«…уничтожьте в человечестве веру в своё бессмертие,
в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила,
чтобы продолжать мировую жизнь. Мало того:тогда ничего уже
не будет безнравственного, все будет позволено…».
«Братья Карамазовы»
Ф.М. Достоевский
Летний день выдался довольно тёплым. Яркие небесные лучи падали на золотистые купола возрождающегося Спасского собора. Этот величественный храм во все времена был настоящим украшением небольшого поволжского города. Собор невольно притягивал к себе внимание ещё и потому, что располагался на высоком холме, неподалёку от реки Сура. Он как бы возвышался над всем городом, завершая его архитектурный облик, придавая ему законченный вид.
Старый русский город Пенза, затерявшийся на необъятных просторах Среднего Поволжья, довольно часто привлекал внимание творческих людей, впрочем, не только творческих. В своё время в нём побывали и Михаил Сперанский, и Денис Давыдов, и Михаил Лермонтов, и Василий Ключевский, и Михаил Салтыков-Щедрин. Посещали город и российские императоры Александр I, Николай I, Александр II, и последний царь Николай II в далеком 1904 году.
Какая-то внутренняя сила скрывалась на улицах этого города, в старом парке, возле церквей, на площадях и скверах, давая повод для зарождения самых разных мыслей. Порой таких необычных, что молчать уже не было никаких сил.
Моя повесть об этом небольшом городе возможно никогда бы не появилась на свет, если бы ни масштабные работы по возрождению Спасского кафедрального собора, взорванного большевиками после Октябрьской революции. Эти долгие, кропотливые восстановительные работы на подлинно историческом месте, где когда-то выросла над степью крепость и зародился город, заставили меня о многом задуматься.
Историю, о которой я хочу вам рассказать сегодня, мне поведал один человек, полное имя которого я называть не буду. Он просил меня только об одном: «Запомни или запиши себе, как писатель, только самое важное, самое дорогое, то, о чём сегодня молчать нельзя, то о чём нужно говорить сегодня».
Историю, связанную со Спасским собором, да и не только с ним, я довольно долго вынашивал в своей голове, не торопясь делиться своими мыслями с другими людьми. Услышанная мною однажды, в сквере имени Михаила Лермонтова, в непосредственной близости от собора, необычная история произвела на меня сильное и вместе с тем странное впечатление.
Впрочем, всё по порядку.
Случайным или, может быть, не случайным образом, довелось мне одним летним утром в Пензе проходить через старый сквер по направлению к улице Московская. Солнечное утро было каким-то особенно приветливым, по-настоящему светлым. Тёмно-зелёные листья высоких тополей шелестели над моей головой, напоминая какую-то особенную музыку, очень приятную и лёгкую для восприятия. Я, признаюсь, даже залюбовался про себя этим звучанием и оттого совсем скоро не заметил одного человека, сидевшего на скамейке, немного в стороне от меня. Но едва я прошёл мимо него, совершенного не обращая внимания по сторонам, как услышал в свою спину:
- Молодой человек! Вы, кажется, что-то потеряли!
Я обернулся. Позади меня на деревянной скамейке сидел мужчина лет сорока пяти на вид. Жестом левой руки он указал мне на клочок белой бумаги, лежавший под моими ногами на сухом сером асфальте. Я взял этот клочок в руки и сразу понял, что это совершенно не моё. Любопытство заставило меня вчитаться в содержимое белого клочка бумаги.
«Ты веришь в Бога?» - вот что я там прочитал. Всего лишь одна короткая фраза, а вернее кем-то заданный вопрос.
Я почти сразу впал в какое-то оцепенение. Совершенно не двигался и походил скорее на скульптуру, изображающую человека, что-то внимательно читающего на клочке бумаги.
- У вас такой задумчивый вид, - снова услышал я голос мужчины. – Всё в порядке? Может, я чем-то могу вам помочь?
