Тендерайзер благополучия.
Краткое содержание.
Часто ли вы обращаете внимание на подарки, которые вам дарят? Вы никогда не задумывались, что-то как вы живете, есть следствие невинного подарка, полученного вами в детстве на день рождения. Вот и главный герой, сорок лет назад на свое десятилетие получил в подарок от отчима наручные часы. Ни он, да и вообще никто не мог предположить, что тот подарок спустя столько времени может существенно повлиять не только на его жизнь, но и привести к трагическим и печальным событиям для одного из руководителей Российского футбольного союза, для стоматологов и других медицинских специалистов, приведет к отставке ряда генералов из разных силовых структур и повлияет на выбор руководителя крупного силового блока. И уж тем более он не мог предположить, какой сущий ад устроят ему стоматологи и как им потом придется поплатиться своими зубами.
А теперь обзор криминальных новостей, сообщил диктор после прогноза погоды телевизионного канала «Вести 24». Вчера 25 марта поздно вечером совершено очередное дерзкое нападение на врача стоматологической клиники у собственного подъезда. Злоумышленник незаметно подкрался сзади, нанес электрошокером разряд в шею от которого жертва рухнула на бетонный пол. Затем ей было нанесено несколько ударов в область рта молотком и тендерайзером. К сожалению, спасти пострадавшую не удалось. Она скончалась в машине скорой помощи. Это уже пятое подобное происшествие, произошедшее за последние две недели. На месте работают криминалисты Главного следственного управления по городу Москве, изучаются камеры видеонаблюдения, опрашиваются свидетели. Следователи пока осторожно высказываются о серийности преступлений, так как не могут со сто процентной уверенностью сказать, что это был один и тот же бандит.
Я мгновенно отрываю взгляд от монитора и вижу на экране телевизора как вдоль многоэтажного дома идет женщина, очень похожая на Елену Васильевну, стоматолога - ортопеда, которая протезировала мне зубы, за ней на расстоянии семи, а может и десяти метров идет тот самый негодяй, среднего роста, худощавого телосложения, похожий на пятнадцати летнего подростка, одетый в желтую куртку работника коммунальных служб и черные джинсы. На голове темная спортивная шапочка, натянутая до самых глаз, шея и рот обмотаны серым шарфом, в руках два непонятных предмета. Как только доктор подходит к своей двери, преступник молниеносно подбегает и наносит удар электрошокером в шею стоматолога, которая падает на спину, следует несколько ударов по челюсти предметом, похожим на молоток и еще чем-то продолговатым, вроде домашней скалки в область рта. Все это действие заняло не более десяти секунд. Пострадавшая закрывает лицо руками, а этот садист быстро исчезает за машинами, припаркованными вдоль тротуара.
Появляется крупное изображение, но лица не видно, вот он склоняется над её телом, перекладывает молоток из левой руки в правую, задирается рукав куртки и на левой кисти мелькают часы. Теперь у меня почти нет сомнения, кто это жертва.
- Вот это сюрприз! – громко сказал я вслух, и мои глаза буквально прилипают к экрану телевизора. Я нерешительно и осторожно покидаю свой рабочий кабинет неторопливо вхожу в гостиную и потрясенный только что увиденным сюжетом присаживаюсь в кресло. Пытаюсь осмыслить страшные кадры и информацию о еще пострадавших четверых стоматологов. Что это месть за безобразно оказанные услуги, или сведение личных счетов? В душе становится гадко и тревожно. Ведь я, получается, как-то косвенно к этому причастен имея тесные контакты с дантистами. А Елена Васильевна год возилась со мной как с малым дитя. Чувствую, как одолевает паника и страх словно меня обвиняют во всех этих злодеяниях.
