Экзаменатор

               
                1

   Николас достиг своего тридцатилетия. Что он мог вспомнить за прожитые годы? Шумные пирушки, случайные связи, общение с разными по профессии и образу жизни людьми, путешествия. Он будто всю жизнь искал... что-то. Что-то очень важное, но никак не находил. В последнее время даже приобщился к искусству и занялся чтением книг, но не спасало даже это. Все в книгах было идеализированно. Герои — либо положительные, либо отрицательные, а ведь так не бывает. Ведь кроме черного и белого, существуют еще сотни оттенков. Не бывают только хорошие или только плохие люди. Сознание каждого человека соткано из тысяч противоречий, в нем перемешано и добро и зло. Так, человек, добрый к людям, всегда пытающийся помочь другим, может быть безразличен к собственному ребенку. Или, человек, обожающий собак, обожает, между тем, мучить и расчленять людей. Иногда в одном человеке умещается такая гремучая смесь черт и качеств, противоречащих друг другу, что просто даешься диву! Все внутри тебя вступает друг с другом во внутренний спор и начинается настоящий бой с самим собой. Вот откуда берутся все душевные терзания. "Отдай последние деньги нищему!", — говорит Милосердие. "Самому нужны", — подает голос Жадность. "Еще чего!" — подхватывает Эгоизм. — "Мне никто не помогал". "А я мог бы помочь"... — в один голос говорят Сожаление и Чувство Вины. И начинается извечный, старый, как мир, бой с самим собой. И победа зависит от того, какие черты характера у вас ярче выражены. Чаще всего им удается подавить другие, менее выраженные, но пытающиеся вставить свои пять копеек.
     Человек может быть добрым для одних, может быть монстром одновременно для других. Кто знает, какие демоны и в ком сидят. Иногда мы сами об этом не подозреваем. Все неоднозначно. Неоднородно. Противоречиво.
     Поэтому Николас забросил читать книги. Идеализация персонажа — это ложь, а ложь он не любил.
     Иногда Николасу казалось, что в жизни он выполняет роль наблюдателя. Что он не живет сам, а наблюдает за жизненными ситуациями других людей и оценивает их.
     В дружбе Николас быстро разочаровался. "Друзья " исчезли после того, как он бросил пить и угощать алкоголем. А был он щедр и никогда не скупился на деньги, которые у него водились.
     В любовь не верил, может, потому, что сам был холоден ко всем и ни к кому не привязывался. Многим женщинам нужны от него были лишь деньги, многие его любили, но он оставался равнодушен ко всем, руководствуясь только животным инстинктом похоти.
     Семьи и детей ему не хотелось. Он с сожалением наблюдал за жизнью своих приятелей, попавших в семейную кабалу и повторить их участь ему вовсе не хотелось.
     Николас пришел к выводу, что не существует ни любви, ни дружбы. Что человек проявляет к тебе интерес только тогда, когда ему что-то от тебя надо, но в конечном итоге людям наплевать друг на друга. Придя к такому выводу, душа его погрузилась в совершенную пустоту, от которой становилось страшно.
     Николас не знал, есть ли Бог, но думал, что если есть, то он не любит Его за то, что Бог придумал такой убогий мир, в котором все только страдают и мучаются. А модное нынче слово "просветление" было вовсе не для него.
      Николас мечтал построить корабль и выйти в нем в открытое море, но, впав в хандру, меланхолию, а за ними и в депрессию, оставил эту затею. Его захватила апатия. Ничего не хотелось, он ни в чем не видел смысла, ощущая в душе щемящую тоску и пустоту. Николас подумывал о том, чтобы самоуничтожиться, но картина своего разлагающегося, изъеденного червями, трупа, прельщала мало. Кто-то говорил ему, что нужна встряска, нужно отвлечься, нужны приключения, чтобы жизнь не казалось однообразной серой рутиной. Николас все-таки решил выйти в море, пусть и не на построенном им корабле, а на катере. Собрав нескольких отчаянных товарищей, он решился на это предприятие.
     Резвые сине-зеленые волны весело ласкали борт катера под названием "Восход". Николас безразлично уставился на морскую гладь, размышляя о смысле жизни, которого у него не было. Может быть смысла вообще в природе нет и не было и его придумали люди, чтобы не признаваться самим себе в бессмысленности своего существования? В любом случае, люди — гротескные персонажи какого-то нелепого спектакля, вся жизнь которых — трагикомедия.
     — Море обманчиво, — послышался голос.
     Николас поднял глаза. С ним говорил старик, капитан "Восхода".
     — Оно кажется ласковым, но в любой момент может подняться волна, готовая принести тебя в жертву Нептуну.
     Николас усмехнулся:
     — Вы не теряете чувство юмора.
     — Это не юмор, — ответил капитан. — Скоро надвигается сильный шторм и одному Богу известно, продолжим ли мы свой путь, — старик ушел.
     Николас задумался, уставившись на борт корабля, бороздившего морской простор. Почему бы жизнь или смерть не воспринимать, как забавное приключение? Не бояться жить, не бояться умереть, не бояться ничего потерять, ведь на самом деле терять-то и нечего, ведь мы всего лишь гости в этом мире и нам ничего не принадлежит. В ушах раздались истерические крики чаек. Нахмурило.
     Воспринимать жизнь всего лишь как нелепый спектакль, в котором у каждого распределены свои роли. Или, как карточную игру. Тасуется колода и Бог раздает каждому его карты. У кого-то в руках шестерки, у кого-то тузы и козыри, у кого-то хватает и того и другого. И каждый пытается выиграть со своими картами. Кто с тузами, кто с шестерками, а кто и с тем, и с другим. Ах, если бы козыри могли меняться и можно было все переиначить!
     Небо заволокло тучами, начал подниматься ветер. Николас увидел белые гребни барашков, пробегающих по морю, которое начало волноваться. Он вспомнил о кораблекрушениях, о которых читал в книгах и смотрел в фильмах. Море опасно, оно жестоко ластится волнами и заманивает в пучину. Ветер все поднимался, а волны за бортом "Восхода" прыгали все выше и выше, как дрессированные звери. Николас смотрел на них, по-прежнему испытывая пустоту и безразличие в душе. Его лицо обдало морской пеной.
     — Волна! — закричал кто-то.
     Николас обернулся. Прямо на них неслась здоровенная, с многоэтажный дом, волна. Катер подпрыгнул, их окатило холодной пеной. Приятели Николоса, что-то выпивающие в этот момент, весело засмеялись. Но лицо капитана не предвещало веселого праздника и в душу Николоса закралась тревога, разбавив душевную пустоту.
      — Ого! — снова закричали приятели.
    Веселого смеха поубавилось, когда они увидели накатывающую темно-зеленую волну, открывающую ворота в бездну морской пучины. Катер сильно качало из стороны в сторону и Николас едва не упал. Он закрыл глаза, представляя, как беспощадное море крутит их катер в смертельном водовороте. С ног до головы всех обдало холодной морской водой. Катер, ведомый волнами, поднимающимися все сильнее и сильнее, снова подпрыгнул, примостившись на одной из них. Полупьяные приятели затянули какую-то не очень оптимистичную песню. А волна снова поднималась и была чудовищного размера. Она могла стать в их жизнях роковой.
     "Господи!" — подумал Николас. Сработал инстинкт самосохранения, он похолодел от страха. Морская бездна разверзлась в прямом смысле этого слова. "Боже, пронеси", — снова подумал Николас.
    Приятели вмиг протрезвели, на их лицах читалась паника. Старый капитан был бесстрастен, лишь в глазах бывалого морского волка угадывалась тревога. "Восход" наклонился, подпрыгнул, но все же лег на волну. Будто морское чудовище играло с суденышком, подбрасывая и швыряя его обратно. Такие аттракционы могли стоить жизни и каждый понимал это. Николас ухватился за борт корабля, чтобы не упасть. Но его отшвырнуло на маленькую палубу   и окатило хорошей порцией холодной морской воды. Море только начинало свою прелюдию, свою жестокую игру, приоткрывая завесу морской пучины, которая навсегда могла скормить их тела рыбам. Может она хотела показать ничтожность человеческой жизни, которая в любой момент могла оборваться, как тоненькая ниточка. Игра со смертью, которая выпускала из своего рукава огромную волну. В такие моменты по-настоящему начинаешь ценить жизнь. Николас боялся обернуться назад и увидеть разгневанное море, пославшее еще большую волну. Волны не останавливались, шли одна за другой, огромные, жестокие, холодные, беспощадные. Надвигалась волна такой величины, что Николас мысленно попрощался с жизнью. Может это и был девятый вал? Николас никогда не видел, как это выглядит. Но "Восход", как заговоренный, и на этот раз каким-то чудом уцелел.
     — Давайте причалим хоть куда-нибудь! — крикнул Николас, не в силах выдержать психологическую игру с бушующим морем.
     — Нас разобьет о скалы! — крикнул старик. Приятели вновь затянули какую-то песню, будто в последний раз. Николас зажмурился. В катере становилось все больше воды. Вот сейчас он может не выдержать. Катер подпрыгнул, все раскатилось по палубе, едва не угодив за борт. Дело обстояло плохо.
     — Я вижу впереди песчаный берег! — закричал старик. Николас мысленно шептал слова какой-то молитвы, чтобы им удалось доплыть до этого берега. Он не помнил, чтобы когда-то молился. Разве что в далеком детстве. Но сейчас ушел в себя и будто впал в транс. Его растолкали. Николас открыл глаза. Измученный "Восход" находился у песчаного берега. Раздраженные волны остались позади и будто угрожали и дразнили, насмехаясь там, вдали, над теми, кто был уже на берегу. У берега они, как ни в чем не бывало, продолжали нежно ласкать песок, будто ничего и не произошло. Николас опустился на берег, пропустив песок сквозь пальцы. Все окончилось.




