переплетены так тесно, что коню трудно сквозь них пробираться, даже если направляешь его знакомым путем. Я пустила Гнедого пастись у Королевской сторожки, а сама отправилась вместе с Августом по тропинке, петлявшей в зарослях орешника.
Я размышляла о странной истории, что поведала мне сестра. Конечно, Морин – девица весьма здравомыслящая, у нее просто нет оснований верить в те «сказки», что рассказываю я. Для нее все просто: наследство, трон, власть. А за ними, как всегда и везде: интриги, трагедии, жертвы. Не спорю, по-своему она права. Чаще всего бывает именно так, это вполне в человеческой природе. Несколько лет назад до нас дошли слухи о беде, приключившейся за горным перевалом, у Макбетов. А те жуткие события на другом берегу пролива, в Эльсиноре, о которых не уставали судачить в замке годами! Может быть, не так уж моя Морин и заблуждается, на пути к власти преграды устраняются без лишних размышлений о любви к ближнему?
Однако, что мне делать если я видела своими глазами очень странные вещи? Что делать с рассказом русалки и c крылатым охранником сестры? Или они здесь не при чем, Великим Силам нет никакого дела до нашего замка, женихи Морин гибнут по случайности или по злому людскому умыслу, а я встала на пути у новорожденного наследника, чьи коварные родственники спят и видят, как сжить свету меня, а потом и сестру?
Неужели я так же наивна, как наш северный сосед, твердивший безвольно, что не сделаться ему ни таном, ни королем – в то время как его законная половина уже распорядилась совсем иначе? Мысли мои путались безнадежно… 

***

Он вышел мне навстречу из леса неожиданно - только что я была одна, и вот он уже стоит передо мною, шагнувший из кустов незнакомец. Я не услышала ни хрустнувшей ветви, ни предостерегающего крика птицы, я даже не успела испугаться, и, что самое главное, Август, мой верный Август, и не подумал зарычать, вздымая на загривке шерсть. Даже клыки не показал.
- Привет тебе, дева! - голос прозвучал приглушенно и несколько необычно, в наших краях говорят иначе.
- Привет и тебе, незнакомец, - ответила я, на всякий случай, положив руку на спину Августа безмятежно вынюхивавшего что-то среди корней. Ну, ладно. Августу, конечно, виднее.
- Не бойся! Вон и пес твой меня не боится, а он, судя по виду, прирожденный страж. Сдается, я немного заплутал. Это ведь Локширский лес, да?
Я кивнула.
- И далеко отсюда до королевского замка?
- Пара миль коротким путем.
- А ты не могла бы меня проводить?
- Я?!
Вот это мило, накинула на плечи плащ с капюшоном, выезжая на прогулку, всего-то плащ... Интересно, за кого он меня принял? Впрочем, что за беда, если хоть кто-то поговорит со мною не как с королевской дочерью?
- Ну, да. Ты ведь из замка?
Я снова киваю.
- Живешь там? Славный у тебя пес.
Еще бы не славный. Прелесть, а не пес.
- Это пес моего отца.
- Твой отец ловчий?
Надеюсь, мне удалось сохранить надлежащее выражение лица, а кивки головой, кажется, становятся моими любимыми жестами в этой жизни.
- Так ты проводишь меня к замку?
Подумав секунду, я соглашаюсь:
- Ладно, все равно мне пора возвращаться. Идем, но мне нужно прежде забрать коня, он пасется здесь неподалеку.
Я повернулась и пошла вперед, не оглядываясь, хоть меня так и подмывало проверить, идет ли он за мною. Двигался-то незнакомец абсолютно бесшумно!
- Как тебя зовут?
- Лио! - бросаю я через плечо.
Август-то - хорош, нечего сказать - трусит рядом с ним и только что хвостом не виляет! Вскоре мы вышли к сторожке.
- Ого! - незнакомец подошел к Гнедому. - Вот это да! Твой?
- Из королевской конюшни, - честно сообщаю я и в первый раз поднимаю на него глаза.

Он поглаживал Гнедого и с улыбкой смотрел на меня. Ну, в общем, ничего особенного. Видала я и покрасивее! Интересно, что это он меня так разглядывает? И что за странная манера, таскать переметную суму на плече? Модно, что ли, так в их франкских краях? Судя по говору, рыцарь был родом именно оттуда.
- Хорошие лошади в конюшнях короля Бертрана. И псы у него непростые. И девы в замке… пригожие, - он улыбнулся. - А что это за сторожка?
- Охотничий домик. Здесь останавливается король, когда охотится в лесу.
Он кивнул. Принахмурился.
- Послушай, Лио, ты хорошо знаешь обитателей замка?
- Я там родилась.
- Ты, наверное, знаешь и принцессу?

У-у-у. Вот тебе и раз. Не иначе, как новый жених Морин. Взамен безвременно почившего Эдмона. Быстро, однако. Похоже, что в мире за Холмами некоторые считают, что у короля, моего отца, дочь-то всего лишь одна! Я, конечно, понимаю, что просватана и не представляю интереса для рыцарей, но все же немного обидно.
- Ну, да, знаю… («Знаю отлично, даже, не поверишь - двух! И одна из них перед тобою, глупец!»)
- Послушай, Лио… Скажи, а правда ли, что к ней сватался Эдмон Деларье?
(«О, какие осведомленные чужестранцы гуляют по нашему скромному лесу!»)
- Ну, да. Он был женихом принцессы - благородный рыцарь и красавец, каких мало!
- Был женихом?! Так она дала согласие? И король благословил их брак?
- Разумеется. А почему это королю было не благословить их? Благородный жених, подходящая пара для ненас… для принцессы. Да и самой принцессе он не мог не понравиться, такого красавца, как рыцарь Эдмон еще поискать.
- Ты его видела? - он только что не подпрыгнул, схватил меня за плечи и тряхнул, как следует. - Видела?! Говори!

Август соблаговолил наконец-то зарычать. И на том спасибо.
Незнакомец разжал свои лапищи, и я, потирая плечо, недовольно пробурчала:
- Видела, видела... Его в замке все видели! Только, вот что... Если ты, благородный сэр, еще раз вот так потрясти меня надумаешь, учти: Август обычно кидается без предупреждения. А тебя он, можно сказать, уже предупредил, так что на дополнительный рык не надейся... сэр.
- Извини, - смущенно пробормотал он, - можешь, кстати, называть меня Робертом, малышка.
Эта реплика заставляет меня призадуматься. Роберт, значит. Угу. Принято к сведению. Вот только, черт его знает, что должна в таких случаях отвечать дочь королевского ловчего! Очевидно, не худо бы сделать книксен, и пропищать противным голоском: «Благодарю вас, господин Роберт, сэр!».
Уверена в правильности такого ответа я не была, поэтому на всякий случай хмуро кивнула - вот и познакомились. Наконец-то.
- Скажи, Лио, когда ты видела Эдмона последний раз? И был ли он в добром здравии? И не показалось ли тебе что-либо странным в его облике? - глаза Роберта горели нетерпением.

С некоторой опаской я украдкой посмотрела на него, не собирается ли рыцарь опять меня встряхнуть как грушу? Нет, не похоже, только вот побледнел, словно полотно, и губы кусает, но стоит смирно.
- Он был здесь на Пасху, - смилостивилась я. – Был он во здравии и странностей никаких с ним не приключилось. Тогда же, на Пасху, они и обручились с принцессой. А вскоре рыцарь уехал. Вернуться должен был в сентябре, но только...
- Да... Рыцарь не вернется.

Не могу я сказать, что изменилось в его голосе, но то, как он произнес эти слова, заставило меня поднять на него глаза уже не мельком. И хоть говорила мне наставница Вилимина, что пялиться на незнакомцев недостойно королевской чести и уместно нам лишь гордо на оных взирать, я сильно подозреваю, что на Роберта я именно пялилась.
Ну, как бы там ни было, тут-то я его и разглядела.
Лицом он был тонок и вполне мог бы сойти за книжника, если бы плечи, руки, да и весь облик не выдавали в нем воина. Темные глаза горели углями, озаряя лик и придавая ему живость и притягательную силу. А ведь до сего момента я, сообразно канону баллад, считала прекрасными лишь светлые - серые, зеленые или голубые глаза. Видела, видела, впрочем, я однажды и прелестные карие очи заезжего сарацина, похожие на сонные глаза теленка, но это было и вовсе не то. Глаза сэра Роберта обожгли меня. И, если я назвала их «подобными углям», так уж поверьте, это вовсе не преувеличение.
Остальные же черты его вовсе не казались особенными: каштановые волосы - прямые, стриженные над высоким лбом и спадавшие на шею и плечи сзади, нос - чуть длинноват и, пожалуй, слегка свернут на сторону. Явно не дурак наш рыцарь подраться... Что еще? Ну, веснушки на скулах, насмешливый и подвижный улыбчивый рот - темные усы, сбегающие вниз по щекам - по моде франков.
Словом, в толпе я, быть может, и прошла мимо, не заговори он со мною. Но скажи рыцарь мне хоть слово - я бы уже не смогла его забыть. Повторюсь, походил он равно как на рыцаря, так и на книжника: по одежде, по виду - скорее рыцарь, а по любезным речам - книжник. Хотя откуда мне знать, как говорят рыцари с дочерьми ловчих? Может, они с ними медоречиво любезны? По канону.
Зато теперь я знаю, как они на них смотрят. Пялятся они на них. Пялятся, а никак не взирают!

Так вот мы и стояли, разглядывая друг друга, пока Гнедой не заржал, тряхнув гривой. Это сняло оцепенение с нас обоих, а с меня-то уж точно.

-  Значит, и ты был знаком с рыцарем Эдмоном, не так ли, сэр Роберт? – спрашиваю я, являя чудеса проницательности.
Тот кивает.
- Мы дружили. Не та дружба, что связывает с детства, нет. Мы повстречались с ним в бою. Славный был бой. Только мы вдвоем и уцелели. И он стал мне как брат.
- Мне жаль. Говорят, он и погиб смертью воина.
Рыцарь удивленно вскинулся, качнул головою:
- Странные представления у жителей Туманного острова о том, как гибнет воин!
- Не понимаю тебя, сэр. Ведь он погиб в битве при Эстерхайте, так говорят во дворце.
- Говорят во дворце…  Нет. Его не было при Эстерхайте.
- А где же он погиб?
- Совсем недалеко отсюда. Если скакать от южной оконечности Острова, от портового города Лондинии к твоему замку, холмы скоро сменяются лесом. Там есть небольшой городок на широкой реке, за городком дорога начинает петлять по чащобам. Всего в одном дне пути - постоялый двор. На том дворе его и убили.
- Убили?! Кто, лихие люди?
- Лихие, - Роберт кивнул головой. – Лихие, это - несомненно. И весьма ловкие. Другие не смогли бы подловить его даже спящим. Только вот, люди ли, они - не знаю, Лио. Сдается мне, нет. По крайней мере, в моих краях люди не умеют выпускать из человека всю кровь, так, чтобы не уронить ни капли.
- О чем ты толкуешь, сэр Роберт? – нахмурилась я.
- Моего друга нашли в комнате, где он провел ночь. Мертвым. На горле - рана. И ни капли крови на покрывале, на кровати или на полу. Лекарь, что ночевал на том же дворе, заподозрил неладное. По моей просьбе, он осмотрел тело и даже отворил вену… Крови в Эдмоне не осталось. Вовсе. Я говорил с лекарем, тот был перепуган не на шутку и он не врал. Кто-то убил моего друга и этот «кто-то» не человек. Я опоздал лишь на несколько часов.
- Ты ехал за ним, сэр Роберт?
- Я ехал за ним. Нам нужно было поговорить. И вот еще что. Сдается мне, ты сказала, что в замке знают о гибели Эдмона и даже говорят о ней. Но еще и не прошло трех дней, как он погиб, а битва при Эстерхайте случилась больше месяца назад.
- Новости не быстро доходят до нас.
- На этот раз они просто долетели. Лживые, правда. Кто принес весть о гибели моего друга?
- Не помню, я услыхала об этом от кого-то из челяди.
(Мне сказала рыдающая Морин. От кого узнала она? Непременно надо спросить!)
 - Узнай, обязательно. Лио, послушай, можешь помочь мне? – он вдруг взял меня за обе руки. – Пожалуйста. Мне кажется, ты сумеешь. Ты живешь здесь с рождения, знаешь всех, у тебя хорошее лицо и ты, по-моему, не трусиха.

Вот тебе и раз. Я, конечно, не трусиха. И лицо у меня вполне милое.  Хоть мне никто об этом и не говорил, кроме зеркала (наследной принцессе, обрученной с младенчества, милое лицо ни к чему, главное для нее – плодовитость крольчихи, это я усвоила тоже чуть ли не во младенчестве, спасибо Вилимине). Впрочем, я сейчас всего лишь легкомысленная простушка из замка, гуляющая по лесу. Но чем же может помочь миленькая девица рыцарю, опечаленному гибелью товарища?

- Чем я могу помочь тебе, сэр Роберт? Узнать, откуда в Замке стало известно о гибели твоего друга? Но ведь ты и сам едешь ко двору, тебе, рыцарю, ответят с почтением на любой уместный вопрос, - говорю я, через силу отнимая руки.
- Лио. Ко двору меня ведет дело, которое касалось ранее лишь меня и королевской семьи. А теперь оно касается и моего друга, несчастного Эдмона. Скажи, как случилось, что он стал женихом принцессы?

Мне отлично известно – как. Однако, я не знаю, может ли это быть известно так же и дочери ловчего. Впрочем, эти дворцовые девицы - ужасные проныры, любой слух доходит до них быстрее, чем до короля.
- Это только слухи, сэр Робе…
- Я же просил, называй меня Роберт, просто Роберт и все! – в его голосе слышно легкое раздражение, и я, чтобы не выйти из образа, пищу-таки:
- О, благодарю, Роберт, сэр!
Не переборщила, кажется. Он кивает поспешно, как бы отмахиваясь от моей благодарности:
- Говори же! Что болтали об этой помолвке при дворе?
Чуть помявшись, я сообщаю:
- Принцесса агнелоподобна в своей красе и …
- Не сомневаюсь! – снова прерывает меня рыцарь. – Прошу тебя, Лио, говори по сути!
- Ну, если по сути: ей сильно не везет – ее женихи умирают один за другим.
- Что?!

Я вздыхаю. Придется, видно, рассказать все, как есть. Ну, кроме того, что ему не следует знать, разумеется.
- Еще в детстве принцесса и сэр Лоуренс, ее кузен, сын сводной сестры короля Бертрана Элоизы, были помолвлены,- завожу было я словно по писанному, но рыцарь довольно прерывает грубо меня:
- Помолвлена с детства … с кем?!
- С сэром Лоуренсом, кузеном. А что в этом такого? Обычное дело. Когда принцессе исполнилось шестнадцать лет, во дворце стали готовиться к свадьбе. Сэр Лоуренс должен был прибыть в замок морем, он плыл с дружиной, однако, не доплыл. Присел бы ты на камень, сэр Роберт! Уж больно ты бледен. Так вот. На море разгулялся шторм, корабль перевернуло. Это случилось совсем недалеко от берега и многие спаслись вплавь. Но только не сэр Лоуренс. Его не нашли. Во дворце был объявлен траур, леди Элоиза, бедняжка, ехала в кавалькаде на свадьбу сына, а попала на тризну. В ее свите находился юный принц д’Эстек… Леди покровительствовала ему как близкому родственнику покойного супруга. И скоро стало заметно, что юный принц не просто исполняет долг, утешая принцессу, оплакивавшую сэра Лоуренса, как и подобает, но готов заменить его, если только принцесса, король и леди Элоиза позволят. И добрая леди благоразумно рассудила, что сына не вернуть, а счастье племянницы и принца никому не причинит обиды. Она переговорила с юношей, заручилась согласием принцессы и упала в ноги к королю, своему брату. Король не возражал. По истечении приличествующего траура, во дворце объявили о новой помолвке. Но и этому браку не суждено было свершиться, увы! Накануне свадьбы бедняга д’Эстек занемог. У него сделался сильный жар, всю ночь он бредил, а к утру его не стало. Король и леди Элоиза заподозрили отравление, лекари не смогли распознать болезнь, а дворцовый алхимик Трелл до сих пор уверен, что это было сгущение черной желчи, вызванное…
- Веселые дела творятся при дворе Бертрана Справедливого, нечего сказать! – перебил меня Роберт. - И что же король? Он не задумался над тем, почему не везет его дочери? Два жениха подряд отправились на тот свет!
- Не два, сэр. Четыре. Твой друг был пятым.
Рыцарь посмотрел на меня как на безумную:
- И никому в замке не пришло в голову, что таких совпадений не бывает? Или на Туманном острове подобные вещи происходят сплошь да рядом?

