Экстрасенс 1-2 главы

               

Детство протекало под давлением фантазий, обвитых мистическими фильмами, что со всех экранов и мониторов авторитетно заявляли: «Колдуны, маги и экстрасенсы, это люди, которым дано небесное право, разговаривать с душами умерших». Оставшись один, Павел начинал ощущать присутствие чего-то постороннего, но сознаться, что это был просто страх, было не интересно и детское воображение подсовывало неокрепшему сознанию  знакомые картинки из этих фильмом.
Лет в четырнадцать родители поехали на кладбища. Взяли и Павла. Дома он рассказал: что у могил общался с душами умерших людей. 
— Не выдумывай, — отмахнулся отец.   
А бойкая девятилетняя сестра безапелляционно вынесла свой вердикт:
 — Не слушайте его, он обманывает!   
Обзаведясь семьёй, Павел продолжал давление на окружающих, пытаясь убедить каждого, с кем сталкивала его жизнь в своей одаренности небесным проведением. Большинство знакомых его потуги просто забавляли, но вопли средств массовой информации, зарабатывавший на суеверие людей большие деньги, наконец, помогли и Павлу. Вскоре он открыл кабинет и стал зарабатывать на лечение безнадежно больных, снимать порчу, освещать машины, предсказывать будущее и вообще отрабатывать весь перечень платных услуг: шаманов, колдунов, предсказателей и всей остальной братии, широко распустившей свои корни в новом столетие.    
Человек, заплативший деньги за обман, никогда не захочет быть глупцом в глазах окружающих, уж лучше сказать, что после посещения экстрасенса все сбылось, чем признаться, что его просто надули. Такова уж натура людей, мало кто может посмеяться над собой, да их никто и не слушает — людям нужна тайна, позволяющая фантазировать и о своей таинственной неординарности.
После принятия решения питаться космической энергией вместо пищи физической (естественно на людях) Павел собрался посетить места силы в Омской области, что с некоторых пор стала представлять собой загадку вселенского масштаба.
Павел сел в машину, купленную на деньги папы и, покатил в чудесную страну фантазий,  прокручивая в голове извлеченные из интернета статьи о деревне Окунево:
Все началось с того, что руководитель московской археологической научной экспедиции Александр Сергеевич Зайцев 1943 году, заинтересовался необыкновенным свойством воды из озер расположенных у деревни Окунево. и даже якобы излечился этой водой от туберкулеза.
Сороковые годы в этих местах были отмечены странными явлениями — дети, играя за деревней, заметили на берегу реки «Тара» хоровод девушек в ярких сарафанах, а вскоре в небе над хороводом, проявились три огромные полупрозрачные фигуры женщин в скорбных позах...
Были и еще причудливые байки, что охотно рассказывали местные жители, тем самым поднимая и собственный престиж в глазах охотников за сенсацией.   
Дорога местами ничем не уступала европейским и прожившая почти два столетия гоголевская фраза о дураках и дорогах, казалось, канула в лету, но сие ощущение длилось лишь до первой заправки.   
— Тридцать литров.
Павел протянул деньги заправщику, чье лицо похожее на лик Таврических правителей кратко оповестило: — Не гражданам России, не заправляем.
Ох, не канет в лету Николай Васильевич ваше слово! Ох, не канет!! Уж больно сильна держава российская и русский эгоцентризмом, где каждый малый её член, осознающий свою мысль, чтит себя Сократом вкупе с Ходжой Насреддином...
Паренек хитро косил глаз, чем уже напомнил птичку, наглость которой, сродни ее быстроте, а аура паренька показывала разбойничий дух, имеющий свойство выплывать на поверхность душ в безлюдье и ночью.
— Как же быть? — Павел выглядел растерянным и паренек клюнул. 
— Ну, не знаю, а далеко тебе ехать?
— Еще километров триста. Понимаешь, меня как эксперта пригласили на слет людей, чьи неординарные способности психофизической реальности умеют менять индукционные планетарное составляющее мысль.
— Чего-чего… — Паренек явно начинал впадать в прострацию. — Ты внятно говори, я не дурак, все понимаю. 