                2

     Николас отказался плыть дальше. Решил остаться на некоторое время в небольшом приморском городке. Он прощался с капитаном и приятелями, испытывать капризы моря желания больше не было. Это опасное приключение дало встряску, заставило задуматься о внезапной смертности человека. Николасу стала часто мерещиться сине-зеленая морская пучина, разевающая свой рот, будто чудовище. И даже чувствовался вкус морской воды во рту, пока он спал. Море стало вызывать в нем страх.
     Николас решил снять жилье и пожить какое-то время в этом маленьком городке. Он узнал, что один пожилой мужчина сдает комнату и отправился к нему.
     Помимо пожилого мужчины, которого звали Робин, с ним проживал еще его немой брат —художник, которого звали Найджел. Найджел выглядел будто фантомас. Его гладко выбритая макушка блестела на солнце. Ноги были прикрыты пледом, он сидел в инвалидном кресле. Николас подумал, зачем столько убогости и страданий наваливается на одного человека. Найджел занимался своими работами. Творческий процесс был в самом разгаре. Многие люди, лишенные физической полноценности, оказываются очень талантливыми творцами. И Николас в этом в очередной раз убедился.
    Найджел рисовал портреты. Весь дом был увешан ими. Он был занят новым портретом. Но портреты эти писались с одного и того же человека. Немой рисовал одну и ту же женщину. Поразительную и загадочную. Всегда Николас относился к женщинам лишь как к удовлетворению своих естественных потребностей, но эти портреты его просто заворожили. То ли женщина была настолько прекрасной, то ли настолько искусным оказался мастер. Николас стоял, будто громом пораженный. В жизни, как на катере в бушующем море — то тонешь, то всплываешь.
    Сколько этой женщине лет, сказать было невозможно. Ей могло быть 20, могло быть 30, могло 40. Из-под шляпки выбивались вьющиеся кончики волос пепельного цвета. Возле алых губ, тонкими пальцами, в длинных перчатках, она держала мундштук с тонкой сигаретой. Ее шею змеей обвивал тонкий шарфик. Больше всего поражали глаза — сине-зеленые, цвет бушующего моря. Лицо ее будто светилось изнутри. Загадочная улыбка на губах могла обозначать все, а могла ничего.
    — Кто эта женщина? — спросил Николас у Робина.
    — Бог ее знает. Брат один раз увидел эту женщину на рынке и вот до сих пор рисует.
    — Местная она?
    — Вряд ли, — покачал головой Робин. — У нас все друг друга знают.
     Надежда угасала в душе Николаса. Ему почему-то непременно захотелось встретиться с этой женщиной.
     — Кто она? Как зовут ее? — спросил Николас, обращаясь уже к Найджелу. Промелькнула мысль, что он хотя бы на пальцах сможет изъясниться, но тот продолжал свою работу, будто не слышит.
     — Брат не любит чужаков, — пояснил Робин. — Кто знает, быть может, эта женщина лишь его иллюзия.
     Николас вздохнул и снова засмотрелся на портрет.
     Два эпизода — море и женщина на портрете заполнили пустоту в его душе. Наверняка эти впечатления вскоре сотрутся из памяти, снова предоставив место пустоте.