- Нет, - начал я, едва оправившись от крайне необычной фразы, только что прочитанной, – просто я удивлён. Даже не знаю, что сказать.
Я впервые посмотрел на незнакомого мужчину с явным оттенком удивления на своём лице, поворачивая в руке клочок бумаги, бог весть откуда взявшийся.
- Может быть, всё-таки поделитесь своим удивлением?
- Да, конечно. Это (я кивнул на записку) не я потерял. Здесь буквально написано, - я начал подходить к незнакомому человеку, снова обратившись к бумажному листку, - «Ты веришь в Бога?». Вот что здесь написано.
Я протянул листок бумаги незнакомцу, но он в ответ мне лишь улыбнулся, показывая своим видом, что необходимости в прочтении странной записки у него нет. Будто бы он поверил мне на слово. Просто взял и поверил.
- Иногда бывает такое, - начал мужчина, обращая свой взор на белокаменный, щедро облитый летним солнцем Спасский собор, - когда мы чему-то в жизни сильно удивляемся.
Мужчина немного помолчал, а затем продолжил:
- В 2016 году я работал на Спасском соборе в составе одной строительной бригады. Поначалу я совершенно не обращал внимания на своё место работы. То есть, работал себе, выполняя поставленную задачу и всё. Постепенно, когда собор уже начал приобретать некие законченные формы, я стал невольно задумываться на тему веры, религии, Бога вообще. Вам может показаться довольно странным всё это, но мой случай научил не удивляться со временем, а видеть в каждом происшествии определённую НЕСЛУЧАЙНОСТЬ.
Мужчина снова помолчал немного, а затем обратился ко мне:
- Мы, кстати, не представились друг другу. Меня зовут Виктор. А вас?
- Андрей.
- Вы сильно торопитесь?
- Нет, у меня есть свободное время.
- Отлично. Значит, мы можем продолжить нашу беседу.
Виктор намеренно выдержал некоторую паузу, а затем задал один вопрос, глядя в мои глаза:
- Вы хотели бы узнать о своём городе немного больше, чем знаете сейчас?
- Да, вы заинтересовали меня своей историей.
- Тогда присаживайтесь и слушайте.
Я присел рядом на скамейке и приготовился слушать.
Мужчина, представившийся Виктором, жестом правой руки обратил моё внимание на старый неработающий фонтан круглой формы.
- Вон под тем фонтаном находится одно старое подземелье, ведущее к собору. О нём мало кто сегодня знает, но значение его огромно, потому что там скрыта почти вся неизвестная ныне история города. Я случайно узнал об этом в декабре шестнадцатого года во время работ на соборе. И вот как это было.
Виктор немного помолчал, прокашлялся, показывая своим видом, что готовится к длительной беседе, а затем начал свою историю, перемешанную с городскими легендами, загадками и тайнами.
- Однажды декабрьским ветреным вечером мне пришлось забраться на купол Спасского собора, чтобы закрепить один наполовину оторвавшийся металлический лист. Погода стояла скверная. Мело с самого утра. А к вечеру ветер только усилился. Кругом набилось столько снега, что работать было очень тяжело. Все расщелины, все выбоины, все открытые для работы места были забиты, засыпаны снегом. Как на зло, один кровельный лист на главном куполе от разыгравшейся бури наполовину оторвался и грозил обрушением, издавая сверху страшный металлический звук.
«Не дай Бог сорвётся и куда-нибудь угодит» - подумал я тогда и решил забраться наверх, чтобы устранить возникшую проблему. Надел тёплые рукавицы и полез на купол, взяв с собой необходимые инструменты и предупредив о своём намерении других строителей.
Наверху мне пришлось изрядно постараться, чтобы успокоить опасный металлический лист, в любой момент готовый оторваться от купола и наделать немало проблем для города.