Иллюзорный престол бензинового  магната стал  раскачиваться, норовя впасть в такт, что по легенде разрушил мост, когда по нему шли солдаты. Паренек занервничал.
— Можно по-простому, — согласился Павел. — Вот смотри: когда твоя жена родила двойню, ты не хотел признавать их своими детьми... — Павел сделал паузу, про себя усмехаясь и, смотря как паренек, пытается вернуть вывалившуюся от удивления челюсть  на место.
— Как это делаешь?..
— Я же говорю, экстрасенсы пригласили председательствовать на съезде. Ты спрашивай, не как я это делаю, а как тебе болезнь лечить, когда врачи через два месяца обнаружат ее у тебя.
— Чур, тебя, чур... — Паренек испуганно перекрестился. — Тебе какой бензин надо?
— Хороший Витя, хороший...
Паренек закивал головой, щелкая что-то на пульте, воспринимая свое имя из уст казахстанского мага, как что-то, само собой разумеющееся.
— Береги легкие Витя, особенно в августе. Не попадай под дождь и не купайся, иначе по телу сыпь пойдет. Врачи будут сыпь лечить, а надо будет воспаления легких.
Оставшуюся часть ночи заправщик сосредоточенно пытался понять — «как маг узнал правду с одного мимолетного взгляда». 
Павел гнал «ягуар» удивляясь, как сочетание простой наблюдательности и логики могут из обыкновенного человека сотворить экстрасенса. Фотография в рамке за спиной заправщика безошибочно поведала историю грустной любви, беременной цыганки. Ее неестественно большой живот позволил сделать вывод: что женщина беременна двойней.
Фото было сделано осенью, на фоне заправки. Понятно, девушка могла оказаться, кем угодно, если бы не кольцо на руке. Такое же кольцо красовалось на правой руке заправщика.
Имя заправщика было написано на халате, что висел на вешалке.
Туман, белесо покрывший асфальт, словно в сказке преобразил мир. Павел остановил машину. Вдыхая полной грудью таежный воздух, защелкал фотопиратом.
Приехал в Окунева рано утром. Женщина, гнавшая корову на выпас, посоветовала обратиться к хозяйке деревянного дома, рядом с магазином, сдававшей внаем комнаты всем жалеющим прикоснутся к святым местам.      
Хозяйка дома Татьяна, повела его в баню, что стояла отдельно на отшибе:
— Комната сухая, через коридор баня... если цена вас устаревает?.. располагайтесь. Машину загоните во двор.
Он рассчитался с хозяйкой за месяц. Загнал машину во двор и, не раздеваясь, лег в кровать.
Проснулся от колоритного разговора, и хоть окно выходило в сторону реки Тара, утренняя тишь еще не взбодренная людским гомоном хорошо проводила звуки, истончавшиеся со стороны магазина. 
— Одевшись в пристойность... кучка шевелящегося гноя обернутого кожей, подменила  понятие: День значит, светлая половина мира. Ночь, якобы принадлежит миру потустороннему.
Авторитетно ведал кому-то, обладатель хриплого, похмельного тембра.
— Согласен! — глубокомысленно ответил чей-то сочный баритон... — Фантазия Павла выдала образ бородатого мужика одетого в тулуп и лапти, и подпоясанного пенковой веревкой, за которую засунут до блеска отполированный топор, насаженный на почерневшее топорище, выструганное из березы. — Ночью людей душат собственные страхи, тогда как днем от собственных страхов можно укрыться за другими людьми, что всегда сбиваются в кучки, объятые точно такими же порочностями...  Земля что днем, что ночью, всегда под дьяволом, а сей дядька и Щипчихи не дядька…
Пройти мимо такой философской беседы Павел  не мог, и вышел к магазину.
Дожидаясь продавщицу у магазина, сидели два мужика среднего роста без бород и топоров, одетые в трико, костюмы и в тапочках.
— Садись парень, третьим будешь... — произнес обладатель баритона и достал из пиджака бутылку самогона.
— Не стесняйся, садись... Тебя поджидаем... — Мужик с похмельной хрипотцой, расстелил газету и словно факир извлек из рукава стакан. — Знахарка сказала: «из Казахстана человек важный приехал, аномалию нашу изучать».
