Так как речь шла о Пранцини, г-н Малуро, который во времена Империи был прокурором, сказал нам:
- О, со мной как-то произошла очень интересная история. В ней было много замечательных подробностей, как вы сами сейчас поймёте.
Тогда я работал прокурором в провинции и был в большом фаворе благодаря отцу, первому председателю Парижа. И вот, я должен был выступать с обвинительной речью в процессе, который позднее окрестили «делом учителя Муарона».
Г-н Муарон, учитель с севера Франции, по всему краю пользовался прекрасной репутацией. Он был умён, рассудителен, очень религиозен, немного молчалив и женился в коммуне Буаслино, где и преподавал. У него было трое детей, которые один за другим умерли от чахотки. После этого он, казалось, перенёс всю свою нежность на детвору. Он на свои деньги покупал игрушки лучшим ученикам за успеваемость и поведение, он устраивал для них угощения с пирожными и сладостями. Все любили и хвалили этого славного человека, это доброе сердце, когда внезапно пятеро учеников умерли странным образом. Подумали, что из-за грязной воды началась эпидемия, тщетно искали первоисточник, а симптомы были очень странными. Казалось, детей поразила какая-то слабость, они не ели, жаловались на боли в животе, чахли некоторое время, а потом умирали в страшных муках.
Последний труп вскрыли, но ничего не нашли. Внутренности отправили в Париж на анализ, но там тоже не нашли никакого отравляющего вещества.
Год ничего не происходило, а затем ещё двое мальчиков, лучших учеников папаши Муарона, угасли за 4 дня. Вновь назначили вскрытие, и у обоих обнаружили в органах размолотое стекло. Сделали вывод, что мальчики по неосторожности что-то съели. Достаточно было осколка стакана в кувшине с молоком, чтобы вызвать такие ужасные последствия, и дело на этом и закончилось бы, если бы служанка Муарона не заболела. Вызванный врач констатировал ту же причину, что у умерших мальчиков. Служанку допросили, и она призналась, что украла и съела конфеты, который её хозяин приготовил для учеников.
Дом обыскали и обнаружили шкаф, полный игрушек и сладостей, предназначавшихся для детей. Почти во всей еде содержались осколки стекла или сломанные иглы.
Муарона немедленно арестовали, но он выказал такое негодование из-за павших на него подозрений, что его чуть не отпустили. Тем временем, доказательства его виновности становились очевидными и начинали побеждать во мне убеждения о невиновности, которые основывались на его безупречной репутации, его жизни и отсутствии ясных мотивов для подобного преступления.
Почему этот добрый, набожный человек должен был убивать детей, которых любил больше всего на свете, которых баловал и тратил на игрушки и сладости половину своего жалования?
Нужно было признать его помешательство! Но Муарон казался таким рассудительным, таким спокойным, что его безумие было бы очень трудно доказать.
Но доказательства накапливались! В конфетах, пирожных и прочих сладостях, исследованных в том магазине, где их покупал Муарон, не было обнаружено никаких посторонних фрагментов.
Тогда он заявил, что кто-то проник к нему, открыл шкаф дубликатом ключа и всыпал стекло и сломанные иглы в конфеты. Он рассказал целую историю о наследстве после смерти какого-то ребёнка, что было выгодно одному крестьянину, который и бросил подозрения на учителя. Он сказал, что этому крестьянину была безразлична смерть других детей, лишь бы убить того, после которого он должен был получить наследство.
Это было похоже на правду. Учитель казался таким уверенным в себе, что мы бы оправдали его, несмотря на заведённое дело, если бы не были найдены 2 неопровержимых доказательства.
Во-первых, табакерка, полная раскрошенного стекла! Она хранилась в секретном ящике стола, где он прятал деньги.
Он начал как-то объяснять эту находку в качестве подброшенной ему неизвестным злоумышленником, когда один торговец из Сэн-Марлу пришёл к судье и рассказал, что некий господин покупал у него иглы в большом количестве, самые тонкие иглы, какие мог найти, и ломал их, чтобы посмотреть, подойдут ли они ему.
Торговец в присутствии дюжины свидетелей немедленно опознал Муарона. Расследование выяснило, что учитель действительно регулярно ходил в Сэн-Марлу в те дни, которые были у него назначены для покупок.
Я умалчиваю о страшных показаниях детей, которые рассказывали, как учитель заставлял их съедать сладости перед ним и уничтожать малейшие следы.
Общественное мнение призывало к смертной казни преступника и поднялось такой огромной негодующей волной, что любое колебание вердикта было невозможно.
Муарона приговорили к смерти. Его прошение о помиловании отклонили. Ему оставалось уповать лишь на помилование государя. Я знал со слов своего отца, что император отказал.
Однажды утром я работал у себя в кабинете, как мне сообщили, что пришёл тюремный священник.
Это был старик, хорошо знавший людей и преступников. Он казался смущённым и растерянным. Мы несколько минут побеседовали на общие темы, как вдруг он встал и сказал:
- Если Муарону отрубят голову, господин прокурор, вы казните невиновного.
Он вышел, не прощаясь, а я остался крайне озадачен его словами. Он произнёс их волнующе и торжественно, через полуоткрытые губы, которые были связаны тайной исповеди – чтобы спасти жизнь.
Часом позже я отправился в Париж, и мой отец, которого я предупредил, добился для нас аудиенции у императора.
Меня приняли на следующий день. Его Величество работал в маленькой гостиной, когда мы с отцом вошли. Я рассказал всю историю до момента прихода священника и как раз собирался перейти к этой части, как за креслом государя открылась дверь, и вошла императрица, не знавшая, что её супруг не один. Наполеон ввёл её в курс дела. Она воскликнула:
- Надо помиловать этого человека! Надо сделать это, раз он невиновен!