                3

     Николас вернулся домой. И вроде все было как прежде: в душе зияла пустота. Только теперь она перемешалась с воспоминаниями о море и о портрете женщины, которую он никогда не увидит.
     На землю постепенно опускалась осень. Время от времени падали на землю пожелтевшие листья, хотя много было еще и зеленых. Но это лишь только начало. Николас чувствовал, что это начало не только осени, а чего-то еще.
     Иногда Николас ощущал присутствие кого-то, хотя рядом никого не было. Это странное ощущение присутствия кого-то не покидало его. Он вошел в кафе, чтобы выпить чашку кофе, когда капли дождя появились на асфальте. Такого не могло случиться, Николас не мог поверить глазам — за столиком сидела та самая женщина, будто сошедшая с портрета немого художника. Он не мог ошибиться, он точно знал, что это именно она и никто другой.
    Она была точь-в-точь как на том портрете (нужно отдать дань художнику, так умело изобразившему малейшую черточку на ее лице) —шляпа, шарф, длинные перчатки, пальцы, державшие мундштук с тонкой сигаретой. Пепельные волосы, сине-зеленые глаза цвета бушующего моря, того самого, которое едва не поглотило его; алые губы. Женщина смотрела в сторону Николаса, но будто сквозь него. Казалось, что она светится изнутри, хотя никакого света замечено не было. Неловкой походкой, не веря чуду, Николас приблизился к столику.
     — Здравствуйте, — дрожащим голосом проговорил он, — я искал вас.
     Николас поразился сам себе — всегда относившийся к женщинам, как к источнику утех, сейчас он вел себя, как неопытный школьник. Она посмотрела на него без малейшего удивления, будто ожидала этого визита.
     — Нашли? — ее голос мягко струился, заполняя пространство и, в сравнении с ним, почему-то все остальное показалось Николасу никчемным и неважным.
     — Я... я увидел вас на портрете... —заикаясь, проговорил он.
     — Я знаю, — улыбнулась она, поднося к губам чашку кофе, — Найджел всегда рисует меня.
     — Вы с ним знакомы?
     — Может быть. Только дело не в этом, —ответила незнакомка. — А в том, что тебя ожидает смертельная опасность, — она легко перешла на ты.
     Николас пошатнулся на стуле.
     — Меня уже ожидала смертельная опасность.
     — Нет, эта куда хуже, чем та, что вы пережили на "Восходе". Она крадется за тобой по пятам. Будь осторожен.
     — Откуда вы знаете про "Восход"? — изумленно спросил Николас.
     Незнакомка с какой-то нежностью, по-родственному, ему улыбнулась.
     — Я была рядом.
     — Что? — Николас и глазом не успел моргнуть, но собеседницы и след простыл. Он выбежал на улицу, но ее нигде  не было. Она просто исчезла.




                4

     Тэд Фишер ехал днем и ночью, ехал в поисках "адского сукиного сына". И даже апокалипсис не мог остановить его. Пятнадцать лет назад с Тэдом Фишером случилась пренеприятнейшая история — он застал свою обожаемую жену в постели с любовником и задушил обоих. Пятнадцать лет отсидел Фишер в камере, благодаря опытным адвокатам и поданным апелляциям, вышел раньше положенного срока, но до сих пор не мог взять в толк, чего не хватало его любимой Стаси, ведь, по его словам, он дал ей все — деньги, любовь, заботу, "носил на руках".
    Одного не учел Тэд Фишер — что у него отросло огромное пузо и волосы на голове поредели до такой степени, что образовалась плешь, а любовник Стаси был в отличной форме и хорош собой. Но Тэд Фишер не думал об этом, все пятнадцать лет он жил жаждой мести. И при воспоминании о том, как Стаси ласкала в постели любовника, глаза его наливались кровью, как у быка. Пятнадцать лет жил он с мыслью отомстить. Хотя давно уже отомстил, отправив обоих на тот свет. Но Фишер искренне отказывался верить в это и считал, что любовники где-то скрываются. Он окончательно помешался. На ту беду Фишеру в руки попала газета, в которой была статья о Николасе Гордоне и его воспаленный мозг решил, что на этой фотографии у Николоса поразительное сходство с любовником Стаси.
     — Курт, сукин сын! Я нашел тебя! — взревел Фишер, как медведь. — Думал, спрячешься от меня? Ты сменил имя и фамилию, но твою рожу я узнаю даже в аду! — он отхлебнул виски и, осклабившись, погладил лежавший на соседнем сидении, дробовик, как руку самого верного друга. — Теперь тебе придет конец.
     Долго Фишер вычислял, где проживает Николас Гордон и наконец-то его старания увенчались успехом. Что-то прикинув в уме, он усмехнулся, показав ряд уцелевших желтоватых зубов, и прибавил газу.
     Среди ночи Николоса разбудил стук в дверь.
     — Кто там? — спросил он.
     Но стук был очень вызывающий и настойчивый. Ему едва не сняли с петель дверь.
     — Иду, иду, — он повернул ключ в замке. На пороге стоял пятидесятилетний заросший мужик, нацелив на него дробовик. Меньше всего в два часа ночи Николас ожидал увидеть эту картину. Он опешил.
     — Вы кто? — недоумевающе спросил он.
     Фишер усмехнулся. От него за версту разило перегаром.
     — Ладно, сучонок, не прикидывайся, что не узнал. Я долго шел по твоему следу. Что  сделать с тобой? — он почесал за лысиной. — Оттяпать тебе по одному яйцу? — он хрипло захохотал. — Где Стаси, отвечай, черт бы тебя побрал! — его лицо изменилось, стало холодным и жестоким, глаза налились кровью.
     — Вы меня с кем-то путаете...
     — Заткнись! — проговорил Фишер. — Где она?!
     Какой-то странной волной, которой Николас был не в силах сопротивляться, его оттолкнуло в сторону, на пол. А Фишер начал огонь из дробовика, но попал лишь по разбивающимся вдребезги вазам. Николас поднял голову и увидел, что следующий выстрел Фишер совершить не успел. Непонятной и очень сильной волной его отшвырнуло в другой конец комнаты, где он ударился о стену и упал, потеряв сознание. Еще более поразительным было то, что Николас заметил присутствие той самой женщины с портрета.
     — Звони в полицию, — сказала она. — Пока этот безумный не пришел в себя и не начал стрелять.
     Николас набрал номер полиции, но когда полицейские приехали, Фишера на месте не оказалось. Очевидно, он пришел в себя и успел улизнуть.
     — Ко мне ворвался мужчина пятидесяти лет с дробовиком, — прокомментировал Николас, ничего не понимая.
     Он описал внешность преступника, чтобы можно было составить фоторобот.
     — Как ты здесь оказалась? — спросил Николас, когда полицейские уехали.
     — Я не оказалась здесь, я здесь и была, - ответила она с улыбкой.
     Николас подумал, что сошел с ума.
     — Как зовут тебя? — не поднимая глаз, спросил он.
     — Элиабель, — ответила она. Ее голос был легкий, воздушный и звенел, как колокольчик.
     — Элиабель, — повторил Николас. — Очень странное имя...
     — Нет, не странное. У нас часто дают такие имена.
     — Откуда ты?
     — Издалека... Но я всегда рядом, — ответила она.
     — Кто был этот человек с дробовиком? Почему он здесь?
     — Он безумный, — ответила Элиабель, — он здесь, потому, что хочет убить тебя.
     — Убить меня? Но я даже не знаю его! — воскликнул Николас, ничего не понимая.
     — Он думает, что ты — это кто-то другой, он безумен.
     — Прекрасно как! Но почему ты здесь? Как нашла меня?
     — Я здесь, чтобы оберегать тебя. Я не искала, я была рядом с тобой.
     — Вы все хотите свести меня с ума!
     Элиабель смотрела на него, как на ребенка. Ее глаза улыбались и излучали мягкий свет, от которого становилось хорошо и спокойно.
     — Когда ты в шторм, на "Восходе", думал, что пришел твой последний час, и стал мысленно молиться Богу... Бог дал тебе меня, ведь душа хотя бы одного блудного сына, обратившегося к Отцу, многого стоит. И за нее стоит бороться...
     Глаза Николаса вспыхнули:
     — Как ты знаешь про шторм и "Восход"? И про то, что я молился?
     Элиабель только улыбнулась.
     — Ты следила за мной, знала, что мой катер попал в шторм. А в шторм каждый молится.
     — Ты прочел тогда молитву, которую последний раз читал в детстве на Рождество, в тот день мама подарила тебе зеленого слоника. Ты давно забыл эту молитву, но, когда начался шторм, сразу вспомнил...
     Глаза Николаса кипели яростью.
     — Откуда тебе это известно?! Отвечай, ведьма! Или кто ты там, индиго, медиум!
     Он пытался схватить ее за руку, но прорезал пустоту.
    — Вернемся к разговору позже, когда ты остынешь и будешь в состоянии адекватно на меня реагировать.
     Она буквально растворилась в воздухе. Исчезла. Ее нигде не было.
     — Вернись! Я хочу знать! Мне надо...
     — Я всегда рядом, Николас, — зазвенел голос рождественским колокольчиком.




