Давно известно, что среди всех пакостей и напастей самый зловредный – это насморк. Супротив него нет никаких колдовских действ и заклинаний, его не берет ни одна магия, ни Лукоморская, ни Заграничная.
Но самое невыносимое – это когда насморк вдруг случался у Яги Ягинишны, знаменитой ведьмы-колдуньи Дремучего Королевства. И без того несносный характер её тут же портился до крайности. И хотя Ягишна сама может извести любую хворь, насморк все одно, берет верх над её всемогуществом. А уж как доставалось всем тем, кто пытался облегчить её страдания! Тут никому не укрыться было от Ягишнина гнева!
- Так я ведь чего? – хлюпала ставнями расстроенная Изба, натирая фланелевой тряпкой полы. – Я ей как лучше хотела! Слышь, кот? Я ей давеча говорю – не сиди на сквозняке раздетая! А она мне что?
- Что? – кот-баюн безучастно следил за тем, как тряпка методично вытирала половицы до суха.
- А она мне – «сама сквозняки тут развела, а я, мол, расхлебывай!» Ну, как так, кот? Век служу верой и правдой, а взамен что? Одни рогатины! – Изба снова всхлипнула, отжала тряпку и жалобно скрипнула всеми стенами.
- Сколь раз тебе надобно говорить – не зуди под руку! Особенно, когда у ей насморк!
- А кто зудит-то? Она ведь, с утра в лес метнулась, даже доху не накинула и шея вся на растопашку! А на улице ветер, да сырость! Как тут насморку не случиться? А у ей я же еще и виноватая!
Гремя сапожищами, на крыльце образовался леший Акимка с ворохом брусничного листа в охапке:
- Ох, и дождь на дворе! Так и полощет! А Ягишна где? Я ей брусничного листа добыл, давеча просила.
- Да кабы знать! – кот спрыгнул с печки. – Дверьми хлопнула и ушла. Беда с ей – насморк!
Акимка не успел ничего ответить, как дверь снова открылась и на пороге возникла сама Яга Ягинишна, мокрая с ног до головы, забрызганная глиной чуть ли не до плеч:
- А-а-а-пхи!!!!
- Будь здорова, Ягишна! – радостно улыбнулся Акимка. – Я тебе вот листа брусничного приволок!
- А пропади ты пропадом! – рявкнула баба Яга. – Нешто тебя дождесси! Все самой надобно делать, какой ты ко всем чертям леший!
Оставляя мутные лужи на только что вымытом полу, Ягишна раздраженно прогорхотала через всю избу и швырнула на стол пару брусничных веток. Акимка выпучил глаза на жидкие листочки Ягишниных стараний и неуверенно положил рядом свою брусничную охапку, с опаской косясь на саму Ягишну.
- Ты бы переоделась, да хоть обувь бы сняла, - робко скрипнула Изба. – Я только полы намыла…
- Не переломисси! – фыркнула Ягишна и ушла за печку, громко и непрерывно чихая.
Фланелевая тряпка снова заерзала по полу, смывая мокрые следы Ягишниных сапог. Акимка уже хотел сдать позиции и отступить, как в дверном проеме появился Кощей Бессмертный, с котомкой, в которой звонко брякали банки.
- Ягишна! – жизнерадостно воскликнул он. – Я слыхал с тобой насморк произошел? Так я это, лекарство тебе, значит-ся принес!
- Аааа-п-чхииии! – Ягишна вышла из-за печки. Её крючковатый нос распух и приобрел насыщенный вишневый оттенок. – А шел бы ты к лешему со своим лекарством!
- А чего к ему идтить, коли вот он, леший-то? – Кощей словно не замечал скверного Ягишниного настроения. – Акимка! Волоки сюдой самовар да два ковша! А еще ушат из бани.
- Ты чего это тут раскомандовался, старая погремушка с костями? – негодовала Ягишна. – Аааа-п—пчхиии!
- А потому как старый, оттого и командую, - строго сказал Кощей. – И попробуй тольки не послушать! Акимка! Ковши сюды вот, на стол, а ушат – на пол!
Акимка послушно исполнял, что велено, Изба притихла в ожидании взрыва, а кот-баюн на всякий случай забрался на полати. Кощей тем временем сунул в один ковш ромашку, в другой – побеги сосновые, а в ушат – чего только не накидал!
