Часть 1.
- Ваша Светлость, Его Сиятельство граф де Ла Фер спрашивает, может ли мадам принять его.
Герцогиня де Шеврез уронила серьгу, которую пыталась вдеть в ухо. Она давно не надевала этих украшений, и золотая застежка никак не хотела входить в дырочку в мочке.
- Проси! - бросила она через плечо.
В зеркало она видела все, что делалось за ее спиной.
Граф вошел, и она нетерпеливым жестом отослала дворецкого; лишние глаза и уши ей ни к чему.
- Никак не управлюсь с этой серьгой. Вы не поможете мне, граф? – почти пропела мадам, поворачиваясь к давнему другу, и протягивая ему руку для поцелуя и, одновременно, удерживая большим и указательным пальчиком сапфировую подвеску.
- Что вы желаете, моя дорогая? - граф выпрямился, делая вид, что не понял просьбы.
- Ну, какой вы непонятливый, право! Мне самой не с руки, а вам будет проще вдеть эту противную серьгу. Я собралась на бал к принцессе де Геменэ.
- А что ваша горничная?
- Неужто старый нежный друг откажет мне в такой малости? - Шевретта лукаво надула губки.
Атос неохотно приблизился к герцогине. Все ее уловки сводились только к одному: затащить его в постель. Он отлично видел, что у нее на уме, и это никак его не вдохновляло на то, чтобы продолжить их знакомство в духе Рош-Лабейля. Но и прерывать свои визиты было не в его интересах. Он понимал, что герцогиня тянет время, кормит его обещаниями насчет того, как лучше обустроить будущее виконта, но на сегодняшний день иных вариантов у него не было.
Он со вздохом взял серьгу, и осторожно продел ее в нежную мочку. Защелкнул крохотную застежку и только тут увидел, какой роскошный камень украшает подвеску.
- Какие дивные серьги! - невольно вырвалось у него.
- А, вам нравится? Вы ценитель, граф! - обрадовалась герцогиня. У меня целый набор к ним. А что вы скажете об этом кольце? - она порылась в груде драгоценностей и, найдя нужное кольцо, надела его на палец.
Синяя молния резанула по глазам. На протянутой к его глазам руке переливался, играя всеми оттенками синего и фиолетового, сказочной красоты сапфир в оправе из алмазов. Чистота камней, величина ограненного табличкой сапфира, рождали мысли о сокровищах Голконды.
Атосу даже не пришлось особенно рассматривать кольцо: оно было ему слишком хорошо знакомо. Правда, с момента его последнего свидания с семейной реликвией прошло больше двадцати лет, и он и думать забыл о ней. А кольцо и не думало расставаться с ним, периодически настойчиво напоминая о себе.
- Вы так побледнели, Арман? – голос мадам заворковал у самого уха. – Неужто красота камня так поразила вас?
- Кольцо и вправду великолепно! Вы правы, Мари, - он и сам не заметил, как оставил официальный тон, - это кольцо мне знакомо. Я не думал, что вновь его увижу.
- Говорят, для меня кольцо и серьги выбирал наш общий друг? - герцогиня испытующе посмотрела на Атоса.
- Мне об этом ничего не известно.
- Да? А где же тогда вы могли его видеть, скажите?
- Мадам, мне бы не хотелось возвращаться к этому. Вы окажете мне большую любезность, если мы сменим тему, - граф вновь принял официальный тон. Но это Шевретту не устроило: она почуяла, что от нее скрывают нечто, что ей надо знать. Неужто это кольцо когда-то дарил он? Или ему? Де Шеврез уже не могла думать больше ни о чем. Любопытство и дар интриги, которыми ее щедро наделил бог, требовали действия. А граф снова стал непроницаем. Она ненавидела его в такие моменты. Ей казалось, что она стоит перед глухой стеной, а ее честолюбие требовало, чтобы и эта жертва покорно выполняла все ее желания. Атос жертвой быть не желал. Сейчас ей следовало не отпускать его, действовать хитростью, заставить его заинтересоваться. Умилиться тому, что она ему расскажет. Но в голову, как назло, ничего не приходило.
