Портрет Доры Грей
На эту могилу, находящуюся почти по соседству, Татьяна Петровна обратила внимание на девятый день после похорон матери, когда с мужем приехала на кладбище.
Судя по венкам, сохранившим свежесть красок на искусственных лепестках, и букетам гвоздик, еле уместившихся в две обезглавленные ПЭТ-бутылки, расставленных по обеим сторонам обелиска, могилу обустроили недавно. Так оно и оказалось – мать Татьяну Петровну похоронили шестнадцатого мая, а соседку по кладбищу – на две недели раньше.
Могила была самая обыкновенная: стандартная невысокая ограда, скамеечка, столик на металлической ножке, да обелиск – тоже стандартный, из мраморной крошки. Необычными были лишь фамилия и имя покойной: «Грей Дора Семеновна».
– Вить, смотри, – обратилась к мужу Татьяна Петровна, – какая странная фамилия.
– Видно, еврейка, – сделал вывод Виталий. – Только одного не пойму: почему тогда на памятнике изображен крест?
– А, может, она вовсе не еврейка? – продолжал рассуждать Виталий. – По фамилии, ведь, трудно определить. А по отцу, получается, и вовсе русская. Хотя…
Виталий перегнулся через чугунную ограду и стал всматриваться в портрет покойной, нанесенный художником на обелиск.
– Да, скорее всего, она, действительно, еврейка. Видишь: нос немножко с горбинкой, волосы черные, вьющиеся.
– Молодая, красивая, – вздохнула Татьяна Петровна. – Жаль…Жить бы да жить.
– Ну, нет, не такая уж молодая, – усмехнулся Виталий. – В шестьдесят два умерла…А на портрет ты не обращай внимания. Фото это, скорее всего, давнишнее, когда она еще молодая была.
– Нам тоже надо было так сделать, – с расстроенным видом сказала Татьяна Петровна.
– Что сделать?
– Заказать художнику портрет мамы с другой фотокарточки.
– Зачем? – удивился Виталий.
– Чтобы она моложе выглядела…Как эта…Грей Дора Семеновна.
– Мы все правильно сделали, – стал успокаивать жену Виталий. – Могила – не гламурный журнал. Нечего людей вводить в заблуждение. Наша мама на портрете выглядит ровно на столько, на сколько должна выглядеть семидесятипятилетняя старушка. Так что не надо особо расстраиваться.
Во второй раз Татьяна Петровна приехала на кладбище в начале лета. Приехала с сыном, потому что мужу было некогда. Ему после выхода на пенсию предложили хорошую должность – быть начальником службы безопасности в одной строительной компании, и он теперь постоянно пропадал на работе.
Сын довез ее до самой могилы. Они выгрузили из багажника коробку с саженцами цветов, мешок с перегноем, небольшую садовую лопату, рыхлитель и полиэтиленовое ведро.
– Ты, Дима, езжай, а я повожусь здесь, – предложила Татьяна Петровна. – Посажу цветы, могилку поправлю. Посижу маленько, а обратно уеду на автобусе. Только воду принеси из цистерны. Одного ведра, думаю, хватит. А если не хватит, сама схожу.
Дима сделал шаг к машине и остановился в нерешительности.
– Может, мама, мне остаться? Все-таки тяжело будет тебе одной. Позвоню на работу, отпрошусь.
– Нет, сынок, не надо. Я сама управлюсь. Торопиться некуда…Так что, езжай. Не беспокойся…
«Хороший у меня сын, – думала Татьяна Петровна, высаживая цветы. – И невестка – хорошая, грех жаловаться... С мужем повезло: работящий, не пьющий. Вот, теперь внучка подрастает, уже четырнадцать исполнилось…»
Нельзя сказать, что Татьяна Петровна сильно горевала по поводу смерти матери, хотя и очень любила ее. Что ни говори, но с годами человек свыкается с мыслью о неизбежном расставании с близкими и их смерть, как и собственная, постепенно перестает восприниматься как трагедия. Если молодые уходят на тот свет, да – это ужасно, это больно, а если человек прожил свой век и дотянул жизненную лямку до конца, как мать Татьяны Петровны, это вполне терпимо.
– Извините, – голос за спиной вывел Татьяну Петровну из раздумий, – не можете одолжить на минутку лопату?