Пробую сохранить выдержку, вскакиваю и отрывисто себе командую как какому-то пуделю - фу! «Чего это я так напрягся и испугался? Я тут совсем не причем и не имею никакого отношения ко всем этим несчастьям». Начинаю быстрым нервным шагом крутиться вокруг дивана, словно кошка за своим хвостом, два круга в одну сторону, два в противоположную, глубоко вдыхая воздух и лихорадочно соображая, что же делать? Что же делать? Постепенно прихожу в себя, волнение исчезает, дыхание становится ровным и в доказательство самому себе о непричастности к этим события решаю пересмотреть кровавый видеорепортаж дабы подтвердить, что в объектив видео камеры попал не я, а совсем другой человек. Возвращаюсь в рабочий кабинет, усаживаюсь в кресло перед компьютером, нахожу в интернете показанный сюжет увеличиваю картинку и нет сомнения, что это точно Елена Васильевна. И опять в поле моего зрения бросаются мелькающие часы, на которые я не сразу обращаю внимание.
- Ну вот, теперь я навсегда с ней расстался, - в очередной раз сказал я вслух, и мое лицо тут же изобразило кислую гримасу. Интересно, что это за предмет такой -тендерайзер? Надо бы посмотреть в интернете,- опять заговорил я вслух. - Да, досадно и печально, что она скончалась,- размышлял мой взбудораженный мозг, - не рассчитал народный мститель силу своих ударов, надо было бы ей на себе испытать все инновационные методы протезирования, пришедшие к нам из Америки. А так она ушла в мир иной, не прочувствовав и не познав на себе, что же это за такие волшебные ниточки, от которых буквально коршуном взлетаешь над стоматологическим креслом.
Несколько раз я просматриваю последние минуты жизни Елены Васильевны, вижу, как она сжимается в комок страха, и меня в очередной раз накрывают волны переживаний и тревоги, и мне вдруг становится её по-человечески жалко. Какие бы не были у нее кривые или деревянные руки, но она явна не заслужила того, чтобы с ней вот таким жестоким способом расправились. Да, временами у неё не получалось, но было заметно, что она очень старается и болезненно переживает за своих пациентов, и может так статься, что она и не виновата в своих неудачах, может её так научили, может у неё были безразличные и равнодушные профессора, уж как мне об этом не знать, ведь я почти тридцать лет работаю преподавателем, и какие среди них есть специалисты и как они относятся к своему делу знаю не понаслышке.
Так я и просидел, наверное, не один час, машинально прокручивая последние кадры жизни своего доктора и вспоминая те дни, когда я сидел в стоматологическом кресле в её кабинете, при этом не обратив никакого внимания на звонящий смартфон.
- Да! – опять я произнес вслух, сколько неприятных и болезненных десятков, а может и сотен часов пришлось мне пережить. Такое и врагу не пожелаешь.
Я встал из-за стола, вышел на балкон и огорошенный просмотренным репортажем, уставился в ночное небо, по которому совсем рядом с моим домом пролетал авиалайнер и, наверное, со счастливыми пассажирами. Интересно, из какой страны он возвращается? Но отвлечься не получилось, и мысли опять вернулись к этим страшным кадрам.
Постояв еще какое-то время у окна, я вновь вернулся обратно к компьютеру, на мониторе которого застыла жуткая сцена. Вдруг возникло желание позвонить в полицию и сообщить, что я был её клиентом, что в течение года посещал их клинику, много что могу рассказать о Елене Васильевне как специалисте, так и человеке, но вспомнив, какие были к ней длинные очереди тут же передумал и сделал вывод, будет следствие, допросы её пациентов, и вполне возможно мне об этом сообщат и пригласят для дачи показаний. С этими мыслями я успокоился и еще не зная, что я хочу увидеть, стал быстро нажимать на кнопку пуск на клавиатуре, с таким расчётом, чтобы покадрово рассмотреть каждый снимок, и когда в очередной раз в видеокадре мелькнули часы, мне вдруг стало любопытно, что это за марка, одетая на левую руку кровавого маньяка. Выбираю самое удачное изображение, делаю скриншот кисти с часами, сохраняю его в папке и увеличиваю картинку. Надписи на циферблате размыты, чисел не разобрать, зато можно разглядеть часть корпуса. Мышкой кручу фотографию на мониторе, то увеличиваю ее, то уменьшаю, нахожу, как мне кажется, удобное расположение и пристально вглядываюсь в корпус. Нет сомнения, он скорее всего овальный, а вот традиционных стандартных дужек вроде бы не видно.