Когда работа была сделана, я спустился вниз, в собор, чтобы выпить горячего чаю и немного согреться. «Мои товарищи по собору» (так я называл строителей нашей бригады) как раз собирались уходить со стройки. Очередной рабочий день закончился. Кто-то курил, а кто-то пил чай из большого общего термоса. Мой напарник Сергей тоже пил чай. Мы разговорились с ним на обычные сначала бытовые темы и как-то не заметили, что другие уже ушли из собора, и мы остались одни неподалёку от алтарной части, с пластиковыми стаканчиками в руках, наполненных крепким чаем. Какая-то странная тишина вдруг обрушилась на нас. В огромном пустом помещении ещё горел свет, но работы были уже завершены. Изредка в высокие металлические двери, с разных сторон, стучалась метель, задувая в мелкие расщелины очередные порции свежего, очень чистого снега.
- Знаешь, - начал мой напарник, допивая чай, - я вот всё думаю, работая здесь, а кому вообще этот собор будет нужен. Ну, построим мы его, ну сдадим. А дальше что? Народ больше станет верить в Бога? Я сомневаюсь. Очередная трата больших денег и человеческих сил. Вот моё мнение.
Сергей допил чай, бросил небрежно в мусорный пакет пустой пластиковый стаканчик, а затем посмотрел на свод огромного купола. Его взгляд остановился где-то наверху, в одной точке.
- Где ты, Бог?! – произнёс он с кривой улыбкой на лице. – Ты видишь нас?! – продолжал он. – Смотри, что мы построили для тебя. Очередной Твой дом! А у меня даже собственной квартиры до сих пор нет. И мне уже скоро тридцать лет.
- Сергей, может не стоит так говорить в этом месте, - попытался я немного припугнуть своего напарника, - здесь ведь всё-таки храм.
- Да, ладно, храм! обычная большая стройка. Пошли отсюда! Домой пора идти.
- Подожди, - сказал я, вспомнив вдруг, что оставил в одном подсобном помещении свой мобильный телефон, - я сейчас. Не уходи. Телефон заберу.
Я скрылся в алтарной части собора и уже собирался сделать последние шаги по направлению к месту, где лежал мой телефон, но едва не угодил в большую чёрную яму, непонятно откуда взявшуюся. Я подошёл ближе и попытался заглянуть в чёрный провал. Но ничего не смог увидеть. Из ямы тянуло холодом и невольно по моему телу пробежали мурашки. В небольшом помещении, за алтарём, горели только две тусклых лампы. Они давали очень мало света и совсем не годились для освещения глубоких чёрных провалов в земле.
- Серёга! – крикнул я, немного отойдя от ямы назад. - Иди сюда! Возьми большой чёрный фонарь! Он рядом с тобой на кирпичах лежит!
- А что случилось?
- Делай, что я сказал! Быстрее!
Сергей зашёл за алтарь и, увидев провал в земле, едва не выругался самым непотребным образом, но сдержал себя и смог только выдавить:
- Ничего себе! Вот это яма! Откуда она взялась?!
- Ты меня спрашиваешь?!
- И что будем делать?
- Свети фонарём в яму. Попробуем определить её глубину.
У самой кромки провала Сергей встал на колени, включил фонарь, а затем опустил его вниз, левой рукой упираясь в пол. Я нагнулся и посмотрел в пустоту. То, что я увидел, сильно поразило меня. Чёрная металлическая лестница, расположенная внутри провала, упиралась в твёрдый пол, сделанный из осколков мрамора на глубине не менее трёх метров. Своды и стены вокруг были выложены из красного кирпича. На вид кирпичная кладка казалась очень прочной.
- Что будем делать? – услышал я рядом голос своего напарника.
- Спускаться вниз, - ответил я, бросив быстрый взгляд на Сергея, – тем более, здесь есть лестница.
- Может, лучше руководству позвонить?
- Успеем. Пошли, - сказал я и опустил свою ногу на первую ступень.