- Мяты, Кощей Кощеич! Мяты хорошо бы! – сипло прошептала Изба.
- Цыц! – рыкнула Ягишна, но уже не так грозно. - Тебя никто не спросил, трухлявая развалина!
Когда аромат разнотравья теплой волной расплылся по всей Избе, Кощей указал Ягишне на лавку:
- Сюды садись, старая карга! И чтобы тихо мне!
На удивление взрыва не последовало, Ягишна вдруг смирилась и, продолжая чихать и бубнеть себе под нос, села на лавку и сунула ноги в ушат с пропаренной травой. А Кощей заботливо завернул её в плед вместе с ушатом.
- А таперича, Акимушка, направляй самовар! Я как раз вареньица принес! Малинишного да брусничного! Супротив насморку первенное действо.
Ягишна покосилась на банки, но смолчала.
- Избушка-Избушка! А готовы ли у тебя пироги?
- А как же, батюшка! Завсегда готовы! – Изба засуетилась, извлекая из печи противень с пирогами.
- А ну-ка! Идите вы все в баню! Ишь, сговорились! – Ягишна собралась было пнуть ушат ногой, но многократный чих прервал все её намерения.
Пришлось отхлебнуть из чашки, заботливо придвинутой Акимкой. Аромат сладкой малины и терпкой брусники прервали тираду чихания, и Ягишна наконец-то перевела дух.
- А в баню-то мы все завтра пойдем. Да и тебе пользительно будет.
Ягишна чуть было не обрушила на Кощея все, что накипело у ей внутри, но насморк оказался расторопнее, и очередная чехарда чихов извела весь гнев на нет.
В сенях загрохотало опрокинутое ведро.
- Ягишна! А черт бы тебя побрал с твоим ведром! Завсегда оно у тебя на дороге стоит! – в избу вкатилась запыхавшаяся кикимора Галюня. – Сказывают, у тебя насморк случился?
- Аааа-пчхи!!! – Ягишна злобно зыркнула из-под пледа. – Тебе-то какая забота!
- А как же! – Галюня извлекла на всеобщее обозрение бутыль синего стекла. – Во! Митрошкина микстура! На разу весь насморк отшибает!
Галюня не замечала Ягишниного шипения, и как ни в чем ни бывало, ринулась взбивать перину:
- Ты чай-то свой уже выпила? Как раз самое то – дерябнуть микстурки да в постельку! Чего? Куды идтить? В баню? Завтрева в баню пойдешь. Да ты не сипи зря, я все одно, не слышу! Давеча за клюквой на болото ходила, так ветром ухо-то и продуло. Ты, Ягишна, того, как насморк свой спровадишь, ты мне настоечки сваргань, добро? В ухи капать. Ну, давай, иди сюды!
Вскоре чертыхающаяся и чихающая Ягишна была уложена в постель, укрыта пуховым одеялом и напоена целебной микстурой, опосля которой она уже ни на кого рычать не могла – молча ворочала из-под одеяла глазами.
- Ну, вот, - Кощей потер ладонями. – А теперь сказочку на ночь! Ага? Где кот? Куды подевалси?
- Никуда я не подевался, - кот-баюн осторожно присел на край постели. – Ты, Ягишна, про кого сказку хошь?
Ягишна едва перевела дух после Митрошкиной микстуры, отвернулась к стенке и сердито рявкнула:
- Про Красную Шапочку!
*****
- Ну, что ж… Про Красную Шапочку, так про Красную Шапочку… Значит, так… Жила-была маленькая девочка. Мать любила ее без памяти, а бабушка еще больше. Ко дню рождения внучки подарила ей бабушка красную шапочку. С тех пор девочка всюду в ней ходила. Соседи так про нее и говорили:
-Вот Красная Шапочка идет!
Как-то раз испекла мама пирожок и сказала дочке:
- Сходи-ка, Красная Шапочка, к бабушке, снеси ей пирожок и горшочек масла да узнай, здорова ли она.
Собралась Красная Шапочка и пошла к бабушке….
- Ты чего плетешь? – Ягишнин нос высунулся из-под одеяла. – Хороша мамаша! Ребенка одного в лес послать! Небось, еще напомнила – Ты гляди, мол, дочка, там в лесу, Серый Волк живет!