Я опустила глаза… Роберт - первый человек, который высказал свои опасения вслух. В замке о наших бедах не говорят. Король с понятным упорством пытается выдать Морин замуж, благо желающих пока хватает, придворные, возможно, и судачат, но тайком. Трелл, если заговорить с ним, сведет все к рассказу о дурно вставших звездах и черной желчи, причер – к наказаниям за грехи, Вилимина попросту строго запретила мне говорить об этом, указав на недостойность сплетен и несовместимость их с королевским величием. А Морин, она, бедняжка, плачет и никак не хочет верить моим словам и догадкам…
Где-то в вышине над нами пролетела с криком вечерняя птица. Сумерки спустились, а я и не заметила за беседой.
- Ты, кажется, собирался в замок? - спросила я, забирая поводья из рук рыцаря. - Можешь пойти рядом со мною, я не буду сильно торопить Гнедого. Твои вопросы лучше задать при дворе. В свите короля Бертрана есть немало мудрых и сведущих людей.
- Ты знаешь, я передумал, - сказал Роберт. - Я, пожалуй, заночую здесь, в сторожке. Надеюсь, ваш король не собирается на охоту этой ночью?
- Наш король уже много лет не охотится по ночам.
- Вот и славно. Значит, я никому не помешаю...
Я пожала плечами:
- Там, в сторожке, есть кое-какие припасы, и дров сухих заготовлено.
- Отлично. Но я хотел бы дослушать твой рассказ. Что случилось с остальными женихами?
- Роберт. Смеркается и мне пора в замок, - я сделала движение к Гнедому, но рыцарь вскинул руку:
- Подожди! Расскажи хоть коротко, мне это важно знать.
- Ну, хорошо. Примерно год спустя принцесса отправилась в гости к кузине на север Острова. По дороге ее кортеж попал в засаду, устроенную разбойниками. Конечно, если бы они знали, на кого нападают, то ни за что не осмелились. Я тоже была в кортеже и могу сказать, что наши воины легко прогнали лихих людей и сами, но тут на подмогу примчался Гастингс Йоркский, лорд Северных уделов Острова. Красота принцессы пленила его, и уже через два месяца он прибыл в замок с посольством. Принцесса дала согласие, король - благословение. Ничто не предвещало беды. Свадьбу решили сыграть до Рождественского поста. Однако и этому не суждено было случиться: по дороге в церковь Гастингса Йоркского укусила змея, укрывшаяся в карете. Кто бы мог подумать: змея в декабрьские холода! А потом был Морис де Блуа из веселого и (говорят) теплого Прованса. Про его гибель даже сложили балладу, и не мудрено, драконы не водятся на Острове уже давно, а этот несчастный наткнулся на логово чудовища, когда после помолвки отправился на охоту со своими болтливыми друзьями. Спеть балладу?

Рыцарь явно пропустил мое любезное предложение мимо ушей. Что ж, ладно. Не хочет – как хочет. Обойдемся без баллады. Хотя она у меня вышла очень даже складной.
- И что ж, никого не смутила эта череда смертей?
- Эта череда смутила меня. Показалась странной, очень странной, - твердо говорю я, глядя Роберту в глаза. – Но вряд ли мои мысли покажутся интересными кому-нибудь в замке.
- Даже королю? Его не беспокоит то, что если дело и дальше так пойдет, его трон может остаться без наследника?

Н-да. Вот что значит – начать врать. Или просто скрывать правду. И что мне ему ответить? Что нерожденный и даже незачатый сын девицы Морин совсем не первый в списке претендентов на престол? Глупо.  Впрочем, рыцарь и не ждет ответа от дочери ловчего.

- Помоги мне встретиться с принцессой, Лио! – вдруг говорит он.
Ого! Отличная идея.
- О, это не трудно устроить. Тебе надо просто явиться в замок, ко двору. («Проклятье! И как же мне вывернуться из этой истории? Нацепить на время приема прабабкин парик и маску из веселой Венизии или попросту сказаться скорбной животом?!»).
- Нет, я бы хотел встретиться с принцессой до то того, как предстану пред королем Бертраном. Мне есть о чем поговорить с нею с глазу на глаз.
- Боюсь, это невозможно. Принцесса не беседует с незнакомцами, она ведь не дочь ловчего.
- Но ведь она наверняка ездит на прогулки.
- Только в окружение свиты, как ей и подобает.
Рыцарь задумался на минуту.
- А в замке? Можешь мне помочь увидеться с нею в замке?
- Ты просишь о невозможном, сэр Роберт.
- Тогда письмо. Ты ведь не откажешься передать ей письмо?
- Гм… Письмо. Да, пожалуй, письмо я смогу передать.
- Клянусь, в нем не будет ничего оскорбительного или недостойного!
Я пожимаю плечами:
- Сэр Роберт, моего ли ума дело, что прочтет принцесса в твоем письме? Ты явно не висельник и не комедиант, с коими принцессе вступать в переписку невместно. Судя по всему, ты – странствующий рыцарь, а странствующие рыцари, это все знают, постоянно волочатся за принцессами. А наша в данный момент (вот незадача!) опять свободна. Так что пиши свое письмо, у тебя вся ночь впереди. А завтра я передам его.  А теперь прости, мне действительно пора.

Роберт кивнул.
- Хорошо. Спасибо тебе, Лио, хоть ты ошибаешься, и письмо мое будет вовсе не амурным. Впрочем, это не важно. Я буду ждать тебя здесь, письмо к утру закончу, мне много надо написать, но ночи должно хватить. И еще… Вот, держи! - он отстегнул от пояса небольшой кошелек и протянул его мне. - Здесь довольно, чтобы купить неплохого коня. Я, конечно, не надеюсь на такое чудо, как твой Гнедой, но что-нибудь достойное появления ко двору. Сможешь мне помочь еще и в этом? Понимаешь, так случилось, что прошлой ночью я потерял свою лошадь, а пешим являться в замок не принято. Эдмон был мне другом, и я просто обязан встретиться с королем Бертраном и поговорить с ним, и узнать…
- Бертран Справедливый сам выбирает себе собеседников, - возможно, мои слова прозвучали несколько резко.
- Я тоже!- (Ишь, как подбородок вздернул вверх!). -И уж будь уверена, девочка, что я не стал беспокоить вашего короля понапрасну. Есть важные слова, которые я обязан ему сказать. А ты должна мне помочь - будь умницей и приведи мне завтра коня.

Знал бы он, о чем просит: хороша будет королевская дочь, выбирающая лошадку поплоше, да не совсем, на ярмарке в нашем не слишком-то большом городке! Ну, да ладно, можно поступить и по-другому.
- Хорошо, говорю я. - Только придти смогу ближе к вечеру. Днем я буду занята. («Еще бы не занята! - таких дурацких поручений мне еще не приходилось выполнять!»).
С этими словами я ловко выхватила кошель из рук рыцаря и отправила туда, куда девчонкам из замка следует прятать ценные вещи – то есть за корсет.

Пожалуй, следует сказать, что я не просто тронула Гнедого, я рванула с места в карьер, и всю дорогу не давала ему передышки. Можно подумать, что за мною гнались разом все фамильные призраки и лесная нежить в придачу.
            

                Глава третья

Несмотря на позднее возвращение, мне удалось пробраться незамеченной почти до своих покоев. И только тут я попалась: причер Николас стоял подле оконца на галерее и отрешенно глядел вдаль. Я хотела незаметно скользнуть мимо, в тайной надежде, что монах беседует с Господом, но когда я, казалось, уже миновала его долговязую фигуру в сутане, за спиною моей послышалось:
- Мир тебе, дочь моя...
- Мир и тебе, святой отец, - вздохнув, я покорно остановилась. Гримасу, правда, состроила, видеть ее он не мог, а мне – хоть какое-то облегчение.
- Ты давно не была на исповеди, дочь моя.
Я повернулась к нему лицом и изобразила вполне постную мину:
- Грешна, святой отец...
Он проницательно посмотрел на меня. Любопытно, не полагает ли он, что вот сейчас я скажу: «Святой отец, я не хожу к исповеди, ибо на пороге церкви обжигает меня дьявольский огонь!»?
Не знаю, что он думал, но следующие слова и впрямь прозвучали для меня неожиданно:
- Элионор, я могу принять твою исповедь и здесь, для этого нет нужды непременно идти в церковь.
Если бы я не была уверена, что причер Николас испытывает ко мне не подобающую его сану неприязнь, я бы, пожалуй, поддалась на уловку. Взгляд священника был полон сочувствия, а на лице читалось сострадание. Видимо, моя грешная и бесовская сущность не на шутку стала беспокоить его.
- Благодарю тебя, святой отец, - как можно скромнее опустив очи долу, ответствовала я. - Но в таком нарушении правил нет нужды. Грехи мои повседневны и своеобычны, а к следующей исповеди жди меня с покаянием.

Но от причера было не так-то легко отвязаться. И это в тот момент, когда мне более всего было нужно поразмышлять в уединении!
- Разумеется, дочь моя, ты не совершаешь ничего постыдного, это было бы странным для девицы столь высокого происхождения, но остаются еще твои помыслы.
- Мои помыслы, святой отец? - наивный и непонимающий взгляд тебе в ответ, о, старый проныра!
- Именно! Помыслы. И еще попытки разузнать то, в чем едва ли по силам разобраться людям много старше и опытнее тебя, Элионор! Остерегись!
 Глаза пастыря не походят на глаза фанатичного безумца, но нельзя же, в самом деле, доверять монаху!
А он, между тем, продолжает:
- Я знаю, что тебе не дает покоя тайна, и тайна эта связана с проклятьем, тяготеющим над твоею семьей. С тем, что не все члены твоей семьи суть творения Божьи.
Чтобы скрыть смущение и оторопь я усмехаюсь и склоняю голову к плечу:
- Это что же значит, причер Николас?! -  королевский гнев в моем вопросе скрыт дрожью волнения и даже улыбкой. - Чьи же мы, лорды и леди этого счастливого края, по-твоему, творения?!

Реакция монаха неожиданна. Он смотрит на меня секунду-другую в растерянности и вдруг - звонко смеется, закинув голову и демонстрируя прекрасные белые зубы. Смеется он так заразительно, что я, сама не понимая почему, присоединяюсь к нему, и вот мы уже хохочем вместе. Отсмеявшись, я нахожу в себе силы взглянуть на собеседника чуть более дружелюбно.

- Я ценю твою заботу, святой отец, но слова твои кажутся мне странными. Возможно, ты знаешь что-то, что не было открыто мне моими наставниками. Трудно в это поверить, ведь они готовили меня к будущему царствованию и щедро делились мудростью книгочеев и навыками воинов.
- Умения воина и знания книгочея - ничто, принцесса, когда в дело вступает магия и черная ворожба. Скажи, Элионор, не случалось ли тебе в последнее время видеть в замке и его окрестностях кого-то, показавшегося тебе странным или необычным?

С самого детства Николас портил мне жизнь своими наставлениями. Он не дозволял мне быть с Морин, часто прерывал наши игры, отправлял меня молиться, а мою нежную сестру заниматься вышиванием под присмотр Вилимины. Доброта его кажется неожиданной, все годы нашего знакомства единственной его заботой было следить, чтобы я не пропускала церковных служб и исповедей. В любом состоянии я должна была являться в церковь. Он всегда был строг со мною, а, особенно, последние полгода, когда мое здоровье вдруг неожиданно пошатнулось, и каждый поход в храм стал для меня почти подвигом. Хоть я и не чувствую себя больной, слух о моем недуге разнесся по замку и окрестностям, и я уверена, не без помощи причера. Словом, забота Николаса мне так же естественна, как лед на озере в июльский полдень.
Тем не менее, наш разговор слегка пошатнул мое недоверие, и я говорю неожиданно для себя:
- Этим летом на исходе августа, а потом, совсем недавно, уже по осени, мне встретились два существа. Я слышала о таких, но никогда не видела ранее.
- Кем они были, дитя?
Хищный блеск в очах священника вновь заставляет меня насторожиться. С чего это я разоткровенничалась с ним?
- Не знаю. Мне трудно сказать даже, были ли те встречи на самом деле, или они пригрезились мне во сне. Морин уверена, что мне все приснилось.
- Ты рассказала о своих встречах сестре, Элионор?
Я киваю:
- Конечно. Ведь не каждый день встречаешь русалок.
Причер бледнеет, четки в его пальцах начинают отплясывать бешенный танец.
- Ты видела русалку. Все зашло гораздо дальше, чем я себе представлял. И ты… Ты говорила с нею?

Предвидя следующий вопрос, я качаю головой. У меня нет ни малейшего желания пересказывать Николасу свой разговор с ундиной.
- Нет, я лишь слышала ее песнь.
Причер глядит на меня с укором.
- Русалки не поют, Элионор. Если ты действительно видела русалку, то, должно быть, заметила: внешне она нисколько не похожа на то, как их описывают в балладах. То же самое касается и пения. Русалки не поют. Они так же не слишком склонны к танцам в лунном свете. Вот запутать разговором, показать прошлое или будущее они могут. Что сделала твоя?

Я упрямо качаю головой. Ну, уж нет!
- Моя - отплясывала джигу. И распевала, как старый шорник, опустошивший бочонок эля. Должна сказать, песня ее была не слишком-то приличной!
- Должен сказать, что твои речи не слишком приличны, принцесса Элионор. Ты, верно, держишь меня за старого болвана.
- Причер Николас, мне все приснилось, –  голосом я ставлю точку в разговоре и даю понять, что не намерена далее пускаться в откровения.- Ты знаешь, Старый лес совсем рядом, он порою навевает сны, о которых лучше не рассказывать  даже на исповеди.
- Да, дитя… Ты не хочешь отвечать, я понимаю. Что ж, все действительно зашло очень далеко. Если бы ты согласилась послушать тех, кто старше. Пусть не меня, но хотя бы ту, кого ты когда-то любила.
- О ком ты говоришь? - я и впрямь в недоумении, мне даже нет нужды притворяться. Он не может говорить о моей матери, хотя бы потому, что я не помню ее, как же мне ее любить? Единственная женщина, с которой связаны мои теплые детские воспоминания - это кормилица и няня моя, Марджи. Но ее нет на этом свете уже много лет, черная лихорадка унесла ее жизнь, как и жизнь моего молочного брата Грега.

- Ты помнишь свою кормилицу, принцесса? – да что они все словно сговорились читать мои мысли?! - Ты думаешь, что она умерла. Это не так, Марджи жива.  Она скрылась от людей, нашла приют в старой хижине при монастыре над обрывом. И она не видела никого из мирских обитателей уже долгие годы. Вчера сестра-монахиня передала мне весть: Марджи намерена затвориться в келье навсегда, дав обет молчания. Но перед этим она хочет говорить с тобой Элионор. Ей есть, что сказать тебе, поверь!
- Я приду, святой отец. Если бы я знала, что няня жива, я бы не рассталась с нею!
- Такова была ее воля, дитя. Да иначе и нельзя было поступить. Никто не должен был знать о том, что случилось с Марджи.
- А что с нею случилось? Мне сказали, что и она, и ее сын заразились черной лихорадкой и умерли, как и многие в нашем краю в тот год.
- Это так, Грег умер,- по лицу Николаса скользнула тень, не укрывшаяся от моих глаз, - но Марджи... То, что произошло с нею можно назвать чудом. Хоть вряд ли это чудо было добрым. Ты увидишь все сама, Лио, если, конечно, решишься на встречу. И умоляю, хоть ей расскажи честно, что узнала от русалки, и кем было второе существо.
- Я приду и буду говорить с няней.
- Марджи ждет тебя завтра по утру.
- Я готова бежать к ней сейчас!
Причер качает головой:
- Завтра. Это слова Марджи – завтра. И расскажи ей обо всем, Лио. Не скрывай ничего. Я знаю, ты не слишком доверяешь мне, но твоя няня заплатила слишком высокую цену за верность своей госпоже.

А потом...
- Святой отец, не мог бы ты мне помочь? - говорю вдруг я, сама не понимая, что за внезапный порыв охватил меня. - Мне нужна лошадь. Добрая, породистая лошадь, которую не стыдно оседлать рыцарю. Ну, то есть, она нужна не мне, но я готова заплатить за нее. Не найдется ли в твоем аббатстве подходящей?

Николас смотрит на меня, не скрывая насмешки и удивления:
- Завтра днем служка приведет коня и поставит его в стойло рядом с Гнедым, дитя. Я не люблю лишних вопросов, но кто умудрился нанять королевскую дочь посредницей в лошадиных торгах?