Сергей последовал за мной, держа фонарь правой рукой. Внизу мы осмотрелись. Аркообразный потолок, выложенный красным кирпичом, уходил куда-то вперёд и терялся в темноте. Позади нас был тот же самый вид: аркообразный проход шириной не менее четырёх метров и высотой не менее трёх. Сомнений не осталось. Это было старое подземное сооружение, сделанное бог весть когда.
Мы решили двигаться вперёд, в сторону сквера имени Михаила Лермонтова. Шли не спеша, очень осторожно, почти не разговаривали. Луч фонаря таял в убегающей от нас темноте. Так прошли мы не меньше десяти метров, пока не увидели с левой стороны дверной проём в кирпичной стене. Заглянули туда и ахнули. В подземной, довольно просторной комнате, на твёрдом полу, покоились в темноте каменные саркофаги, не менее пяти-шести, как я бегло успел посчитать. Стало жутко. Внутрь мрачного помещения мы заходить не стали. К чему тревожить покой давно усопших людей.
Не спеша мы прошли вперёд ещё метров двадцать, и уже с правой стороны, неожиданно, увидели нечто крайне интересное. Очередной дверной проём перегораживала решётчатая дверь. К нашему удивлению дверь была не заперта. Сергей посветил фонарём внутрь помещения. Груда старинных книг виднелась через металлическую решётку, искушая нас своей тайной. За грудой книг, в темноте, просматривались, набитые фолиантами, стеллажи.
- Интересно, сколько лет покоятся здесь эти книги? – услышал я в спину голос Сергея.
- Давно. Очень давно, - ответил я, - похоже, мы наткнулись на легендарную соборную библиотеку.
- Соборную библиотеку? – удивлённо посмотрел на меня Сергей.
- Да, соборную библиотеку, затерянную под руинами старого Спасского собора после революции. Ты читал книгу Владислава Самсонова «Тайны пензенских подземелий»?
- Нет.
- А зря. Эта книга повествует об одном интересном случае. В 34-м году группа мальчишек забавлялась лазаньем по руинам взорванного собора. Как вдруг, кто-то из компании обнаружил среди кирпичной груды глубокую шахту с лестницей. Мальчишки спустились вниз и оказались в тоннеле, имеющем несколько ответвлений. Подземный ход, уходивший в сторону площади, перегораживала запертая решётчатая дверь. За ней якобы и скрывалась знаменитая соборная библиотека. При помощи длинного шеста, на конце которого был прибит загнутый крючком гвоздь, им удалось вытянуть из-за решётки несколько старинных книг. Часть найденных тогда фолиантов, как пишет господин Самсонов, до сих пор хранится в одном семейном архиве. Извлечённые из подземного хранилища книги были написаны на церковнославянском и на латыни. Городские легенды гласят, что где-то здесь, под Спасским собором, покоятся летописи об основании Пензы. Не знаю, на том ли мы месте, где побывали мальчишки в 34-м году, но то, что это библиотека у меня нет никаких сомнений. И дверь в эту подземную библиотеку, как видишь, сегодня открыта.
Сергей внимательно взглянул на дверь, как бы желая ещё раз удостовериться в том, есть замок или нет, а потом посмотрел на меня и спросил, явно нервничая:
- Будем заходить?
Я кивнул:
- Будем.
Сергей зашёл первым. Я за ним.
Мы ожидали внутри помещения запах пыли или какие-то другие специфические запахи, но ничего подобного не было. В небольшом помещении ощущалась хорошая вентиляция, такая же, как и в самом подземном проходе. Установив фонарь на груду сваленных на полу книг, мы принялись каждый отдельно друг от друга перебирать, просматривать старинные фолианты, пытаясь найти в них что-нибудь интересное.