- Ну, так это же сказка, Ягишна, - Кощей с удовольствием взял еще один пирожок. – Ты, Фрося, рассказывай, рассказывай…
- А ну и что, что сказка! – Ягишна подпрыгнула на кровати. - Вам бы только все на Волка свалить! А то, что девка без пригляду по лесу бродит, это как? А окажись эта самая Шапочка не такая? Что бы тогда?
- Какая не такая? – кот-баюн по имени Фросс был озадачен. – А какая тогда?
- А другая! – упрямо стояла на своем Ягишна. – Совсем другая – и все тут! Аааа-пчхииии!
- Хм… Другая, говоришь? ... Ладно, как скажешь… В одном городе, не большом, но и не маленьком, жила-была себе девочка Вероника…
- Почему это Вероника?
- А потому, что другая! Не перебивай! Мама и бабушка любили свою Веронику без памяти и с самого сызмальства ей во всем потакали. Стоило Веронике сказать: «Хочу!», как мама с бабушкой наперебой торопились желание её исполнить. Мама на трех работах успевала работать, только чтобы дочке платье новое купить, да и бабушка не отставала – то вкусненького испечет, то свитер теплый свяжет. Да только Вероника не больно-то те подарки жаловала.
- Сама носи свой дурацкий свитер! Не одену я эти старушечьи шмотки!
И только один бабушкин подарок пришелся Веронике по душе. Шапочка красная. Вероника эту шапочку с осени до весны не снимала. Так ее и прозвали – Вероника Красная Шапочка.
Шло время, Вероника подрастала, маму свою мамашей стала звать, бабушку – старухой. Училась вероника плохо, школу прогуливала, с учителями скандалила. Мама с бабушкой втихомолку плакали, но сделать ничего не могли.
Придет, бывало, Вероника домой поздно, а мать ее на пороге встречает:
- Доченька! Да где же ты была? Я же волнуюсь!
- Отвали! Чего пристала? Не твое дело!
- Как же так, внученька? – сетовала бабушка. – Что же ты маму свою обижаешь?
- А тебе чего надо, старуха? Сиди в своем углу и не высовывайся!
Обидно было маме с бабушкой, много горьких слез пролили они от обиды той, но любить свою Красную Шапочку не перестали. Захочет Вероника куда с друзьями-приятелями поехать, на карнавал какой или так, погулять – мама с бабушкой тут как тут! Одна расторопнее другой – только бы Вероника не гневалась да не капризничала.
Но случилась однажды беда, от переживаний да обид незаслуженных – заболело сердечко бабушкино. И говорит тогда мама дочке своей:
- Сходила бы ты, доченька, к бабушке в больницу. Я вот пирожок ей испекла. А то мне на работу бежать, ты уж сходи, пожалуйста…
- Ладно, давай свой пирожок! Схожу уж, - взяла Красная Шапочка корзинку и вышла из дому…
- Это где ж такое видано, чтобы так с матерью разговаривать? – возмущенно фыркнула Галюня. – Кот! Ты что же это такое придумал?
- Потакать меньше надо было, - вздохнула Изба. – Испортили девку напрочь…
Ягишна молчала и громко сопела носом в одеяло.
- Галюня, - Кощей взял с блюда очередной пирожок. – А скажи мне, Галюня, ухо-то у тебя сколь давно продутое, что ты им не слышишь?
- Ухо-то? – кикимора улыбнулась во всю ширь своего кривозубого рта. – Я, когда свово Митрошу в человеческий облик ворочаю, так я, Кощей Кощеич, обеими ухами аж ничегошеньки не слышу! Это похлеще Ягишнина насморка будет.
Ягишна заворочалась под одеялом и запыхтела еще громче.
- Слышь, Фрося, - Акимка почесал бороду всей пятерней. – Давай, сказывай дальше, страсть охота знать, про что сказка-то?
- Не про что, а про кого, - кот осмелел и растянулся на одеяле во весь рост. – Про Красную Шапочку!
*****
- Долго ли, коротко шла Красная Шапочка, да завьюжила ей дорогу снежная кутерьма, и оказалась она в лесу темном, дремучем…
- Слушай, Кот, - Акимка в недоумении захлопал глазами. – А куда это она у тебя пошла? Шапка-то? Где у них там больница? В лесу, что ли?