В ответ я густо краснею...


               ****

Лио подняла полог над входом в хижину: на нее дохнуло жаром и сухостью, словно из раскаленной печи, хотя на улице стояли ранние осенние холода, а плетеные стены были испещрены дырами и никак не могли удерживать тепло. Задыхаясь и судорожно хватая ртом раскаленный воздух, она замерла на секунду на пороге: неожиданное!
Справившись с удивлением, девушка сделала шаг внутрь. На потемневшем от времени табурете возле огромного очага сидела сгорбленная, закутанная в черное покрывало женщина. Лио приблизилась. С трудом угадала она в фигуре, сидевшей спиною к ней, свою няню.
- Марджи, - тихо позвала она. - Няня Марджи, это я, Лио. Ты узнаешь меня?

Старуха подняла голову. Ой, нет… Не старуха, женщина, совсем молодая женщина! Округлое, светлое лицо няни Марджи совсем не изменилось! Онемев от изумления, смотрела на нее принцесса. Марджи поднялась навстречу, и Лио закрыла ладонью рот, чтобы не закричать. Пред нею все же была древняя, как мир, сгорбленная, с крючковатыми руками, седой паклей волос, выбивавшихся из-под покрывала бабка с лицом прежней, юной Марджи! Какое злое колдовство сыграло с ней эту жестокую шутку, сохранив лик нетронутым и отдав тело во власть времени?
- Я ждала тебя, деточка, - голос был старческим, срывающимся. - Я знала, что ты не откажешься придти. Мой век кончается, а долг не исполнен и грех не искуплен.
 - Что с тобой случилось, няня? Что это? Болезнь? Колдовство? Почему ты скрылась, спряталась от людей, даже от меня?
- Потом, родная, потом, я расскажу тебе, ты вправе знать все. Сейчас важно другое. Есть тайна... Ты ведь знаешь, что есть тайна, которая не дает тебе жить, как ты хотела бы?
Лио кивает головой - ей ли не знать этого!
- Эта черная тайна и она связана с рождением.
Лио поднимает на няню измученный взор и упрямо произносит:
- Маржди, что черного в рождении? Я знаю теперь, что моя мать была не простой женщиной,  что отец мой грешен. Но от чего тайну рождения ты зовешь черной? Разве я виновата, что родилась?
- Так думала твоя мать. Ее предостережение я должна передать тебе, Лио, девочка: беда в том, что родилась не только ты. В мир явилось Зло. Разве ты не чувствуешь, как твою жизнь пронизывает холод гнилых болот? Не замечаешь, как за тобою крадется вечная тень, которая не исчезает даже при свете дня? Не пугают ли тебя полные мрака сны? И явь, что перепутывается с ними?
Лио обреченно кивает:
- Да, няня. Это так. Но помыслы мои чисты, и нет в них ни зла, ни черных теней, хотя мною все чаще владеют печаль и страх. И я не знаю, как помочь своим близким, сестре и отцу, ведь им, и, в первую очередь, Морин, грозит опасность. Если бы мне только знать наверняка! А сны мои, да они полны загадок, и мучительны, и я совсем не уверена, что это всего лишь сны. По крайней мере, они почти продолжаются наяву…
С грустью смотрит на нее лик юной Марджи:
- Ты все еще не понимаешь... Ты удивительно ненаблюдательна, Лио. Зло рядом. Посмотри на свою сестру! Разве не погибли один за другим все ее женихи?
- Но это не моя вина! - в ужасе отшатывается Лио. - Я так люблю Морин, я жалею ее. Ты знаешь, няня, однажды я гуляла в нашем саду...
И Лио рассказала ей о том, что видела той ночью, о Принце Ангелов.

- Я думаю, няня, именно он причина гибели тех благородных рыцарей. Он не хочет отдавать Морин никому, и те сверхъестественные обстоятельства, что губят женихов, дело его рук. Морин твердит, что встреча мне приснилась, но я уверена, на самом деле, в глубине души она знает, что я права. 

Но удивительный рассказ девушки о Принце ангелов и о фолианте с вырванными страницами, казалось, не произвел на Марджи впечатления. Она лишь вздыхает:
- Ты не понимаешь. А я не могу сказать. Ты должна разобраться во всем сама, таковы условия твоего спасения, а пока тебе грозит смертельная опасность.
- В чем я должна разобраться? О какой опасности ты говоришь, Марджи?
- Много лет назад я не смогла выполнить свой долг. Долг перед твоей семьей и перед своим домом.
- О чем ты, няня?
- Я родилась в Старом лесу. Точнее, была брошена умирать в Старом лесу. Это был простой, обычный человеческий грех, и мне, плоду греха, не было дороги в мир людей. Лес меня принял. Как - не спрашивай, я не скажу. Я выросла у озера, твоя мать была подругой моего детства, а потом – просто подругой.  Я знаю, ты говорила с одной из… ее бывших подданных, и мне нет нужды повторять тебе ту печальную историю, с которой все началось. Когда король забрал твою мать в замок, я пробралась следом. Я хотела убить его, Лио. Но она не позволила, она всегда защищала его. Осталась с ним, несмотря на то, что он лишил ее волшебной сущности. Феи должны сторониться утех любви с сынами человеческими.

Няня говорила сбивчиво, но мне был понятен смысл ее слов: об этом написано во многих книгах – феи имеют двойную природу: земную и эфирную, волшебную. Плотская любовь разрушает волшебную сущность. Фея лишается своих чар, но и обычной женщиной она не становится. Как правило, потерявшие часть своей природы феи быстро гибнут, им не прижиться в людском мире, но и дороги назад им нет.

Словно отвечая моим мыслям, няня продолжает:
- Я пришла за ней в замок, готовая погибнуть за нее, отомстить обидчику. Но случилось необыкновенное – она полюбила. Твоему отцу недаром дали прозвание «Благородный»… Через положенный срок родилась ты, и, казалось, все мрачные поверья оказались пустым мороком, ерундой. Не было счастливей семьи на нашем Острове, чем королевская чета! Но счастье длилось недолго, силы и разум стали покидать королеву. Ей стали видеться кошмары, она пыталась покончить собою. Бертран пригласил лучших лекарей, но они оказались бессильны против разрушительного волшебства, убивавшего твою мать. Она была одержима и одержимость эта была столь велика, что давала ей власть над людьми, взамен утраченного дара волшебства. Сиделки, приставленные к ней, не могли исполнять своих обязанностей, они погружались в глубокий сон. Ненадолго она обретала покой, когда к ней приходил Николас.  Они молились вместе. Я не уверена, он никогда не говорил мне, но, думаю, это лишь сокращало ее срок. Однажды она заставила меня поклясться кое в чем, первую часть клятвы я не смогла исполнить, за это меня и постигла кара.
- Няня, прошу, говори понятнее!
- Я под заклятьем, Лио, чары твоей матери все еще действую! Только ты способна их разрушить, спасти тех, кого еще можно. И знай, на свете есть лишь один человек, в чьих силах помочь тебе. Но выбрать его ты должна правильно, ибо, если ты ошибешься, погубишь не только свою жизнь, но и души близких, и подданных, ибо Зло воцариться в нашем королевстве!
- Кто же этот человек, няня? Ты? Морин? Отец?
- Лио, некогда я нарушила слово, не проси меня сделать это вновь. Поверь, расплата была страшной: я потеряла сына, молодость, красоту, любовь – я не могла видеть тех, кто был мне дорог, была вынуждена скрываться долгие годы. Моя вина - слабость и мягкосердечие, всего лишь. Но кара, кара моя ужасна. Когда я поняла, что натворила, точнее, чего я не сделала, было слишком поздно, и я скрылась лишь для того, чтобы дождаться сегодняшнего дня и передать тебе послание, оставленное твоей матерью. Как не велико было искушение оставить мир все эти долгие годы, я исполняю слово, данное моей подруге и госпоже. Лио, тебе и королевству грозит беда. Ты должна быть крайне осмотрительна. Зло пришедшее в этот мир росло и крепло, пока росла и крепла ты, но его силы будут прибывать, лишь пока тебе не исполнится двадцать, и ты не выйдешь замуж. В день твоей свадьбы с проклятием будет покончено, а до этого силы Мрака будут стремиться завладеть троном …
- Няня, я знаю, что мать прокляла отца его потомство, я знаю, что она сделала это сгоряча и потом полюбила его, а потомство у них оказалось общим. Ты говоришь о зле, о чарах. Но почему ты не хочешь рассказать мне всю правду?

Старуха качает головой:
-  Не могу. Приходи сюда завтра в полночь, это все, что я могу сказать тебе сейчас, Лио. Мое время на исходе… Великие Силы не позволяют мне говорить так долго. Прошу тебя, осмотрись, подумай, как следует еще раз, а завтра я постараюсь дать тебе хотя бы часть ответа. Прощай!
- До завтра, няня! – я обняла ее.
Как в детстве, словно и не было все этих лет.

Принцесса уже была у порога, когда Марджи окликнула ее.
 - Если вдруг мы не увидимся больше, ведь всякое может случиться… То существо с серебряными крыльями, тебе нельзя смотреть на него!
                ****
Сама не своя покинула Лио обитель Марджи, сбежала вниз, к реке, разделяющей монастырь и замок. Она опустилась на поваленную иву на берегу, всего в десяти шагах от моста. Мысли ее были смятенны и спутаны – то, что ей удалось увидеть и услышать там, на холме, было, пожалуй, слишком даже для образованной девицы королевского рода. Ей следовало отдышаться и подумать, хорошенько подумать обо всем, а, между тем, надо было еще подняться в замок, забрать из конюшни приготовленную причером лошадь и отвести ее в лес.

Загадки множились!  Странный разговор,  странный вечер, странные времена. Впрочем, были ли они когда-нибудь другими? Получается, нет, если верить тому, что написано в книгах, да и своим глазам заодно.
Живет себе молодой король, смелый, красивый, благородный, добрый. Живет, как и все прочие короли, ни в чем себе не отказывая, особенно в таких пустяках, что сплошь да рядом встречаются летом в полях и лесах… Милых таких пустяках, кудрявых, длинноволосых, ясноглазых и румяных.
А потом вдруг выясняется, что один такой пустяк – и не пустяк совсем, а владычица из другого мира. И все встает с ног на голову. Включаются сами собою древние механизмы защиты этих самых миров друг от друга, придуманные и установленные кем-то гораздо более древним, чем наш мир со всеми его богами.
                *****

Однажды отец взял меня с собою к своему кузену, хозяину Северного пути и Малых островов. В его владениях когда-то жил человек, великий мастер и ученый, в конце жизни впавший в безумие – ему казалось, что за ним охотятся силы Тьмы, он перестал верить окружавшим его, закрылся в башне и никого не допускал к себе многие годы. Еду ему клали в специальное отверстие в стене, источник воды был в доме при башне. А когда он умер,  и это стало очевидно, погибло много людей. Все они были уничтожены охранными механизмами, которые старый безумец соорудил в своем обиталище. Смертоносные машины никого не подпустили к своему создателю и после его кончины.
В тот год, когда мы с отцом гостили у дяди, со дня смерти старика минуло полвека, однако он так и не был похоронен, как подобает. Каждый раз, когда кто-то пытался проникнуть в его дом, ржавые цепи начинали двигаться, скрипели невидимые глазу шестерни, а очередного смельчака ждал преждевременный конец от отравленной стрелы, распыленного в воздухе яда или острейшей секиры, падающей из темноты. Смерть настигала и тех, кто хотел предать старца земле, и тех, кто зарился на его добро. За полвека охотников за золотом поубавилось, слишком уж однозначен был конец, однако совсем их поток не иссяк. После доброго пира отцу и дяде взбрело в голову, что опасность от старой башни слишком велика. Они раздумывали недолго – приказали доставить туда стенобитный таран.

Мне, разумеется, было велено сидеть в верхних комнатах замка с кузинами, скучными и напыщенными дурочками, единственным достоинством которых были длинные и светлые как лен волосы, за которые их так удобно было таскать в отместку за ябеды! Короче, я сбежала и тайком последовала за мужчинами. Мне не удалось подойти близко, но я все же сумела рассмотреть то, что скрывали разрушаемые тараном стены старой башни. Ржавые механизмы, приходившие в движение, если поблизости что-то шевелилось. Лезвия, вылетавшие неведомо откуда и рассекавшие со свистом морозный северный воздух. Снег тихо падал на них…
Почему я вспомнила об этом сейчас? Похоже, члены моей семьи попали под действие таких же неумолимых механизмов, готовые кромсать на части всякого, кто приблизится к тайне.

Что же получается? Марджи говорит о неумолимой расплате за нарушение людских и волшебных законов. Морин – о вероломной Бетт. Русалка – о родовом проклятии. Рыцарь Роберт – о лихом нелюде в окрестных лесах.
Как не крути, есть опасность, угроза. Откуда она исходит и кто в опасности? Я? Морин? Отец? Пока пострадали только женихи моей сестры. Значит ли это, что в опасности и мы?
Все эти мысли не давали мне покоя на пути в сторожку. Рыцарь поджидал меня. Должна сказать, что сосватанная причером кобыла произвела на него впечатление. На какое-то время он забыл обо всем, ну, по крайней мере, о дочери ловчего, что эту кобылу ему доставила. Я наблюдала за тем, как он придирчиво осматривает лошадь, видно было, что рыцарь остался доволен. Наконец, он повернулся ко мне:
- Лио, ты отлично разбираешься в лошадях!
- Рада, что кобыла понравилась тебе, сэр рыцарь!
- Выше всяческих похвал! Однако у меня есть к тебе еще одна просьба.
- Я помню. Письмо. Ты написал его?

Рыцарь кивает. Он достает письмо, запечатанное, как положено всякому настоящему письму, красивой печатью и кладет его в маленькую книгу.
- Пусть этот томик послужит футляром для моего письма…
Я киваю, принимаю книгу из его рук и аккуратно укладываю в сумку на боку. Я надеюсь, он не заметил, что у меня дрожат руки. Я не рассматриваю книгу – к чему? Кому взбредет в голову учить грамоте дочь ловчего? К тому же я уже увидела, все, что было нужно, лишь мельком взглянув на письмо.

- Я передам. И… ты, наверное, захочешь дождаться ответа?
- Если принцесса удостоит меня ответом. Хочешь знать, что в письме?
- Это не моего ума дело.
- Сдается, ты недооцениваешь свой ум, Лио.

А мне сдается, что рыцарь его переоценивает. По крайней мере, в том, что касается моей догадливости.
- Я хотел кое-что рассказать тебе, Лио.
- Слушаю тебя, сэр Роберт.

Рыцарь смотрит на меня как-то странно. Словно сомневается в том, что на самом деле ему вообще стоит со мною разговаривать.
- Сэр Роберт?
- Да… Ты знаешь, я все время думаю, кого ты мне напоминаешь. И никак не могу вспомнить.
Чудесное начало. Я пожимаю плечами.
- Не знаю, право слово. Лицо мое обычно. Но ты хотел мне что-то рассказать.
- Не сегодня. Боюсь, сегодня ты не готова слушать.