Татьяна Петровна привстала и расправила плечи. Перед ней стояла женщина средних лет: черноволосая, высокая, в джинсах и в тоненькой кофточке.
Татьяна Петровна подала лопату.
– Пожалуйста. Мне пока не надо.
Женщина, сказав «спасибо», взяла лопату и, старясь не зацепить джинсами угол ограды, направилась к могиле Доры Грей. Минут через десять она принесла лопату обратно.
– Еще раз вам большое спасибо, – тихо промолвила она и, опустив голову, медленно удалилась.
Солнце стало припекать все сильнее. «Надо бы цветы полить пообильней, иначе могут завянуть, – пустилась в размышления Татьяна Петровна. – И землю хорошо бы помульчировать, но чем? Может, нарвать прошлогоднюю сухую траву и разложить между цветами? Нет, некрасиво получится. Хотя, если подумать, почему бы и нет, ведь мертвым все равно».
Неожиданно по спине пробежал холодок.«Ой, о чем это я? – спохватилась Татьяна Петровна и, испуганно оглянувшись по сторонам, вполголоса сказала:
– Прости, мама: не то ляпнула. Просто не подумала…Ты уж шибко не ругай меня, мама.
«Ты не ругай меня, мама», – чуть слышно, почти эхом отозвались ее слова. Их откуда-то со стороны принес шаловливый ветерок, который, обмахав крылышком едва распустившиеся цветочные лепестки, снова улетел в синюю даль, простиравшуюся за оградой кладбища.
Татьяна Петровна поднялась с корточек и удивленно окинула взором окресть. Никого поблизости не было, только на могиле Доры Грей, опустив голову, на скамейке сидела та самая женщина, которая попросила лопату.
На столе перед ней стояла небольшая плоская бутылка. Рядом лежало несколько бутербродов на бумажной скатерке.
– Ты прости меня, мама, – опустив голову, повторила женщина. – Да, я виновата…Конечно, виновата. Но ты, мама, не все знаешь. Я хочу тебе рассказать...Все, без утайки.
Татьяна Петровна положила на травку рыхлитель и вся превратилась в слух. Но в этот момент вдруг из-за емкости с водой вынырнул старенький «Жигуленок» и остановился рядом. Из машины вышли двое мужчин. Они направились к могиле, расположенной через дорогу, и стали оживленно что-то обсуждать, заглушив монолог дочери Доры Грей.
Татьяна Петровна последний раз бросила сочувственный взгляд на женщину, которая все еще сидела на скамейке, и стала окучивать землю.
Она провозилась довольно долго. Когда, наконец, выпрямилась, на могиле Доры Грей уже никого не было.
Татьяна Петровна собрала вещи, напоследок тряпочкой смахнула пыль с портрета матери и собралась домой. Чтобы сократить дорогу, решила срезать угол и, лавируя между могилами, направилась к выходу. Поравнявшись с могилой Доры Грей, Татьяна Петровна, машинально бросив взгляд на портрет покойной, последовала дальше. Однако сделав несколько шагов, она неожиданно остановилась. Ей показалось, что изображение на портрете изменилось. Чтобы развеять сомнения, она вернулась к могиле и, зайдя за ограду, стала пристально вглядываться в портрет. Так оно и есть: на лице покойной появилось несколько еле заметных морщин. Еще не веря своим глазам, Татьяна Петровна достала из пакета тряпочку и протерла портрет. Сомнений не было – лицо Доры Грей состарилось, хотя и не сильно, но заметно.
Дома Татьяна Петровна рассказала об увиденном мужу. Она ожидала, что Виталий тоже очень удивится. Однако муж к истории с портретом не проявил никакого интереса.
– Тебе просто показалось, – равнодушно промолвил он. – От жары галлюцинации начались.
– Если мне не веришь, поедем в следующий раз вместе. Сам убедишься.
– Далась мне эта, как ее…Дора Грей!? Мне, что, больше нечем заниматься?
Виталий все-таки согласился с женой поехать на кладбище, но только по одной причине – наступили жаркие дни и надо было полить цветы на могиле тещи.
Когда муж ушел за водой, Татьяна Петровна, улучив момент, сходила на знакомую могилу. Сразу было видно, что никто там больше не появлялся: петунии, которые посадила женщина в джинсах, завяли, а сорняки, наоборот, чувствовали себя вольготно. Однако Татьяне Петровне не кладбищенская флора интересовала, а портрет на обелиске. К ее великому удивлению, изображение нисколько не изменилось – как было в последний раз, так и осталось. «Может, мне, действительно, почудилось тогда? – засомневалась она. – Хорошо, что Виталия не уговорила посмотреть на этот портрет – вот бы высмеял меня».