- Не перебивай, неслух! – топнул ногой Кощей. – Не все одно тебе, где та больница? Больно сладко баит! Ты рассказывай, Фрося, рассказывай, не отвлекайся…
- Ни тропинки, ни лыжни вокруг не видать. Испугалась Красная Шапочка, слезы на глаза навернулись. Стала она дорогу искать, да найти не может, бежать хотела, да ноги не бегут, кричать пробовала, да голос пропал. А снег все сильнее валИт, метель все шибче кружИт, и нет конца-краю лесу тому дремучему.
И вдруг прямо перед ней появился Серый Волк. Огромный Волк, шерсть густая, лапы сильные, глаза зеленые.
- Здравствуй, Красная Шапочка, - сказал Волк. – Куда путь держишь?
- А… Откуда ты знаешь, что меня Красной Шапочкой зовут? – от страха и от холода девочка едва шевелила губами. – Ты Волк?
- Нет, Жираф. И я вовсе не знаю, как тебя зовут. Смотрю вот – шапочка на тебе красная. Пойдем, что ли?
- К-ку-куда?....
- К теплу. Не то замерзнешь совсем, пропадешь.
Делать нечего. Либо в лесу дремучем от холода погибать, либо с Волком, не известно куда, идти. И пошла Красная Шапочка следом за Серым Волком. А снег глубокий, ноги в нем по колено вязнут, а то и глубже.
- Ты в мои следы ступай, легче будет, - Волк не спешил, следил, чтобы Красная Шапочка с дороги не сбилась.
Наконец, вышли они на поляну. А там – чудеса расчудесные! Промеж двух сосен на пеньковых веревках настоящий диванчик плетеный раскачивается! Ровно такой, как у бабушки Вероникиной дома! Диванчик тот пледом укрыт вязаным, а на сосне абажур прикручен, и светится!
- Давай сюда, Красная Шапочка! Присаживайся! – Волк первым на диванчик запрыгнул.
Вероника взглянула: снегу в лесу ёлкам по пояс, а на диванчике ни одной снежинки нет! Раскачивается он себе промеж сосен, словно и не в лесу вовсе.
- Ну, что же ты?
- Высоко! Не забраться мне!
- Эх, ты! Шапка! – Волк спрыгнул с дивана в снег. – Садись на закорки!
Диванчик был теплым, от его тепла весь страх у Красной Шапочки пропал:
- Ты здесь живешь? Никогда не слыхала, чтобы волки на деревьях жили! Да чтобы еще на диванах!
- Живу? Нет, но тебе же надо было где-то согреться? А такой вот диванчик самое подходящее для этого место. Хочешь чаю горячего?
- А у тебя и чай есть?!
- Отчего ж ему не быть? – Волк, невесть откуда, достал два стаканчика-непроливайки с соломками. – Тебе с лимоном?
Красная Шапочка кивнула.
- Держи! – Волк протянул ей стаканчик. – Ну, так как же тебя зовут, Красная Шапочка?
- Вероника… Волк, а ты меня съешь?
- Съем??? Вот еще! Не говори глупости! Скажи лучше, куда ты шла, Вероника? Как забрела в мой лес?
- Не знаю… Я в больницу шла… К бабушке. Мама вот пирог ей испекла…
Волк взглянул на заиндевевшую корзинку:
- Совсем холодный твой пирожок, весь в снегу… Так что у тебя случилось, Красная Шапочка?
Вероника вдруг заплакала. Слезы капали прямо на вязаный плед.
- Ну-ну, - Волк огромной лапой вытер ей щеки. – Сейчас же перестань мокнуть носом! Отчего ты прогуливаешь школу?
- Они дразнят меня… Они мне прохода не дают…
- Кто?
- Девчонки из класса. Они говорят, что я оборванка. Это потому, что у меня одежда такая…
- Какая?
- Ну, не модная… И свитер вязаный, бабушка вязала… Они смеются, и он вместе с ними…
- Кто он?
- Макс…
- А ты что?
- А я всегда ухожу.
- Куда? Под мост?
- Да. А ты откуда знаешь? - Вероника опустила голову. – Там меня не гонят, там всем все равно, как я выгляжу…
- Вот это ты верно говоришь, Красная Шапочка – все равно. Есть ты, нет тебя – всем все равно. А если ты вдруг заболеешь или пропадешь? Или в лесу заблудишься, вот как сейчас? Станут они тебе помогать? Те, которые под мостом? А ты подумай, Красная Шапочка, ведь есть и те, кому не все равно, где ты и что с тобой? Те, кто любит тебя? Правда? Почему ты не поговоришь с мамой?
