Подарок на днюху, забытую мною напрочь, моему любимому доктору Лизе Готфрик
Изабель Юппер, шоколадистая лягушатница из садков оперной дивы Шаде, написуемой не так, как слышится, но слышимой еще хужее и гаже, в чем не было бы ничего странного или неожиданного с необъяснимым, если бы она, сучка французистая не представилась мне сейчас отчего - то сербской бабищей, бесформенной, в плаще синего цвета, боснийском платке и с плохо выщипанными пинцетом седастыми усами, будто надерганными с башки побледневшего от житейских бурь Ельцина, шикарной такой закозлинной шевелюры, с льдисто - голубоватым оттенком, прочесанной куаферами Рибопьера граблями и частой бороной, тащимой меланхоличными волами и мулами вперемешку по горным перевалам совершенно киплинговского Афганистана. Мне стало страшно. Я не долблюсь ничем, не принимаю вообще никаких стимуляторов, отчего же такие фантазии обрушиваются на меня с периодичностью сто раз в сутки, бля, если б не лень, то я мог бы херачить сказки по штук десять до обеда, вываливая корзинки с уловом свежепахнущих морем моллюсков, запутавшихся скользкими ножками, схожими с языками куртизанок поры Верлена и Шатобриана, в коварных своей простотой ловушках марсельских иммигрантов, смуглых, потных, поганых донельзя, как таксист из говенного кина или корсиканский мафиозо с зачесанными назад волосами, засаленный такой, в костюме из искусственного шелка, озвучиваемый уродами с Первого с непременной картавостью истинного француза, с проглатыванием целых слогов и окончаний и диким кряхтеньем, вызывающим сразу же непринужденную ассоциацию с сидящим на ночном горшке ребенком - дауном, слюнявым гадом, коего было бы лучше расстрелять или уморить газом " Циклон Б ", но всеобщая толерантность, перевернувшая Дарвина на спину ежа, толкаемого любопытным носом лисицы, свихнула уже, похоже, всех, хотя, я как уродец по крови изначально имею право сказать о вынужденном милосердии за чужой счетец, когда вместо приютов наклеиваются наклеечки, пишутся постики и статеечки, короче, любая шняга, бессмысленная и ничего не стоящая, даже фальшивый пражский грош и тот - лишку. Неостановимый поток хлестал из меня, я чувствовал себя сверхновой, распираемой изнутри энергией еврейских Энштейнов, непонятных никому, только один лошадиный граф из Питера знал, но не говорил, предпочитая чесать язык о морщинистые зады сородичей Эльзы, при виде, которых, предполагаю, ей нестерпимо хотелось вступить в батальон " Азов " или стать Изабель Юппер, приобнять за шею марокканского мальчишку и кастрировать его на х...й садовыми ножницами, схватить скулящего пацана за ногу и зашвырнуть мощным эйсом Свитолиной в райские кущи Кубани, переполненные арбузами, тачанками, бурками, кубанками - мелкими папахами из каракуля и бороденок шейхов, героями труда, свинарками и пастухами, отважными летчиками - ракетчиками, налетчиками - кастетчиками, пристукивающими деревянными подошвами сабо, примотанных к валенкам по погоде и ранжиру колючей ржавой проволокой, сныченной с винницких военных складов восставшими из ада оуновцами, бандеровцами, конфедератами, ацтеками, встающими из забытых могил по зову пламенеющего сердца Мао Цзе Дуна, нового Маклауда и рыбака, улавливающего души одиноких в ночи странников при помощи автомата Калашникова и бутылки вермута, еще того, настоящего, венгерского, когда в магазинах стояли трехлитровые банки сока, скучные консервы из сайры и огорченные ранними заморозками картофелины, тихо плывущие по гудящей ленте конвейера. Толстые тетки, тоже в плащах и бигуди, поджав тонкие губы и выпятив здоровенные титьки, могущие вскормить тех мулов и волов, что прут и тащут чуть выше, властно прикрикивали на путающихся в своих и чужих конечностях грузчиков :
- Живей, живей, милок, " Агдам " просто так не дается.
Он и не давался просто так. Его, напиток, надо было заработать, выслужить годами упорной службы на благо трудящегося, таская на горбу шкафы, выкидывая в окна железные рамы кроватей, пыряя кухонным ножом жену, херача утюгом по голове сыну, припрятавшему под кроватью не наш журнал с голыми женщинами, останавливая такси с зеленым огоньком, в парк, бля, в парк, сука, я твой рот пахал, уйди, гнида, видишь, Сталин на лобовухе, а дядя у меня в Сухуми участковым пашет, и в Воркуте меня знают, и служил я на Дальнем Востоке, а там знаешь, как говорят ? Грузчик вздыхал :
- Знаю.
Он действительно знал. Но мы уже забыли, как кухонная латынь вульгарис забыла свои истоки, как бородатые саксы забыли своих предков крокодилов, как сам Монтесума проклял Великого Пернатого Змея и стал Кортесом, разрывающим могилу Лары Крофт экскаватором Пятой дивизии саперного корпуса США, шарахающегося по индонезийским влажным джунглям вот уже скоро как тысячу лет, попав во временную петлю, и все солдаты стали рожами похожи на Брюсов Уиллисов, такие же лысые и с кошачьей улыбочкой, резкие и не любящие лунный свет, от которого хотелось выть, вспоминать хот - доги черномазых благодетелей и прокисшую горчицу из аптеки Сэма, еврюги с Сорок Второй.
Перечитав поток, я покачал головой. Конечно, еврейке только так. Как русофоб и человеконенавистник говорю. С днюхой, любовь моя и муза, поэт и доктор. Всего - всего и навсегда. Как я у немногих живых.