                5

     Фишер бесился, как зверь. Он сам еще не мог понять, что случилось и кто помешал ему в его "благом деле" — прикончить этого "сукиного сына". Фишер решил разработать идеальный план, в котором ему не сможет помешать никто. Вдобавок, его теперь начнет разыскивать полиция. Но черта с два он снова попадет к ним в лапы. Черта с два! Посмеиваясь, он завел мотор. Он знал, где бывает Николас Гордон, он давно вычислил откуда и во сколько этот сукин сын будет ехать домой. Тэдди Фишера не так просто провести. Не тут-то было.
     Николас мчался по пустынной ночной дороге. Откуда ни возьмись, будто демон, несущийся на бешеной скорости, его начал обгонять черный Кадиллак и весьма откровенно таранить его машину, чтобы она пошла под откос.
     — Ну привет, сукин ты сын! — высунулся Фишер из окна и громко захохотал.
     — Я не знаю тебя! — вскричал Николас и я не тот, за кого ты меня принимаешь!
     — Ага, лапшу на уши будешь даунам вешать, а я лучше развешу на ветках твои паршивые яйца, словно рождественские игрушки.
     — Еще раз повторяю: ты путаешь меня с другим человеком. Мое имя Николас Гордон!
     — Можешь назваться хоть Биллом Клинтоном, это не умалит твоей участи! — и черный Кадиллак еще сильнее врезался в его B.M.W. Николас подумал, что все это может весьма печально для него закончиться. Он выбежал из машины и побежал в сторону леса, видя в этом единственное спасение от сумасшедшего.
     Только лунный свет освещал окрестности. Николас слышал, как с присвистом проносятся мимо его головы ножи, впивающиеся клинками в стволы деревьев.
     — Ай-ай, опять промазал! — сокрушался Фишер, когда у него закончился последний нож. — Сукин же ты сын!
     Николас чувствовал, как тушка Фишра нагоняет его. Фишер был тучный, как медведь, но бегал проворно, словно заяц. Схватив здоровую палку, Фишер ударил Николаса по ногам. Ноги подкосились, Николас упал в листву. Фишер схватил его за шиворот и поднял в воздух, как поднял бы Карабас Барабас Буратино из одноименной сказки. Он смотрел на Николаса с победоносным удовольствием и медленно, с хрипотцой, посмеивался. Глаза его блестели при свете луны, как у хищного зверя.
     — Где она, говори! Где моя жена! — он перестал смеяться и пристально посмотрел на него, как хищник, готовящийся к прыжку.
     — Я не знаю, и никогда не узнаю вашей жены, — ответил Николас, — видимо, к счастью.
     Фишер швырнул его на землю.
     — Сейчас ты все быстренько вспомнишь, — медленно проговорил он, доставая скальпель. — Будет больно, Курт, очень больно.
     — Я не Курт, сколько раз можно говорить вам!
     Николас ударил его по руке и скальпель упал на землю. В ответ он получил такой ошеломляющий удар в голову, что потемнело в глазах.
     — Сукин сын! Щенок! Еще кусаться!
     Одной рукой Фишер держал фонарь, другой поднял скальпель. Выражение его лица, перекошенного, осклабившегося, показывающего желтые зубы, в фонарном свете казалось еще более ужасным. Он поднес скальпель к горлу Николаса.
     "Это конец",— промелькнула мысль в воспаленном мозгу. Неожиданно Фишер упал лицом в землю и застыл. Сзади стояла Элиабель.
     — Как ты здесь появилась? — проговорил Николас.
     — Вставай, поехали домой, — прожурчал ее мягкий обволакивающий голос.
     Николас встал, отряхнул одежду от пыли, покосился на Фишера, замершего, уткнувшего голову в землю, как страус.
     — Что с ним? — с опаской спросил Николас.
     — Он отключился, — ответила Элиабель, — нам нужно уезжать отсюда, пока он не пришел в себя.
     — Может вызвать полицию?
     — Нет смысла. Когда приедет полиция, он уже удерет.
     — Но с ним нужно что-то делать, этот придурок не в себе. Он очухается и прикончит меня! — вскричал Николас.
     — Быстрее к машине, — сказала Элиабель. Он завел двигатель.
     Элиабель присела на заднее сидение.
     Николас помчался по ночной дороге, стараясь как можно дальше уехать от этого места.
     — Что ты сделала с ним? — спросил он. — Нажала на какую-то точку и он впал в оцепенение?
     Элиабель пряталась в темноте на заднем сидении.
     — Я даже не прикасалась к нему, — ответила она.
     — Тогда что?!
     — Его парализовала энергетика, которую я излучаю. Скоро он придет в себя.
     — Энергетика? Ты медиум? Умеешь читать мысли и управлять энергиями?
     — Вовсе нет, — ответила Элиабель, — я не медиум, я вообще не человек.
     Николас усмехнулся. Луна тоже усмехалась ему в окно.
     — А кто же ты?
     — У вас принято называть таких, как мы, ангелами.
     Николас сухо рассмеялся:
     — Ты еще одна сумасшедшая, на пару с Фишером? Вот это да! Где же твои крылья, ангел?
     — Для того, чтобы летать, Ник, не обязательно иметь крылья, — ответила она.
     Что-то в ее голосе было трогательно-нежное и он примолк, осознавая, что этот голос едва ли не гипнотизирует его.
     — Когда в шторм ты вспомнил о Боге, которого столько лет не признавал, — снова начала Элиабель, — Бог услышал твои молитвы. Ты, будто блудный сын, снова постучал в ворота своего дома и тебе открыли. Бог послал меня охранять и защищать тебя, ведь сейчас тебе особенно нужна моя помощь.
     — Да ты издеваешься надо мной, вы тут все сумасшедшие! — воскликнул Николас. Она не ответила.
     — Да, с этим ублюдком мне самому точно не справиться. Этот боров в три раза здоровее меня, напрочь чокнутый, он будто робот, которого запрограммировали меня убить. Но, чтобы меня спасала женщина... Эли?
     Он обернулся: ее нигде не было. Окна и дверцы в машине были закрыты. Николас остановил машину, проверил сзади — ее нигде не было. Он почувствовал, что ему становится жутко. Но другого выбора не было, Николас поехал дальше. Элиабель снова оказалась на заднем сидении, как ни в чем не бывало.
     — Как ты проделываешь эти фокусы?!
     — Я говорила тебе, кто я, — ответила она совершенно спокойно.
     — Кто-то из нас двоих непременно сумасшедший! Почему же ты не уничтожишь этого ненормального сукина сына, ведь он опасен?
     — Не в моих полномочиях уничтожать, — сказала Элиабель, — я помогаю тебе преодолеть опасность.
     Они приехали домой.
     — Ты будешь жить у меня? — спросил Николас.
     — Я всегда рядом с тобой,— ответила Элиабель, — даже, если ты не видишь меня.
     — Как прекрасно, — проговорил Николас. — Кофе? Сигарет, к сожалению, не имею, некурящий.
     — Мне они и не нужны, — улыбнулась она.
     — Тогда, в кафе, ты курила.
     — Это для того, чтобы ничем не отличаться от других, не привлекать к себе внимания. Мне абсолютно ни к чему ни кофе, ни сигареты. Я питаюсь энергиями. Если бы ты видел мир так, как вижу я, то заметил бы, как все переплетено тонкими нитями энергий. Все на свете взаимосвязано, одно влияет на другое, одно вытекает из другого.
     Николас подумал, что если эта женщина и сумасшедшая, то все равно она необыкновенная. Он никогда не видел подобных ей и это заставляло кровь сильнее закипать в жилах, а сердце биться чаще.
     — Я знаю, чего ты хочешь, — проговорила Элиабель. Николас смутился, слегка покраснел и отвел взгляд.
     — Чего же? — сухо спросил он.
     — Меня.
     — Он покраснел еще больше, гадая, правда ли она способна читать его мысли.
     — Посмотри на меня, — сказала Элиабель. Он сделал усилие и повернул голову. Платье Элиабель спало к ее ногам, обнажая белое, будто светящееся изнутри, тело. Груди не было. На том месте, где обычно находятся половые органы, тоже ничего не было. Николас вспотел. Он впал в ступор, не зная, что на это ответить.
     — Мы бесполые, Николас,— с улыбкой ответила она, — так что твои сексуальные фантазии насчет меня бесполезны. Я ни мужчина, ни женщина. Я вообще не человек.
     Николас по-прежнему молчал, а, когда обернулся, она уже растворилась вместе с паром ароматного кофе, исходящего от стоящей на столе чашки.