- Она не слушает. Она только кричит.
- А ты?
- И я тоже…
- Знаешь, Красная Шапочка, порой, чтобы тебя услышали, нужно замолчать. Еще чаю?
Вероника кивнула и протянула Волку пустой стакан-непроливайку. Волк тут же заменил его на другой:
- Вот. Этот с малиной и вереском.
*****
Кощей потер ладонями колени:
- Я не завидую Волку. С девицами завсегда трудно разговаривать. Никогда не знаешь, чего у их на уме…
- Ей тепла не хватает, Шапке этой, - вздохнула Галюня. – И авторитету…
- Ремня ей не хватает! – выдала из-под одеяла Ягишна.
- А, по-моему, ей поговорить не с кем, - добавил Акимка. – У ей в голове одни переживания, а рассказать некому… Чего там дальше, Кот?
- Согрелась Красная Шапочка на теплом диванчике, рядом с Серым Волком. И даже не заметила, как рассказала она ему про все свои секреты. Волк выслушал до конца, а потом спросил:
- А дальше-то что? Что дальше будешь делать? Опять под мост?
Вероника пожала плечами.
- Тогда ты ничего не добьешься. И те, кто дразнит тебя сегодня, окажутся правы. Пройдет совсем мало времени, и ты действительно станешь оборванкой, от тебя будет дурно пахнуть. Ну, и все станут обходить тебя стороной. Ты этого хочешь?
- И ты меня учить будешь? Очень мне надо слушать какого-то Волка! Пусти! Я пойду!
Где-то в лесу вдруг затрубили трубы.
- Что это? – Вероника оглянулась.
- Охотники.
- За тобой?
- Нет, за тобой. Иди, если хочешь…
- Волк! Ты с ума сошел! Как это за мной? Охотники за девочками не охотятся!
- Еще как охотятся! Смотри! Вон тот, толстый, его зовут Хам, он научит тебя разговаривать грубо со всеми, не только с мамой и бабушкой. А вон тот, маленький, с верткими глазами – Страх, в его руках ты будешь всего бояться, даже себя самой. Но самый коварный – это во-о-он тот, худой и длинный, с лицом, как у больной лошади, его имя – Равнодушие. Это самый коварный и опытный охотник. Кто в его силки попадает, тот обратно не возвращается. Ну, как? Пойдешь?
Вероника вглядывалась в холодные безучастные лица, идущих по глубокому снегу, охотников. Их пустые глаза смотрели в никуда. И вот тот, которого звали Страхом, увидел Веронику, сидящую на диванчике! Он вытянул вперед руки и пошел прямиком к ней! Девочка поджала ноги, прижалась к теплому волчьему боку и сказала:
- Нет! Можно я еще у тебя посижу? Не прогоняй меня, Волк…
- А ты помнишь, когда ты была маленькая, мама вплетала в твои косички яркие ленты и завязывала огромные банты?
- Да, Волк, помню! Она все время приговаривала – Моя девочка самая красивая и самая нарядная! – Вероника вдруг улыбнулась и охотник пот имени Страх потерял её из виду.
- Вот именно! А ты ее нынче мамашей зовешь… Это как? Хорошо?
Красная Шапочка печально вздохнула:
- Ты прости меня, Волк… Я не знаю, как так получилось… Тогда было все здОрово, тогда я была самой счастливой девочкой на свете!
- А сейчас?
- А сейчас мы говорим, но почему-то не слышим друг друга…
- Не жди, когда услышат тебя, постарайся сама услышать, - Волк толкнул лапой сосну, и диванчик тихонько закачался. Свет лампы скользил по его морде, от чего волчья шерсть переливалась теплыми желтыми зайчиками, совсем как бабушкины волосы.
Вероника коснулась ладошкой вязаного пледа:
- Какой у тебя плед теплый! До него даже снежинки не долетают! Знаешь, Волк, он очень похож на те свитера, которые мне вязала бабушка…
- А это так и есть – этот плед сделан из тех самых свитеров. Им можно укрыть не только этот диванчик, им можно весь лес укрыть. Да что там лес! На весь город хватит! И нет ничего теплее этого вязанного пледа…
- Бабушка мне сказки рассказывала, - вздохнула Вероника. – Когда я маленькая была… И про Красную Шапочку тоже рассказывала…
- Ну, тогда, тебе самое время спросить: бабушка, бабушка, а отчего у тебя такие грустные глазки?