Так продолжали мы не менее получаса, пока я не наткнулся на нечто весьма необычное. Большая книга в кожаном переплёте, написанная на старославянском языке повествовала об одном городе. Это сразу меня заинтересовало и я принялся вчитываться в старый текст, бог весть когда написанный ещё внимательнее. В книге довольно подробно приводились описания устройства крепости, смотровых башен, ворот, внутрикрепостных сооружений. Вдруг, в тексте, я прочитал год 1523-й, а рядом, на одной строке, слово «Пенза». Как назло, именно этот лист был изрядно испачкан какой-то краской. Словно кто-то нарочно пролил её на книгу в одном очень важном месте. Как ни старались мы с Сергеем прочитать испачканную страницу, пытаясь понять, о чём в тексте шла речь, так ничего у нас и не получилось.
В общей сложности среди старых фолиантов мы провели не менее часа, пересмотрев изрядное количество книг Ветхого и Нового Завета, сборники молитв, произведения средневековых авторов, а также поздние летописи, которые (теперь уже в этом нет никаких сомнений) велись в Пензе и в 17-м и в 18-м столетии. В одной из них упоминалось о нашествии отряда Емельяна Пугачёва, в другой о ногайском погроме, случившемся также в 18-м веке.
- Может, возьмём с собой пару-тройку книг? – вдруг предложил Сергей.
- Нет, пусть лежат здесь. Не наше это дело. Мы здесь случайные люди, - ответил я и тут же предложил покинуть помещение и вернуться в собор, чтобы сообщить о провале в алтарной части собора. Сергей согласился. Мы вышли из помещения и больше в него уже никогда не возвращались. У лестницы на мгновение остановились, прежде чем подняться наверх, посмотрели налево и переглянулись. Подземный проход, выложенный красным кирпичом, уходил куда-то во тьму, в направлении улицы Московской. Идти в том направлении мы не решились. Поднялись наверх, позвонили своему руководству и сообщили о вечернем происшествии.
В течение получаса к собору были стянуты полицейские, сотрудники МЧС, и люди в штатском, тесно связанные со спецслужбами.
Позднее я узнал, что о происшествии в соборе было сообщено главе города и губернатору. Но что самое интересное, ни о провале под собором, ни о подземной библиотеке так и не было сообщено в средствах массовой информации, словно кто-то намеренно не желал пропускать необычную информацию в широкие массы.
Тайна соборной библиотеки так и осталась тайной. Но то, что я видел её своими глазами, что я прикасался к истории своего города в подземелье, на страницах старинных фолиантов, не оставило во мне надежды верить в то, что правда о нашем городе всё-таки будет когда-нибудь обнародована, и год 1663-й, указанный в официальных источниках, как год основания Пензы, будет изменён на другой, более старый.
После того необычного вечера я много читал о Пензе, об истории Спасского собора. Например, я узнал о том, что в нашем городе царь Николай II побывал дважды, в 1894 году и в 1904 году. Причём, второй раз император приезжал в Пензу специально, чтобы провести смотр войск, отправлявшихся на фронт русско-японской войны.
В это приезд Николай II посетил Спасский кафедральный собор и «по случаю посещения» пожаловал 3 тысячи рублей для выдачи беднейшим жителям Пензы». Но это ещё не всё. Николай II в тот год упоминал о Пензе в своём дневнике: «В 8 часов приезжал в Пензу к месту парада. В нём участвовали полки: 213-й Оровайский, 216-й Инсарский, 281-й Дрисский и 284-й Чембарский. Они представились отлично, несмотря на плохое состояние почвы, размокшей от дождей».
После царского смотра каждый офицер был удостоен царского «спасибо», а нижние чины удостоены награды Его Императорского Величества – по одному рублю. В тот же день полки отбыли на Манчьжурский фронт.
Недели через две после происшествия в соборе я узнал на работе страшную новость о том, что мой напарник Сергей разбился под Пензой на своём автомобиле. Я тогда долго не мог прийти в себя. Всё вспоминал наш с ним разговор в соборе, его почти отчаянный крик на тему Бога, его Отрицание Бога. Но я никогда не ругал его за это. Каждый из нас в жизни оступается, падает, а потом снова встаёт и идёт дальше, и набивает себе новые шишки, много, много раз падает, опять встаёт и идёт, идёт, идёт… и так до конца жизни.