— Какая знахарка?..  — опешил Павел.
— Татьяна! У кого ты на постой остановился. Подсаживайся ближе. — Похмельный с хрипотцой продолжал извлекать из карманов закуску: огурцы, лук, хлеб, соль. — Ученые говорят, свет  над озером... есть истечение плазмы из недр в земной коре.
— Точно! — подтвердил обладатель баритона. — Помню в декабре... я тогда молод был, вечером над озером видел белые купола, взлетевшие над округой ввысь на три километра...
— Да парень, да... — поддержал приятеля похмельный мужик — любители фантастики часто "НЛО" здесь видят и говорят: Окунево: мощный энергетический центр, представляющий ворота в иные миры... как высшие, так и низшие...
— Зачем вы мне это говорите?
— Как это зачем?! — Обладатель баритона взял бутылку. — Что ты нам мозги паришь? Подползай ближе... все расскажем, покажем, много не возьмем. За деревней... вчера там озеро было, ноне сухо, как меж ног девяностолетней Щипчихи. Меня Василием зовут.
Василий протянул наполненный на треть стакан, в котором плавала травинка.
— Я не пью.
— Хорошо! — согласился Василий — а мы приложимся... больно странны этой ночью дела были. — Василий одним глотком опрокинул в себя мутноватое содержимое и, сморщившись, произнес. — На томате брага бродила...
— Что ночью-то было? — проявил, наконец, интерес Павел.
— На правом берегу Тары вели раскопки археологи Омского университета с профессором во главе. Затемно были, засветло вместе с водами и ушли...
— Может, уехали, — неуверенно предположил Павел.
— Не... — протянул Василий — они на следующей неделе собирались уехать. Мы с рыбой-то к ним пришли, а их тю-тю... — Василий развел руки.
— Хорошо, ну я-то тут причем?
— Вот те бабка и огурцы! Его братья ученые пропадают, а он говорит: «причем тут я?»
— Я просто приехал... отдохнуть, посмотреть ваши озера, — ответил Павел, переводя взгляд на крашенную пышногрудую блондинку, подошедшую к магазину.
— Не слушайте вы их, — произнесла блондинка, обращаясь к Павлу. — У них после пьянок все шарики в голове заржавели. Соображать нечем... вот и несет...
— Чего ты Катерина, перед человеком нас позоришь? — обиженно произнес похмельный и икнул. —  Правду говорим: пропали археологи.
Пока Павел разговаривал с Василием, он успел выпить стакан самогона. 
— Никуда они не пропали... автобус за ними ночью пришел. — Девушка протянула ладонь. — Меня Катя звать! А это мой дядя... они с другом — Катерина со смешком кивнула на Василия — известные на селе говоруны. Вы, наверное, в магазин?! сейчас открою...
— Да надо бы, кое-что прикупить, —  ответил Павел, оказавшись  под очарованием озорного взгляда и мелодичного голоса.
 — За последние годы наша деревня стала знаменитей той, что у озера Лох-Несс. — Катя открыла магазин и пропустила Павла. — Едут сюда за тысячи километров любопытные и больные... Вот ты, откуда приехал?
— Это хорошо, что люди едут, — ответил Павел.— Деньги везут, деревне жить легче.
— А как тайге от такого общения? — Катерина надела халат и встала за прилавок. — Правда, слух прошел: «омские ученые проект готовят: «татарский увал» с целью охраны Окуневских озер».
— Я сам только ночью приехал и сразу неизвестное: целое озеро пропало...
— Тоже мне, неизвестное, — фыркнула Катерина. — Вон смотри, как река до того дерева мелеет, озеро за деревней всегда и пропадает. — Катерина указала на речку, что хорошо была видна из магазина.
— Ты хочешь сказать, что…
— Сказала уже, а то тебе бы дядя Толя такое наговорил... ночи напролет у озера бы сидел, ожидая, когда портал в другие миры откроется. Что будешь покупать, космический пришелец?