Нет, Виталий, точно, не высмеял бы ее, если бы накануне Троицы согласился поехать с женой на кладбище, но он не поехал – был очень занят на работе. Так что никто Татьяну Петровну не торопил, и она, не спеша, возилась на могиле матери. Ее умиротворенное состояние нарушали лишь громкий смех и голоса, доносившиеся со стороны могилы Доры Грей, на которой вольготно расположилась компания из двух девушек и трех парней.
Хотя Татьяна Петровна старалась не смотреть в их сторону, тем не менее до нее отчетливо доносились голоса.
– Дура была моя бабушка, – с жаром убеждал кого-то один из парней. – Говорил ей: «Отпиши мне квартиру», а она даже слышать не хотела, все долдонила: «Вот, доживу до семидесяти лет, тогда видно будет. И вот, дожила…Лежит здесь…наверное, усмехается. А кому добро сделала? Никому. Ни себе, ни людям.
– Сережа, нехорошо так говорить о покойниках, – возразила одна из девушек.
– А че, не говорить? – вскипел Сережа. – Знаешь, какой геморрой теперь с этой квартирой? Мало того, что нам теперь придется делить ее, так матуха умудрилась прописать в ней своего хахаля.
– Это твоего отчима?
– Какой он, на хрен, мне отчим! Морду набить ему мало! Давай, Колян, плесни еще по одной.
– Но ты же за рулем.
– А, какая, хрен, разница: за рулем или за столом? Я же сказал: плесни! Проскочим как-нибудь.
Как только веселая компания уехала, Татьяна Петровна не выдержала: даже не вымыв руки, направилась к могиле Доры Грей.
На ней ничего не напоминало о пиршестве, которое устроил буквально минуту назад внук со своими друзьями: на столе чисто, мусора нигде не видно, только трава сильно примята. Но все же что-то было не так, как прежде. Но что? Татьяна Петровна бросила взгляд на портрет и сразу все поняла: изображение Доры Грей изменилось – оно покрылось новыми морщинками.
Лето прошло в хлопотах: дача, грибы, заготовки. Лишь в конце августа Татьяна Петровна смогла вырваться на кладбище.
И на этот раз ее довез сын, который поставил машину почти рядом с могилой.
Татьяна Петровна, чтобы долго не задерживать Диму, сразу же стала очищать могилу от сорняков, которые, несмотря на засушливое лето, успели бурно разрастись.
Едва она успела выкопать несколько кустиков пырея, как за спиной услышал удивленный голос Димы:
– Мам, глянь-ка.
Татьяна Петровна бросила садовую лопату и подошла к обелиску, возле которого с влажной тряпкой в руке стоял сын.
– Мам, глянь-ка, – еще раз сказал Дима. – Я что-то не пойму…
Татьяна Петровна наклонилась к обелиску и обомлела: на нее смотрела мать – явно состарившая, с новыми морщинками на лице.
Еще не веря своим глазам, Татьяна Петровна взяла из рук сына тряпку и неистово стала тереть портрет. Нет, чуда не произошло: портретное изображение матери не изменилось – ее постиг такой же недуг, как и Дору Грей.
– Дима, ты езжай, - наконец выдавила она из себя. – Я еще поработаю. А потом уеду на автобусе.
Сын отошел на несколько шагов назад и подозрительно посмотрел на мать.
– Мама, ты…нормально? Может, мне дождаться тебя?
– Нет-нет, – старясь казаться как можно спокойнее, замахала руками Татьяна Петровна, – я…я…со мной все в порядке. Ты поезжай, поезжай на работу. Не волнуйся…все в порядке.
Как только Дима уехал, Татьяна Петровна бессильно опустилась на скамейку и стала вспоминать все, что произошло этим летом.
…В последний раз, когда Татьяна Петровна приехала с кладбища домой, сразу же хотела рассказать о случившемся мужу, но, когда увидела в каком состоянии он явился, передумала.
Виталий, увидев змейкой сложенные губы жены, начал оправдываться.