Пролистываю дальше и теперь мне кажется, что дужки есть, но почему-то совсем не видно заводной головки. Лежащая на столе лупа помогает мне заметить блики на безеле и едва различимую точку напротив цифры три. Ремешок кожаный, корпус похоже, что металлический, и скорее всего белый. Вот если бы разглядеть хотя бы одно число на циферблате, то может быть я и узнал, что это за модель, а так, совсем непонятно, это может быть и фешен марка, коих огромное количество на рынке и китайская подделка известных швейцарских брендов. Ни одной знаковой детали, кроме овального корпуса и не очень различимого места крепления ремешка.
Я бросил взгляд в правый нижний угол монитора, часы показывали без пятнадцати девять, а это значит, что я просидел у компьютера без малого два часа. Оторвав взгляд от фотографии, я откинулся на спинку кресла и задумался. Однако тут же вспомнил о звонке и отправился в гостиную, где на диванных подушках лежал смартфон. Нажав кнопку пропущенные звонки, я увидел, что это был номер Юлии. И прежде чем ей позвонить, отправляюсь на кухню, чтобы выпить вина, успокоить растревоженные нервы и помянуть своего доктора. Ну и намучилась она со мной, или я с ней намучился, но скорее всего намучились мы вместе, да так намучились, что при виде друг друга иногда испытывали приступы неприязни и враждебности. В любом случае все это не так уж и важно, ведь для кого-то она была хорошим специалистом, всецело отдавалась своей работе, и судя по длинной записи к ней на прием, пациенты ее любили и ценили. А о покойниках либо ничего, либо вспоминают самое хорошее и с этими мыслями я забрался в кладовку, и взял с полки бутылку красного вина Киндзмараули.
Пытаюсь штопором вытащить пробку, но она никак не желает покидать свое законное место, крошится и в конце концов рассыпается, и теперь штопор оказывается полностью бесполезен. Пытаюсь найти, чем бы остатки пробки затолкнуть внутрь бутылки и слышу, как кто-то громко и грубо стучит в мою дверь. Я замер, прислушиваюсь и слышу, как звонят соседям. Теперь до меня доносятся мужской и женский голос и очередной почти что истеричный стук. Решаюсь на цыпочках подойти и взглянуть в дверной глазок, сквозь который я увидел свою соседку и двух переминающихся с ноги на ногу возбужденных молодых людей. Поколебавшись несколько секунд, я открываю засов, распахиваю дверь и вижу перед собой одетую в домашний халат соседку, которая вытаращив на меня глаза удивленно произносит:
- Вы дома? – К вам из полиции.
Я непонимающе уставился на двух парней, которые окинув меня подозрительным и недоверчивым взглядом тут же протягивают мне в лицо свои служебные удостоверения, и которые я почему-то никак не могу разглядеть. Они что-то говорят, представляются, но слов не могу разобрать, мысли мои все еще крутились вокруг Елены Васильевны, размытой картинки с часами, вином, желанием помянуть доктора и ощущением горьких чувств ее утраты.
- Вас зовут Александр Иванович? – внезапно доносится до меня.
- Да, - резко отвечаю я.
- У нас к вам несколько вопросов, - можно войти и многозначительно уставились на меня?
- А в чем собственно дело?
Хотя внутренне начинаю понимать, зачем они пришли и что хотят от меня услышать.
- Хорошо, входите, - неожиданно говорю я, для самого себя и в голове тут же пронеслось, оперативно они ко приехали. Интересно, они и у других уже побывали, кому Елена Васильевна оказывала услуги. - Куртки можно повесить вот сюда и жестом указываю не вешалку.
Достаю для них тапочки и пока товарищи переобуваются, быстрым шагом иду на кухню и прячу бутылку вина в шкаф.
Приглашаю их в гостиную, и предлагаю присесть на диван, сам присаживаюсь напротив в кресло. Изучающе вглядываюсь в обоих: совсем еще молодые люди лет 27-28 не больше, холодный, пытливый и неприятный взгляд, от которого мне тут же становится не по себе. Одеты в черные джинсы, темно серый и красный свитер, прямо как герои из сериала «Улицы разбитых фонарей». Пытаюсь по их взгляду определить, кто из них старший, кто добрый, а кто злой, и что им уже известно о злоумышленнике, ну и соответственно обо мне.