Жаль, что он умер так рано. Я думаю, Сергей со временем сам пришёл бы к Богу, к пониманию того, что Он есть, что Он среди нас, что Он видит нас, и, конечно, слышит.
После смерти Сергея моя работа в соборе продолжалась, но мои мысли заметно изменились. Я стал больше думать на тему Бога, человеческой веры вообще. Собор словно с каждым днём вдыхал в меня какую-то живительную силу, укрепляя в вере и одновременно погружая в думы о прошлом и настоящем России. Вот, положим, я много думал о революции 17-го года, о её последствиях. Что получила в итоге Россия? Православную веру обожествлённый Ленин объявил опиумом для народа. Церкви, соборы, часовни, монастыри стали грабить, опустошать, разрушать, взрывать, превращать в склады, клубы и прочие заведения. Люди начали сомневаться в существовании Бога. Они перестали верить, молиться. Стали читать работы Маркса, Ленина, стали думать о «светлом коммунистическом будущем». Конечно, оставались в то время и верующие люди, но им было очень тяжело среди толп неверующих, среди коммунистов. Молились верующие люди украдкой, в храмы не ходили, иконы на видных местах в домах не ставили.
Помимо этого, революция ликвидировала классы. Интеллигенция, дворянство ушли в прошлое. И что? Стало лучше? Нам говорили: «все стали равны». Но на самом деле люди равны не стали. Нам говорили: «теперь все будут грамотными, будут ходить в школу». Но все грамотными не стали. Канули в прошлое такие умы, как Достоевский, Тургенев, Толстой, Пушкин, Гоголь, Лермонтов. А ведь они были представителями интеллигенции, людьми в высшей степени образованными. И они много думали о проблемах крестьян, рабочих. Их сочинения зацементированы в веках. Через свои произведения они пытались достучаться до своих современников. Но во многом остались не услышанными. Они погибали в свой стране, умирали за границей, испытывали душевные расстройства. Они много переживали. Они много страдали. И кто бы что сегодня не говорил, они были людьми высшего сорта, передовыми умами своего времени. Где среди крестьян и рабочих Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой?! Нет их и не было, и не будет уже, возможно, никогда.
Революция выкосила самых лучших, тех, кто ещё мог бы путём своего ума, опираясь на достойное во всех смыслах образование, вывести Россию в первые ряды в мировой политике. И дело уже шло к этому. Российский рубль в своём развитии обгонял доллар, теснил в Европе франк, марку и фунт стерлингов. Наш рубль был одной из самых прочных валют на мировом рынке. Ещё Столыпин в начале века говорил: «Дайте России двадцать лет спокойствия и вы не узнаете её». Но что стало со Столыпиным?! Его убили! И убивали других. Много убивали. Докатились до того, что и своего царя убили и его семью. Что это, если не хаос, не время разгулявшихся бесов. Сколько помещичьих усадеб было разорено, сожжено, сколько помещиков было убито обезумевшими крестьянами, опоёнными ленинским «опиумом», Его «учением»!"
Мы убивали не только людей, мы убивали наш генетический код, код русского человека. Спустя сто лет после Октябрьской революции мы заметно отупели, стали во многом глупыми, перестали много читать, разучились нормально воспринимать длинные тексты. Мы разучились думать, трудиться сообща во благо своей страны. Мы умеем только покупать сегодня и продавать, да и то не всегда. Мы сидим на нефтегазовой игле десятилетиями и не слезаем с неё, потому что научились прокладывать длинные трубопроводы. Но мы не умеем делать автомобили мирового уровня, конкурировать с ведущими автоконцернами мира. У нас нет своих айфонов, смартфонов, такой электронной продукции, которая б гремела на весь земной шар. У нас хромает промышленность, сельское хозяйство, социальная сфера. У нас много других проблем. Но все наши проблемы как раз оттого, что мы не умеем бережно сохранять самое лучшее, для всех нас ценное, и распоряжаться этим умело. И не важно люди это или какие-то природные ресурсы.