                Глава 2

Два дня Павел бродил по окрестностям Окунево, вдоль берега реки Тара, понимая, что вглубь тайги идти одному нельзя, нужен проводник. На третий день он стал свидетелем скандала у магазина. Главными фигурантами были: местный церковный батюшка и родственник продавщицы Катерины, Анатолий.   
— Да знаешь ли ты, что под землей скрывается древний храм бога-обезьяны... — почти кричал дядя Толя, что-то доказывая батюшке. Начало разговора Павел не слышал. —  Так считает индейский пророк Саи-баба, а российские умники... просто уверены, что под моим домом расположено «сакральное место»...  тайные ворота в параллельные миры...
— Так значит, ты не пойдешь с народом? — терпеливо спрашивал поп. — Смотри Анатолий, против веры отцов вышагиваешь! Я... как батюшка... могу и отлучить от церкви.
—  Да какой хрен ты для меня поп!? Забыл поповская ряса, как Валька, сестра моя, с тобой кабелем за овражек бегала, — парировал угрозу батюшки Анатолий. — Забрюхател сестру и сбежал в семинарию... таким там самое место.
— Не злословь сын мой! Могу и разгневаться. — Батюшка начинал терять смирение. — Валентина Катерину почти через год родила, как я уехал. Не моя она дочь.
— Да ты не просто редиска! Ты падла от кровинки родной отказываешься...  — Анатолий, тряся руками, устремил взгляд к небу, но тут перевел взгляд на батюшку. — Забыл сволочь, что Валька почти три месяца спустя в семинарию к тебе ездила?
— Так не было ничего.
— Это ты своему богу рассказывай... Мне хватит ваши с Катькой характеры подлые сравнить. — Толя затряс рукой. —  Водка... для неё... яд…
Шесть старушек с иконками святых, да пятеро крепкого вида бородатых мужиков в руках, которых были  хоругви с ликом спасителя стояли чуть поодаль. Дела бывших одноклассников хоть и были интересны народу, но авторитет батюшки в деревне был велик. Батюшка в гневе мог и кулаком приложить. 
 — Батюшка! Может и правда, Катерина ваша дочь? Дело молодое было...  Характером Катька больно строга... На вас батюшка характером походит, — произнес, как пропел литургию один из мужиков.
— Говорил же, не злословь, яко смуту в умах посеешь. Господь и услышал. — Поп коротко ударил Анатолию в живот. Анатолий, ловя воздух, присел на корточки. Батюшка обратился к пастве. — Есть еще сомневающиеся, дети мои?
Паства в разнобой дружно ответила:
— Толькиным наветам никто не верит. Он пьянь безбожная...
Батюшка погрозил пастве пальцем: — И вы не злословьте! Все мы твари земные... все под богом ходим. — Батюшка присел рядом с Анатолием. — Не притворствуй сын мой... я тебя только профилактически приголубил. Вставай. Пойдем язычников со святых мест прогонять.
— Кагор дашь? — потребовал Анатолий.
Батюшка скривился, но утвердительно кивнул.
Павел решил присоединиться к крестному ходу издали, чтобы, потом никто не сказал, что приезжий принял чью-то сторону.
Крестный ход шел на древние капище, где последователи Кришны, то ли какого-то Хари ямы, денно и нощно палили костер, распевая утробные мантры, что больше походили на шаманские наговоры. После чего, эти последователи заливались беспричинным смехом, который якобы продлевал им жизнь, лечил от запоров и других венценосных болезней.
Шествие по деревне добавило людей крестному ходу, но основная масса любителей любопытных событий, как и Павел, держались в стороне, зрителями.
Если «крестоносцы» пели церковные гимны, эти упражнялись гимнастикой ума:
— Недавно Людка моей Таньки заявляет: «что её в детстве, инопланетяне забирали на свой корабль...» — доверительно сообщил Павлу какой-то мужик, одетый в трико и майку. 
— Врет! — Безапелляционно влез в разговор парень лет двадцати восьми, чьи торчащие уши делали его похожим на представителя  других миром. — Когда меня забирали... инопланетяне мне всю информацию выдали: «кто из Окуневских посещал их за двести лет... Не было там Людки...» 