- Александр Иванович,- вдруг прервал молчание следователь в красном свитере и темно-синей рубашке. Совершено несколько нападений на врачей стоматологических клиник, а вчера от рук преступника скончалась женщина. Мы установили, что вы в начале посещали частный стоматологический кабинет, расположенный в жилом доме, там вам обрабатывали зубы под коронки и устанавливали импланты.
- Да, было такое.
- Так вот тот, кто непосредственно вами занимался был жестоко наказал, его лишили всех зубов. Еще у троих пострадавших вы были на консультации, а с погибшей у вас неоднократно возникал конфликт. Что вы на это можете сказать?
В течении тридцати минут я кратко изложил пятнадцатимесячную историю мытарства по самым диковинным зубным специалистам и обещавшим мне за короткое время сделать белоснежную голливудскую улыбку за весьма немалые деньги. Ну а в конце я добавил:
- Я ничего не знаю и даже не могу предположить, кто совершил все эти коварства, и очень сочувствую пострадавшим врачам. Нет у меня теперь протезиста и придется искать другого доктора, а это оказывается не такая простая задача. Понимаете, ни так-то просто найти желающего переделывать то, что уже по всей видимости нельзя переделать. И я рассказал об одном профессоре, который после тщательного осмотра не стал предлагать свои услуги, а рассказал, что мне делают не так.
- Сочувствуем вам, - почти одновременно сказали оба следователя и опять зорко уставились на меня своими ледяными и бездушными глазами.
Пытаясь разрядить неприятную для меня сцену, предлагаю им чай, но они вежливо отказываются. Тогда я спрашиваю:
- Вы сказали, что жертвами нападения стали пять человек.
- Все верно?
- И что, все эти зверства проходили по схожему сценарию?
- Да, похожи как две капли воды, ответил следователь в красном свитере. Применяются одни и те же предметы, электрошокер, молоток и тендерайзер. И цель у него только одна, выбить все зубы, а потом нанести несколько ударов тендерайзером в область рта. Более того, на месте своих злодеяний он оставляет использованные молоток и тендерайзер, словно знаковые метки.
- Слушайте! - внезапно я прерываю старшего следователя, так я решил для себя, ведь только он все время задает вопросы. Ну молоток понятно для чего, но тендерайзер-то еще зачем? Ему что недостаточен беззубый рот? И вообще, что это за штука такая и для чего она нужна?
- Мы в этом пытаемся разобраться. Тут похоже какой-то тайный смысл скрыт, только вот какой?
- Я никогда ни видел этот тендерайзер, да до вас мне даже слова такого не приходилось слышать, и уж тем более я понятия не имею как он вообще выглядит. Произнес я резко и отрывисто, словно меня обвиняют во всех этих грехах.
- Молоток для отбивки мяса, говорит тот же голос. Когда сверху наносишь удар по куску стейка, чтобы он стал мягким и нежным, то выскакивают сотни иголок и вонзаются глубоко, как шило в тесто. Разрыхляют его, одним словом, чтобы мясо таяло во рту.
Я тут же мысленно представил, во что после таких ударов превращается рот жертвы, одно сплошное кровавое месиво, и неприятный холодок пробежал по моей спине.
- А отпечатки пальцев или какие-то другие улики? – резко спросил я.
- Ищем и мы уверены, что их найдем, такого не бывает, чтобы не остались следы.
- А видеокамеры? Они в городе развешены на каждом углу. Что показали записи?
- Пока тщательно изучаем.
- Ну а лицо кому-то удалось рассмотреть?
- Лица были скрыты, только одни глаза, да и то их никто толком не разглядел, все-таки было темное время суток.
- Получается, как он выглядел, пострадавшие не могут сказать, было темное время суток, соответственно нельзя с уверенностью утверждать это был один и тот же человек или был кто-то другой. Вы не изучали социальные сети? Возможно там есть некое сообщество, вроде анонимных алкоголиков, заносящие в черные списки клиники и практикующих врачей, которые своими ошибочными диагнозами и лечением наносили вред здоровью пациентам?
Следователи как по команде повернули головы и вопросительно уставились друг на друга, как будто видят первый раз.
