Золото, гл. 7

Альф Омегин
Глава седьмая
Июнь 1988 года

     Проводник казался невозмутимым, но видно было, что неожиданная находка повлияла и на него.
     - Понятно, что это не старое кладбище, смытое с косогора, - сказал он, – поскольку черепа отмыты водой добела. Значит, долго покоились на дне реки, которая их и выплеснула на берег. Понятно, что в некоторых стреляли. Но вот что непонятно, так это их количество… Бывали, конечно, в наших краях злые люди – беглые каторжники, в основном. Бывало, что и убивали кого-то. Но это были единичные случаи, и все местные о них знали. А тут… Почитай, восемьдесят лет живу в этих краях, но ни разу не слыхал, чтобы люди пропадали в таких количествах, а здесь ведь десятка три черепов. Да и вряд ли река отдала все, что имела на своем подводном кладбище. Наверняка, под водой еще немало покоится.
     - Кто же мог здесь промышлять убийствами людей? – задумчиво промолвил Наумов. – Ведь на кордоне нас заверили, что места эти необитаемы. 
     - Опустите меня на веревке вниз и, возможно, я смогу сказать о нашей находке что-то более подробное, - сказал врач Моргунов.
     Доктора спустили на берег, и он долго ходил между черепами, рассматривая их.
     - Это вот старые черепа! – наконец, крикнул Моргунов, поочередно показывая прутом на три черепа. – Им примерно шестьдесят – семьдесят лет. Эти помоложе – скорей всего, двадцатых годов. Это вот – тридцатые годы…
     - Да ты откуда это можешь знать?! – удивился Наумов. – Они же все одинаковые!
     - Я три года после мединститута работал патологоанатомом. А потом еще три – врачом в археологических экспедициях. Так что, навидался на своем веку захоронений. Можете мне верить.
     Доктор закончил осмотр, и его  вытащили на откос.
     - Двадцать восемь черепов. И почти все со следами насильственной смерти, - сказал он, сматывая веревку. – Но смею утверждать, что самые свежие – сороковых годов… Их четыре. Вам, Дмитрий Никифорович, это о чем-то говорит?
     Проводник задумался…
     - Когда началась война, в сорок первом старый Лаптев, который тогда жил особняком, неподалеку от поселения староверов у реки Бедуй, принес в райисполком пол пуда золота. Да все в самородках размерами от фасолины до спичечного коробка. На оборону, значит, отдал государству. А был тогда здесь такой рьяный районный уполномоченный по золотодобыче Прокофий Савельев. Он, когда узнал о самородках, поднял страшный шум и потребовал милиционеров, чтобы сделать у Лаптевых обыск. Предисполкома пытался его успокоить, мол, Лаптева же никто не неволил, тот сам принес золото. Но Савельева трудно было переубедить – он считал, что Лаптев принес малую толику, что у него еще есть золото. И много! И что Лаптев знает место, где самородки чуть ли не под ногами валяются. И убедил, таки, местную власть! Ему дали троих милиционеров, и они ушли искать лаптевский скит…
     Проводник замолчал…
     - И что?! – Наумов напрягся.
     - А то, что никто больше их не видел! Вот и думаю теперь, не старый ли Лаптев «приветил» непрошенных гостей свинцом. Хотя, по вере, не должно было у него быть оружия. Не должно! Он и на зверя, аль на птицу охотился петлями да силками. Никогда не слышал и не видел, чтобы кто-то из Лаптевых, а их было пятеро – сыновей-то, с оружием охотился. Они ведь сильно верующие люди, не чета нам…
     - Ну, а тогда, пропали ведь люди, неужели никто не искал?! – спросил Моргунов.
 - Война шла, мил человек! – пожал плечами проводник. – Все мужики призывного возраста на фронт ушли. Мобилизация на фронт была массовая, так что посылать на розыски было некого. Конный нарочный, добравшийся до Абаканского кордона, снял дежурных; все, что было возможно, прибрали, спрятали и в срочном порядке покинули кордон. То было суровое время – все на фронт шли – от безусых юношей до семейных мужиков. В сорок первом, по осени и меня призвали, и топал я ногами своими до самого Берлина. А после войны, что ж… Забылася та история, как и многие другие. А сейчас вот вспомнилась… Надо бы нам на кордон сообщить о нашей находке. Пусть, кому положено в ней разбираются. А нам свое дело надо делать.