- Вы разрешите мне откланяться, герцогиня? – Атос смотрел мимо Шевретты. – Я, пожалуй, пойду к себе домой.
- Вам нездоровится? Вы и впрямь выглядите уставшим.
- Я не спал сегодня: накопилось много дел и корреспонденции, которая требовала немедленного ответа.
- В таком случае, я вас не стану задерживать, - кисло улыбнулась мадам. - Но я жду вас завтра к вечеру. Постарайтесь хорошо выспаться, - многообещающий взгляд не сулил графу легкой жизни. – Я постараюсь приготовить сюрприз для нашего мальчика.
Атос бросил на нее странный взгляд, от которой герцогине стало не по себе. Он отвесил ей такой церемонный поклон, что она не решилась даже руку протянуть на прощание. Нет, что не говори, а этот человек обладал потрясающей способностью всех ставить на место!
Граф и вправду чувствовал себя больным. Так всегда действовали на него определенные воспоминания. Уж сколько лет прошло, а выплывавшие из недр памяти события молодости заставляли заново переживать произошедшую трагедию. И если сама Миледи казалась туманным и безразличным видением, то все, что было вокруг, приобрело с годами неожиданную ясность и ощущение присутствия.
Тот день начался необычно.
***
Накануне пронеслась гроза. Вечерело, и горизонт окрашивался в зеленоватые тона. Он не утерпел, велел оседлать своего андалузца, и выехал в поля. И придержал коня, потрясенный сказочным зрелищем. За ровными квадратами пшеницы густой иззубренной стеной стоял лес. А над всем пространством раскинулся небесный свод такой пронзительной синевы, что на нем немногие звезды казались алмазами на шелковой мантии. И эта синева была перечеркнута двойной радугой: сказочный небесный мост соединял стороны света, а за ним, из-за леса, поднималась ослепительная, громадная луна. Неестественная, фантастическая картина заставила его замереть. В душе шевельнулся страх: такое не дано видеть человеку. Знамение Божие!
Тогда он не понял, почему ему было это дано увидеть. Странно, но сколько он потом не расспрашивал арендаторов, и в самом замке, никто не видел двойной радуги.
Утром его позвал к себе отец. Старый граф был не в настроении: он собирался съездить в Париж, повидаться с женой, но накопилось слишком много дел. Придется ограничится письмом, но отвезет его виконт. Досадно, потому что отпускать этого повесу одного не хотелось: он уже успел отличиться в покоях королевы-матери, и Изабо не зря категорически запретила ему появляться в Лувре.
Дела у четы шли не блестяще: после убийства короля граф вообще демонстративно перестал посещать двор. Они с Кончини терпеть не могли друг друга, но и Мария Медичи никогда не выказывала особых симпатий Его Сиятельству. Если Изабо де Ла Фер еще и сохранила свое место статс–дамы, то, скорее, благодаря своему нраву, чем заслугам мужа перед Бурбонами. Графиню боялись и уважали. Она умела держать "летучий отряд" в руках.
Виконта же возможность проехаться обрадовала. С тех пор, как он стал наследником, отец не давал ему возможности вздохнуть. Старый граф спешил обучить сына всему, что необходимо правителю этих мест. И искал ему невесту, отлично зная, что пока он жив, сын не посмеет возразить против избранницы главы рода. Все должно быть так, как принято в знатных домах.
- Оливье (отец, если и обращался к нему по имени, то подчеркнуто выбирал из всех это, которое виконт терпеть не мог), вы поедете в Париж и передадите вашей матери письмо. Но это не все: на словах вы скажите графине, что я настоятельно советую ей оставить свою должность при дворе. Это не приказ - это совет, но лучше будет, если она последует ему, не ожидая, пока это сделают за нее королева и те, кто ее окружают, - и, увидев изумление в глазах сына, добавил: - Вам следует поспешить. Дай бог, чтобы вы поспели вовремя. Возьмите с собой троих слуг понадежней.