                6

     Фишер метал дротики в силуэт Николаса, нарисованный на стене.
     — О-хо-хо-хо, — хохотал он, попав в голову, —  нет, это слишком быстрая смерть для тебя, гаденыш. А ты должен помучиться, как мучился я все эти гребанные пятнадцать лет!
     Фишер отхлебнул текилу и швырнул бутылку в стену, на которой был нарисован силуэт. Бутылка разлетелась на осколки. На стене осталось мокрое пятно.
     — Именно! — взорвался хриплым хохотом Фишер. — От тебя останется мокрое место на стене!..

     Николас шел по парку. Осенние листья проносились мимо, как ракеты. Он думал про Элиабель. Он не мог поверить ее словам окончательно, но начал подозревать о существовании сверхъестественного. Элиабель больше не появлялась, но Николас знал, что она может быть где-то рядом, не смотря на то, что он не видит ее.
     Опустив голову, смотря в лужу, в которой, как кораблик, плавал осенний лист, стоял маленький мальчик. Рядом, с таким же несчастным видом, опустив мордочку, сидел щенок. Почему-то Николасу захотелось подойти и спросить у этого ребенка, как у него дела.
     — Как тебя звать, малыш? — приблизился Николас.
     — Бобби, сэр, — ответил мальчик, подняв на него большие голубые глаза. — Это мой друг — Дилан, —  сказал мальчик, взяв на руки щенка. —  Я нашел его на улице. Теперь у меня есть друг. Только не отдавайте меня в приют, сэр. Иначе Дилан останется один. У него, кроме меня, никого нет и ему будет очень одиноко.
     — Тебя сдавали в приют?
     — Да, сэр. Но я сбежал оттуда. Там злые люди, лучше мне гулять с Диланом, чем снова попасть туда.
     — Давайте сходим ко мне? — предложил Николас. —  У меня есть кое-что пожевать. Кроме того, ночевать на улице сейчас не само лучшее время.
     — Можно только, чтобы Дилан пошел с нами? Я без него не пойду.
     — Разумеется, друзей никогда нельзя бросать.
     Николас отвел мальчика и щенка в ванну, вымыл, накормил тем, что было и уложил в постель. Он думал. Думал о том, сколько в этом мире несчастных, одиноких, брошенных, никому не нужных душ людей и животных. Ему стало приятно от мысли, что он может кому-то помочь, быть полезен. И от радости, которую он принес этому брошенному ребенку и его четвероногому другу, самому стало радостно на душе.
    — Отец так долго ждал тебя! — появлялась Элиабель.
     Николас вздрогнул. Не ожидал сейчас ее появления.
    — Чей отец? — спросил он.
    — Наш Отец, — ответила Элиабель, —  Создатель всего сущего на Земле. Он переживал за тебя. Твоя душа была пустой, Николас, тридцать лет ты отвергал Отца, кутил, распутничал, не зная любви, твоя душа начинала черстветь. Но наконец-то в ней забрезжил свет. Мы очень рады, Николас, я и наш Отец. Мысли и чувства твои становятся светлыми.
    — Я не знаю, что происходит, — ответил он. — Я понимаю, что существует сверхъестественное, но не могу поверить сам себе.
    — Не всем открывается сверхъестественное. Николас, ты жил, пребывая в совершенном эгоизме, думая и заботясь только о собственных удовольствиях и душа твоя устремилась в пустоту. Избравший такой путь, непременно достигнет пустоты. Но ты сумел вовремя свернуть, и благодать Отца озарила тебя. Мы хотим, чтобы ты обрел смысл.
    — Кажется, уже обретаю его... — он посмотрел на щенка, выбежавшего из спальни и виляющего хвостом.