    - Да, ты прав, Дмитрий Никифорович! – сказал Наумов. – Включай рацию, Стоянов!
    Радист Илья Стоянов включил армейскую рацию и, связавшись с кордоном, передал ларингофон Наумову. Тот коротко доложил о найденном захоронении и, выслушав указания, стащил с головы наушники.
    - Велено ждать прибытия опергруппы! – унылым голосом произнес он. – Никуда с этого места не уходить. Вот так вот!
     - Это сколько же мы времени здесь потеряем? – спросил Смирнов, ни к кому, собственно, не обращаясь.
     - Немного, паря! – сказал проводник. – Для таких дел в райотделе милиции вертолет есть. Версты-то здесь немереные, до иного кордона пять-шесть дней, ежели пехом, добираться приходится. Прилетят!
     Оперативно-следственная группа действительно прилетела вертолетом, но только на следующий день. Руководил ею следователь прокуратуры – парень лет двадцати пяти, представившийся Вячеславом Владимировичем.
     - Никому никуда не расходиться! – приказал он геологам, как будто здесь, в глухой тайге, можно было куда-то уйти.
     Пока следователь, оперативник уголовного розыска и судмедэксперт, спустившись по веревке на берег, осматривали место происшествия, участковый, судя по орденским планкам на груди, в прошлом фронтовик, оглядев берег с черепами сверху, присел  на валежину рядом с проводником.
     - Что думаешь, Никифорыч? – тихо спросил он.
     - Думать – твоя забота, Силантий! – ответил проводник. – Моя работа – партии по тайге водить.
     - Экий ты колючий, Найденов! – участковый усмехнулся. – Не моя вина в том, что нашел тебя когда-то в тайге, да на фронт отправил. Время было такое!
     - А я тебя не в том виню, что ты меня нашел – я ведь не прятался! Я просто знать не мог о том, что война началась, что мне в военный комиссариат необходимо явиться. Откуда же, находясь в тайге, я мог про это знать?! Но нет, ты меня объявил укрывающимся от призыва! Тебе ведь показатели нужны были, а на человеческие судьбы тебе плевать! Сам-то на фронт не пошел – в НКВД пристроился!
     - Слушай, Никифорыч, сорок шесть лет прошло, а ты все коришь меня за грех мой давний! Ну, время было такое, сам ведь все знаешь! А в НКВД меня взяли по призыву, поскольку грамотный был – лесной техникум окончил, - примирительным тоном произнес участковый. – А тогда, к концу лета сорок первого года было указание сотрудникам НКВД взять на учет все одинокие заимки, стоящие вдали от населенных пунктов, и установить строгий контроль за всеми, кто там проживал. Это делалось, чтобы исключить места, где бы могли скрываться те, кто дезертировал из армии или отлынивал от призыва. Ты сам прекрасно знаешь, что большинство староверов уклонялись от призыва. Естественно, обратили пристальное внимание на район Телецкого озера и, в особенности на заповедник, как наиболее отдаленный и глухой, где было до десятка кордонов, причем в таких местах, куда попасть было довольно сложно. Как ты знаешь, кроме кордонов заповедника на левом берегу озера были одинокие поселения и два небольших поселка, в которых жили, как в то время называли староверов, единоличники, а в северной его части, в десятке километров от берега высоко в горах находился золотой прииск, помнишь? Берега озера, долины его притоков и все окружающие озеро горы покрыты дремучей темнохвойной тайгой, в которой скрываться можно было годами, и никто бы не знал, поэтому эта часть области была под пристальным вниманием органов государственной безопасности. И там я тебя нашел на кордоне. Так в чем я виноват перед тобою?!

     - Я тебе уже сказал, в чем! – угрюмо пробормотал Найденов. – Я не прятался, а сам, по своей воле шел в поселок. И ведь искали-то вы Лаптевых, а нашли меня, когда я сам шел с кордона вам навстречу. Вот ты и отчитался мною о проделанной работе, коль уж Лаптевых найти не смог!

     - Так точно, Никифорыч! Мы выполняли приказ о ликвидации отдаленных заимок. Приказ был совершить рейд и проверить таежную часть на предмет того, не скрывается ли кто в глухих местах и найти Лаптевых, и вывести их из тайги, захотят они того или нет. А нашли тебя…

     Проводник вдруг рассмеялся.