Почему это убеждение набожной женщины заронило в мою душу такие сильные подозрения?
До этого момента я горячо желал смягчения наказания. Но вдруг я почувствовал себя игрушкой, марионеткой в руках хитрого преступника, который использовал священника, как последнее средство к спасению.
Я рассказал о своих подозрениях Их Величествам. Император задумался. Его удерживала природная доброта и страх, что его обведёт вокруг пальца негодяй, но императрица, верящая в то, что священник выражал божественную волю, повторяла: «Какая разница! Лучше помиловать преступника, чем убить невинного!» Её мнение победило. Смертную казнь заменили каторжными работами.
Несколько лет спустя я узнал, что Муарона, о чьём образцовом поведении на каторге в Тулоне опять известили императора, был нанят в качестве слуги в дом начальника тюрьмы.
Затем я долгое время ничего не слышал о нём.
И вот, около двух лет назад, когда я проводил лето в Лилле у своего кузена Ларьеля, меня предупредили как-то вечером, что со мной хочет говорить молодой священник.
Я приказал впустить его, и он начал умолять меня прийти к умирающему, который желал меня видеть. Такое часто случалось со мной за мою карьеру, и, хотя я был уже в отставке, меня время от времени ещё звали в таких случаях.
Я последовал за священником, и мы пришли в маленькую бедную комнату в многоквартирном доме, где жили рабочие.
Там я увидел умирающего, который сидел на матрасе, прислонившись спиной к стене.
Он был похож на скелет с впавшими горящими глазами. Едва увидев меня, он прошептал:
- Вы меня не узнаёте?
- Нет.
- Я – Муарон.
Я вздрогнул и спросил:
- Учитель?
- Да.
- Как вы здесь оказались?
- Долго рассказывать. У меня нет времени… Я умираю… мне привели этого кюре… а я знал, что вы тоже здесь, и послал за вами… Я хочу исповедоваться только вам… потому что вы когда-то спасли мне жизнь…
Он сжимал пальцами солому под тканью матраса. Затем он продолжил хриплым тихим голосом:
- Я… я скажу вам правду… вам… надо кому-то рассказать, пока я ещё жив.
Это я убивал детей… всех… я… из мести!
Слушайте. Я был честным, очень честным человеком, я обожал Бога – Бога, которого нас учат любить, а не того Бога-вора, Бога-убийцу, который управляет миром. Я никогда не делал ничего дурного. Я был чист, как никто.
Я женился, у нас родились дети, и я начал любить их так, как не любит ни один отец. Я жил только для них. Я сходил по ним с ума. Они все умерли! Почему? Что я сделал, чем согрешил? Во мне поднялся яростный протест, и внезапно у меня открылись глаза, словно я проснулся: я понял, что Бог жесток. Почему Он убил моих детей? Я открыл глаза и увидел, что Бог любит убивать. Он не любит больше ничего, кроме этого. Он создаёт, чтобы разрушать! Бог, сударь, это убийца. Ему каждый день нужна чья-то смерть. И Он устраивает смерти всевозможным образом, чтобы развлечься. Он придумал болезни, несчастные случаи, чтобы забавляться каждый месяц и каждый год, а когда Он начинает скучать, Он устраивает эпидемии, чуму, холеру, грипп, оспу – всего не перечислишь! Но и этого Ему мало, это слишком однообразно! Поэтому время от времени Он устраивает войны, чтобы увидеть 200 убитых солдат, лежащих в кровавой грязи, с оторванными руками и ногами, с головами, разбитыми, словно яйца, упавшие на дорогу.
Это не всё. Он сделал людоедов. А затем, когда люди стали лучше Него, он создал животных, чтобы посмотреть, как люди будут убивать их на охоте и есть. Это не всё. Он создал маленьких насекомых, которые живут только один день, мух, которые миллиардами умирают за час, муравьёв, которых давят ногами, и многих других, кого мы не можем себе представить. И всё это убивает друг друга, охотится друг на друга, пожирает друг друга и без конца умирает. А милостивый Бог смотрит и забавляется, так как Он видит всех: больших и маленьких, живущих в капле воды и на других планетах. Он смотрит и забавляется, каналья!
Тогда, сударь, я тоже начал убивать – детей. Я убивал по очереди, я сам выбирал. Не Бог выбирал, а я. Я убил бы ещё многих, но вы схватили меня. Вот так!
Меня должны были казнить. Меня! Как смеялся бы Бог, эта гадина! Тогда я вызвал священника и солгал. Я исповедовался. Я солгал – и остался в живых.
Теперь мне конец. Я больше не могу от Него ускользнуть. Но я не боюсь Его, сударь, я слишком сильно Его презираю.
Было страшно смотреть на этого негодяя, который задыхался, икал, открывал огромный рот, чтобы выплёвывать слова, хрипел, рвал свой матрас и двигал худыми ногами под рваным одеялом, словно хотел убежать.
О, ужасное существо и ужасные воспоминания!
Я спросил:
- Вам больше нечего сказать?
- Нет, сударь.
- Тогда, прощайте.
- Прощайте.
Я повернулся к бледному священнику, прижавшемуся к стене:
- Вы остаётесь, господин аббат?
- Остаюсь.
Тогда умирающий усмехнулся:
- Да, да, он скликает своих воронов на трупы.
С меня было довольно. Я открыл дверь и вышел.
27 сентября 1887
(Переведено 29 сентября 2017)