– Ну, да…Я сегодня…того, немного выпил. А знаешь, почему? Потому что большое дело сделал – завез на дачу штук десять брусков.
– Где деньги взял?
– Деньги? – самодовольно улыбнулся Виталий. – С деньгами и дурак сможет.
– Украл? – тихо спросила Татьяна Петровна.
– Зачем украл? – продолжал улыбаться муж. – Взял…Просто взял. Погрузил на грузовик и увез.
– Но тебя же могут посадить.
Виталий ткнул себе в грудь пальцем.
– Меня? Бывшего мента? Да ни за что! Все шито-крыто! У нас там сейчас такая заваруха! Фирму эти…ушлые… банкротят. Ребята еще те – похлеще уркаганов! Вор на воре сидит. Грех не стырить у них. Полный бардак! Сегодня один хозяин, завтра – другой. Так что, им не до брусков...каких-то.
Утром Татьяна Петровна вновь завела с мужем разговор о брусках.
– Вить, нехорошо как-то получилось. Всю жизнь воров ловил, а теперь сам превратился в ворюгу. Отвези эти проклятые бруски обратно. Не бери грех на душу.
Виталий удивленно посмотрел на жену.
– Ты это серьезно? Про какой грех говоришь? Я всего лишь экспроприировал экспроприаторов. Ты поняла? Я еще мало взял. Мог бы побольше прихватить. Так что успокойся. Там еще кое-что осталось: кирпичи, стальные балки, трубы.
– Ну, коли так, – замялась Татьяна Петровна, – то…
– Что «то»? – усмехнулся Виталий. – Давай, договаривай.
– Может, заодно и пол в бане переложим? А то он совсем сгнил.
– А, что? Можно, – охотно согласился Виталий. – Доски подходящие есть. Я уже высмотрел. Завтра же перевезу. С Димой за выходные вполне управимся.
Пол в бане переложили. Затем починили забор, усилив его трубами, привезенными Виталием со стройплощадки. И еще кое-что сделали, не потратив ни копейки на стройматериалы. Вот так и прошло лето…
Все было хорошо. Одно только беспокоило Татьяну Петровну – внучка, Оленька, которая все еще жила у них.
Сын со своей семьей с самого начала проживал у них, но в прошлом году переехал в новую квартиру, которую купил по ипотеке. Дом находился на другом конце города, потому было решено, что Оленька до окончания девяти классов останется жить с бабушкой и дедушкой.
Внучка особых хлопот не доставляла. Училась хорошо, помогала убираться по дому. Но после новогодних каникул Татьяна Петровна стала замечать за Оленькой некоторые странности: она, закрывшись в спальне, подолгу с кем-то разговаривала по телефону, стала задерживаться в школе, а иногда по вечерам уходила на встречу с подругами.
Однако больше всего беспокоила Татьяну Петровну электронная почта внучки. У нее был свой ноутбук, который бабушка и дедушка подарили внучке на пятнадцатилетие. Им пользовались коллективно.И адрес электронной почты был на всех один. Но в феврале Оленька неожиданно сменила пароль. Хотя Татьяна Петровна по Интернету не вела никакой переписки и не получала сообщений, тем не менее по поступок внучки ее встревожил. «Значит, у нее есть что скрывать от нас», – сделал она вывод.
Татьяна Петровна несколько раз попыталась спросить внучку, чем это вызвано, но Оленька под разными предлогами уводила разговор в сторону, каждый раз выражая сильное недовольство.
Тогда Татьяна Петровна решила действовать по-другому. Она перелистала все тетради и блокноты внучки и нашла то, что искала – пароль.
Как только Оленька ушла в школу, Татьяна Петровна включила ноутбук и ввела пароль электронной почты. Там была вся переписка внучки. Худшие предположения подтвердились: у внучки появился мальчик. Одно успокоило Татьяну Петровну: сообщения были вполне безобидны и не содержали ничего такого, что могло бы бросить тень на внучку.
С тех пор Татьяна Петровна постоянно стала читать почту внучки. На первых порах испытывала что-то вроде угрызения совести, но потом успокоилась – она же не во вред внучке действует, а наоборот, старается оградить ее от возможных неприятностей. Неужели из-за такой мелочи могла состариться мать? Вряд ли…
…Уже начал накрапывать дождь, но Татьяна Петровна ничего не замечала. Она все сидела и думала, отчего же состарилась мать.