Виконт, подгоняемый беспокойством отца, летел по дорогам Франции, забыв, что едет в места, где мог бы развлечься. Он мало интересовался тем, что происходило в королевстве: отец так загружал его делами, что он едва находил время, чтобы наведаться к одной местной красотке. Ему казалось, что никто ни о чем не догадывается, но Ангерран был в курсе интересов сына, и именно на это увлечение смотрел сквозь пальцы: придет время – и как миленький пойдет под венец с той, что ему выберут. Так было с самим графом, и с его предками, для которых жен выбирали в самых богатых и родовитых семьях. А как же еще можно укрепить богатство и славу рода? Брак с Изабо был вторым, и тут уж можно было себе позволить и любовь. Наследники были обеспечены первым браком. Кто же мог предположить, что Судьба обойдется с ним так сурово, отобрав сыновей! Теперь все надежды возлагались на этого мальчика.
Париж встретил виконта привычной грязью, шумом и сутолокой. За те полтора года, что он не был в столице, народу в ней прибавилось. Он секунду поразмышлял, что сделать раньше: заехать домой и привести себя в порядок с дороги или прямо сейчас разыскать мать, и поговорить с ней. Но Изабо, наверняка, будет недовольна, если ее любимый сын заявится в таком виде во дворец. И юноша отправился в дом, принадлежавший графской чете.
Через час он был в Лувре. Доверенная фрейлина отнесла записку статс-даме, по привычке обласкав взглядом хорошо знакомую фигуру молодого человека. Пришлось ждать, и он не спеша прогуливался по галерее. Шелест атласных юбок вывел его из задумчивости.
- Виконт! Вы здесь! – Изабо хмурилась, но глаза у нее сияли. - Что случилось?
Виконт протянул письмо матери. - Матушка, нам надо поговорить. Кроме этого письма есть еще кое-что, что отец просил вам переда,.. - от замолчал, увидев как мать сделала ему знак молчать.
- Идите и ждите меня дома. Только никуда не уходите,– она ласково коснулась его волос, длиннее, чем принято было носить. – Дождитесь меня, даже если придется ждать до завтра.
***
Пришлось идти домой. Но виконт шел медленно, поглядывая по сторонам. Париж строился, того и гляди, можно было споткнуться о камни или угодить ногой в яму. Он старательно обходил все препятствия, жалея, что портит новенькие сапоги. Надо было не упрямиться и поехать верхом. Слуга вел за ним коня, но садиться в седло в двух шагах от дома было глупо. Притом, так ему было легче отвечать улыбкой на улыбки проходящих женщин. Нет, он совсем не был дамским угодником, но в семнадцать лет приятно, когда на тебя смотрят с восхищением. Впрочем, это приятно всегда.
Дома он прошел прямо к себе; когда мать придет, его позовут. Делать было нечего, и он взялся за книгу. Но – не читалось, и в голову лезли уже совсем ненужные мысли: а не договориться ли с Флер о встрече, когда мать отпустит его в Ла Фер?
То, что происходит при дворе, интересовало его мало: он не собирался вникать во все интриги, испытывая почти инстинктивную неприязнь к тому, что творилось вокруг юного короля и королевы–матери.
Но события складывались таким образом, что касались его матери. Почему отец советовал ей оставить двор? Чем ей грозило пребывание в должности статс–дамы?
Мать добралась домой только поздним вечером. Он в окно увидел, как двое дюжих лакеев внесли портшез во двор, и ворота тут же захлопнулись. Еще один слуга, вооруженный аркебузой, зашел через калитку. Надо было обладать немалой храбростью, чтобы глухой ночью проехаться таким образом по Парижским улицам.