— Будто тебя только и забирали... —  фыркнул мужик. —  Пол деревни на их крови живут... а у Людки фантазии... как у экскаватора... Хрен ей такое придумать...
— Так что она видела? — спросил заинтересовано Павел.
Мгновенно головы и остальных любопытных сельчан повернулись к Павлу.
— Дима! — Первым представился ушастый парень. 
Следуя его примеру и мужики, потянули свои конечности.
Павел пожалел о своем любопытстве. Пожимать грязные руки мужиков, пахнущих самогоном вперемешку с навозом, не хотелось. Но и претензии по поводу брезгливости были не нужны. Могла проявиться деревенская солидарность, отчего физиономии Павла грозили неприятности.
Он, слегка морщась, что можно было принять за подобие улыбки, пережал протянутые ладони, понимая, что, таким образом, он становится для этих людей в какой-то мере своим парнем. 
Мужик, одетый в трико и майку продолжил рассказ о своей знакомой:
— Людка играла с младшей сестрой за деревней. Ей восемь, сестре четыре года, вдруг на берегу Тары появился хоровод девушек в сарафанах...
— Чего «Бульдозер» ересь несешь? — прервал мужика дед Саакян. — Ты парень его не слушай. Ты сюда слушай...
Обладатель мощной квадратной челюсти, за которую в деревни получил  кличку Бульдозер, насупился и заходил щеками, как лягушка над выхлопной трубой, но по причине авторитета каторжанина Саакяна спорить не стал.
Дед Саакян продолжил речь: 
— Кто едет сюда с желанием увидеть чудо, разочаровываются, хотя мест таинственных здесь полно. Окунева от соседних сёл тем и отличается, что омские вандалы... ну археологи, вскрывают древние могильники, после чего, такая пьян как Бульдозер, да Людка в две ноги, приведения по недоразвитости принимают за разум инопланетный. 
Речь деда Саакяна Павлу не понравилась, он, молча, кивнул, не задавая вопросов.
Между тем процессия под предводительством батюшки вышла к рубежу отстаивания православной веры, что располагалось на татарском увале рядом с часовней. Именно здесь последователи Баба джина или Джи бабы выложили из камней ритуальный жертвенник и палили костер. Рядом с костром «тонущие» в цветах стояли фотографии Бабы джина, икона Христа и каких-то индусских святых, видимо из когорты радеющих о спасение русских душ.   
Батюшка поднял руку и могучим голосом провозгласил, давая знак подьячему начинать святую войну: — Как только какой-нибудь опешивший от повседневности сенс с приставкой экстра, вопит, что получил знания от некого тайного равви... знай народ... это от дьявола!
Дети Кришны еще не успели сообразить: «зачем пожаловал крестный ход?» как литры святой воды из канистры погасили огонь, на котором  в качестве жертвы сжигали лепестки цветов. Днем, закон российской федерации запрещал более весомое подношение. Он и ночью запрещал, однако на селе поговаривали, что любители огня иногда уходили в тайгу и там, в полной мере…
Дальше рассказывались всевозможные страхи с многочисленным насилием. 
Борьба святых стихий - огня и воды, окончилась победой православия.
Деревянные головешки, жалобно шипя святыми парами, почернели от горя и злости.      
— Да сколько же лет... этот тридцать седьмой год... будет длиться!..
Заголосила проповедница вторая Рахма. Именно под таким именем она была известна местным жителям. Первая Рахма давно умерла, а эта, женщина около сорока, плотного телосложения, где еще угадывались округлости ласкающие мужчин, приехала два года назад. Приехала тихо и тихо купила дом. Шум вокруг Окунева сибирские писатели только начинали и дома в сибирской деревине имели ценность, разве как сухие дрова.
После прочтения книг об индусских богах: «как сути неуловимой для людей больше двух человек», на Антонину снизошла откровение, после чего и появилась имя - вторая Рахма.  Антонина, можно было прочитать только в паспорте, но вторая  Рахма никому его не показывала, зато стала громко вещать миру об аномальном месте, и о себе, как последовательнице бога-человека Бабы джи. 