- Мы и эти версии тоже рассматриваем, снова ответил следователь в красном свитере.
Я хотел спросить про такую важную деталь, как промелькнувший аксессуар со стрелочками, но потом все-таки решил, что, об этом еще рано говорить, да и они меня про них и не спрашивают, мало ли, что подумают, если я полезу со своими умными советами. Пусть сами разбираются, это их работа, вынюхивать, выслеживать и выяснять. Когда они уйдут, полистаю каталоги всяких и разных брендов, возможно мне и удастся опознать эту непонятную марку и таким образом окажу медвежью услугу следствию. Но тут мои размышления прервал все тот же неугомонный следователь.
- Нам хотелось бы знать всех, кого вы информировали о ваших визитах к стоматологам.
- Вы знаете, мои приключения и хождения по зубоврачебным кабинетам длятся более года и конечно, как меня там встречали, охмуряли и принимали об этом много кому стало известно.
- И вы естественно подробно пересказывали кто и какую терапию, и процедуры с вами проводили.
- Все так и было. Знаете, не многие решаются получить красивую улыбку, это и неприятно, и страх, ну и стоит заоблачных денег. Поэтому многим моим знакомым было интересно наблюдать чем же все это закончится.
- Понятно. У вас за последние время не было конфликтов, ну или какие-то выяснения? Например, на работе, с друзьями, родственниками или еще с кем-то?
- Конфликты?
Я пожал плечами, стараясь вспомнить, с кем я в последнее время ругался, или выяснял отношения, но так никого и не вспомнил.
- Да вроде бы не кому,- произнес я тихим голосом.
- Знаете, нам будет нужен список всех лиц, кто был в курсе ваших зубных дел.
- Хорошо, завтра напишу.
- Вы работаете?
- Да, я читаю лекции и веду семинары в техническом институте, и у меня есть часовой салон по продаже часов.
Следователи аж вздрогнули, разом вскинули брови, и как по команде почему-то в очередной раз повернули головы и посмотрели друг на друга словно хотели увидеть в глазах подтверждения моих слов.
- Нам нужен адрес салона и института.
- Хотите поговорить с сотрудниками?
- Это обычная практика.
- Я что подозреваемый?
- Пока нет.
- Что значит пока нет? рявкнул я возмущенным голосом.
- Послушайте, уважаемый, вы оказались единственным пациентом, имевшим контакты с этими дантистами, и в течение двух недель, они подверглись безжалостным нападениям. Это не просто случайность.
- Товарищи офицеры, раздраженно начинаю я повышать голос. – Да, я проходил протезирование и консультирование у этих врачей, да, я уже потратил значительную сумму, и второй год продолжаю ездить в эти ненавистные мне кабинеты как на работу, но я ведь еще отирался и в других местах, там ведь никто не пострадал. И зачем мне им мстить и уж тем более так варварски наказывать? Они наоборот стараются сделать мне голливудскую улыбку, а я им в благодарность молотком да по морде. Так что ли получается? Чушь вы говорите! - и жадно уставился на обоих следователей.
- Да, другие еще не пострадали, но могут пострадать, говорит все тот же следователь спокойным, почти убаюкивающим тоном.
- Что значит пока? – Спросил я повышенным голосом. - Вы хотите сказать, - что те, кто заглядывал мне в рот, им всем грозит опасность? - О! - Боже мой! И я внезапно вскочил с кресла.
- Вы один живете?
- Да, - произнес я уже спокойным тоном и вновь сел в кресло.
- Жена, дети?
- Детей нет, с женой мы давно не живем, в разводе.
- Можно ее адрес или телефон?
- Я с ней уже лет десять не общался, и где она живет и какой у нее телефон мне неизвестно.
Следователь протягивает мне листок и просит, чтобы я написал её фамилию до замужества и дату рождения.
- Она тут причем? - Размышляю я вслух и пишу ее девичью фамилию, год рождения и месяц.
- А какого числа она родилась я и не помню, и возвращаю обратно листок следователю.
- У вас есть девушка, женщина, с которой вы встречаетесь?
- Да, но она в сущности еще как ребенок, ее хрупкое тело только способно на то, чтобы носить дамские сумочки для носовых платков, помады ну кошелка со смартфоном.