Уф-ф-ф. Пожать, что ли еще раз плечами? Нет, не стану, а то решит, что у меня, как говорит высокоученый Трелль, «нервическое подрыгивание»…
- Вообще-то, я люблю интересные истории, в замке такая скучища, а барды и жонглеры заезжают к нам нечасто…
- Я не слишком умелый рассказчик.
- Не важно.
- Ну, хорошо. Я хотел рассказать тебе о том, как потерял своего коня.
- Необычная история?
- Более чем. Если только в ваших краях не считают заурядной встречу с нежитью.
- Ну, все зависит от того, кого называть нежитью. У нас тут Старый лес. Он действительно очень старый. Древний. Гораздо древнее, чем человеческий род. И существа, что в нем живут, тоже древние. Ундины. Феи. Эльфы. Они не слишком часто показываются, но мы знаем, что они здесь. И за нежить мы их не считаем. Как и тех малышей, что живут в холмах. Уверена, сэр Роберт, откуда бы ты ни пришел, и в твоем королевстве есть те, кого называют Старшим Народом.
Роберт кивнул.
- Да, и я не о них. Те, кого ты назвала – не нежить, чтобы там не твердили монахи. Старший Народ, и у нас их зовут так же. Они, конечно, не люди но и не нелюди. Некоторые богословы относят их к Срединному миру, как и нас, другие считают, что они принадлежат к Верхним.  Но никто их не причисляет к существами Нижнего мира. Между прочим, по семейному преданию моя пра-пра-прабабка была ундиной, златокудрой певуньей на самой большой реке!
- Ундины не поют.
- У нас – поют. И так, что даже корабли тонут.
- Ну-ну… Может и хорошо, что у наших не заведено петь. Так что ты хотел рассказать мне, сэр Роберт?
- Печальную историю о том, как я потерял коня. За день до того, как повстречал тебя. На дороге, что ведет к Локширскому лесу с южного берега Острова.
- Это было там, где погиб рыцарь Эдмон?
- Нет. Это случилось на другую ночь. Я не стал задерживаться на постоялом дворе и засветло выехал в путь. Со мною вместе вышел небольшой обоз, принадлежащий Лондинийским торговцам: двое наемников в охране, два купца, пятеро слуг. Они, как и я не захотели оставаться на ночь в стенах, где произошло убийство. Предпочли заночевать в лесу.
- На вас напали?
- Да. И нападавшие не принадлежали к Старшим. Кто бы они ни были, это не люди и не Старшие. Хотя могут походить на того, на кого захотят.
- Оборотни?
- Не знаю. Сдается, оборотни выглядят иначе. Скажи мне, Лио, как вы здесь, на Острове, называете тех, кто нападает в ночи и высасывает кровь? Тех, кто красив и пригож, словно ангел, но чьи уста скрывают  игольчатые клыки, а на руках в мгновенье отрастают подобные кинжалам когти?
- Похоже на вампиров. Днем они спят в могилах, а ночью выходят на охоту. Узнать их можно по бледной коже, красным глазам и мерзкому запаху, с человеком их не спутать ни за что.
- Нет, - рыцарь покачал головой. – Нет, эти были совсем как обычные люди. Сперва.  Дева и с нею юноша. Оба красивые, с благородными манерами. Они встретились нам ближе к вечеру и попросили разрешения идти рядом с обозом. Я еще подумал, что они сбежали из дома. Ну, знаешь, когда родители не благословляют на брак, а кровь играет... Старший купец позволил барышне ехать в телеге. Живых в той телеге не осталось.
Рыцарь помрачнел. Было очевидно, что рассказывать о случившемся ему и тяжко, и нужно – так бывает необходимо очистить рану от скопившегося гноя, чтобы дать ей благополучно зажить.
 Он собрался с духом и продолжил:
- У девы были тонкие кисти рук и прелестный смех. Я не могу похвастать, что разглядел больше, уже смеркалось, в чаще было сумрачно, а лицо ее скрывала дорожная вуаль.
- Но что-то тебе запомнилось? Цвет волос, глаз.  Может что-то отличало ее? Какая-нибудь примета?
- Волосы были убраны под капюшон, глаза, нет, глаз я не разглядел, а приметы…  Что ж, если считать особой приметой то, что в нужный момент кисти рук обрели смертоносное продолжение, которым она весьма ловко воспользовалась, да, пожалуй, приметы были. Они напали, когда ночь почти опустилась, и мы собирались остановить обоз для привала. Я ехал вместе с купцом и успел увидеть, что юноша вдруг выхватил меч. Так показалось в тот миг. Мне пришло в голову, что он услышал звуки засады, и это меня спасло. Мгновением позже, когда мой собственный меч покинул ножны, я понял, что в его руках нет оружия, носами его руки стали оружием, страшным и разящим наповал. В стороны полетели головы наемников, ехавших с ним бок о бок, а сам он извернулся в воздухе и приник к шее одного из слуг. Я услышал вскрик ехавшего рядом купца и успел оглянуться: дева с окровавленным ртом вскинулась над обезлюдевшей телегой, она прыгнула, но промахнулась, наткнувшись на сталь моего меча своими убийственными когтями. В полете она распорола бок моего коня, он рухнул, едва не придавив меня. Но оставшийся в живых купец был малый не промах, он неплохо владел мечом и воспользовался своим уменьем: с легкостью снес правое предплечье монстру, пожиравшему его слугу. Раздался отвратительный визг, чудовище бросило свою жертву и с немыслимой скоростью исчезло в чаще. Мы с купцом оказались вдвоем против второй твари. До сих пор не понимаю, как она могла показаться мне красивой,  ничего более мерзкого я не видел в жизни: скрюченные пальцы, оканчивающиеся перепачканными в крови когтями – не меньше фута длиною каждый.  Она взревела и кинулась на нас. Клянусь, это была адская битва – я не сравню ее ни с одним честным боем, даже с тем, когда мне пришлось в одиночку удерживать с дюжину варваров, прикрывая отход отца при обороне Танненваля.
Рыцарь понурился.
А я стояла, не в силах вымолвить ни слова – добрый Старый Лес вдруг перестал быть добрым. Из-за кустов и могучих стволов потянуло промозглой могильной сыростью, сумерки сгущались с угрожающей быстротой, а крики птиц в чаще казались мне теперь воплями нечисти.
Воспоминания о недавней ночи не принесли облегчения и рыцарю, разделенные со мною, они не истончились, как можно было надеяться, а, напротив, захватили, пожрали мое воображение, питаясь им, становясь все более и более материальными.

- Мы стояли с ним спина к спине, купец потом признался мне, что некогда брал уроки у самого Кривого Стефана.  К тому же он оказался левшой, не бог весть какое преимущество, но, возможно, это и спасло нас. Будь он или я послабее – нам бы несдобровать. Мерзкая тварь кинулась на нас, со свистом рассекая когтями воздух. Купец отбивался с непривычной для нее стороны, и мне удалось достать ее – клинком я полоснул по шее, рана была пустяковая, но тварь, как и ее спутник, исторгла жуткий визг и мгновенно скрылась в чаще. Мы не стали их преследовать – от всего обоза уцелело две лошади и мы с купцом. Я помог ему довести товар до ближайшей деревни, где бы он смог нанять новых помощников и оставил там, мой путь лежал в замок…
- Жуткая история.
- Самое жуткое в ней то, что до последнего слова она правдива.
Я кивнула.
- Будет правильно, если ты расскажешь обо всем королю, какое бы дело не привело тебя к нам, король должен знать о нечисти, что орудует неподалеку от его владений. И даже в них.
( Хотя можно ли считать Старый лес владениями Бертрана? В этом я что-то сомневалась.)
- Расскажу. Но вначале мне необходимо перекинуться парой слов с принцессой.
- Надеешься получить от нее ответное письмо?
- Надеюсь. Если у нее есть сердце.
- Надо полагать. Вряд ли бы она дотянула до восемнадцати без столь важного органа.
- До восемнадцати? Разве ей не двадцать лет?
- Принцессе еще нет двадцати, - говорю я и не кривлю душою ведь принцессам нашего королевства, действительно, еще нет двадцати лет.
 - Сэр Роберт. У меня много дел в замке. Одно из них – твое письмо. Так что позволь мне удалиться.
- Когда мы увидимся, Лио?
- Это зависит от принцессы.
- Я больше не хочу зависеть от принцессы.

Пожалуй, я тоже. Определенно, первым моим королевским указом будет повеление считать канонически прекрасными не светлые, а темные глаза. Дочь ловчего кокетливо улыбается и теребит краешек испанского воротничка, скрывающий порез на шее. А я говорю:
- Я постараюсь, что бы ответ был дан как можно скорее.
- Я буду ждать,- говорит мне рыцарь.

****
Разумеется, я прочла письмо. Я с самого начала знала, что прочту его. Конечно, это было не слишком красиво, да и привкус обмана портил мне удовольствие от того, что одной загадкой в моей жизни стало меньше. Зато две новые встали в полный рост, и как их решать, я не имела ни малейшего представления.
Этой ночью я не усну: мне нужно придумать, что делать дальше с одной очень старой семейной историей. И еще, мне обязательно нужно задать няне один вопрос!
                Глава 4

- Марджи? – я приоткрыла дверь в хижину няни.
Темно. Остывшая печь. В хижине было ни чуть не теплее, чем снаружи. Вчера все было иначе.
- Няня Марджи? Ты спишь? Это я, Лио…
Ни звука в ответ. Шаг внутрь.
- Няня?
Еще шаг. И еще. Идти в полной темноте, там, где все едва знакомо непросто, можно споткнуться, можно упасть. Принцесса медленно движется вперед. Ей бы не помешала свеча. Будь у нее свеча, она бы увидела, куда наступает. Будь у нее свеча, она бы не поскользнулась и не упала бы. И ей не пришлось бы подносить к лицу руку, испачканную темным и липким, не пришлось бы сдерживать крик, поняв, что это – кровь.

Я споткнулась и упала. У меня хорошая память, и я запомнила, как были расположены в хижине немногочисленные вещи. Там, где я упала, вчера не было ничего. А сегодня появился какой-то мешок. Куль. Бесформенное в скользкой луже. Несколько секунд я пыталась убедить себя: то, на что я опираюсь – не моя няня. Не то, что еще вчера было няней Маржди, так странно заглянувшей вновь в мою жизнь. Но запах свежей крови трудно с чем-то спутать.
Мне ужасно захотелось закричать. Взвизгнуть так, чтобы было слышно в замке. Понестись опрометью по склону вверх, перебудить стражников, привести в хижину людей с факелами и арбалетами.
Я не сделала ничего такого, сказалась муштра Вилимины, вбившей в мою голову, что королева стоит чего-то лишь тогда, когда может за себя постоять самостоятельно. Я встала и, двигаясь на ощупь, пошла туда, где был очаг. Рядом с очагом всегда есть огниво, если мне повезет, я найду его и смогу осмотреться. Мне было очень страшно, и я до сих пор не знаю, как мне удалось сделать эти несколько шагов.

Огниво нашлось, там, где ему и следовало быть, нашлась и свеча.
Я не ошиблась. Няня Марджи была мертва. Не было необходимости подходить к ней еще раз, чтобы убедиться в этом. В ее широко открытых девичьих глазах застыл ужас. Тот, кто навестил Марджи до меня, видно был вооружен острейшим кинжалом – тело няни было искромсано так, словно ее вместе с одеждой пытались разрезать на ленты, и мне сразу же вспомнился давешний рассказ рыцаря о парочке из леса.
«Добрались. Они добрались и до замка!» - твердила я, не имея, впрочем, ни малейшего представления о том, кто именно добрался.
Снаружи послышались какие-то звуки, и я поспешно дунула на свечу, что нашла с таким трудом. Несколько секунд пришлось простоять в полной темноте, обливаясь холодным потом, нащупывая заветный стилет Вилимины.
В освещенном луною проеме двери я увидела нечеловеческий силуэт. И, хвала всем богам, услышала такое знакомое дыхание, а потом и предостерегающий рык.

- Я здесь, Август, - сказала королевская дочь. Пес уселся в дверях, поднял голову и завыл.

***

Келья причера Николаса расположена недалеко от королевской опочивальни и каминного зала. Все в замке знают, что часто по ночам король говорит со священником, но никто не знает – о чем.
Двери в каминный зал бывают закрыты наглухо, если там идет полуночная беседа. Сейчас двери были открыты. И это могло значить только одно - король спит. Ну, и причер, видимо, тоже.
Принцесса замерла на распутье: надо кому-то рассказать об увиденном. Кому? Морин, бедняжка, уже получила дурную весть, пожалуй, многовато для одного дня. Отцу? Но у его покоев стоят стражники. Они, конечно, пропустят меня, но придется объяснить им, что случилось, почему платье и руки наследной принцессы Элионоры в крови. Стражники не слишком сообразительны и вряд ли поверят в историю о внезапно воскресшей и также внезапно погибшей Марджи. Скорее уж они разбудят даму Вилимину и поручат ее заботам Лио, которая явно не в себе.
Пойти прямиком к Вилимине? Но она принимает на ночь сонный отвар и до рассвета ее нипочем не добудиться.
Оставался причер. Он рассказал о няне, значит, Марджи доверяла ему. Значит, Николас. Лио сделала движение к его келье, но в этот момент из противоположного конца коридора донесся смех. Принцесса повернула голову. Коридор за ее спиною был пуст, но пустота эта не порадовала – стены, пол, потолок залил призрачный голубоватый свет. Лио помнила, где она видела такой свет. Помнила она и о последних словах Маржди.
Холодные каменные стены закрывали гобелены и занавеси и девушка хотела неслышно скользнуть них, но шелк ее платья тревожно зашуршал, задевая за пурпурные портьеры, шторы выдавая движение. Лио было замерла, полоненная смутным ужасом, но совладала с собою. «Это всего лишь шорох, его слышу только я», - сказала она себе и, не раздумывая больше, опрометью кинулась к дверям кельи священника.
****
Из-за двери слышались голоса, и я забарабанила, что было мочи. Дверь открылась почти мгновенно. Так быстро, словно причер только и ждал, чтобы распахнуть ее.
Да, дверь открылась и открылась широко. Настолько широко, что я увидела, еще не войдя, даму Вилимину, стоящую за спиной святого отца. Ту самую, что сейчас спит – не добудишься – в своих покоях.

- Принцесса! – причер отступил, давая мне войти, и я шагнула внутрь.
В келье, скромной келье священника, находились в сей неурочный час сразу две дамы. Смущенная (никогда прежде не видела ее смущенной!) Вилимина и Бетт.
А еще… У стены в аккуратной переносной колыбели лежал младенец, лежал и гулил. Весело болтал толстыми, согнутыми в коленках ножками, пускал счастливые пузыри на батистовую распашонку, разжимал и сжимал толстые, налитые кулачки. Замечательный, здоровый младенец, сосредоточенно пытающийся поймать свою замечательную розовую пятку… Замечательно…
- У Артура зубки режутся, он плакал, а я так испугалась, вот и прибежала ночью к Вилимине, а она мне и говорит: «Пойдем  к Николасу, у него есть ладанка из Святой Земли, нужно положить ее в люльку и все пройдет, а на крайний случай - приготовим целебный отвар», - вот мы и пришли, - как ни в чем не бывало сказала скороговоркой Бетт. – Видишь, у него уже все прошло!

Я услышала, как откашлялась за моею спиной Вилимина. Хорошо, когда знаешь наизусть чужие привычки: Вилимина терпеть не может вранья, она просто не в силах сдержаться, когда слышит ложь, непременно начинает прочищать горло, словно чем-то подавилась.
- Бетт, - причер Николас взглянул на сестру нашего алхимика, мою подругу, королевскую любовницу и мать высокородного бастарда для ровного счета. – Бетт, я думаю, мы можем доверять Лио. Я уверен, Бетт.
Ну, спасибо!
- Лио, - Вилимина наконец откашлялась, - мы должны кое-что тебе рассказать.
- Нет, - говорю я, - не сейчас. Тем более, ничего нового вы мне не расскажите. Думаю, я все уже знаю. Это, - я киваю головой в сторону колыбели, - мой брат.

Похоже, мне удалось произвести впечатление. Судя по их лицам, по крайней мере. Однако, наслаждаться триумфом мне некогда, в келью Николаса меня привело не желание проникнуть в чужие тайны, а жгучая необходимость разобраться со своими, а еще беда, непоправимая, как любая смерть. И об этой беде я должна рассказать немедленно.
Я собиралась поделиться страшной новостью с Николасом или Вилиминой, лишь Бетт не входила в мои планы. Но раз уж и она тут, и все они - одна милая компания, что же…
- А вот для вас у меня новость, - бухаю я.- Марджи убита.

Судя по реакции присутствующих, воскресение Марджи было тайной только для меня: ни Вилимина, ни Бетт не попытались вразумить меня рассказом о том, что нянька умерла много лет назад. Напротив, Бетт ахнула, зажав рот рукою, а безупречная дама Вилимина разразилась тирадой, зародившей сомнения в благородстве ее происхождения.
- Ты нашла ее в хижине?
- Кто убийца?
- Что же теперь будет?
Они заговорили разом: Николас, Вилимина и Бетт. Ответ у меня был только на первый вопрос, и я кивнула причеру, проигнорировав слова женщин.

- Я нашла ее на полу. Думаю, ее убили совсем недавно. Она… еще не успела остыть.
Николас смотрит на меня зорко и подозрительно:
- Ты разговаривала с нею. Ты задала ей свои вопросы. Услышала ответы. Зачем ты пришла снова?
- Вопросы, святой отец, как дети, нет-нет, да и появятся, вроде как ниоткуда!  Да, Бетт?
Бетт примерно краснеет. Очевидно, она еще не почувствовала себя матерью королевского сына. Что ж, пусть. Я никогда не обманывала ее и не заслужила лжи, путь себе краснеет!
Дама Вилимина как всегда первой находит, что сказать:
- Нам необходимо немедленно отправиться к хижине. Марджи нужен покой, Николас. Тебе придется сделать это для нее, как бы ни тяжел был сей труд. Ее не должны видеть непосвященные, могут пойти пустые разговоры, их и так слишком много при дворе. Возьмем моего слугу, он нем как рыба и силен как бык, поможет копать. Бетт, ты пойдешь с нами, посветишь и поглядишь сквозь мрак, как ты умеешь. Может, чьи-то следы еще и не остыли. И, предвосхищая возражения, бросает:
- А с Артуром побудет Лио. Ей весьма полезно поучиться обращению с младенцами.