Оливье встретил ее на пороге гостиной. Однако графиня сделала ему знак идти сопроводить ее, и они прошли в кабинет Изабо. Слуги внесли зажженные канделябры, и в комнате стало светло, как днем. По знаку хозяйки ее оставили с сыном наедине.
- Теперь рассказывайте все, что не смогли сказать там,- без обиняков, не тратя времени на предисловие, потребовала Изабо.
Виконт слово в слово пересказал то, что велел ему сказать отец. Беспокойство все сильнее овладевало им, и причиной была таинственность, которую соблюдала матушка.
- Это все действительно так серьезно? Может быть, вам лучше написать королеве, попросить отставки, и мы уедем вместе. Надеюсь, я смогу быть вам защитой, если что?
Изабелла грустно посмотрела на сына. Она так давно его не видела, а он, оказывается успел за это время стать настоящим мужчиной. И тяжелая шпага, на которую он спокойно и привычно положил руку, совсем не кажется для него слишком тяжелой. Защитник и наследник. Вместо ответа она притянула его к себе и поцеловала в лоб.
- Нет, мой милый. Такие дела на делаются слишком быстро. Я не могу просто написать - это невежливо. И не хочу, чтобы мои недруги говорили, что я испугалась.
- Испугались? Но чего вы можете бояться, матушка?
- Королевский двор стал змеиным гнездом, дитя мое.
- Стал? - виконт с изумлением посмотрел на графиню. - Он был таким всегда.
Изабо подняла глаза на сына. - Мне казалось, что вам нравилось бывать в Лувре.
- Графиня, - он как-то виновато улыбнулся, - мне нравились дамы, но не то, что творилось при дворе. Маршал д'Анкр и его супруга любое место превратят в источник разврата и заговоров.
- Вы правы, мальчик мой! Но меня удивляет ваша осведомленность. Хотя, отец, наверняка, вам рассказал о роли Кончини во всем, что касалось покойного короля.
- Нет, вы ошибаетесь. Мне кажется, граф оберегает меня от всего, что касается дворцовых сплетен.
- И, тем не менее, прислал именно вас. Это меня пугает. Я не хочу, чтобы вы оставались в Париже.
Виконт задумался на мгновение: – Матушка, я никуда без вас не уеду, - голос звучал тихо и спокойно, но, первый раз в жизни, Изабо почувствовала, что это решение сына она не изменит.
- Хорошо, - она сжала губы. – Я напишу отцу, что ты пока останешься здесь. Я возвращаюсь во дворец.
- Я провожу вас, – и опять тон и решение таковы, что она ему не решилась перечить.- Я возьму еще людей, и мы поедем верхом. Вы сядете ко мне в седло. И наденете маску.
Графиня взглянула на сына, не зная, что ответить. Такого она не ожидала.
Она еще многого не ожидала: и то, что удерживающая ее рука окажется такой по-мужски крепкой, и то, что сердце его билось спокойно, и на лице не отразилось ни малейшего беспокойства даже тогда, когда из полумрака между двух домов вдруг появились тени. А она испугалась: не за себя - за сына.
Но именно его предусмотрительность, и еще то, что на сбруе не было гербов, спасло их. Их не стали задерживать, только проводили глухим ворчанием и пожеланиями приятного свидания. Кому в голову могло прийти, что надменный молодой человек нежно прижимает к себе не возлюбленную, а родную мать.
Перед знакомой калиткой в Лувре он осторожно опустил Изабо на землю.
- Я буду ждать вас, матушка. Если вы задержитесь, предупредите меня, прошу вас.
Он подождал, пока открылась калитка и мать скользнула в дверь. Только потом он тронул коня. Домой небольшой отряд добрался без приключений.
От графини известий не было ни на следующий день, ни еще через день, и виконт, снедаемый беспокойством, решился отправиться к матери сам.
Предварительно он приготовил записку для отца, приказав отправить ее с нарочным, в случае, если он сам не появится дома через сутки.