                7

     Идя по тропинке собственного сада, Николас подскользнулся и упал. По-видимому, подскользнулся он не случайно, потому что валялась шкурка от банана, которых в доме не было. На голову Николаса что-то упало. Он не мог понять, что это и как от этого избавиться. По громогласному хохоту, который доносился из кустов, стало понятно, что его подкараулил Фишер, раскинув силки, как на птицу. Фишер выбежал из своего укрытия, радостно потирая руки.
     — Вот и попался ты, мерзкий сукин сын! — с этими словами Фишер с такой силой пнул ботинком по Николасу, который запутался в ловчей сети, что тот едва не потерял сознание от боли. Фишер взвалил сеть с жертвой на плечо, будто это действительно была пойманная на охоте птица, а не тридцатилетний мужчина.
     — Что вы делаете, у меня дома... остался...
     Он чуть не ляпнул "ребенок", но вовремя одумался. Этот ненормальный наверняка станет угрозой жизни и ребенка.
     — Ну, кто там у тебя остался дома? —  гаркнул он, как медведь.
     — Суп! На плите остался суп!
     Фишер разразился страшным хохотом.
     — Думаешь, я сейчас вернусь, чтобы выключить плиту с твоим супом? Как бы не так! Я сварю суп из твоих собственных яиц и накормлю тебя им! А, славно Тэдди придумал?
     Он швырнул сеть, в которой, как пойманная рыба, все еще барахтался Николас, в багажник. И сел за руль. Настроение было превосходное. Наконец-то этот "сукин сын" у него в руках! Теперь осталось придумать ему как можно более жестокое наказание. Фишер отхлебнул текилу и помчался на сумасшедшей, как и он сам, скорости.
     — Ах ты ж мерзкий сукин сы-ы-ын, — затянул Фишер песню собственного сочинения.
     Николас знал, что от этого ненормального можно ожидать всего, чего угодно. Он действительно может сварить суп из того, из чего пообещал. С кем же путает его этот спятивший человек? Что сделал ему тот, с которым Фишер его путает? Наверное что-то очень плохое, раз накопилось столько злобы и ненависти и Фишер готов порвать его на куски.
   Спасет только Эли. Она придет, он знал это, он доверился ей. Николас задумался об ангелах, о том, что она рассказывала ему. Машина подпрыгнула на кочках, он больно ударился. Но это было ничто в сравнении с тем странным чувством, что заполнило его всего. Это была не похоть, не жажда, не влечение. Это было нечто такое, чего он никогда не испытывал, и чего не мог объяснить. Мысли о внеземном создании, о чистоте, непорочности наполнили душу. Эта чудесная женщина —  ангел, которая и женщиной-то не была, подарила ему надежду, гармонию, то, к чему он так долго шел. Как приятно было от осознания того, что это волшебное существо оберегает его где-то рядом.
     — Мерзкий сукин сы-ы-ын, — послышалась дурацкая песня пьяного Фишера.
    Очевидно, они куда-то приехали. Фишер открыл багажник и вытащил сеть с уловом. Он затащил сеть с Николасом в деревянную хижину и швырнул в углу, будто пакет с мусором.
     — Сиди здесь, сукин сын, а я пойду разводить костер, — сказал он.
     Что он задумал, об этом оставалось только догадываться. Николас попытался разорвать сеть, но ничего не получилось. Несколько пальцев пролазили в ячейки сети. Николас попытался достать на столике что-нибудь острое, но ничего не получилось. Зато он наткнулся на стопку газет.
     "Двойное убийство. Теодор Фишер задушил свою жену и ее любовника Курта Ди." На фото парень действительно внешне чем-то напоминал его самого.
     — Костерчик готов, сукин сын! — зашел Фишер, перемазанный сажей. Он напоминал голодного каннибала.
     — Послушайте! — вскричал Николас и это был крик души. - Я не Курт Ли, даже, если и напоминаю вам этого парня внешне! Курт умер, вы своими руками задушили его. Прошло пятнадцать лет, неужели за пятнадцать лет я не постарел бы?!
     Фишер с презрением посмотрел на него, как на пищащего комара.
     — Думаешь, я не знаю, какие сейчас делают пластические операции? Или думаешь пережить меня, сукин ты сын? Я решил поджарить тебя вместе с твоими яйцами, чтоб меньше шатался по чужим женам. Пошли! - он поволок сеть вместе с Николосом на улицу.
     — Я Николас! Николас Гордон!
     Но кричать не было ни малейшего смысла, Фишер продолжал заниматься своим делом. Он подвесил сеть на ветку дерева, под которым разгорался костер.
      — Поджарю, вместе с твоими яйцами! —  захохотал он, подкладывая в костер дров.
      Николас почувствовал сильный жар, ударивший в спину.
     "Эли, помоги", — мысленно прошептал он.
     Сильный и внезапный ветер задул костер.
     — Черт подери! — разозлился Фишер.
     Все его труды по поводу костра пошли насмарку. Он пытался разжечь костер, но все старания были напрасными. Обозленный бессилием, Фишер вытащил нож.
     — Что ж, тогда пора приготовить кровавую Мэри! —  но добежать он не успел, невидимый поток сбил безумца с ног. Появилась Элиабель.
     — Слава Богу! — воскликнул Николас. — Я уж думал, этот идиот поджарит меня, как жаркое к Рождеству!
     Сеть ослабла. Николас почувствовал свободу. Что эта сеть больше не держит его. Он вылез из нее, как из кокона. Сегодня Николас осуществил то, о чем размышлял некоторое время — что почувствует, если обнимет существо, подобное Элиабель? И почувствовал не плоть, а поток энергий, собравшихся воедино.