Мою наставницу непросто вывести из равновесия, и уж практически невозможно заставить забыть о главной задаче: воспитать во мне достойную мать многочисленного королевского семейства. Похоже, все это понимают, и очень скоро я остаюсь в комнате наедине со сводным братом. И только Бетт перед тем как выскользнуть из кельи едва слышно роняет, так и не посмев поднять на меня глаза:
- Будь ему защитой!
Отлично. Защитой. Только сейчас я, наконец, поняла, как сильно испугана - меня начала бить дрожь, та самая, что абсолютно не достойна будущей королевы-матери, и которую не унять иначе, как выпив бокал горячего вина со специями.
Я поискала глазами – ничего похожего на специи или горячительные напитки в келье причера Николаса не наблюдалось. Лишь в дальнем углу темнели покрытые паутиной бутыли церковного вина для причастия.
Ну, что ж. Надеюсь, святой отец не будет на меня в обиде. Я плеснула темной жидкости в плоскую чашу, стоявшую на столе. На мой вкус, вино было слишком сладким, но приятно согревало, а большего мне сейчас и не было нужно. Сделав хороший глоток, я подошла к колыбели. «Защитой…»

Ребенок бросил развлекаться с собственной пяткой, он заприметил меня и теперь таращился вовсю, улыбался. Он пытался говорить на свой лад, но лепет его я не понимала – да и что такого мог сказать мне младенец, не разбирающийся ни в родовых проклятиях, ни в дворцовых тайнах? В моей защите он пока не нуждался, но, возможно, скоро ему понадобятся чистые пеленки, а где их взять, я не представляла.
Вино делало свое дело, я почувствовала, что мысли мои принимают вполне философский настрой: маленький бастард, угроза моему будущему царствованию, если верить Морин, казался мне вполне безобидным. Неужели он может быть источником бед? Вот эти симпатичные щеки и славные маленькие ручки? Я склонилась над Арчи. Ну, да, Арчи, мой маленький брат! Какой же он забавный. Арчи улыбнулся и опять что-то пролепетал. Только я уже не пыталась вслушаться, потому что увидела, как из-под двери струится голубой свет, тот самый, что так напугал меня в коридоре. Казалось, и воздух в комнате стал холоднее, словно повеяло стужей: я смотрела, не отрываясь на дверь, она начала светиться, а ручка ее – медленно поворачивалась.
Наверное, я должна была вспомнить уроки своих наставников. Сорвать со стены алебарду или поискать какое-нибудь еще подходящее оружие, чтобы отразить нападение неведомого врага - в том, что за дверью враг, у меня не было сомнений. Но алебарды в келье священника не было, и я схватила на руки младенца, прижала его к себе и заметалась по комнате в поисках укрытия.
Спрятаться в обители причера, впрочем, было тоже негде, сплошной аскетизм – ни гобеленов на стенах, ни уютных ниш, убранных тяжелыми тканями.  Я повернулась к окну: если выбраться наружу, есть шанс пролезть на внешнюю колоннаду, но сделать это с ребенком на руках невозможно. Трудно сказать, чем бы все кончилось, но голубой свет вдруг погас, а из коридора донеслись голоса, и эти голоса были мне хорошо знакомы.

Они буквально ввалились в комнату и заговорили все разом, Вилимина, Бетт, причер, а с ними еще и Трелл. И так же разом умолкли, увидав меня с ребенком на руках. Дело в том, что кинжал я все-таки успела достать – Вилимина могла бы мною гордиться, если бы не подумала совсем о другом.
Они смотрели на меня, и я отлично читала по лицам их мысли. Я должна была объяснить, но объяснять мне не хотелось. Противно оправдываться.

- Отдай мне ребенка, Лио, - причер Николас выступил вперед, протягивая руки и делая ими какое-то странное движение, не то успокаивающее, не то, предостерегающее.
Бетт побледнела.
Вилимина удивленно подняла брови:
- Тебя кто-то напугал, Лио?

Левой рукою я продолжаю прижимать брата к груди, а правой отправляю на место кинжал. Спасибо тебе, моя мудрая наставница.
- Да. В комнату пытался проникнуть… некто. Я не знаю, кто это был, но вы подоспели вовремя.
Они с недоверием смотрят на меня.
- Хижина сгорела. Нам не пришлось хоронить Марджи, там – пепелище…
- Думаю, тот, кто убил Марджи, сейчас в замке. Он хотел добраться до меня. Или до нас. Вы вспугнули его.
- Вспугнули? Кого? – Бетт смотрит на меня с ужасом.
- Пусть принцесса расскажет, все, что знает! – восклицает Трелл. Черт возьми, а он откуда взялся посреди ночи?
- Боюсь, что собравшиеся допрашивать принцессу, знают куда больше, чем она,  - парирую я недружелюбно. – Может быть, мне, наконец, поведают о тайне моего рождения, зловещем проклятии, тяготеющем над нашей семьей, а, заодно, и о чудесном появлении на свет сводного брата, маленького бастарда и нового претендента на престол, словом, все то, что вы были готовы рассказать мне, когда я заявилась сюда!

Вилимина сдается первой.
- Я давно говорила вам, что принцесса готова узнать правду, – устало сообщает она, тяжело опускаясь на скромный табурет. – Николас, будь так любезен, у тебя здесь где-то было неплохое церковное вино.
Причер переглядывается с Треллом. Бетт не сводит с меня глаз. Я мило ей улыбаюсь и перехватываю Арчи поудобнее.
- Задавай свои вопросы, дитя! – причер ободряюще кивает мне. – А потом мы зададим свои. Возможно, так оно и правильно будет.

Много слов было сказано этой ночью. Я узнала, что причер и няня Марджи были некогда любовниками и что Грег, мой молочный брат, был его сыном, сыном священника, я узнала, что все эти годы Николас, Вилимина, Марджи и Трелл, верные клятве, данной моей матери, как могли, оберегали ее потомство от опасностей проклятия. Я узнала, что и сам Старый Лес позаботился о своих падчерицах, подарив нам Августа, молчаливого и внимательного охранника.
Скажете, что я узнала много?
Я не узнала ничего нового. То, что няня, наставница и хитрый алхимик были моими друзьями, мне было известно чуть ли не от рождения. То, что Николас совсем не враг мне, я поняла сама, хоть и недавно. А что до его личных тайн и прошлого, так ли важны они были для меня?
Август… И про него я догадывалась. Он не простой пес, это видел любой, кто хоть раз взглянул на это огромное серое существо.
Но самое главное, жизненно важное для меня и моей семьи, то есть ответ на вопрос, в чем же состояло проклятие, так и не прозвучал! Удивительно, все о нем знали или догадывались, у каждого была своя версия, но точно не знал никто, кроме няни, которая знала, но рассказать не могла, и теперь уже не сможет никогда.

Что поведала в ответ я? О встрече с русалкой, избавив этим причера и наставницу от описания случившегося между моим отцом и матерью. На сей раз у меня не было причин что-либо скрывать, наоборот, воспользовавшись своей историей, я попыталась выяснить, чем же было то зло, о котором говорили и русалка, и Маржди.
 
- Я могу сказать тебе лишь одно, принцесса Лио, - Трелл почесал в затылке и принахмурился. – Твоя мать никак не должна была умереть. Я перерыл горы манускриптов и нашел-таки рецепт снадобья, что защитило бы ее от гибели после… утраты волшебной сущности. Много сотен лет назад случилась история, кое-чем похожая на историю твоих родителей: юная владычица эльфов и человек, тоже королевской крови, как и твой отец, полюбили друг друга. Впрочем, когда они повстречались, он был всего лишь бродягой, не чаявшим вернуть былое величие своего рода и престол города построенного из белого камня… Их история закончилась хорошо, и я провел долгие недели, выискивая в фолиантах намеки на то, что спасло эльфийку кроме битвы со вселенским Злом, в которую ввязался тот государь.  Мне повезло: я нашел ответ, зелье было приготовлено, твоя мать пошла на поправку. Однако, вскоре болезнь вернулась и королева в считанные дни сгорела как свеча…
От меня не укрылись взгляды, которыми обменялись между собою  закашлявшая Вилимина и Николас. И я не видела ни малейшего резона молчать.
                ****
Принцесса вскинула голову и прервала речи алхимика:
- Я вижу, что и даме Вилимине, и святому отцу все представлялось несколько иначе, Трелл! Все зашло так далеко, что любая неточность может быть губительна для трона нашего, в чьих бы руках он не оказался. Принцесса с ангельской улыбкой погладила по голове младенца, задремавшего у нее на руках.
- Я требую правды. И, сказать по совести, я совсем немногого требую…

Бетт умоляюще посмотрела на брата, но тот упрямо опустил голову.
- Она погибла в одночасье. Я не лгу. И это не было работой волшебного заклятия.
- Не заклятья, а проклятья! – причер вскочил и принялся мерить комнату шагами. – Это было именно проклятье, я уверен! Причем – не чье-нибудь, ее собственное проклятье, только оно способно было разделаться с нею столь жестоко!

Он остановился у окна. Вряд ли священник что-то мог разглядеть в темноте, скорее всего, он полностью был поглощен своими мыслями и тенями прошлого, что виделись ему в неверных бликах на цветном стекле.

- Я уверен,- глухо поввторил он, не отводя взгляда от окна, - что твоя мать прокляла Бертрана, Лио. Его самого и его будущее потомство. Вряд ли она знала тогда, что потомство у них будет общим. Скажи нам не таясь, принцесса, не чувствуешь ли ты… не казалось ли тебе, что за твоею спиною стоит чья-то тень, что в твои мысли постоянно вторгается нечто чужое и недоброе?
 
«Точь-в-точь это я уже слышала от Марджи…»,- мелькнуло в голове Лио.

- Иными словами, принцесса, не кажется ли тебе, что на тебя открыта охота и всадники не за горами?- продолжил священник, не слышащий ее мыслей.- Ты не помнишь свою мать, но она стояла у твоей люльки, пела колыбельные песни. Она любила тебя, в этом не было сомнения, как и в том, что она любила короля. Я знал ее с детства, мальчишкой я прибегал к озеру и мы… неважно. Мы играли. Мы были друзьями, и не просто мне было обратиться к Богу, мне - тому, кто в детстве дружил с феей. Но именно из-за твоей матери я и стал тем, кем ты меня знаешь, Лио!

Никто не перебивал причера Николаса, речи его были и путаны, и сумбурны, но в них каждый из присутствующих ловил что-то очень важное для себя.

- Я знаю, что говорю, Трелл! Да, твое снадобье сработало, и потеря волшебной сущности не грозила моей королеве гибелью, но над нею нависло то, что отвратить не могло никакое зелье – ее собственное проклятие. Бесчестный поступок Бертрана, это он погубил ее! Она прокляла весь его род, а потом исправить ничего было уже нельзя. Почти ничего. Королева знала это и не смогла пережить, что сама стала причиной бед для самых дорогих людей. Поэтому она погибла, Трелл, несмотря на твои старанья и мои молитвы, поэтому в опасности принцессы, король и маленький Артур! Дитя мое, - теперь священник смотрел на принцессу, - скажи, ответь нам как на духу, как на исповеди, к которой я так и не дождался тебя, не знаешь ли ты чего-нибудь такого, что, увы, подтверждает мои слова? Не было ли тебе видений или вещих снов, не грезила ли ты о чем-нибудь  странном или недостойном?

Это был момент, когда Лио готова была рассказать собравшимся в комнате о своих снах. Но дама Вилимина не дала ей сделать этого:
- Опомнитесь, святой отец! В своих предположениях вы зашли слишком далеко. Ее высочество с детских лет под моим присмотром. Возможно, я – слишком строгая Наставница, но упрекнуть меня в невнимании к моим воспитанницам – бесчестно! Мне известны все помысли Лио, и нет в ее жизни ничего, что было бы скрыто от меня.
***
Тирада Вилимины насмешила меня порядком – ведь всего-то ничего времени прошло, как я рассказала собравшимся о встрече с русалкой, и для наставницы мой рассказ был такой же новостью, как и для всех собравшихся, но ей и в голову не пришло, что это была не единственная моя тайна! И я уже подумала, что настало время возразить ей первый раз в жизни, как дверь в комнату распахнулась. На пороге стояла Морин, ее заспанное милое лицо заставило меня улыбнуться.

- Простите, святой отец, что вторгаюсь к вам в келью в столь поздний час. Но я должна непременно была увидеть мою сестру! Я не нашла Лио в ее покоях и поспешила к тебе, благородная дама Вилимина. Но твоя камеристка сказала, что ты отправилась сюда и я…

Тут Морин наконец увидела меня. Меня и Артура. И Бетт. Она поняла, кто перед нею, и сон слетел с нее в миг.
- Лио, - она прикрыла ладошкой рот не в силах вымолвить не слова. – Это …он? Как ты можешь?!

Порою мне кажется, что святая наивность и благочестие Морин пагубно влияют на ее разум. Что собственно такого в том, что наш отец, осьмнадцать весен назад лишившийся своей королевы, обрел подругу, родившую ему сына? Конечно, Бетт не королевского рода и Арчи – несомненный бастард, но от этого кудрявый пух на его голове не перестает пахнуть медом, а щечки не делаются менее нежными. В конце концов, даже если король вдруг решится признать его, даже если воля будет изменена, и Арчи объявят наследником (чем сын здоровой простолюдинки хуже дочерей лесной феи?), клянусь, я лишь вздохну с облегчением! По крайней мере, сдается, такой поворот событий отвадил бы таинственное Зло, что преследует меня последнее время.
Все эти мысли вихрем проносятся в моей голове:
- Хочешь подержать его на руках, сестра? Только осторожно, он, кажется, уснул, - говорю я и делаю шаг в сторону Морин.
Я успеваю заметить на лице ее растерянность, сменившуюся сомнением, смятением, полуулыбкой, но мне не удается прочесть больше ничего, ибо Бетт, сдерживавшая все это время, вихрем налетает на меня и буквально выхватывает Арчи из рук.
- Нет! – она отступает за спину Трелла и уже оттуда, запинаясь бормочет, - Прошу простить меня, ваши высочества, но он всего лишь младенец и ему … ему…
- Ему давно пора в колыбель, Бетт. Как, собственно, и всем присутствующим! – подхватывает причер Николас с улыбкой, выручая юную мать из крайне неловкого положения. - Пусть мою монашескую койку и трудно назвать колыбелью, после сегодняшних приключений я буду спать как младенец!

Дама Вилимина, словно только и ждавшая этих слов, заразительно зевает, благочестиво прикрывая рот рукою, и немедленно встает с табурета
- Принцессы, время позднее и вам следует быть в ваших опочивальнях, не то Его Величество будет иметь все основания упрекнуть меня в ненадлежащем выполнении обязанностей!
Спорить с Вилиминой, заговорившей этим тоном – занятие совершенно бессмысленное.
- Идем, Морин, - я беру сестру под локоть и увлекаю к выходу.
Вилимина следует за нами, плотно затворив дверь в комнату священника. Пока мы идем по коридору, я шепчу сестре: «Не ложись спать, я приду к тебе по балкону, мне необходимо многое тебе рассказать!». Глаза Морин расширяются от любопытства, смятение, овладевшее ею в комнате, исчезает. Она незаметно кивает мне.
Едва избавившись от Вилимины, пожелавшей убедиться, что в моей комнате не притаились неведомые враги и осмотревшей чуть ли не каждый угол со свечой в руках, я закрываю дверь на ключ. Теперь нужно немного подождать и вылезти на балкон, чтобы добраться до комнаты сестры.

Глава 5
Мы сидим бок о бок, натянув до подбородков мягчайшее и невесомое одеяло из лебяжьего пуха. Я только что рассказала Морин о случившемся со мною. О Роберте. О Марджи. О предположениях причера Николаса. На сей раз Морин слушает меня очень внимательно и не пытается спорить.
Она всплакнула, услышав историю нашей няни, лукаво улыбнулась, когда я описывала ей приключения «дочери ловчего», а когда я дошла до рассказа о семейном проклятье, ее лицо стало мрачнее тучи, мое, впрочем, тоже.