Ему стоило только назвать себя, и его тут же провели в покои матери: ему даже показалось, что его появления ждали.
Изабо сидела у себя в спальне и походила больше на пленницу, чем на могущественную статс-даму. Увидев у себя в покоях сына, она изменилась в лице.
- Вы, здесь! Кто вам разрешил искать меня в Лувре?
- Ваше Сиятельство, меня провели к вам без промедления, – виконт делал вид, что испуг матери и её негодование его не касаются.
- Но мы с вами договорились, что вы меня будете ждать дома, я не ошибаюсь?
- Я соскучился, - он улыбнулся такой обезоруживающей улыбкой, что Изабо не нашла, что сказать. - Я соскучился, матушка, и предлагаю вам прогуляться.
Графиня внимательно всмотрелась в лицо сына; экий сорванец! Он ведь просто решил проверить, не стала ли его мать узницей. Если они сумеют выйти из дворца, она в него уже не вернется. Письмо с просьбой об отставке она загодя оставила на самом видном месте.
В дверь постучали. Мать и сын переглянулись: стук был уверенный и требовательный. Графиня сделала глубокий вдох и встала. - Войдите!
На пороге стоял капитан гвардейцев Её величества Гито. Увидев в покоях Её сиятельства графини де Ла Фер виконта, он одобрительно кивнул:
- Меня правильно известили, и мне не придется разыскивать вас, молодой человек, по комнатам фрейлин. - Виконт отчаянно покраснел. - Вас, мадам, просит королева. И вас, виконт, тоже,- он подошел к Изабо.- Кто-то все-таки донес королеве про тот визит к дамам.*
Графиня побелела, как стена, и ухватилась за Гито. – Капитан посмотрел на нее с сочувствием. - Может, и обойдется за давностью лет.
Изабо сделала движение, словно пыталась предупредить сына, но Гито покачал головой.
– Поздно, за дверью вас ждут. Не станет же молодой человек затевать драку едва ли не в покоях королевы!
Толстуха-королева бросила на графиню пренебрежительный взгляд, по которому Изабо безошибочно определила: ее карьера придворной дамы закончена."Ну, и черт с ней, с должностью!" - пронеслось у нее в голове. - "Главное сейчас: Оливье. Только бы они за него не взялись!" Она искоса взглянула на сына. Тот стоял, соблюдая ледяное спокойствие и был ужасно похож на Ангеррана.
* Намек на эпизод из рассказа автора Ксеркс "Фрейлины"
***
- Молодой человек, подойдите поближе! - Мария с кислой миной рассматривала стоящего перед ней виконта. Какое-то подобие огня пробудилось в ее полусонном взгляде. Потом глаза королевы зажглись неподдельным интересом. - Красивый у вас, графиня, сын. Жаль, что вы раньше не представили его нам.
Изабо едва удержалась от негодующего жеста: уж кто-кто, а сын ее неоднократно бывал у королевы, даже с дофином играл. И вдовствующая королева при этом присутствовала. А сколько раз она видела его при дворе!
- Мне стало известно, мадам, что ваш наследник позволяет себе поступки, недостойные дворянина. Виконт, расскажите нам, как получилось, что вы оказались на половине фрейлин, да еще и в компании таких же повес, как вы сам, - ленивый тон королевы совсем не соответствовал хищному прищуру маленьких глаз. Королева не зря принадлежала к роду коварных Медичи. – Так не припомните ли, кто еще входил в вашу компанию?
- Ваше величество, я не могу похвастаться памятью на лица. - Оливье заговорил раньше, чем мать успела среагировать. И в ту же минуту дверь алькова открылась, и в комнату вошли маршал д'Анкр и его супруга. В руках у Кончино Кончини Изабо увидела свое прошение об отставке. Кровь бросилась ей в лицо: итальянец посмел хозяйничать в ее покоях!