     - Что ж не нашли?! – спросил он, хитро сощурив глаза. – А я тебе расскажу! Вы вышли к месту, где  река делала довольно спокойный поворот, что и позволило покойному ныне Василию Лаптеву увидеть ваш отряд на приличном расстоянии и какое-то время наблюдать за вашими действиями. И Лаптев видел, что отряд остановился и стал устраиваться на ночлег. Убедившись, что вы дальше не пойдете, он спокойно ушел к себе домой. Конечно, Василий не знал, что это за отряд, куда идут и с какой целью, но он был мужиком предусмотрительным. Предполагая, что вы идете за ним и его семейством, он решил увести семью и временно скрыться, а его старший сын Сергей отправился следить за вами.  Лаптев понимал, что в его распоряжении только ночь и часть утра. За это время успели сделать многое. Кое-что спрятали и, прихватив необходимое, всей семьей ушли в глухой распадок, где укрылись в сухой пещере.

     - Тебе-то откуда сие известно?! – воскликнул участковый.

     - Я встретил Сергея на следующий день, когда следовал на лошади на кордон после объезда участка. Ну, и за день до того, значит, как вас встретил. Серьга Лаптев увидел меня и, убедившись, что я один, окликнул. Рассказал, что следил за вашим отрядом и подслушал разговоры. Он-то и рассказал мне о начавшейся войне с "германцем", о постановлении по ликвидации отдельных заимок и о возможном блуждании по тайге дезертиров. Сказал, что отряд в одном дне от моего кордона посоветовал уйти из тайги и объявиться в поселке. Серьга же предупредил меня, что если буду скрываться, то рано или поздно меня найдут, и тогда спастись будет невозможно. Сказал, что во время войны особенно не церемонятся с теми, кто не выполняет указаний военного времени. Я в то время был на кордоне один, а лошадей было три. Мне пришлось ехать на кордон, все там прятать. А утром я собрал лошадей и отправился в поселок. Остальное тебе известно…

     - Неисповедимы пути Господни! – сказал участковый и… перекрестился двумя перстами.

     - А вы, товарищ участковый, что, тоже из… - робко спросил Смирнов, увидев, что участковый крестится.

     - Тоже, паря, тоже… - ответил милиционер, ухмыльнувшись. – А ты думаешь, что все старообрядцы отшельники? Людей сторонятся? Да нет же, паря! После революции многие принимали активное участие в артельных работах. Это были, скажу тебе, непревзойденные плотники, кузнецы, столяры, рудознатцы, следопыты, охотники. Вот, как наш колючий будто ежик Найденов… Каким-то особенным чутьем они находили на огромных просторах Сибири золотоносные места, медные и железные руды, поделочные камни. Их завсегда отличало высокое понятие о труде и честности. Никогда, ни один из наших не взял чужого! Из нашей среды вышли прекрасные мастеровые на заводах и фабриках, мастера, управляющие, им можно было поручать любое дело с гарантией, что все будет сделано качественно и в срок. Им можно было доверять все! Понимаешь?! А на казенных работах их всегда отличало чувство ответственности. Уклад их жизни, основа - это труд, и только благодаря труду, настоящему труду они устояли и сохранили веру.

     - А награды у вас за что? – спросил Смирнов.

     - А награды у меня, паря, за борьбу с бандитизмом! – ответил участковый. – Здеся во время войны много сброда околачивалось… Много. Беглые зэки чего только не творили! Из лагерей бежали десятками тогда, ибо охрану-то ослабили, людей на фронт отправив. А нас было всего-то десять человек на всю огромную округу, и хоть назывались мы громко – отдел по борьбе с бандитизмом, да только расстояния наши таежные не всегда позволяли нам вовремя банды накрыть. Вот они и чинили произвол, разоряя деревни. Последнюю банду из беглых мы только в 1953 году уничтожили. Так что, паря, здесь у нас тоже  своя война была.

     - Хватит прохлаждаться, капитан! – крикнул следователь, поднимаясь на высокий берег.

     Участковый поднялся, отряхивая галифе.

     - Собирайте вещественные доказательства! А я пока опрошу свидетелей, - прокурорский работник направился к группе геологов, на ходу доставая из папки какие-то бланки. – Итак, кто первый обнаружил останки и при каких обстоятельствах?..