- Напишите ее адрес и телефон. - Она москвичка?
- Она вам сама все расскажет.
- А почему вы не хотите нам рассказать?
- Что мне вам про неё рассказать?
- Как зовут, где работает, где познакомились, ну и все остальное что о ней знаете.
- Юлия Соколова, живет в Бутове, познакомились в институте, работает в строительной компании в отделе кадров, больше мне про нее ничего не известно. Этого достаточно?
- Пока да. – И еще, мы вас попросим в ближайшее время никуда не уезжать, и если что-то еще припомните, что может как-то помочь следствию, то позвоните, и оба протягивают мне свои визитки. А завтра мы от вас ждем список, вот наш электронный адрес.
- Хорошо, - говорю я. – Утром напишу и сразу же не задерживая отправлю.
После этих слов следователи неспешно встают, внимательно осматривают гостиную, бросают взгляд на монитор и меня охватывает ужас, ведь на экране осталась увеличенная фотография кисти с часами. Я застыл в оцепенении, словно встретил этого маньяка, кровь ударила в лицо и шею, лоб покрылся испариной, глаза заметались по квартире в поисках убежища, но следователи уже были в коридоре, шуршали верхней одеждой и ерзали туфлями. Вскакиваю с кресла и бегу их провожать. Мы вяло пожимаем друг другу руки и молча расстаемся. Закрываю дверь и сразу же устремляюсь к компьютеру, где на экране вижу черное пятно.
- Пронесло с облегчением я вздыхаю. Компьютер был в спящем режиме. Ну вот теперь мне обязательно надо выпить, успокоится, помянуть хорошими словами своего доктора.
Я достал ящик с различными инструментами из кладовки, нашел отвертку, и с её помощью затолкал остатки пробки в бутылку, налил полную чайную кружку вина и выпил одним залпом, потом налил еще, плюхнулся на диван, включил телевизор и стал неспешно потягивать напиток, и механически размышлять о только что состоявшейся встрече, одновременно щелкая пультом, в поисках текущих новостей. Но новостей я на телеканалах не встретил, да и поздно уже было, шел первый час ночи. Решаюсь набрать номер Юлии, хотя прекрасно понимаю, что могу своим поздним звонком разбудить всех её домочадцев, но произошедшие события требовали немедленного обсуждения, однако её номер был недоступен. Понятно, решил я для себя, наверное, у смартфона села батарейка. Но не успел я еще допить остатки вина, как у меня внезапно зазвонил телефон. Я обрадовался, зная, что это она быстрым шагом устремляюсь к компьютеру рядом с которым лежала стационарная трубка и вижу высветившейся номер, который мне совсем не знаком. Я долго смотрю на вызов, но он все продолжается и продолжается, и после небольшой паузы я неуверенно нажимаю на зеленую кнопку.
- Слушаю, - громко я произнес неожиданно для себя.
- Говорит подполковник Лапиков, следователь по особо важным делам генеральной прокуратуры. Три часа назад совершено очередное нападение на доктора-стоматолога, профессора и директора стоматологической клиники.
- Я-то тут причем, гневно произношу я заплетающимся языком. – Меня в это время поджаривали словно котлету своими вопросами ваши следователи.
- Вам знаком стоматолог - Рашидов Махмут Байданович?
- Ну да, я был у него один раз на консультации это было несколько месяцев назад. - Мне его знакомые порекомендовали. И что с ним? Его убили?
- К счастью нет, но выбили все зубы.
- Сочувствую ему.
- Будьте дома! - Мы едем к вам.
- Куда же я денусь, на часах уже далеко за полночь, спать пора.
- Пока не ложитесь, дождитесь нас.
- Хорошо, – пробурчал я недовольным голосом, и оборвал разговор.
