Он пришел ко мне в памяти. Я не видел его лет тридцать и соскучился. Как и у любого российского человека его было много в моей жизни сурового и радостного, но главные – горький и теплый...
Время сравняло с землей ту деревню в сорока километрах к северу от Анциферово в Новгородской области, куда в 1979 году мы, четверо бородачей, поехали за клюквой. Клюквенная эпопея – это особая история, но сейчас я вспоминаю утро следующего дня, когда после полного провала операции по сбору клюквы мы ждали прихода кукушки из северо-западного конца узкоколейки (еще сорок километров), что вернуться в Анциферово.
И тут пошел снег. Не пошел – повалил. Но не тяжелый, а легкий, как пух. И теплый. В считанные минуты он засыпал всё по щиколотки и продолжал идти и идти! Я вышел во двор в сторону огородов. За ними метрах в двустах протекала тихая река, а за нею стоял накрытый саваном северный лес – осины, березы, ёлки... Я пошел к реке, а снег то усиливался до ни зги не видно, то прекращался, обнажая сказочную суть северной Руси. Тишину было слышно отовсюду: молчало поле, молчала река, молчал лес. Ни звука, ни соринки – только белый саван, упавший на весь мир!
Да и меня самого вроде как и не было: я смотрел на эту сказку, не понимая тогда, что это было прощание с Родиной. Нет, не с той Родиной – Брежнева и безграничной диктатурой так называемого пролетариата, от которой «тащатся» патриоты, а с МОЕЙ: вот с этим снегом; с этой женщиной, приютившей четверых бородатых медведей, решивших заняться «бизнесом»; с этим бескрайним лесом от Новогорода до Камчатки; с массой близких и дорогих людей... Я стоял перед рекой и лесом, а снег всё падал и падал, как будто хотел вообще всё похоронить!..
А через каких-то пять лет я буду описывать этот снег в письмах из Парижа в самый большой в мире концлагерь, СССР, Кате Абрамкиной. И трагедия белых цветов, посланных после революции посылкой из Парижа героями рассказа моего земляка Пантелеймона Романова «Белый цветы» друзьям в России, в который раз будет повторяться и повторяться! В 1975 году роль этих цветов выполнила открытка нам из Парижа Коли Бокова, чудом вырвавшегося из СССР. А мы, оставшиеся там, чувствовали себя обреченными смертниками...
Но тот, новгородский, снег повторился еще раз, правда несколько светлее. В Париже нашим любимым местом во Франции были арденнские леса. Однажды в марте мы заехали в малолюдную западную плоскогорную часть. И вдруг мы выехли на юг большого поля, окруженного лесом и покрытого толстым слоем сверкающего снега. Я зашел в снег и целиком погрузился в белую тишину. И я просто не мог не вспомнить ВСЕХ, кто остался ТАМ! Знакомых и незнакомых. Все они были мирные ЛЮДИ, которые просто хотели жить, и более ничего! За что же их миллионы душ истребили?! За это?...
Я помню этих людей и когда они были живыми, и по фотографиям, рассказам, книгам... Я и сейчас вижу глаза моей десятилетней мамы, когда со двора уводили в колхозное рабство ее любимую лошадь! Одного этого мне уже ДОСТАТОЧНО!..
Я смотрел на Белый Снег как на веки покойника, и мне хотелось их прикрыть. Спите ВСЕ, в моей памяти вас никто не тронет!..