С издевкой посмотрев на графиню де Ла Фер, фаворит с поклоном подал королеве письмо.
- Ваше Величество, графиня лично уведомляет вас о своей отставке, – он протянул королеве распечатанное письмо.
- Наглец! – графиня не сочла нужным далее сдерживать свои эмоции.
- Ваше Сиятельство назвало этого господина наглецом? Его воспитание не позволяет ему проводить грань между любопытством и сдержанностью. Прискорбно, что подобные люди окружают королеву.
- Щенок!– Кончини рванулся к юноше, но его перехватила Элеонора Галигаи.
- Не стоит, мой дорогой. За оскорбление он ответит сполна.
- Каким образом? Уж не считаете ли вы, сударыня, что я посчитаю для себя честью скрестить свою шпагу со шпагой вашего супруга? - презрительно оттопырил губу виконт.
- С такими наглыми молокососами я привык расправляться иными методами! - прошипел маршал.
- Ваши методы известны всем: кинжал, яд и предательство! - продолжал неугомонный мальчишка, делая вид, что не замечает расширенных от ужаса глаз матери.
- Это не плохо, что ты сам знаешь, чего тебе опасаться. Но я не стану тратить на тебя деньги и силы. Есть кое-что, что интересует меня больше, чем твоя жизнь. Графиня,- он повернулся к Изабо, которая потеряла дар речи от выходки сына.- Графиня, я думаю, вам хотелось бы обезопасить жизнь своего единственного сына? Вы молчите? Вам нечего сказать? Но вы можете купить ее. Для этого вам стоит протянуть только свою руку. Вы носите на ней бесценный дар. Право, сапфир, украшающий вашу ручку, стоит меньше, чем покой и безопасность вашего отпрыска.
- Подлец! - виконт схватился за эфес, но мать уже повисла на нем, не давая ему воспользоваться оружием.
- Вы сошли с ума, вы погубите всех нас! – потом она сняла кольцо с пальца. - Это фамильная драгоценность, сударь.
- Догадываюсь, что в мире вряд ли существует еще один сапфир, подобный вашему. Вашим предкам он достался в крестовых походах?
- Вам не все ли равно, каково его происхождение, маршал? - Изабо горько усмехнулась.
- Представьте - не все равно. Такие камни имеют свою историю, и она составляет часть их цены. - Кончини взялся рассматривать кольцо. - Надеюсь, он не поддельный? - и увидев, как задохнулась от гнева графиня, снял свой алмазный перстень, и провел его гранью по камню кольца. На сапфире осталась едва приметная царапина.
- Ваше Величество! – Кончини склонился перед Медичи. – Я осмелюсь предложить вам выкуп за жизнь этого мальчишки. После всего, что он себе позволил в Вашем присутствии, его следовало бы отправить под суд, но я…
- Его Величество король! - голос церемониймейстера прозвучал, как спасительный выстрел. На пороге появился Людовик, в запыленных ботфортах, и в не менее пропыленном и заляпанном грязью охотничьем костюме. Он сделал вид, что не заметил поклона маршала и Элеоноры Галигаи, которых ненавидел всей душой, и прошел прямо к матери.
- Что тут у вас происходит? – Людовик внимательно оглядел всех участников сцены, и от него не укрылось, что все еще хранят следы пережитого волнения. - Говорите! - он неожиданно остановился перед виконтом. - Постойте! - отмахнулся Людовик от матери. - Я сначала хочу выслушать этого дворянина. Так что же тут произошло?
- Ваше Величество! - Оливье гордо выпрямился перед королем. – Господин маршал счел нужным, взамен на мою свободу, затребовать у госпожи графини фамильный перстень, издавна переходивший в нашей семье от матери к дочери...
- Уж не тот ли сапфир, что я видел на руке Вашей статс-дамы, мадам? - Людовик угрожающе нахмурил брови, обернувшись к матери.
- Именно этот, Ваше величество!
- А чем же вы успели так провиниться, виконт?