Входя в аудиторию, и начиная новый цикл лекций, я никогда не знакомился со студентами и никогда не делал перекличку, чтобы отметить всех присутствующих, но сегодня было исключение. Я всегда подмечал, кто занятия посещает регулярно, кто редко, а кто и вовсе не ходит. В принципе мне всегда было все равно, сколько сегодня придет старшекурсников и слушателей, они все получали удостоверение, что прослушали мой курс. Будучи еще студентом, мне уже тогда было как-то не по себе, когда прежде чем представлять новую тему преподаватель всех нас проверял по списку. Мне казалось ну какое твое собачье дело что кого-то нет за партами, ведь в конце концов каждому все равно придется отчитываться знаниями на экзамене. И если какой-то умник прогуливает учебные программы, то это его дело. Но с другой стороны я подозревал, что если академическая пара начинается с галочек, то лектор скорее всего не уверен в качестве и уникальности своего доклада, что его содержание попросту скучное и не интересное и тот, кто захочет при желании может легко найти соль сказанного во многих учебниках и монографиях. Поэтому я тогда и подметил эту особенность, чем уникальнее текс, тем меньше встречалось профессуры, обращающих внимание на число восседающих в аудитории и наоборот, чем однообразным и банальным было выступление, тем чаще делалась проверка.
Поэтому, когда в начале девяностых годов прошлого столетия мне предстояло оказаться в роли докладчика, я уже знал, что никого считать не буду, а оценивать новизну материала будут ноги заплативших и чем их станет больше, тем с гордой уверенностью можно сказать, что просиживают они не зря.
Эта научная программа, в последствии неоднократно переработанная, и названная – «Искусство бизнеса», была задумана и написана мною и заведующим кафедрой Политологии, которая до распада СССР называлась Научного коммунизма и которой доктор философских наук он же заведующий Александр Григорьевич Войтович придавал огромное значение, поскольку рассчитывал, что мы вдвоем будем оказывать платные услуги для руководителей крупных предприятий, обеспечивая таким образом себя дополнительным заработком. В те времена, если переводить мою зарплату младшего научного сотрудника в доллары, составляла два, а завкафедрой всего пять американских денежных знаков. Я хорошо помню, как я не спал ночами, не замечая праздников и выходных, сутками, не отрываясь от пишущей машинки переносил на бумагу первые свои еще жиденькие мысли по зарабатыванию денег вне нашего института. К ним еще добавлялись каракули Александра Григорьевича, которые я забирал каждое утро у него дома, а ему оставлял свои напечатанные листы. Он их перечитывал, что-то дописывал, правил, что-то вычеркивал и возвращал мне обратно. Я перепечатывал исправленные тексты и вновь отвозил ему. Он снова погружался в написанное, опять вносил изменения и мне вновь приходилось все печатать по-новому. В общем, это была еще та каторга, от которой болела спина, глаза, и огрубевшие, словно подошва кирзовых сапог подушечки пальцев. Мало того, что он использовал меня как личного секретаря, так еще и требовал и моих собственных философских размышлений о предпринимательстве, как новом виде трудовой деятельности.
На тот момент задача для меня была очень трудная и почти не подъемная. Практического бизнес опыта, как и у всей страны у меня не было, не считая нескольких поездок в Польшу, на так называемый творческий симпозиум по исследованию социальной активности шахтерских регионов страны. Именно шахтеры в те годы чаще всего собирались на знаменитом горбатом мосту отбивая чечетки своими касками. На самом же деле никаких научных семинаров не было, а было то, что кафедра в полном составе за счет средств института, каждый квартал ездила к белорусским соседям, предварительно закупив в Москве: слесарные инструменты, автомобильные ключи, водяные насосы, фотоаппараты и фотопленку, шоколадные конфеты, болты, гайки, шурупы, водку, сигареты, китайскую ветчину, консервы, сухую колбасу, икру, парфюмерию, пастельное белье, носки, туристическую мебель и походную посуду, примуса, бельевые веревки, шпагаты, нитки, швейные иглы, булавки, ножницы, столовые приборы, хозяйственные сумки на колесиках в общем, везли все, что еще можно было купить в начале 90-х годов в наших магазинах и по приезде в Варшаву объединенной шайкой во главе с доктором философских наук, отправлялись словно закоренелые челноки торговать на местный рынок, расположенный вокруг центрального футбольного стадиона.