- От того что я обидела ее? Да, Волк? Поэтому бабушка сейчас в больнице? Да? И она может даже умереть от этого? Волк?
- Смотри, Красная Шапочка, - Волк указал на корзинку. – А пирожок-то твой совсем горячим стал! Оттаял!
- Я пойду, Волк? А то поздно уже? Да ведь и бабушка ждет…
Волк кивнул своей большой головой:
- Ну, ты заходи, если что.
*****
- Гляди-ка, оттаял пирожок! – обрадовалась кикимора Галюня.
- Да ведь и Шапка оттаяла! – улыбнулся Акимка. – Какой Волк, однако, умный! А то ишь чего девка удумала – мать да бабушку обижать!
Ягишна снова громко засопела носом и ничего не сказала.
- Так обычно и бывает, - крякнул Кошей. – Больше всего достается от нашего, испорченного зловредным насморком, характера самым близким… Ну, и еще от того, что не умеем выслушать… Ну, как там, Фрося? Кончилась сказка?
- Самая малость осталась! Когда Красная Шапочка осторожно зашла в больничную палату, бабушка спала. Девочка достала пирожок из корзинки и положила его на тумбочку.
- Ой, какая заботливая внучка! Просыпайся, Федоровна!
Бабушка открыла глаза, увидела Веронику и улыбнулась:
- Вероника…
- Бабулечка! – Красная Шапочка тоже улыбалась. - Я тебе гостинца принесла! Ты лежи, а мне пора, надо еще маме помочь!
С тех пор Веронику Красную Шапочку стало не узнать! И в школе отметки выправила, и друзей-подружек хороших себе завела, и матери по дому помогала. А самое главное – грубить перестала! И стало в доме уютно и тепло, как у Серого Волка в лесу, на плетеном диванчике, укрытым вязанным пледом.
- Спит уже, - Галюня тихонечко заглянула под Ягишнино одело. – Пошли отседова…
… Утром Ягишна проснулась уже без насморка. Полы в Избе были намыты, на столе прибрано. Баба Яга заглянула в зеркало: нос за ночь приобрел свой нормальный цвет и уже не был распухшим. Довольно хмыкнув, она полезла в сундук, долго рылась в нем и, наконец, извлекла оттуда новенькие белоснежные занавески, украшенные тонкой вышивкой ришелье.
- Эй! Ворчуха! – Ягишна шлепнула ладонью по стене. – Гляди, чего я тебе припасла! Давно хотела заменить, да все руки не доходили.
- Это мне??? – Изба от волнения даже закачалась.
- Тебе! А то, кому же еще! – Ягишна заботливо приспособила на окна новые занавески. – Носи на здоровье! А где кот? Ах, вот ты где, краснобай! Я тебе там сметанки в миску до краев отвалила. Это тебе за сказочку про Красную Шапочку!
- Ого! За это я готов еще с десяток твоих насморков стерпеть!
- Слышь, - Изба разомлела от внимания. – Там Галюня давеча сказала, чтобы ты к лешему в баню подтягивалась, они все там тебя ждать будут….
- К лешему? Вся, как есть, приду! Банька – это хорошо! Супротив насморку – первое действо!
А когда Ягишна на ступе примчалась на лешачий двор, то вся компания уже собралась в предбаннике, за накрытым столом. Акимка для того и сооружал его таким просторным да добротным – чтобы все помещались.
- Как твой насморк, Ягишна? – замотанный в махровое полотенце, Кощей с удовольствием попивал ядреный квасок из огроменной кружки. – Парок как раз подоспел, страсть, как хорош! И ты шла бы, опробовала, а? Парилочка надраена, тебя ждет!
- А то как же! Тольки сначала вот чего, - Ягишна выволкла из котомки четыре пары добротных вязаных носок. – Вот, эти тебе, Кощеющко. Вот эти, Галюня – вам с Митрошей. А вот эти, самые большие – для Акмушки! Это вам, чтобы насморк не подхватили. Страсть, какая зловредная штука, этот насморк!
Фото из Интернета