                8

     Мальчика со щенком не было. Видимо, он ушел своей дорогой. Николас расстроился.
     — Всему свое время, — сказала Элиабель, а пока у тебя есть я.
     — Ты мой добрый ангел, — проговорил Николас. — Знаешь, я люблю тебя. Не так, как умел любить до этого.
     — Любить непросто, — ответила Элиабель, она следила за ним светящимися изнутри глазами. Сейчас они были ясные, чистые, как родниковая вода.
      — Любовь — это самопожертвование.
      — Я готов, — проговорил Николас.
      — У тебя еще будет время это все доказать, - сказала она.
     Ее волосы обжигал мягкий, приглушенный свет. Платье спускалось к полу, плечи были обнажены. Никогда не видел Николас прекраснее существа, чем стоящее перед ним.
     — Что же делать с этим ненормальным, который устроил на меня настоящую охоту? Как обезвредить его, уничтожить?
     — Все будет так, как должно быть, —  проговорила Элиабель и растворилась в воздухе. Занавеска раскачивалась от ветра. Как бы Николасу хотелось, чтобы она побыла с ним хотя бы еще немного! Но он знал, что она здесь, рядом, хоть он ее и не видит.
     Элиабель долго не показывалась ему. Молчал и Фишер. Николас чувствовал, что Фишер готовит ему что-то сногсшибательное, но старался не думать об этом. Он думал об Эли, о чуде, об Отце, обо всем, что она говорила ему, сердце наполнилось любовью и одновременно тоской. Ни одна женщина больше не смогла бы заинтересовать его. Если будет нужно, он уйдет в монастырь и всю жизнь будет служить Отцу. Николас хотел, чтобы она гордилась им. Чтобы любила его той любовью, о существовании которой он никогда не знал и которую только начал постигать. Он задумался о чудесных переменах, о том, что случилось с ним, о том, что теперь может измениться вся его жизнь, наполнившись смыслом, тем, который он мечтал обрести всегда. Николас так замечтался, что только сейчас заметил, как в его руках разрывается телефон. Неизвестный номер не сулил ничего хорошего. В трубке раздался мерзкий хохот Фишера.
     —  Здравствуй, сукин сын, —  начал он. —  Не соскучился? Твой щенок у меня! Я так и думал, что Стаси родила твоего ублюдка! А ну, щенок, подай голос! —  в трубке раздался детский крик. — Так вот, сукин сын, слушай внимательно, сейчас я расскажу тебе, куда идти и поторопись, иначе твой щенок сдохнет.
     Николас дослушал до конца и с отвращением бросил телефон на пол. Никуда он не пойдет! Еще чего! И тут же устыдился своей слабости. Наверняка Эли сейчас слышит его мысли и презирает его. Жизнь маленького ребенка, который и так натерпелся, в опасности! По его вине! Как он мог оставить ребенка у себя, зная, что его преследует опасный псих, чем он думал! Николас стал собираться. Взял, что было — пистолет, кухонный нож. Все, чем можно попытаться обезвредить урода.
    Николас сел за руль. Фишер сказал, куда нужно ехать. Это был заброшенный дом на окраине города. Николас шел и оглядывался. Тишина настораживала. Он бы не удивился, если бы откуда-то с дерева спустилась петля ему прямо на шею.
    — Эй, ты, я здесь! — крикнул он.
     Никто не ответил.
     В заброшенный дом приглашала надпись: Wellcome! И нарисованная стрелка. Зажав в руке пистолет, Николас вступил в неизвестность. Удар по ногам здоровой палкой сразу же подкосил его. Пистолет уже не понадобился, так как Фишер наступил на руку, держащую его. Николас взвыл от боли.
     — Сукин сын, думал играть со мною? Я раздроблю каждую твою косточку! И щенка твоего!
     — Это не мой сын, чертов ты придурок! —заорал Николас. — Это ребенок-беспризорник, которого я подобрал на улице, он ни в чем не виноват! Отпусти его!
     — Сдохните оба! — заявил Фишер. — Думаешь, яя поверю твоим бредовым сказкам? И дураку понятно, что это ваш со Стаси ублюдок!
     — Твоя Стаси давно сдохла вместе со своим любовником, идиот! — не выдержал Николас.
     — Визжи и оправдывайся! Но со мной этот номер не пройдет. Наслажусь видом ваших мучений.
     Николас услышал плач ребенка.
     — Беги, Бобби, беги! — закричал Николас, не в силах встать, потому что Фишер наступил ботинком ему на спину и наверняка подумывал попрыгать всей своей тушей у него на позвоночнике.
     — Стой возле стены, щенок! — прикрикнул Фишер, замахиваясь на него палкой. Мальчик снова заплакал. Одной рукой он схватил (лежащего под тяжестью его ботинка) Николаса за волосы и потянул на себя.
     — О, вот бы оторвать у тебя голову, —  задумавшись, сказал он. — Я уже представляю, как она болтается у меня в руке, вместе с твоими яйцами!
     Тем временем, мальчик нашел камень и кинул его в Фишера, попав по затылку. Для Фишера удар был как комариный укус, это лишь больше разозлило его.
     — Ах ты ж щенок! — Фишер схватил мальчика и подвесил его на крючок, ударив тяжелой ладонью по щеке.
     — Не трогай ребенка! — закричал Николас. —  Он ни в чем не виноват!
     — Этот щенок будет таким же сукиным сыном, как и ты! — деловито сказал Фишер. — Хотя нет, не будет, я положу конец этому блуду. Сегодня же он сдохнет вместе с тобой и я схожу по большому на ваши трупы. Но перед этим придется помучиться.
     Фишер размахнулся палкой и со всей силы ударил мальчика по колену. Раздался душераздирающий крик ребенка.
    — Остановись, безумец! Что ты делаешь, это же ребенок! — кричал Николас.
    — Я перебил ему коленную чашечку! — заржал, ощерив свои желтые зубы, Фишер.
    — Эли! — не своим голосом закричал Николас. — Эли, где же ты! Он сейчас убьет ребенка!
    Но ничего не происходило. Ребенок кричал оглушительным криком от дикой боли.
    — Заткнись, щенок, — предупредил Фишер, —  иначе я перебью тебе вторую.
    Но ребенок, разумеется, кричать не прекратил. Фишер снова размахнулся палкой и ударил по второй коленке. Выхватив нож, полный отчаяния и ненависти, Николас кинулся на Фишера, но тот на лету поймал его руку и вывернул ее так, что хрустнули кости. Николас закричал, что было сил.
    — Слабак, — с отвращением сказал Фишер, — только и умеешь, что в постель лазить к чужим женам!
    Второй рукой Николас вцепился в глаза урода с единственной мыслью выдавить их. Но Фишер с такой силой схватил его за руку, будто в него вселились тысячи демонов. Маленький щенок зарычал и схватил Фишера за штанину. Фишер с раздражением пнул его ногой и тот с визгом кубарем укатился, едва не влипнув в стену. Николас был вне себя от ярости. На его глазах калечили ребенка.
      — Эли! Эли! Помоги! — заорал он.
      Но ничего не произошло и в этот раз. Тогда он, собрав последние силы, с диким криком схватил здоровый камень и ударил Фишера по лицу. Камень расквасил уроду щеку, полголовы и часть губы. Пришла пора Фишера закричать. Он так рассвирепел, что был вне себя. Он ногтями вцепился в бок Николоса, желая оторвать кусок мяса от его плоти. Николас снова попытался выдавить ему глаза. Фишер схватил нож, другой рукой держась за окровавленное лицо. — Я отрежу тебе по одному пальцу и конечно же яйца! А у твоего ублюдка отрежу язык, чтобы он не орал.
      Фишер обеими руками вцепился в руку Николоса. Николас почувствовал такую дикую боль, что помутилось в глазах.
     — Смотри, сукин сын, у меня в руках твой мизинец! — захохотал Фишер. Радости его не было предела. — А теперь я отрежу мизинец у твоего щенка!
     — Не смей трогать ребенка! — заорал Николас. Из обрубка, который остался от пальца, фонтаном текла кровь. Николас сделал Фишеру под ножку и громадная туша рухнула на пол. Николас сел на него сверху и принялся душить. Кровь, струящаяся из обрубка, измазала Фишеру лицо. Чудовищная боль не давала сосредоточиться, сил больше не было, Фишер легко одолел его. Теперь сверху был он. Его мерзкая рожа склонялась все ближе.
      — Тебе конец, сукин сын! — прошептал Фишер.
    Под его тушей Николас не мог пошевелиться и понял, что ему действительно конец. Но больше всего он опасался за ребенка. Ведь конец будет еще и для ни в чем не повинного маленького мальчика.
     — Твои мучения только начинаются, —  проговорил Фишер, слизав кровь с ножа, — сейчас ты оставишь мне на память свой второй мизинец. Ну, это так, для начала.
      Обессиливший от дикой боли, Николас потерял сознание.