- Морин, - принцесса Лио взяла сестру за руку. – то, что я узнала от Марджи, рассказ Трелла, догадки Николаса и то, что мать произнесла проклятие в… момент зачатия, все это заставляет меня поверить в самое страшное. Я – проклята. Скорее всего, потом она пыталась исправить содеянное, ведь к тому времени, что я появилась на свет, она полюбила к нашего отца. Но было уже поздно, проклятие работало! Я думаю, няня неверно истолковала слова своей королевы, и мое двадцатилетие – это тот срок, который матери удалось отмолить у сил Зла. Я боюсь, что едва этот рубеж минует, я окажусь во власти Мрака. Недаром он приручает, затягивает меня, посылая сны и видения.

- Двадцатилетие или замужество, - задумчиво произнесла принцесса Морин. – Она сказала: «Двадцатилетие или замужество». Почему?

- Кажется, я знаю. Наша мать утратила свою волшебную природу вместе с девственностью. Вдруг и мне досталось какая-то часть ее нечеловеческой сути,  эта суть дремлет до поры, сдерживаемая усилиями моих наставников и той частью меня, что принадлежит к миру людей? Вдруг эта демоническая суть высвободится, когда я выйду замуж? Морин, мне страшно говорить, страшно даже подумать, но вдруг эта сущность есть и в тебе, ведь проклятье матери могло коснуться всего рода короля Бертрана! Тогда, если это так, гибель твоих женихов – промысел божий, тогда твой Ангел – это добрый Гений, посланный всевышним, чтобы оградить тебя от замужества, чтобы спасти твою душу, Морин!
- Но это значит, Лио, что ни тебе, ни мне нельзя обрести супруга?! – глаза Морин наполняются слезами. – Сестра, неужели нам одна дорога – в монастырь?
Принцесса Лио криво улыбается.
- Боюсь, мне нет дороги и туда. Ты забыла – походы в церковь становятся для меня все невыносимее.
- Что же нам делать?
- Не знаю. Но я думаю, что мы должны все рассказать отцу. Он в ответе не только за нас с тобою, но и за все королевство, угрозой которому мы можем стать. Отец наш добр и мудр, он не оставит нас в беде.
- Ну, да, - Морин состроила недовольную гримаску, - мы выложим ему все, он отправит меня в монастырь, тебя запрет в башне и приставит экзорцистов, чтобы смиряли демонов, а сам преспокойно обвенчается с этой толстой шлюхой и объявит маленького ублюдка наследником престола.
- Отец никогда не сделает этого, Морин, он любит нас!
- Тебя – возможно, но никак не меня. Недаром он так стремится сбыть меня первому встречному!
- Опомнись, что такое ты говоришь? Отец печется лишь о благе нашего королевства. Если он иногда и бывает слишком суров в своих решениях, то лишь по тому, что самое главное для него – это долг государя!
- Как ты наивна, Лио. У тебя, похоже, вовсе не осталось разума – его место благополучно занимает взлелеянная Вилиминой забота о благе королевства! Ну, хорошо, я расскажу тебе кое-что. Ты не веришь, что отец способен жестоко поступить с нами? А что ты скажешь, когда узнаешь, что он тайно посылал гонца к инквизиторам? Как ты думаешь (ты же так любишь думать, сестричка!), зачем он сделал это? Что может заинтересовать Святую Инквизицию в нашем замке? Ведь для них даже причер Николас – почти еретик и отступник, представь, кем покажемся им мы!
Морин, не мигая, глядела на свою сестру. Легкая улыбка играла на ее вишневых губах, резко оттеняя и без того бледное лицо. Полная смятения, Лио теребила краешек шелкового покрывала, и мысли ее растекались, она уже не в силах была уследить за ними. Лабиринт тайны не выпускал ее, болото давней, неразоблаченной лжи засасывало все глубже и глубже....
- Нет, сестра. Я все равно не верю, я…
- Довольно, - оборвала ее Морин, нетерпеливо подняв руку. - Довольно слов, не несущих ничего, кроме беспокойства! Веришь ты или нет, неважно. Я чувствую, ты права, ты угадала все или почти все. Но – молчи, заклинаю тебя, ни слова отцу! То, что ты почувствовала, погубит тебя и меня, если хоть кто-нибудь, слышишь, хоть кто-нибудь узнает об этом. Неужели ты хочешь корчиться в огне костра?
- Отец не допустит этого. И я отправлюсь к нему после заутрени, сестра. Я расскажу ему все. Не забывай, что и причер, и Вилимина, и Бетт, и Трелл знают многое.  Думаю, в конце концов, они додумаются до того же, что и я!
Морин опускает голову. В ее глазах вновь стоят слезы.
- Ты – старшая, Лио. Ты вправе решать нашу участь…
- Я уверена, вместе с отцом мы сможем что-нибудь придумать! – Лио целует сестру и тенью скользит к балконной двери.
***

Вернувшись в свои покои, я поняла, что сестра во многом права, рассказывать что-либо королю, пожалуй, еще рано. Для начала необходимо посоветоваться еще кое с кем.
Я уложила на кровать валик из одеял и накрыла его покрывалом, если Вилимина заглянет - я сплю после тревожной ночи, будем надеяться, она проявит сочувствие хоть раз в жизни и не станет меня будить.
Я пробралась на конюшню и тихонько вывела Гнедого: хоть летние ночи и коротки, туман, окутавший лес непрозрачным своим одеялом рассеется не скоро, он будет мне надежным укрытием. Я спешилась у сторожки и заглянула внутрь.
Рыцарь, конечно же, меня не ждал, он спал, раскинувшись на ложе под пологом, тихо и мирно, как дитя. Картина эта поразила меня своим домашним уютом: меч в ножнах рядом на полу, ворот рубашки расстегнут на груди - безмятежный сон безмятежного человека…
Я вернулась во двор, оставила Гнедого у коновязи, повозилась там недолго, но шумно, задавая корм обоим коня, потом, нарочно скрипнув дверью, снова вошла в сторожку. Рыцарь по-прежнему спал. Некоторое время я разглядывала его. Странное чувство возникло во мне: казалось, я - дома. Казалось, что не первый раз я вижу этого разметавшегося во сне мужчину, и мне отчего-то захотелось подойти к нему поближе.

Королевская дочь задумчиво смотрела на спящего рыцаря. Его лицо, его спокойная поза притягивала ее. Лио сделала шаг вперед - теперь она стояла прямо над ним, близко-близко. Нега и покой, казалось, исходили от спящего.

И тогда, сама не ведая, зачем, Лио опустилась на край ложа рядом с Робертом и, секунду помедлив, провела рукою по его щеке.
Рыцарь не шелохнулся: «Он спит, - сказала себе Лио. - Он крепко спит...»

Широкие плечи, тонкий шелк рубашки - теперь королевской дочери легко было рассмотреть все это. Словно сама собою коснулась ее рука каштановых волос Роберта. О чем ты думаешь, девица? Остановись, пока не поздно! Но - поздно. Рыцарь-то вовсе не спал!
Мягко, но не разомкнуть, сошлись на запястьях принцессы его пальцы. Легко приподняли и уложили ее сильные руки: и вот уже не она над ним, а он над нею склонился - ладонь в ладонь, удерживая, не позволяя встать, освободиться.
Лио попыталась сопротивляться - без результата. Подняла на рыцаря возмущенный взгляд:
- Пусти!
- Зачем? - он улыбнулся.

Лио не нашлась, что ответить - рыцарь склонился к ее губам.
Никто и никогда еще не целовал ее так. Ну, она, конечно, как любая девчонка в замке, знала, чем занимаются ночами офицеры и кавалеры с фрейлинами и служанками.
Но одно дело  п о д с м о т р е т ь  что-то краем глаза, а совсем другое - почувствовать ласковое прикосновение, от которого голова идет кругом, а на сердце становится тепло и сладко...

                ***

Видит Бог, я хотела оттолкнуть его, но сил не хватило даже на то, чтобы просто поднять руки. А сказать мне он попросту ничего не дал - невозможно говорить и целоваться одновременно: получается невразумительное мычание, абсолютно несовместимое с королевским достоинством.

Его руки были умелы: я не сопротивлялась. Глупо сопротивляться мужчине, с которым по своей же причуде оказалась наедине в сторожке посреди леса. Кричать и звать на помощь и вовсе бессмысленно и неприлично.
Его руки становятся все настойчивей и настойчивей. Все во мне замирает, краска стыда заливает мое лицо.
- Нет! - вскрикиваю я.
Но он и не слышит меня, его не остановить! О, Боже, стыд, стыд! Зачем он... О, нет!!!
Я пытаюсь сопротивляться, но это длится лишь мгновение - и я кричу не от боли и страха, а потому что вдруг вспоминаю, где уже видела подобную картину - русалочье озеро! Отец, мать и проклятье. Я теряю сознание от ужаса.

Первое, что я вижу, придя в себя - это его глаза: они полны тревоги.
- Девочка моя, - слышу я его голос, - глупая моя маленькая девочка! Что же ты не сказала, что ты, - он смущается. Его, оказывается, можно смутить, кто бы мог подумать! - ...Что ты... ты девица!

Несмотря на пережитый позор, а иначе как позором это не назвать, меня так и подмывает съехидничать. Интересно, где это он видел королевских дочерей, трубящих направо и налево о своей невинности, словно это и так не очевидно каждому? Впрочем, для него-то я отнюдь не королевская дочь, а девчонка из замка, а они взрослеют рано.
- Милая, - он целует меня снова. -  Не беспокойся ни о чем и не бойся. Я поговорю с твоим отцом, и, клянусь, у него не будет оснований отказать мне, даже если в роду у вас были принцы крови!  Я …теперь свободен и мне нужна жена. Нужно лишь уладить одну маленькую старую проблему, но я уверен, с этим не будет больших хлопот, раз Бертран… Впрочем, не важно!
О, господи! Знал бы он, о чем говорит! Но он не знает, даже представления не имеет. В отличии от меня. Вновь поцелуй... еще... и еще... Кажется, мне удается ответить, и все начинается сначала.
                ***
Туман еще не развеялся, когда мы покинули сторожку. Роберт проводил меня до тайного хода в стене, а сам остался ждать, когда откроют ворота замка. Спросите меня, о чем я думала, прощаясь с ним. Спросите, мне будет приятно, только я все равно не отвечу. Скажу только, что об ответном письме принцессы мой рыцарь так и не вспомнил.
Мне не хотелось никого видеть, и я пробралась в библиотеку – самое близкое место от потайной двери, туда, где можно найти укромный угол, добираться до моих покоев нужно было мимо нескольких постов стражи. Зачем плодить лишние разговоры?
Я должна была хорошенько обо всем подумать - самое время решить, как жить дальше и жить ли вообще, поскольку, если я права в своих догадках, случившееся сегодня ночью открыло дорогу силам Мрака. Воистину королевскую дорогу.
Я устроилась в огромном старинном кресле под защитой пыльного гобелена – вряд ли меня спохватятся в ближайшее время.
На этот раз сон пришел внезапно, он обрушился на меня, словно желал раздавить и уничтожить, не затягивая больше наших игр. Еще никогда я не сидела на этом троне, троне-ловушке, троне-убийце. Все мои прошлые сны милостиво позволяли мне обойти его стороной, лишь в конце я падала туда, просыпаясь. Теперь же, я оказалась полностью в его власти, лопатки словно вросли в жесткую спинку, я утопаю в обманчиво-мягком сиденье. Откуда-то я знаю, что мне нельзя шевелиться, любое движение разбудит трон, и он примется кромсать меня на части. Я вижу свои руки – они лежат на изогнутых подлокотниках, мои руки, такие знакомые и привычные, кажутся мне странными. Что в них не так, я понимаю хоть и не сразу – пальцы, пальцы становятся все длиннее! По рукам, от локтей, от предплечий разливается нестерпимая жгучая боль, но двигаться нельзя, надо терпеть. Я с ужасом вижу, как мои пальцы искривляются и медленно вытягиваются в длину, а из ложбинок между ними вырастают узкие стальные лезвия. Я чувствую, как мои бедра оплетает тяжесть, вжимающая меня в трон, растворяющая в нем. Но ужас мой - лишь тень грядущего, ибо у дальней стены зала, той, от которой я обычно начинаю свой мучительный путь, я вижу легкую фигурку в голубом платье заморского шелка - моя Морин идет ко мне. Я хочу крикнуть, остановить сестру, приказать ей не приближаться к трону, но я не могу сделать этого – у меня больше нет голоса, чтобы говорить, ведь у предметов не бывает языка, лица, рук – моя страшная метаморфоза закончена, теперь я и есть – трон. А Морин все ближе, ей уже рукой подать до меня! И она ни о чем не догадывается, моя бедная сестра, на лице ее нет и тени тревоги, оно безмятежно, как всегда. В последней отчаянной попытке предупредить ее, собрав силы, пытаясь отделиться от убийственного трона, я рвусь к ней навстречу, я кричу.
Но вырваться мне не дано, я лишь привлекаю к себе внимание Морин, и она доверчиво улыбается и спешит ко мне. «Нет!», - кричит все мое существо, но Морин не слышит моего безмолвного крика, она не знает, что я – больше не я, а страшная машина для убийства. Она подбегает ко мне, она протягивает руки, чтобы обнять. Последнее, что я вижу, изумление в ее глазах и брызги крови, летящие мне в лицо.

Я очнулась в холодном поту. Кошмар кончился. Или… нет?
Кто это кричит истошно, надрывно, чей плач горек, чьи голоса шумят в нашем тихом замке?
Я кидаю взгляд на свои руки - нет, все в порядке, ни крови на страшных лезвиях, ни самих лезвий. 
Шум за стенами библиотеки приближается, он все громче, тревожные голоса все отчетливее. И то, что я слышу, почему-то похоже на продолжение моего сна. Я вскакиваю и вылетаю в коридор – передо мною толпа придворных: Трелл впереди, а на руках у него – изуродованное и окровавленное тело моей сестры Морин.


                Глава 7

Когда я пришла в себя, у изголовья кровати сидел отец. Я не могла не заметить бледность его лица, и то, что взгляд его был жестким и изучающим.
Он ничего не сказал, а я ничего не спросила, у меня не было сил окликнуть его, едва увидев, что я очнулась, отец встал и покинул комнату.
Слезы душат меня, и одна мысль бьется в голове: Морин больше нет. Моя маленькая, моя добрая, нежная Морин, никогда и никому не сделавшая зла, превратилась в изломанную безжизненную куклу. Где же был ты, сияющий Ангел-хранитель, отчего не сберег, не защитил ее?
Но остаться одной и оплакать ее, как подобает, мне не судьба. Короля на его посту тут же сменяет Вилимина, она несет в руках поднос, заставленный сомнительно пахнущими снадобьями, за нею поспешают пухленькая Катерина, с нею Бетт - воплощенная маска сострадания, волосы растрепаны, вид… ну, так выглядят безумные. За ними следуют и другие дамы и фрейлины.
В комнате немедленно становится душно и суетно. Лица у придворных зареванные, никакая пудра не скроет покрасневших глаз и носов. На высоте только Вилимина, как всегда, впрочем.

- Ваше Высочество, - она приседает в официальном книксене. – Позвольте выразить нашу глубочайшую скорбь, нет слов, чтобы передать ужас от случившегося. Однако, - лицо моей наставницы принимает своеобычное выражение, верноподданническое сочувствие исчезает, Вилимина вновь стала собой, - однако, в этот тяжелый миг Вы как никогда должны проявить королевскую волю и твердость. Дамы, - она обводит взглядом свою свиту (вот уж у кого воистину царственный взгляд, свита, без сомнения, ее, не моя), - дамы, Ее Высочество с благодарностью принимает ваши соболезнования, и просит вас удалиться. Пусть останутся лишь Катарина и Джессика, мне понадобится их помощь.
- Прошу простить, дама Вилимина, - лепечет Катарина, - но Джесс… она … ее здесь нет.
Брови наставницы взлетают вверх:
- Что значит «здесь нет»?! Она не соизволила выразить скорбь и соболезнования, как это сделали все мы? Что за неотложные дела задержали ее?
- Я… я не знаю… - малышка Катарина заливается краской.
- Катарина, какие неуместные и странные речи! Есть ли то, чего ты не знаешь о своей лучшей подруге? Крайне неподходящий момент для лжи. Изволь отвечать немедленно, и не пререкаясь!

Катарина продолжает краснеть: еще немного и цвет ее лица сольется с тяжелыми плюшевыми занавесями.
- Прошу простить, но я действительно не знаю, где Джесс. Вчера вечером она сказала мне, что некое лицо назначило ей встречу в полночь у дворцовой церкви. Она накинула плащ и ушла, с тех пор я не видела ее.
- Какое легкомыслие! – Вилимина с трудом сдерживает негодование. – Устраивать свидания в такой момент!
Судя по выражению лица Вилимины, бедная Джесс навсегда утратила ее расположение. Боже мой, какая ерунда все это. О чем они говорят? Какое значение имеет отсутствие фрейлины, если моя Морин – мертва?! И как убита горем Бетт… А несчастная Морин, да простит ее всевышний, подозревала ее в коварстве и злых умыслах.

