Я - Гамлет. Холодеет кровь,
Когда плетет коварство сети,
И в сердце - первая любовь
Жива - к единственной на свете.
Тебя, Офелию мою,
Увел далёко жизни холод,
И гибну, принц, в родном краю
Клинком отравленным заколот.
А. Блок
Тем же вечером, с негласного разрешения командования, отряд разведчиков решил отметить очередное выполненное задание, причем оказавшееся столь успешным.
Собравшись в своем "убежище", молодые люди организовали небольшой банкет, конечно, достаточно скромный, но на нем все таки нашлось место для хлебцев с подливкой, нескольких засахаренных яблок и вина.
Артур тоже там был, но почти не притронулся к еде и налил себе бокал чисто формально, когда один из его отряда решил сказать тост.
Поднявшись изо стола и выпрямившись во весь рост, рядовой Грин начал говорить:
- Итак, я предлагаю сегодня поднять бокалы в первую очередь за наших прекрасных, отважных, доблестных и таких смекалистых командиров, как лейтенанты Дрейтон и Четтерфилд! Без вас у нас бы ничего не вышло, мы бы не смогли выполнить ни одного задания и в первый же день с легкостью попали бы в плен к врагу. Это Роберт Дрейтон научил нас осторожности и осмотрительности! А без Артура Четтерфилда мы бы не только не перевели текст того письма, но и точно бы не взяли сегодня пленного, первого за все время существования нашего отряда. Да, если бы не его идея с тем замечательным и остроумным спектаклем с переодеванием... Честно говоря, я не знаток театрального искусства, однако не сомневаюсь, что у господина младшего лейтенанта блестящий актерский талант! Скажите, Четтерфилд, только прошу, не сочтите за дерзость, а прежде вы уже участвовали в подобной искусной самодеятельности?
Артур непроизвольно вздрогнул, услышав такой вопрос. Конечно же, Грин и не думал каким-то образом его задеть за живое или поддразнить: молодой солдат действительно искренне восхищался способностями младшего лейтенанта и спросил об этом из интереса. Однако его вопрос произвел поистине эффект взрыва на поражение.
Заметно побледнев и разнервничавшись, Четтерфилд попытался ответить что-то вроде "Да, не так давно я участвовал в любительских постановках и домашних сценках в доме своих соседей вместе с...", но оборвался на полуфразе. Перед его глазами вновь непроизвольно встали образы из недавнего прошлого, в особенности день, когда они с Идалией играли Гамлета и Офелию на дне рождении ее отца. Тогда всем казалось, что этот невинный спектакль не несет в себе никакого мрачного пророчества, однако все обернулось совсем иным образом. Артур вспомнил и слова, которые произнес, впервые прочтя известие о внезапной смерти девушки: "Я - Гамлет, а она - Офелия, которую холодный женоненавистник-девственник довел до безумия и смерти в водах тихой реки..."
Как во сне юноша с трудом услышал встревоженный голос все того же Грина:
- Господин лейтенант, что с вами? Что произошло?
Только чуть позже Артур понял, что выронил свой бокал и тот разбился вдребезги, оставив на полу темно-бордовое пятно, напоминающее застаревшую кровь. Его руки задрожали еще сильнее.
- Я... я... Прошу извинить, но я не могу! - с этими словами Артур вскочил и побежал по лестнице наверх, подальше от подвала с ни о чем не подозревавшими и совершенно растерявшимися от его поведения молодыми людьми.
- Я что-то не так сделал? Что случилось? - удивленно спросил Грин Дрейтона.
- Что случилось, что случилось, слепому же видно: плохо человеку. - резко ответил Роберт, также поднимаясь. - Я поговорю с ним. А вы - заканчивайте гулянье, завтра уже будет не до празднования.
