Гамлет жанра
«Со мной всё в порядке, кроме самого меня». Ф.Кафка
Внутренних аргументов в любой системе не хватает.
Даже в открытой, занимающей доводы у метафизики.
Идеальное Платона ведь тоже надо объяснить не только простым удвоением.
Иначе тайна будет отодвигаться по мере победного шествия познания до бесконечности.
Аксиомы как и догмы попытка ухватиться за края бездны.
И бездна эта -- сознание, озадаченное фактом своего существования.
Познавая мир, оно познаёт себя.
Феномен всегда остается в тени ноумена.
Поэтому поставить точку ни в одном мироописании не получается.
Разве что сингулярную.
Эта точка вроде бы самая надёжная, но не является ли и она проковырянной дырой в пелевинском сортире, но уже для подглядывания за подглядывающими.
Причина в принципиальной неудовлетворённости разума любой определённостью.
У сознания перехватывает дыхание от собственной безграничности и оно полагает себя в конечности времени -- в сюжетной длительности, в эпике процессуальности.
Хватается за края бытия, чтобы не провалиться в собственную пустоту.
Оно -- то черная дыра, то биг бласт.
То ужас ничто, то восторг нечто.
Бытие это пытка сознания тайной собственного происхождения, которую оно анестезирует познанием.
Дойти до края мира было бы досадней, чем никогда его не увидеть.
Наше сознание похоже на бутылку Клейна.
Замкнутую в конечности бесконечность.
Поэтому и карцер может стать вселенной.
Сознание абсолютно свободно.
Субъект и объект соревнуются во взаимопоглощении в одном торообразном желудке.
Вездесущий, всеобъемлющий, закамуфлированный под ватрушку или бутылку Клейна тор.
Человеческое тело, рекурсия сознания, наше воображение той же природы.
В терминах постмодерна -- бесконечный эпидермис ризомы в тактильной экспансии в бесконечность.
У Витгенштейна -- субъект не в границах мира, а расширяющаяся за счёт языка граница мира.
Поэтому мы не можем представить собственную смерть.
Пока я молчу я знаю, что такое сознание, как только заговорил -- нет.
Я в том же положении, что и все.
Как носитель сознания, я лишь пытаюсь осмыслить его данной мне порцией, той самой сингулярной дырочкой моего Я в сортире мироздания.
Иногда на пантеистический лад мне кажется, что каждый обладает сознанием во всей полноте, но не может этим воспользоваться по онтологическим обстоятельствам.
Вспомните это сосущее чувство, когда мы изо дня в день тонем в мелких делах и заботах так и не преступив к тому самому главному, к чему призваны, но о котором мы понятия не имеем.
Одно понятно для прояснения ситуации -- драму существования надо пережить, чтобы научиться её играть на свой манер.
Условие театра -- играть роль самозабвенно, не мучась качеством декораций и реквизита.
Но философ в этом смысле плохой актёр.
Прикидываясь Гамлетом, он то и дело подмигивает в зал.
Жизнь -- приключения жанра, а не героев.
Истинный герой -- жанр.
Человек -- инструмент, человеческое -- жанр.
Но умный имеет не менее 3 вариантов выбора даже при самом "плохом" развитии сюжета, в то время как профан просто инструмент в изощренных руках режиссера.
Детерминизм свободного выбора -- обречённость на выбор.
То есть мы обречены на свободу.
"Человек или свободен вовсе или его нет вообще" Ж.П.Сартр.
Казалось бы верно, но свобода в абсолюте и есть движение к ничто.
Движение к свободе осуществляется в узком коридоре необходимости "человеческого слишком человеческого".
Я уже говорил, Гамлета ведь можно сыграть гениально или так себе.
Гамлет раб Шекспира, Смоктуновский нет.
Кто владеет тобой, когда ты не владеешь собой?
Это о свободе воли.
Думаю, что детерминизм и свобода выбора существуют синхронно.
Ситуация диктует условия, а мы решимость.
Как "Улисс" это не дублинские похождения Леопольда Блума и его дружков, а приключения романа, так и тема бытия диктует экзистенциальный жанр -- приключения индивидуального сознания во времени.
Образно, человеческая история "обязательная программа" перед "произвольной" после конца времён.
Уже в метафизическом качестве.
В качестве истории демиургов.
Короче, всё по Гегелю с противоречивыми импровизациями Канта.