- Довольно! – говорю я и поднимаюсь с ложа. – Вилимина, останься. Останься и ты, Бетт, все остальные - покиньте нас. И заберите поднос, я не намерена пить эту мерзость.
Моя наставница отлично знает, когда мною можно покомандовать, а когда – не стоит и пытаться. Она кивает хлюпающей носом Катарине, и та, поспешно подхватив поднос, исчезает из комнаты, увлекая за собою свиту.

- Как это случилось? Говорите! Я хочу знать.
Вилимина с сомнением смотрит на Бетт, потом кивает ей, дозволяя говорить.
- Я осталась ночевать у брата в башне, в нижних покоях, что под его лабораториями, - подает голос та. - После того, что случилось с Марджи, я побоялась идти в деревню ночью. Арчи еще так мал…

Бетт всхлипывает, и вновь начинает давиться слезами. Как же Морин заблуждалась! Горе Бетт искренне и велико. Так думаю я, но уже через секунду слышу слова, которые застают меня врасплох:

- Малыш долго не засыпал, потом я, наконец, уложила его. Трелл закончил свои ежедневные записи и велел мне открыть бутыль сладкого иллирийского вина. Мы проговорили всю ночь, было тепло, ставни оставались открытыми. И вот под утро, когда мы уже собирались спать, сверху раздался жуткий крик. Трелл вскочил и хотел побежать туда, ведь на верхних этажах башни никого не должно быть, но в этот миг что-то пронеслось вниз мимо оконного проема. Мы выглянули вниз и увидели на земле тело, как раз возле факелов у входа в башню. Я узнала младшую принцессу по голубому платью, что она так любила. Мы кинулись к ней на помощь, и, хоть мы спешили, Трелл замкнул дверь на ключ, ведь в комнате оставался спящий Арчи.  А когда я вернулась,  в колыбели никого не было-о-о-о!
Тут голос Бетт сорвался, она закрыла лицо руками и зарыдала.
         
                ***
Итак, моя сестра мертва. Мой сводный брат – похищен. Мой отец не пожелал даже говорить со мною. За дверью моей комнаты (я проверила) четверо гвардейцев и двое незнакомых монахов, они молятся, но четки в их руках выглядят крайне неловко. Гораздо больше подходят им мечи, что, не слишком скрываясь, оттопыривают рясы по бокам. Откуда они? Кто позвал их, и кто позволил войти во дворец? Отец? Причер Николас?
Вилимина увела рыдающую Бетт, пообещав вернуться вскоре, и, пока ее нет рядом, у меня есть время подумать обо всем еще раз.
Но чем больше я думаю, тем страшнее мне становится, я вспоминаю все: невесть откуда взявшуюся глубокую царапину на шее (как раз там, где, по словам Роберта, сталь клинка коснулась нападавшей вампирши), ощущение зла, притаившегося где-то на задворках моего сознания, страшные и разрушающие сны, и особенно - самый последний, оказавшийся пророческим.
Что думать мне, полукровке и наследной принцессе, которая однажды должна будет принять на себя заботу и ответ за всех, живущих в этом королевстве? Не стоит ли мне честно признаться (хоть себе самой для начала) в том, что угроза моим близким и будущим подданным исходит именно от меня?
Почему дверь моей комнаты под охраной? Чтобы Зло не проникло внутрь, или чтобы не вышло в мир?
Единственный ответ, который я легко могу получить, это ответ на последний вопрос. Нужно всего лишь попробовать выйти из моих покоев.
****
Принцесса Лио решительно встала и шагнула к дверям. Сейчас все станет ясно. Нет, не все. Но хотя бы – кое-что. Выйти она не успела – дверь раскрылась и в комнату скользнула Вилимина.
- Принцесса, государь ждет!
Выйти из комнаты по собственной воле или по велению короля – это, конечно, не одно и то же.
Принцесса шла по коридору, а Вилимина, стража и монахи следовали за ней. Возможно, охраняя от неведомого Зла, возможно – охраняя от нее обитателей Замка.
Король стоял у окна библиотеки. Взмахом руки он отпустил стражу – оставаться наедине с дочерью Бертран, по-видимому, не боялся.

- Лио. Твоя сестра убита. Я не знаю, как и зачем она оказалась в башне в неурочный час. Я не знаю, кто столкнул ее вниз, я не знаю, кто изуродовал, облив лицо жгучей кислотою. Но я не верю в то, что она облилась этой дрянью сама и, обезумев от боли, кинулась вниз. Для этого у нее не было причин. Или все же были?

Король вопросительно смотрит на дочь.

- Нет, - произносит Лио. – Нет, отец. Я не могу сказать, что душа ее пребывала в безмятежном покое, слишком много нам с нею пришлось узнать в последнее время. Но она не помышляла о самоубийстве. Я могу засвидетельствовать это, ибо рассталась с нею незадолго до рассвета.
- Но твоя наставница сказала что…
- Отец, дама Вилимина знает не все. Этой ночью я была в комнате Морин. Нам нужно было поговорить. В замке и окрест происходят странные вещи. Гибель Морин – не первое страшное событие, но, боюсь, и не последнее…
- Говори!
И я рассказала все. Точнее, почти все. В тайне я сохранила лишь то, что случилось между мною и Робертом.  Если уж быть точной, я вовсе не упомянула о нем. Даже для Бертрана Справедливого было бы слишком узнать, что одна дочь мертва, а другая, скажем так, обесчещена. Одно дело – оказаться исчадьем ада из-за наложенного проклятья, совсем другое – блудницей. Первое для наследной принцессы – беда, второе – позор. И еще я не стала говорить о Принце ангелов. К чему? Теперь, когда бедной Морин больше нет с нами, он вернется в Верхний мир, что ему наш замок…

Отец долго молчал, когда я закончила свой рассказ, мне даже пришло в голову, что он вряд ли узнал что-то новое, ну, кроме того, что мне снятся страшные сны, а, может, и о них он догадывался. Мой отец не похож на государя, который чего-то не знает в своем королевстве.

- Да, - медленно произнес он, словно сомневаясь, стоит ли говорить мне все это, - много лет назад я встретил женщину, на которую не имел права. Тогда я не знал, что такое может быть, я был уверен: весь мир – мой. Я был глуп, самонадеян, и если бы не ее добросердечие и самопожертвование, бед случилось бы гораздо больше. Нет смысла повторять, что я ее любил, а она полюбила меня. Любовь эта принесла ей страдания и гибель, и виноват в этом я один. Она оставила мне двух дочерей и пожизненную муку, нести которую тем тяжелее, чем яснее я понимаю: моя корона не защита вам, как не была защитою для нее. Нет, это она защищала меня, могущественного короля! Она, слабая и нежная, но сколько же в ней было мужества… Я знаю, что нарушил равновесие Сил, открыв дорогу в этот мир Злу.  Я знаю, что твоя мать сделала все, чтобы затворить дверь, распахнутую мною, знаю, что это стоило ей жизни. Не каждому дано отменить свое же проклятье, но мы так надеялись, что у нее получилось.  А теперь вот потеряли Морин! Я верил, что выдав младшую дочь замуж и отправив подальше от нашего двора, смогу отвести опасность хоть от одной из вас. Что проклятье действует, мне стало ясно уже после того, как погиб второй ее жених, Лио. Но что мне было делать? Замкнуть ее в монастырь, как настаивал Николас? Возможно, это продлило бы ей жизнь, но мне была противна мысль о том, что моя веселая и ласковая девочка станет монахиней, да еще и не по своей воле!

Король умолк. На лице его я читала всю безнадежную историю его жизни. Мои мучительные сны  и догадки – ничто по сравнению с его знанием.
- Отец, я …
- Подожди, Лио. Я не закончил. То, что ты рассказала мне, твои видения, лишь подтверждение того, что все эти годы я боялся не зря. Да, я боялся и мне не стыдно признаться в этом. Одно дело встретить врага лицом к лицу, с открытым забралом, вызвать его на бой, и совсем другое – не знать, откуда придет удар, даже не догадываться, кто твой враг. Сегодня на рассвете случилась беда. Пропал Арчи, а Морин мертва. Кого мне призвать к ответу за смерть дочери? Где искать сына? Ты рассказала мне о своих подозрениях, Лио. Я же скажу тебе: ничто не заставит меня поверить, что в тебе живет Зло, но даже если бы это было так, мой долг отца – защищать тебя. Отныне и до твоего замужества Лио, повелеваю, ты будешь безотлучно находиться под охраной. Я не уберег Морин, но тебя я не отдам. Твои прогулки отменяются. При тебе ночью и днем будет Вилимина. Надеюсь, и Август. Двери твоих покоев станут охранять братья из боевого ордена, их призвал Николас по моей просьбе. Нечисть не дотянется до тебя, Лио, тебе нечего опасаться. А я… я должен найти Арчи.

Король поднялся. Аудиенция завершилась. Я уже стояла в дверях, когда отец окликнул меня:
- Лио. В замок прибыл рыцарь из владений твоего будущего супруга. Он желал говорить со мною, но, боюсь, я буду слишком занят. Ты встретишь его вместо меня, объяснишь, что в замке траур, разумеется, вместе с наставницей. Если у него письмо от твоего жениха, примешь, как подобает и попросишь подождать ответа, если рыцарь в чем-либо испытывает нужду – поможешь. Ступай.

*****

И вот я, наконец, в своих покоях. За дверью – боевые монахи, в углу у камина – мирно дремлющий Август. Напротив меня, у окна – верная Вилимина.
Хотите узнать, что она делает? Она вяжет шаль. Как-то мы с Морин рассматривали хитрые картинки в одном из томов библиотеки Трелла. Там было то, что сложно разглядеть, но, увидев однажды, невозможно не заметить впредь.
Так и спицы в руках Вилимины. У меня нет ни малейшего сомнения, что она умеет не только отлично вязать ими.
Николас, наверное, готовится к похоронам Морин. Отец ищет того, кто погубил мою сестру. И ищет сына. Не представляю, что делает Бетт. За нею необходимо присмотреть. Сердце мое рвется к Роберту. Но как, ради всего святого, мне говорить с ним? Я совсем не уверена, что смогу принять его, как подобает. Моему бедному сердцу, кажется, просто судьба разорваться: от тоски по Морин и от желанья заключить Роберта в объятия. Что подумает он, увидев меня на троне? Нет, это решительно невозможно! Я должна поговорить с ним до этого, объяснить все, уверена, он поймет и простит меня! В конце концов, моя вина не так уж и велика…
Принцесса Элионор приподнимается из кресла, где сидела, сцепив пальцы после ухода короля, делает шаг к окну и внезапно падает на пол. Дама Вилимина бросает рукоделие, зовет на помощь, склоняется над неподвижной воспитанницей:
- Она не дышит! Скорее за Треллом!  И необходимо известить короля!

Монахи мчатся по коридорам замка в разных направлениях. Дама Вилимина пытается привести воспитанницу в чувство. Прости меня, наставница.

Не меняя положения, стараясь не дышать, принцесса громко думает, обращаясь к Августу. Дог, дремавший у камина, взлетает и, послушный команде, сбивает Вилимину с ног.
Лио скользит мимо нее, Август - следом. Когда дама приходит в себя, в конце коридора мелькает лишь серый собачий хвост.

                Глава 8
Роберт в замке и мне надо скорее найти его и все объяснить. Август, не отставай! Арчи… Нет, это  - потом. Арчи и Бетт - это потом. И где, черт возьми, Трелл? Его покои пусты. Да. Скорее всего, он подле Морин.

Элионор свернула в  узкий коридор, что связывал Восточное крыло с  Королевским залом, где ждут обыкновенно  аудиенций гости Бертрана. Коридор слишком узок, чтобы бегущие навстречу друг другу не столкнулись лицом к лицу: Лио и девица Катарина. Они почти налетели друг на друга, всегда чуть медлительная Кэт неслась, что было мочи, выскочила прямо из-за угла, растрепанная, зареванная, со сжатыми кулаками. Едва успела затормозить:
- Прицесса Лио!  У меня… Я…
 Катарина задыхалась и с трудом могла говорить. Лио остановилась, подпираемая сзади Августом. Вот уж у кого не сбилось дыхание.
- Что еще случилось,  Кэт? Куда ты бежишь?
Катарина закусила пухлую губку:
- К даме Вилимине.
- Сейчас она не сможет принять тебя! Говори. Что за новость ты несешь моей наставнице?
Катарина – простушка. Веселая и приятная девица. И такой я не видела ее ни разу, встреть я ее впервые, легко бы приняла за сумасшедшую.
- Кэт, - я пытаюсь говорить терпеливо и мягко, хотя за мною уже несутся, как пить дать, или пришедшая в себя Вилимина, или кто-то из боевых монахов, – Кэт, милочка, что случилось, что напугало тебя?
Катарина смотрит на меня исподлобья, словно никак не может решиться. Потом разжимает левый кулак и протягивает мне маленький зажим для волос, украшенный резным сердоликом.
- Это принадлежало Джесс. Его выточил когда-то один... мальчишка, с которым Джесс дружила. Его унесла Черная лихорадка, а Джесс очень любила его! Она бы ни за что не отдала никому эту заколку! Она всегда носила ее!
Господи, что за бред?! Я трачу время на чушь повредившейся умом Кэт, а тем временем мой маленький  брат, а, может быть, и Роберт в опасности!
Принцесса качает головою:
- С дороги, Катарина! Когда найдешь Джесс, поплачьте вместе. Она будет признательна тебе за находку.
Но Кэт не отступает в сторону, как должна бы, а падает на колени, заслонив своими широкими юбками проход, и заливается слезами прямо у моих ног.
- Это не она, Ваше Высочество! Это не Морин! Это – Джесс!
Я опускаюсь на пол рядом. Если кому-то нужно догнать и захватить дочь короля врасплох, сейчас – самое время.
- Я помогала… приготовить ее к отпеванию, - выдавливает из себя Кэт. – От лица почти ничего не осталось… Алхимик и король, они говорили, что это какое-то ужасное снадобье. Король, очень гневался на Трелла и приказал было схватить его, он думал, что это – из тех гадких припасов, но Бэтт поклялась жизнью бастарда («А, ну, конечно же! Все всё знали  кроме меня!») что Трелл был с нею, и король не тронул алхимика. Мы… мы нашли вуаль, что бы укрыть лицо покойной. Марджери, Гвенн и Шейла, они меняли платье, а я старалась уложить волосы… Младшая принцесса всегда носит их распущенными по плечам, а у Джесс волосы обычно убраны под сетку, только один локон выбивался, его-то она и закрепляла этим…
Кэт смотрела на заколку, лежащую на ладони.
- Никто про эту заколку не знал, только я. Вещица простая. И мальчишка тот, он тоже был простой, но Джесс…
Лицо Катарины вновь начинает расплываться.
- Кэт!
- Я нашла заколку в волосах. Сетка исчезла, а заколка маленькая, в цвет волос…  Вот ее и не заметили. Это не принцесса Морин! Я потом еще на руку посмотрела, у Джесс – шрам был под левым локтем, она его очень стеснялась. Это – Джесс, Ваше Высочество!

Я слышу звук шагов за моей спиною, времени на разговоры не остается.
- Расскажи все Вилимине! – приказываю я. - Все до последнего слова, слышишь!
Нам с Августом надо торопиться. И я знаю – куда. Несколько поворотов  и передо мною открывается галерея королевских гобеленов. Нам сюда, между пятым и шестым полотнами есть потайной проход – наш единственный шанс скрыться. Мы ловко  уходим от погони  и путь наш теперь в зал приемов. Рыцарь, с которым я должна поговорить – там. Не могу же я ослушаться отца, в самом деле!
Но до зала приемов мы не сумели добраться. Буквально на пороге, всего-то несколько дюймов, я останавливаюсь, потому что пространство вокруг зала залито неестественным голубым светом. И словно две черные тени заступают нам с Августом дорогу,  две фигуры: крылатая и девичья…
- Удивлена? – Морин делает шаг вперед.- Спешишь меня оплакать? А оплакивать придется тебя! Если только останется кому.

И хотя я догадалась о многом, пока говорила с Кэт, я замираю, остолбенев от неожиданности:  вот и пришло время все понять. Ангелоподобная сестра моя обернулась, наконец, тем, чем была всегда - нежитью и Злом. Черты ее лица по-прежнему оставались совершенными, но отблеск синего света озарил их по-иному. Теперь Морин не казалась уже небесным существом - она словно сосредоточила в себе всю силу Тьмы.
Август зарычал, плюшевая шерсть на загривке встала дыбом. Он заслонил собою Лио, оттеснив ее к стене.
За спиной Морин колыхались радужные одежды существа, крылья его потрескивали, как  чудесная машина Трелла во время грозы, лика его было не разглядеть, да и не надо.