Покинув свою команду и оставшись в одиночестве, Артур обессиленно прислонился к темной стене. В его голове по-прежнему стоял образ Идалии: ее тонкое изящное лицо, нежные руки, добрые и печальные глаза... На мгновение юноше показалось, что она совсем рядом, что ее дух промелькнул всего в нескольких шагах от него и скрылся полупрозрачным силуэтом в щелях стен. Ноги подкосились. Голова закружилась. Горло сдавило так, что стало почти нечем дышать. Судорожно пытаясь оттянуть узкий воротничок своей формы, Артур, пошатываясь, оперся о стену рукой и прислонился к ней голову. Некоторое время он сдерживался, стискивая до хруста и боли зубы, но потом не выдержал и беззвучно закричал, искривив лицо в гримасе страдания. И без того весь день напряженные нервы уже совсем перестали служить. Содрогаясь от надвигающихся всхлипов, юноша тихо заскулил. В таком состоянии его и нашел Роберт.
- Четтерфилд, вам нехорошо? Я могу вам помочь? - негромко спросил тот.
Артур, продолжая стоять спиной, лишь помотал головой, закрывая лицо руками.
- Ну перестань, не стоит так себя изводить. Ты же можешь мне довериться, - продолжил Дрейтон уже вновь на дружеской, а не приказной интонации. Вскоре он подошел к Артуру и положил руку ему на плечо.
- Что случилось?
Юноша долго не отвечал, часто и сбивчиво дыша, но затем наконец сдавленно проговорил:
- Это я... я во всем виноват... я самый настоящий мерзавец! Они, те солдаты сейчас меня боготворят, в то время как на моих руках уже не один день кровь! Невидимая, но страшная, я весь залит ею, потому что совершил такое, чему в этой жизни не может быть прощения! Если бы не я, она бы сейчас была жива... а я убил ее, довел до смерти... Своей глупостью и жестокостью, я оттолкнул ее, потому что испугался... я часто так делаю: веду себя как последний идиот или негодяй, боясь показать свои настоящие чувства и... Я не могу больше так жить, я все равно умру, погибну здесь или же сам скоро пущу себе пулю в лоб... это выше моих сил... я никогда себе не прощу того, что сделал!..
Последнее Артур договаривал, уже захлебываясь слезами. Он попытался отойти от стены, но, сделав пару шагов, осел на пол, и Роберту пришлось его поднимать.
- Все, все, не говори больше ничего, не нужно. В таком состоянии все равно верить людям не стоит, тебе необходимо отдохнуть. Дойти со мной до кабинета майора сможешь?
Не дожидаясь ответа Роберт перебросил руку Артура через свою шею, тихо бросив при этом "Какой же все-таки он бестолковый" и практически волоком повел того в назначенное место. Повезло, что никто их не видел в то время на протяжении всего пути.
Уже в штабе Дрейтон по возможности осторожно устроил друга на небольшой тахте, находящейся в дальней части кабинета. Самого майора Пиджина там не было, но Роберт сказал, что волноваться не стоит, он сам все потом ему объяснит. Впрочем, Артур уже все равно нормально не воспринимал ничего из сказанного Дрейтоном и, выпив лишь немного принесенной им воды, провалился в сон.
* * *
Проснулся Четтерфилд уже глубокой ночью. В кабинете царила темнота, и по-прежнему никого больше там не было. Немного привыкнув к ней, Артур медленно приподнялся, стараясь сесть. Чувствовал он себя несколько лучше, хотя слабость все еще оставалась. Юноша стыдился произошедшего, но ничего не мог с этим поделать. Внезапно он обнаружил рядом с тахтой яблоко их праздничного ужина и записку. Поднеся ее к единственному тусклому источнику света, пробивающемуся сквозь створку окна, Артур с трудом смог прочесть: "Съешь, когда будет получше, ты заслужил." Он не знал, был ли это почерк майора или Роберта, однако все же заставил себя проглотить несколько кусочков слегка приторного лакомства, столь редкого в военное время, после чего вновь откинул голову, пытаясь заснуть.
Однако стоило только прикрыть глаза, как недавние кошмары вернулись: в мыслях снова встал бледный силуэт, а в ушах зазвучал голос Идалии:
- Артур, Артур, помоги мне! Артур, помоги мне!
Буквально вскочив на ноги, юноша мгновенно обвел взглядом всю комнату. Но девушки, живой или мертвой, в ней не было. Это снова было лишь видением из царства воспоминаний, тем, что преследует людей годами, не давая им даже иллюзии покоя.
Вздохнув и опустив голову, Четтерфилд обреченно прошептал:
- Увы, слишком поздно, Ида. Мы никогда больше не увидимся, даже на том свете!