— Граждане! — поддержал знамя Рахмы рыжий очкарик, опоясанный алой сари. — Попы совсем взбеленились... мы ведь законов не нарушаем!
Впрочем, его сари, больше смахивала на штору, пропавшую несколько дней назад из местного клуба, чем на национальный наряд индусов. 
— Голландец-то, по-русски  шпарит! — Изумленный перевоплощением туриста из Голландии, дед Саакян толкнул плечом Павла. — Рахма всей деревни лапшу навесила, что к ней приехал зарубежный пророк, который самого Бабу видел.
Голоса второй Рахмы и мнимого голландца перекрыл голос батюшки, что словно дирижер, дал знак пастве крушить жертвенник: — Это вы антихристы родину предали, облачившись в одеяние бесовские.
— Стойте! Стойте!! — орал мнимый голландец, вставая на пути закипающей паствы. — Это же достояние государства Российского... На территории России два аномальных центра. Один здесь, второй Аркаим... их никому не запрещено посещать... Ко всему у местной администрации для проведения массового мероприятия мы получили разрешение!
Упоминание властей привело паству в замешательство. Паства затопталась на месте.
Батюшка перестал дирижировать и грозно шагнул к «голландцу», которого забил озноб, но назад он не отступил. Однако собратья мнимого голландца, дружно шагнули назад.
Почти все они были приезжие, но о тяжелом характере батюшки были уже наслышаны. 
— Это кто... здесь вякнул о разрешение?
— Просим не оскорблять! — Навстречу батюшке шагнули два кришнаита с мушками на лбах обвязанные лентами материи. — Не в лесу живем... И на священника управу найдем... Наша вера хоть и запрещает, приносит живому существу вред, однако мы еще не совсем приняли учение... Батюшка! можем сдачи дать...
— А-а-а... — усмехнувшись, протянул батюшка и, повернулся к Саакяну. — Матвей! не эти ли два с ларца... племяшку твою изнасиловали? Наши-то парни, зная тебя, вряд ли бы пошли на это...
— Не плещи керосин поп, не вспыхну, — ответил из толпы наблюдателей Саакян.   
Ответить батюшке не дал Анатолий: — Инопланетяне Светку изнасиловали... вот те крест... сам глазами видел. — Анатолий осенил себя знамением, за что мгновенно получил от батюшки подзатыльник.
— Чего ты там видел?
Саакян шагнул к Анатолию, который что-то обиженно бормотал под нос.
— Оставим вопрос о конце света открытым. — Батюшка преградил дорогу Саакяну. – Анатолия не смей обижать... со мной будешь дело иметь.
— Могу и с тобой... без свидетелей, — поведя взгляд по сторонам, сквозь зубы произнес Саакян.
— Вот и хорошо! — согласился батюшка. — Приходи на исповедь, поговорим...
— Поп! Я ментам не каялся... думаешь, тебе буду песни петь... 
— Ваш патриарх, когда в Иерусалим ездил, братался и с католиками и с иудеями, — выкрикнул один из братьев близнецов кришнаитов.   
— Патриарх сам за свою душу в ответе... Не позволю на земле, где я вырос, инородной ереси плодится... Не для того Христос на крест пошел.
Батюшка тяжело задышал и стал засовывать рясу за пояс. 
Российские последователи индусского учения, дружно подступили к близнецам, сжимая кулаки. Хоругви православных стали, все больше клонится к земле, напоминая копья. 
Павлу казалось, что он  на поле Куликовом. Сейчас Пересвет в образе батюшки пойдет на Чулубея, татаро-монгольского батыра в лицах двух кришнаитов. 
— Без рукоприкладства граждане хорошие! — вдруг раздался голос местного участкового усиленный мегафоном. — Не то всех в обезьянник закрою, а сильно буйных на пятнадцать суток.
Враждующие стороны в пылу спора: «чей бог лучше?» не заметили, когда из тени часовни вышли милиционеры и стали наблюдать за происходящими событиями.       
Вот все-таки, какая интересность: Рвется душа человека к справедливости и все тут... а главное, нам ее... справедливость эту, надо сразу и именно для нас, яко наша правда, завсегда правдивей соседской.