Принц Моусес в бешенстве шел по дворцу, опрокидывая незажженные светильники. Терзала злость на наследника трона, что опять унизил: приказал на глазах Дияр принести вино. Приказал так, словно он был рабом. Любовь к дочери одного из мудрецов фараона уже несколько месяцев жила в груди восемнадцатилетнего принца и, плодясь фантазиями, все больше приобретала признаки болезни. Виной была его речь, путаная, обрывистая, порой корявая. Девушку смешили его ухаживание, но как всякое юное создание, вошедшее в пору цветения, она не прогоняла его, оставляя надежду на взаимность. Юноша убегал в сад и сидя под деревом, рисовал воображением картины своего правления Египтом, где трон с ним делила Дияр. Моусесу казалось, не будь у него порока косноязычия, Дияр давно бы вышла ночью в сад. Мать неоднократно пыталась, открыт глаза на поведение Дияр с другими юношами. Она даже показывала принца магам и чародеям, но их шептание, настои и даже розги не принесли результатов, лишь добавили к речи Моусеса желчного сарказма. Мать старалась оградить сына от нападок дворцовых острословов, но чем старше становился Моусес, тем трудней становился его характер: властный, требовательный, одержимый идеей власти.
Моусес шел на конюшню, кони успокаивали.
Как-то гуляя по городу, он обратил внимание на преследовавшего его юношу. Он подкараулил преследователя за углом дома и потребовал ответа. Почтительность и открытая улыбка расположили принца к своему преследователю. Принц согласился выслушать юношу. Они шли в сторону Нила, а телохранитель недовольно сопя, шел сзади.
Просьба была в том, чтобы мировой судья, наконец, рассмотрел территориальную жалобу. Овцы египтянина живущего у площади, ели траву на земле, что принадлежала семье юноши и, хотя это был небольшой участок, огороженный метками, египтянин настырно пас своих овец именно на этом участке земли. Принц обещал разобраться и просьбу выполнил: судья, решавший мировые споры вынес вердикт запрещающий египтянину пасти свой скот на землях евреев. Правда, поинтересовался: «Почему принц печется о евреях, что заполонили мир и вгоняют в нищету египтян?»
За три с половиной века, после того, как евреи пришли в Египет, их численность возросла многократно. Египтяне потребовали ограничить тихое завоевание их земли. Жалобы египтян вынудили фараона пойти на жесткие меры, он дал приказ, умерщвлять еврейских младенцев мужского пола и поставил над евреями начальников для строительства новых городов и оросительных каналов.
На конюшне Моусес увидел убитого надсмотрщика и раба, что пытался перевязать себе руку. Моусес развернулся и пошел к выходу. Сегодня был праздник объявленный фараоном по завершению строительства усыпальницы и, людей на конюшне больше не было. Моусес неторопливо пересек загон для выездки лошадей и почти спокойно прошел мимо стражников охранявших галерею. Одного из своих телохранителей он обнаружил в саду с черной рабыней. Телохранитель, ничуть не смущаясь, спросил:
— Желает ли принц пойти на празднование к реке?
Если по территории дворца членам семьи фараона можно было передвигаться, не опасаясь за жизнь, за стенами дворца опасность увеличивалось. Моусес знал, что стража донесет, что он был на конюшне, но это не волновало. «Он не будет причастен к казни раба убившего надсмотрщика. Хватит смекалки, раб сумеет свалить вину на кого угодно…»
Принц не любил пешие прогулки, но возвращаться на конюшню за возницей, значило отнять у раба время, которое давало возможность принять рабу верное решение и найти хоть какое-то оправдание своего поступка. Раба было не жалко, однако, объяснить причины своего решения, он не мог, возможно, то, что этого раба, не любил наследник.
Будоража себя фантазиями, что сын фараона оступится и упадет со стены или змея сделает дело, впившись смертельными зубами в его шею, Моусес шел к Нилу, но не туда, где собирался народ. Он шел к еврейскому кварталу. Улица была широкой, на ней свободно могли разъехаться две возницы, но принц, как и большинство горожан, шел краем. Улицы часто становились местом происшествий, когда зазевавшийся прохожий оказывался под колесами возницы важного чиновника или просто важного человека, чья важность и определялась наличием возницы.
Женщина, белившая стену дома известью, отложила в сторону кисть из осоки и, улыбнувшись чему-то своему, приветливо посмотрела на Моусеса, но сразу смутилась и опустила глаза. Принц остановился. Назвать это милое создание женщиной с его стороны было опрометчиво. Девушка была моложе его и необычайно красива. Большие карие глаза обрамляли роскошные ресницы, что с периодичностью базарного зазывалы обмахивали глаза, вдруг заставившие на мгновение забыть Дияр.
Моусесу нравились длинные глаза, которые женщины удлиняли, накладывая специальный грим, состоящий из порошка малахита, что придавал глазам зеленый цвет. Губы красили помадой состоящей из меди и натуральных красителей. Этому созданию косметика была не нужна. Кровь, бурлящая в её молодом теле, лучше любых слов говорила, что пора любви наступила и страждущее тело, гонимое духом плоти уже готово выхватить из толпы придуманный томлением образ.
На девушке была грубая рубаха почти до пят, местами с пятнами извести, из-за которой он и принял её за старуху. Черные волосы, выбиваясь из-под платка по обеим сторонам чистого лба, напоминали два крыла птицы, готовой взмыть при первом неосторожном движение. Девушка обозналась, приняла Моусеса за знакомого. Понял это и принц, намериваясь перейти на другую сторону улицы. Вдруг девушка, пересиливая смущение любопытством, улыбнулась в знак приветствия. Он улыбнулся в ответ, чего не следовало делать члену семьи фараона, после чего совершил вторую ошибку, заговорил, делая вид, что ищет дорогу к Нилу, где шло празднование.
Телохранитель из-за спины Моусеса делал угрожающие физиономии, кивая головой, чтобы девушка шла прочь, что вызывало лишь улыбку, которая была принята принцем на свой счет. Разговор двух молодых людей был прерван отцом девушки, что едва выйдя из ворот, сразу признал важного сановника. Он почтительно поклонился, одновременно быстрым движением руки, приказывая дочери убраться в дом. Уже стоя в воротах, девушка обернулась, бросила быстрый взгляд и скрылась за воротами. Через мгновение за стеной раздался девичий смех, окрашенный бесстрашием юности.
— Что привело сиятельного принца в наш квартал?
Низкая требовательность ответа, злила, но принц повторил вопрос, заданный девушке, после чего кивнул охране и направился в противоположную Нилу сторону.