- Я всего лишь указал господину маршалу на разницу между французским дворянином и итальянским искателем приключений.
Людовик, ненавидевший итальянца так, как только может ненавидеть король узурпатора его власти, не сумел пригасить радостного блеска глаз.
- И где оно, это кольцо? Можем мы его получить в руки? - никто не решился ослушаться молодого короля, которому очень хотелось показать себя перед старым знакомым полновластным хозяином хотя бы в своем дворце. Кончини не рискнул выказать свое отношение, и протянул драгоценность королю. Людовик довольно долго рассматривал камень, пока не заметил царапину.
- Кольцо испорчено: одна из граней повреждена, - произнес он, подняв голову, но и не возвращая кольцо Кончини.
- Господин маршал желал убедиться, что камень не подделка, - насмешливый тон виконта заставил Людовика резко обернуться и отойти от окна, у которого он стоял, чтобы лучше рассмотреть камень.
- И что он сделал?
- Провел по нему своим алмазом.
Король задумчиво покрутил кольцо в руках, примерил на свой палец. Потом сделал знак графине, которая стояла не жива, ни мертва, подойти к нему.
- Мадам, заберите свое кольцо, - он собственноручно надел его на палец Изабо. - Не стоит отдавать в чужие руки то, что принадлежит вам по праву наследования. Господин маршал, это кольцо не принесет вам удачи. Что же до вас, виконт, я прошу вас немедля удалиться в ваши поместья, и пребывать там, пока я не сочту нужным вас позвать. Так будет лучше для всех. А вы, графиня, можете сопроводить сына, чтобы ему не пришло в голову задержаться в Париже. И умерьте его прыть: впредь я не потерплю, чтобы в королевских покоях выясняли отношения едва ли не со шпагой в руках. Вы можете идти, господа! - кивком головы он отпустил мать и сына, и сделал жест, удерживая на месте всех остальных. Бедный Людовик слишком хорошо знал оставшуюся троицу.
Спустя час, карета с Изабо в сопровождении виконта и нескольких, до зубов вооруженных слуг, вылетела за пределы Парижа и понеслась на север, к Пикардии.
***
Атос отошел от окна и сел на диван, откинув голову на подушки. Не зря, ох не зря, было то видение с радугой. После их возвращения в Ла Фер события покатились со скоростью снежной лавины, сметая на своем пути их счастье и благополучие. Даже тогда, когда ему казалось, что Господь смилостивился над ним, и подарил ему, наконец, немыслимое счастье, это оказалось лишь апофеозом всех бед.
Сапфир, камень печали, всегда был для него связан с женщиной. А сейчас он опять вернулся к нему на руке матери его сына. Когда-нибудь это закончится?
Тогда в течение года он потерял всех близких: бабушка, потом мать и отец. Смерть Кончини донеслась до него и прошла мимо сознания: слишком сильна была боль от смерти самых дорогих людей. К нему, восемнадцатилетнему, перешли все функции управления графством. Страшная ответственность давила: он не мог легкомысленно относится к тому, что ему, мальчишке, доверена власть Верховного судьи. Он забыл, что такое нормальный сон, по ночам обдумывая, насколько верно и справедливо решение, которое ему предстоит вынести. Но никто и никогда не узнал о его сомнениях: для всех это был уверенный в себе, и своем праве распоряжаться жизнью и смертью, вельможа. Он стал выглядеть старше своих лет. Не по годам серьезный и сосредоточенный, он всегда помнил, что на безымянном пальце левой руки хранит он память о любимых женщинах. Если у него когда-нибудь будет дочь, он передаст ей кольцо, чтобы восстановить преемственность.
Атос улыбнулся про себя: у него есть только сын, а вот кольцо он не сумел сохранить. И Мари-Эме никогда не догадается, что должна бы была отдать его сыну. Долгим, извилистым путем, но могло оно вернуться к своему истинному владельцу. Не суждено!