                9

     Николас очнулся, с трудом приходя в себя. Еле живой от пережитого ужаса и потери крови, он попытался встать. Первая мысль была о ребенке. Сам он лежал на улице, а из заброшенного дома валил дым. Этот придурок поджег дом! Собрав последние силы, Николас ринулся туда. Дым разъедал глаза, он увидел мальчика, лежащего на полу, пламя еще не успело добраться до него. Николас схватил ребенка на руки и выбежал из горевшего дома. Малыш не дышал. Очевидно, он задохнулся в дыму. Николас издал страшный крик. Это был крик боли, безысходности, отчаяния. Он увидел лежащего Фишера. Фишер был мертв, он лежал на острых кольях, которые насквозь пронзили его жирное пузо и вылезли через спину. Его безумные глаза остекленели. Николас снова издал истерический крик, пиная тело Фишера, что есть мочи. Из кармана Фишера торчали два мизинца, которые еще недавно принадлежали Николасу. Николас схватил палку, принялся изо всех сил колотить тело Фишера и продолжал истошно кричать.
     Из дома все сильнее валил дым, но это уже не имело никакого значения. Николас взял тело мальчика на руки, не обращая никакого внимания на боль и громко зарыдал. Он укачивал на руках мертвого ребенка и продолжал рыдать. Из дыма и огня показалась Элиабель.
     — Где ты была?! — заорал Николас.
     — Здесь, с тобой, ты же знаешь, — ответила она.
     — Что?! И ты все видела?!
     — Да, — печально ответила она.
     — Видела и не могла помочь?!!
     — Нет, — кротко ответила Элиабель. — Послушай, Николас, я не могла тебе помочь. Это было твое испытание, посланное Отцом, и ты должен был сам пройти его...
     — Что ты говоришь, сумасшедшая, какое испытание, умер маленький, ни в чем не повинный ребенок! — Николас с широко раскрытыми глазами смотрел на нее.
     — Ты должен был преодолеть это испытание, чтобы стать сильнее духом. Боль утраты поможет тебе стать сильнее, ты должен многое переосмыслить и осознать. Только через боль и потери мы очищаемся.
     — Ребенок умер... — почти шепотом, как безумный, проговорил Николас, какое испытание, какое очищение, что ты несешь!..
     — Тебе пока трудно понять, — проговорила Элиабель, — ты давно искал смысл в жизни. А смысл в том, чтобы учить в этой жизни уроки. Как в школе. Мы сдаем экзамены, набираемся мудрости, получаем опыт. Не всегда эти экзамены бывают легкими. Отец выбрал тебе в учителя Фишера, через боль и утрату, учиненную с помощью него, ты сдаешь свой экзамен... Фишер — всего лишь был твоим учителем и экзаменатором... Не сдав экзаменов, ты не станешь сильнее, опытнее, чище. Боль поможет тебе стать чище и лучше.
     Николас уставился на нее глазами, стеклянными, почти такими же, как у мертвого Фишера.
     — Экзамены?!! Это ты называешь "экзаменами"??
     Посмотри на этого маленького мальчика, посмотри на мои изувеченные руки, это всего лишь "экзамены" для тебя? Да вы там все садисты и шизофреники, вы придумываете людям мучения и пытки, называя это "экзаменами", "очищением", "силой духа"! Так не хуже ли ваше лицемерное добро самого ужасного зла?!   
     — Что ты говоришь, Николас, опомнись! Все это делалось лишь во благо тебе, но пока ты еще слишком глуп, чтобы понять это, — разочарованно сказала Элиабель. — Поблагодари Отца за урок.
     Николас с болью посмотрел на тело мальчика и с отвращением на Элиабель.
     — Не надо мне такого "блага". Пусть я навсегда останусь "глуп", но я не нуждаюсь в ваших "уроках"! Для вас люди всего лишь глупые марионетки, которых вы "учите", но я уже по уши сыт вашей "наукой", вашей жестокостью и лицемерием!
     Раздалось поскуливание. Из-под камня выполз щенок с перебитыми лапами, он устремился к Николосу. Этого щенка звали Дилон, это был единственный друг маленького Бобби. Николас осторожно взял щенка руками, на которых не хватало мизинцев.
     — Убирайся туда, откуда пришла, ты мне противна, — сказал Николас и, не глядя на нее, прижимая щенка к груди, шатаясь, пошел к машине. Вдогонку ему свалился огромный желтый лист с обветшалого дерева.




                10

     Николас долго не мог прийти в себя, ему долго предстояло лечиться в больнице, разбираться в полицейском участке по поводу случившегося. Он похоронил Бобби, не поскупившись на похороны, чтобы мальчика не закопали, как безродного. Отвез Дилона в ветеринарную клинику. Собаку обещали поставить на ноги. Маленький пес будет бегать, хоть и прихрамывая. Мизинцев на обеих руках чертовски не хватало.  Воспоминания о смерти ребенка слишком угнетали.
     Николас сидел в кресле, разглядывая щенка, елозившего на полу, когда появилась Элиабель. Глаза Николаса сузились, он почувствовал сильную ненависть.
     — Что ты здесь делаешь?!
     — Ты же знаешь, что я всегда с тобой, хочешь ты или нет, — спокойно ответила Элиабель, —  у нее был расстроенный вид. — Ты не хочешь покаяться перед Отцом?
    
  Николас даже встал с кресла.
   — Покаяться?! В чем?! В том, что я пытался спасти маленького ребёнка, между тем, как вы смотрели на это все, как на театральную сцену?!
   — Ты глуп и слеп, — ответила Элиабель, — иначе ты не возмущался бы, а поблагодарил Отца за урок, который научит тебя мудрости и крепости духа.
   — Ты ненормальная, — ответил Николас, не в силах спорить.
   — Если не будет уроков, вы, люди, станете совсем бессердечными и черствыми и будете думать только о себе. Каждому мы преподаём уроки и у каждого свои учителя. Да, нелегко терять ребёнка, но это необходимо пережить, чтобы осознать, что есть что-то свыше. Это неоценимый урок, за который, будь ты мудр, а не глуп, ты бы только возблагодарил Отца, за оказанную им милость.
   — И сколько ещё таких черновиков, маленьких Бобби, должно умереть, чтобы научить таких, как мы, слепых и глупых? Вы — мерзкие, циничные, жестокие и сумасшедшие эгоисты, прикрывающиеся лицемерно добром.
    — Мы прощаем тебе твою дерзость по твоему незнанию и глупости. Мы любим тебя и приготовили для тебя следующий жизненный урок. Будь готов.
    — Что? — переспросил Николас. — Что-что?
    От нервов у него задергался глаз. Элиабель уже исчезла, растворилась в воздухе. Раздался телефонный звонок.
    — Это Николас Грант? Как давно мы тебя искали, — послышался грубый хрипловатый голос. — теперь тебе остаётся только молиться...
    Николас выбросил телефон в мусорное ведро, собрал вещи первой необходимости, схватил Дилона под мышку и побежал к машине. Он знал, что "экзаменаторы" уже нашли новых "преподавателей", чтобы преподать ему очередной " урок". Он знал ещё и то, что спасаться от этого совершенно бесполезно, но гнал автомобиль из последних сил.

                2017