- Как ты ошибалась, сестричка, - игнорируя собаку, продолжала Морин, - как же ты наивна и глупа! Ты, не знающая ни одного заклятия, не умеющая ничего, что дано изначально Темному народу, ты возомнила себя одной из нас! Тебе оставили лишь сны об утраченном могуществе, ведь наша мать, слабое существо, отмолила тебя у Света. Тот, кто пожелает отменить свое же Проклятие, недостоин владеть Силой!
Морин встряхнула волосами, в глазах ее горел холодный, яростный огонь:
- Ее смерть была ужасна! Ей отомстили, и орудием мести была я. Я горда этим! Знаешь ли ты, что случилось с нашей матерью, Лио?

Принцесса пытается закрыть ладонями уши:
- Нет! Слышишь, нет, я не хочу ничего знать!
Но Морин неумолима:
- Старая Маржди рассказала тебе не все, фея теряет волшебную силу, если ею овладеет земной мужчина, это верно.  Но она может и обрести ее вновь, если погубит его. Приготовь она волшебный напиток из крови отца и выпей его, к ней вернулось бы могущество, а ты и я обрели бы полностью Темную силу, и не считались бы больше жалкими полукровками! Но она простила. Она полюбила его! Хуже того, она велела крестить тебя, пожертвовав последние капли своей силы, чтобы сохранить после этого твою жизнь. Она спасла тебя! А меня не успела. Хвала Тьме! Я получила Силу в наследство!

Лио с ужасом глядела на сестру.

- Да, милочка, да, я все знаю, даже то, что случилось до моего рождения. Я знала все еще в ее утробе, и она знала, что я иду в этот мир, чтобы исполнить Проклятье и погубить ее! Нашей матери было известно, что второе дитя ей не спасти и не отмолить, что второй ее ребенок будет принадлежать Темному народу духом и телом. Вот почему она решила убить себя, узнав, что беременна мною. Поэтому, а вовсе не от того, что сошла с ума. Так она хотела покончить со Злом, словно со Злом вообще можно покончить. Но наш отец не позволил, он любил ее без памяти, хоть и считал потерявшей разум. За ней следили днем и ночью, у нее не было ни единого шанса. А я с ней разговаривала… О-о, как я с нею разговаривала! Я рассказывала, что сделаю с ее нежным телом, когда буду его покидать.  Она, конечно, боялась боли. Но она и представить себе не могла, что ждет ее на самом деле.
Это было глубоко ночью, все спали Друг мой, - Морин не оборачиваясь погладила серебристое крыло, - наслал на замок глубокий сон. Никто не слышал, как кричала наша мать. Только Марджи, но она молилась за тебя, исполняя данную клятву, и не могла отойти от колыбели. Николас стоял у ваших дверей и тоже молился. Молился и плакал. А утром они нашли ее тело – все, что было у нее ниже пояса, мне удалось разорвать изнутри. Они нашли меня, едва живую от усталости, ведь мне пришлось потрудиться! Конечно, никто и не подумал, что это сделала я, ведь я была всего лишь невинным младенцем. А вот об этом они не знали: Морин с силой встряхнула кистью руки и скрючила ее в напряжении, из-под изящных розовых ноготков поползли кривые стальные когти, а между пальцев проросли смертоносные лезвия.
- Марджи была напугана до смерти, мать взяла с нее слово, что она убьет меня, но та не смогла, глупая, сердобольная дура! За нарушенную клятву она заплатила жизнью сына, да и своей, по сути, тоже. Вот так, сестричка. А теперь хочу сказать, что ты чересчур зажилась в этом  замке. Пора вернуть мой край Темному народу. Вы стоите на моем пути, ты, отец и этот мерзкий кулек, что мы забрали из колыбели шлюхи Бетт!
И я вижу, что в руках существа, которого я принимала за Принца Ангелов, трепещущий маленький комочек – Арчи.
- Нет! - кричу я, - ты не посмеешь! Это всего лишь младенец!
За моей спиною шум, я успеваю оглянуться – это Роберт.
- Помоги! – кричу я ему, выхватывая стилет Вилимины и кидаясь к той, кого всегда любила, чтобы убить.
На миг меня опережает серая тень – Август, всего лишь на миг.
- За Эдмона, за кровь моих попутчиков! – кажется, Роберта можно было и не просить, как видно, он узнал пару, погубившую караванщиков.
Все, что случилось потом, в считанные мгновения, похоже больше на  сцены, которые любят разыгрывать бродячие артисты, только они играют на потеху, а нам пришлось, ох, как невесело.
Август метнулся, обманным движением обходя мою сестру, к ее Другу, к тени, что источала отвратительный синий свет, к тени, что шелестела крыльями и все крепче сжимала в руках Арчи. Но Морин не обмануть, я и Роберт не были ей страшны, она знала, что истинной силой здесь обладает лишь пес из Старого леса. Поэтому она повернулась спиною к нам и вонзила свои когти в Августа.
Не знаю, могла бы я ее убить до этой минуты, но увидев, как она рвет серую шкуру дога, я ударила стилетом, не размышляя. Но мой удар не причинил ей вреда, она лишь бросила Августа и повернулась ко мне, со страшной улыбкой на лице:
- Твой черед умирать, Лио!
- Нет! – это Роберт, и я ухожу вбок, под защиту его меча, успев заметить, что за спиною Друга из Ада появилась целая компания: отец, Вилимина, Трелл, причер Николас. Моя наставница реагирует быстрее всех, быстрее боевых монахов: у нее в руках по-прежнему спицы, и с той же легкостью, с которой час назад она плела ими кружево шали, дама пускает их в дело вновь – спицы взлетают над плечами Друга Морин и с треском вонзаются в него. Монахи завершают начатое, а Вилимина успевает ловко подхватить Арчи и отступить с ним от ярости монстра, в которого превратилась моя сестра, за спины мужчин.
Жуткий крик слетает с уст Морин, теперь ее цель – я.
В этом сомнений нет. Как и в том, что во франкских землях рыцари умеют владеть мечом не хуже, чем наставницы наследных принцесс владеют спицами на нашем Туманном Острове. Роберт не дает Морин приблизиться ко мне ни на шаг, его меч сметает сестру на пол,
мгновение -  и … в нашем замке лишь одна принцесса.

                Глава 9

Мы стояли, казалось, не в силах вымолвить ни слова, ни шелохнуться. Ни я, ни отец мой, ни причер Николас, ни Роберт.
Трелл первым пришел в себя. Он оказался тем, кому пришло в голову позаботиться о несчастном Августе. Осмотрев его рану, он взглянул на меня:
- Будет жить, но тебе придется ухаживать за ним, как за щенком...
При этих словах я всхлипнула и залилась слезами, ибо до меня, наконец, дошло, что преследовавший меня долгие месяцы кошмар завершился самым неожиданным образом. И уж совсем неожиданно для многих, честь осушать мои слезы выпала не груди моего отца, но Роберта.
Выражаясь не столь возвышенно, я уткнулась ему в камзол и зарыдала в голос. Это было абсолютно нелогично - рыдать, искать утешения теперь! Собственно, утешать, следовало сейчас моего несчастного отца.
Вспомнив об этом, я сумела оторваться от Роберта и взглянуть в глаза короля Бертрана.
Надо сказать, что столь безмерного удивления в очах отеческих не видела я даже минуты назад, когда для него открылась суть Морин. Держась рукою за сердце, он произнес:
- Благодарю тебя, молодой рыцарь... Ты спас жизнь Лио и избавил нас всех от ... избавил меня от страшного проклятия, которое я не в силах был снять сам.
- Ваше Величество! - Роберт порывисто склонил голову пред королем. - Я защищал эту юную леди, но я не достоин Вашей похвалы. Вина моя перед ней столь велика, что загладить я могу ее только с Вашего дозволения!
Изумление в глазах отца немедленно сменилось привычным подозрительным прищуром:
- Вина? О какой вине ты говоришь, и что за дозволение тебе нужно от короля, коль ты обидел деву?
- Дозволение короля взять в жены дочь его подданного.
- Дочь моего подданного?
- Дочь ловчего Вашего Величества.
- Ну-у, - отец с каким-то сомнением посмотрел на меня и слегка нахмурился, - бери, ради всех святых, если найдется у моего ловчего дочь, согласная на такой брак. Не припоминаю, впрочем, чтоб таковая была у меня в замке, но кто знает этих ловчих.  Только вот причем здесь эта леди, только что размазывавшая слезы у тебя на груди? Иными словами, объясни-ка, сударь, причем здесь моя дочь?

Я ловлю себя на том, что как-то незаметно отступаю за спину Роберта, и, решительно воспротивившись собственной слабости, подаю голос:
- Отец! Я должна тебе кое-что объяснить!
Увы. Эта замечательная фраза полностью истощает мое красноречие. Я беспомощно посмотрела на Роберта - его растерянный вид, впрочем, тоже мне смелости не предал.
- Так, Лио ...тоже дочь Вашего Величества?
 - Ну, да. Принцесса Элионор. Моя старшая... моя … дочь. А, кстати, кто  ты, молодой рыцарь? Из каких ты краев я знаю, но как звучит твое полное имя и титул?
 
Роберт молча снял с шеи тяжелый золотой медальон и с поклоном протянул его отцу. Мне было не видно то, что с минуту разглядывал со вниманием король, и хоть по лицу его не могла я прочесть ничего, это было мне и не нужно.

- Так что же ты хочешь объяснить мне, Лио? - спросил король, возвращая Роберту медальон с удовлетворенным кивком и странным умиротворенным выражением, неожиданно сменившем на его лице подозрительность. – Каких разъяснений удостоится отец, чья дочь, по-видимому, не слишком тщательно берегла свое королевское достоинство? - Брови его вновь ползут к переносице, и это не предвещает мне легкого разговора.
- Мы … обручены, отец!
- Неужели?
- Она моя жена, государь!
- Они обвенчаны по Вашей воле, государь! - это голос священника.
- Что?! - это уже король и Роберт кричат дуэтом.
- Они были обвенчаны в далеком детстве. Король Бертран, вначале я отвечу на твой возмущенный глас отца: этот молодой рыцарь и есть тот Junge, за кого ты выдал замуж свою старшую… свою дочь, когда той исполнилось три дня от роду… Что уж ломать комедию, думаю,  ты уже и сам понял это. Вспомни ночь на перевале, горы и путников, погребенных под сводами занесенного метелью храма. Вспомни, как путники хотели выбраться, и как безумная предсказательница пообещала им спасение, только если они повенчают своих детей. Один молодой причер взялся помочь вам, и долгие годы Бертран Справедливый на Туманном острове и Генрих Саксонский скрывали детали этой истории от всех. Для всех их дети были только помолвлены, а не повенчаны. Для всех кроме того причера, который хоть и постарел за эти годы но памяти не лишился.  Церковь не приветствует того, что он сделал. Впрочем, причер сам едва не лишился ума, пытаясь распутать то, что происходило в этом замке. К слову сказать, государь, единственной особой, сохранившей  разум среди нас оказалась принцесса Элионор. Она не боролась с проклятиями и пророчествами. Она просто защищала своих близких от беды, как умела, всеми силами и всей душой. А когда у нее появился помощник, - тут причер улыбнулся и посмотрел на Роберта, - не старый, запутавшийся в родовых проклятиях и пророчествах умник, а рыцарь, под стать ей самой, ну, что ж. Тут-то все и случилось. Брак был заключен давно, дети лишь подтвердили его, попутно разворошив осиное гнездо нечисти.

Роберт посмотрел на меня:
- Ты знала?
Мне чуть-чуть стыдно. Но только чуть-чуть.
- Угу. Я почти сразу догадалась, кто ты. Не слишком ты это и скрывал… Ты сердишься?
- Вовсе нет. Я не против, если моя королева будет чуть сообразительнее, чем я. Должен же кто-то управлять моим краем, - улыбается Роберт.
- Как мило, - произносит король Бертран холодно.

Н-да… Не слишком-то дружелюбен его взор. Да и его голос.
- Как мило, Лио. Выходит, ты исполняла мою отцовскую волю? Любопытный способ, не считаешь?

Я набираюсь наглости и поднимаю глаза короля:
- Ваше Величество знает, что я не первая нарушила принятый порядок. Вспомните, что случилось двадцать с лишним лет назад на берегу лесного озера…
(«Кто бы говорил, батюшка!»,- думаю я как можно громче.)
Видимо, король хорошо расслышал мои слова. Он выглядит смущенным и переводит взгляд на Роберта.

- Ну, а ты, молодой рыцарь, позволь спросить, ты что же, не получил к прошлому Рождеству мой подарок – портрет своей нареченной? Или ты тоже – обо всем догадался и действовал э-э-э… сообразно нашей воли?
- У тебя был мой портрет? – моя очередь удивляться. - Этот тот портрет, что так мне нравился, но странно куда-то запропастился. Его отправили тебе? Но меня трудно не узнать на нем!
 Теперь Роберт выглядит смущенным…
- Видишь ли, сходство было очевидным. Только я подумал, ну, это ведь обычное дело, когда королевское подобие… э-э-э… можно лицезреть при дворе…приумноженным… во вне венценосной семьи.

Похоже, от растерянности Роберт подзабыл наш язык… «приумноженным вовне»... Угу. Принимаю к сведению. И налагаю венценосный запрет на размножение «подобий» вне. Впредь. При моем дворе.
- В наших краях это не принято, Роберт. Впрочем, в твоих теперь – тоже, - сообщаю я с приятной улыбкой.
Вилимина одобрительно кивает у меня за спиною. Даже и оборачиваться не надо.
- Я ехал ко двору Вашего Величества, когда с моим другом случилась  беда… И как же я был удивлен, услышав от Лио о том, что моя нареченная была не раз просватана! В наших краях не знали о том, что у принцессы Элионор есть  младшая сестра. Я был страшно возмущен и хотел разорвать этот брак, хвала святым, все разъяснилось!

                ****

Сегодня мы с Робертом уедем. Отец останется с сыном и наследником. С вполне симпатичным и здоровым младенцем. Ну, и с Бетт, конечно. Николас  тоже останется. И Трелл, и Август. А вот Вилимина поедет с нами. Я как-то и не сомневалась в этом. Пусть я уже замужняя дама, компаньонка и наставница мне не помешает. Особенно такая, что умеет владеть спицами с удивительной ловкостью.
У меня осталось еще одно небольшое дело до отъезда, мне необходимо побывать у озера.
Ундина словно знала, что я приду: поджидала совсем недалеко от берега.
- Прощай, - говорю я ей, – прощай, я не могла не попрощаться, ты же, как выяснилось, моя дальняя родственница!
- Скромная подданная, не более…

Видели вы когда-нибудь русалку, что пытается потупить глазки в выражении верноподданнических чувств? И при этом улыбается, показывая остренькие зубки? Я быстро отвожу взгляд.

- У тебя ведь есть вопрос, принцесса, - говорит зеленоволосая, - раз ты пришла, не побоявшись сплетен, у тебя должен быть вопрос.

- Причер Николас! – эти слова сами собой вылетают из моих уст. – Почему он сделал это? Почему встал на нашу защиту, почему пытался отмолить мою мать?
- Нет наивнее вас, люди! – вздыхает русалка. – Он вырос в этих краях. И с детства бегал на лесное озеро. Твоя мать, я же говорила, она всегда была неосторожна и своенравна, а друзей выбирала без спроса. Они привыкли играть вместе с детства, хоть юному пажу, что собирается стать причером, и не стоит водить дружбу с феями, а феям ; морочить головы будущим священникам. Но они дружили, и подозреваю, что для него это была не просто дружба. Это уже потом его настигла настоящая любовь – Марджи. Твой молочный брат и их сын сгинул, а что сталось с Марджи, ты знаешь.  Опасно брать в семью тех, кто родился в Старом лесу. Впрочем, если разобраться, все мы – чуть-чуть, но принадлежим ему, Старому лесу. А теперь ; ступай, твой красавчик-франк совсем заждался.

Она лениво плеснула хвостом и исчезла в темной глади озера: вряд ли так вассалы прощаются с сюзеренами.
Вот и ответ ; как все просто! Видно моя нелюбовь к монахам передалась мне по наследству вместе с чувствами отца к одному священнику. Ибо не мог король и отец мой не знать чего-то, что было в его королевстве.
- Лио! – слышу я.

Роберт ждет, и мне пора поторопиться, наш путь будет долог. Земли франков, подумать только! Сколько чудесных открытий впереди.