Наш генетический код, код русского человека, нарушен революцией 17-го года, Гражданской войной, распадом Советского Союза, отсутствием понятной для всех программы развития страны в настоящее время. Наши гены продолжают ухудшаться. Соседняя Украина уже почти обречена. Украинский народ может спастись, но его шансы крайне невелики. Украинцев одурачили, что называется, по полной, и они вкусили этот заманчивый плод, и отравились, сами не понимая того.
Мы только вместе, только объединившись, сможем выжить. Запад пытается сделать из нас управляемых кукол. Он хочет дёргать нас за верёвочки. Он хочет разворотить наши души, привить нам ложные ценности и сделать нас бессердечными, бездушными существами, лишёнными разума, свободной воли, чувств, переживаний. Но дух русского человека, подкреплённый верой в свои силы, в свои возможности, может, как показывает история, творить чудеса. Надо заниматься собой. Надо учиться понимать жизнь, учиться на ошибках. Нам очень тяжело, особенно в провинциях, испытывая постоянную нехватку денег. Но мы не обречены. Наша русская сила в горячей вере! В вере, прежде всего, в самих себя.
Помню, как однажды я забрался на крышу Спасского собора, взглянул на свой город, утопающий в вечерних огнях и принялся с жаром молиться. Я просил Бога о спасении наших душ, об указании нам дороги, по которой следует идти. Я молился в тот зимний вечер не менее получаса. Слёзы текли по моим щекам. От ветра и холода у меня мёрзли руки и ноги. Но я не уходил. Я продолжал стоять. Я просил Бога дать каждому здоровья, много сил, светлых мыслей, доброты в душе и в сердце. Тогда, в тот вечер, меня посетила ещё одна мысль. Если каждый из нас будет задумываться о своих поступках, о своём нынешнем положении, верить в то, что есть хорошие люди, что у каждого есть шанс всё исправить, то тогда этот мир, наш мир, изменится. Пусть не сразу, но обязательно изменится.
Так, в Спасском соборе, я обрёл свою веру. Я стал по-настоящему ВЕРИТЬ.
И ВЕРА стала для меня настоящим чудом, спасательным кругом в водовороте наших дней.
Виктор замолчал. Вздохнул, посмотрел на меня и улыбнулся.
- Я отнял у вас много времени, но кратко сказать не смог. Видимо, многое в душе накопилось.
- Всё в порядке, - сказал я, перебирая пальцами измятый клочок бумаги со странной записью. - Мне было интересно слушать вас.
Виктор снова улыбнулся.
- Вы так и не расстались с этой бумажкой.
- Да, - теперь улыбка появилась и на моём лице.
Виктор помолчал, взглянул на свои часы, а потом сказал очень тихо:
- Мне пора. Может, нам по пути? Вам в какую сторону?
- Мне в сторону улицы Московской.
- Ну, а мне чуть выше, на улицу Карла Маркса.
Мы встали со скамейки, пожали друг другу руки и простились.
Долго я смотрел Виктору в след, пока он не скрылся за углом ближайшего к площади здания. Высокие деревья шумели надо мной густой зелёной листвой, напомнив о времени. Я вышел из сквера на площадь, к собору, и взглянул на высокую колокольню. Огромный тёмный колокол хранил молчание, терпеливо ожидая своего часа. Совсем скоро наступит время, когда в колокол ударит звонарь, собор оживёт на прежнем историческом месте, и станет обращать на себя внимание, станет мысленно говорить каждому из нас: «Ты веришь в Бога?!».
1-30 сентября 2017