Несмотря на то что поезд прибывал рано утром, место на рынке было найти не так-то просто. С каких только окраин бывшего Советского союза сюда не приезжали наши граждане. Казалось, весь многонациональный народ нашей бывшей великой страны, ставший по неволи преступной деятельности бывшего Политбюро СССР козлами отпущения, тесным кольцом сплотился вокруг спортивного сооружения, словно это был не просто спортивный объект и оазис свободной торговли, а объект дружбы народов, который всеми силами следовало защищать и стояли они на рынке в несколько монолитных рядов тесно прижавшись друг к другу. Александр Григорьевич часто говорил по этому поводу, что вот надо было стоять летом 91-го года на улицах и площадях, чтобы защитить от развала нашу прежнюю великую страну. В общем, картина была еще та, доценты, профессора – в прошлом научные коммунисты и молодые вроде меня политологи познают практические основы первоначального накопления капитала, причем не просто познают, а азартно торгуются за каждый политый потом и кровью капиталистический злотый, словно это и не злотый, а учение марксизма-ленинизма, которое стоит всеми пролетарскими силами оберегать и защищать. Вот мы всей своей монолитной массой и защищали словно революционеры, стоящие насмерть на баррикадах.
К вечерней электричке, которая отправлялась в город Ополе, а именно оттуда нас приглашал политехнических институт, мы успевали продать большую часть привезенных народных товаров, и в вагоне ехали почти налегке, радостно делясь друг с другом информацией о суммах праведно заработанных злотых. Часть из них мы обменивали на доллары, чтобы было на что ехать в следующий раз, а на оставшиеся польские деньги, мы покупали всякий дешевый ширпотреб, который по приезде в Москву, сдавали с пятикратной, а то и десятикратной наценкой в комиссионные магазины, которые в те времена были на каждом углу и в каждом магазине, и проблем, с реализацией товара никогда не было. Иногда мы везли оттуда такое барахло, от которого воротили свои же носы, но на удивление, наши не требовательные граждане, измученные постоянным дефицитом, не брезговали ничем, и все сметали с полок буквально за считаные дни.
В этом провинциальном городишке нас поселяли в студенческое общежитие, и ранним утром мы всем колхозом отправлялись на местный рынок, занимая лучшие места за прилавком. В последующие три дня мы распродавали остатки своих товаров, и перед обратным отъездом закупали джинсы, брюки, швейцарский шоколад, газированные в полутора литровых бутылках напитки, самую дешевую бижутерию, непонятного происхождения косметику и счастливые возвращались в Москву. После того как оказывались дома, в течение ближайшей недели мы занимались профанацией, писали отчеты о якобы проведенном научном форуме, темах обсуждения, тезисах своих выступлений и со стороны это выглядело так, как будто мы действительно только что оттуда вернулись. Более того, доходило даже до смешного, из наших статей создавались брошюры, пополнявшие не только нашу институтскую библиотеку, но и библиотеки других ВУЗов, а кое-какие даже выходили в журнале «Социологические исследования».
Вот собственно на тот момент и был весь мой предпринимательских опыт, которого было явно недостаточно, чтобы им можно было делиться с руководителями фабрик и заводов. Тем не менее, через полгода курс лекций, который мы назвали: Практические основы предпринимательства, состоящий из 12 занятий был подготовлен, и первого октября в аудитории появились первые слушатели. Было их всего 8 человек и к концу декабря, несмотря на то, что они заплатили немалые деньги, осталось всего два человека.
В следующий раз мы не стали ограничиваться только начальствующим составом, а приглашали их заместителей, кадровиков, кооператоров. Для старшекурсников посещения были бесплатными. Теперь уже в аудитории не было свободных мест, и некоторые приходили со своими стульями. Александр Григорьевич читал лекции, я проводил семинары, где и какие должности занимали слушатели на работе, меня мало интересовало.
Так продолжалось несколько лет, пока мой шеф и наставник не заболел, после нашей очередной поездки в Польшу накануне Нового года, когда мы простояли целый день на сильном морозе на до боли знакомом рынке и продрогли до самых костей. Вот тогда-то он подхватил воспаление легких и через несколько недель тихо скончался в Боткинской больнице, а вместе с ним умерли и наши поездки в Польшу.
Теперь я уже самостоятельно выступал в роли докладчика. Приглашений с польской стороны мы не получали, а через месяц к нам пришел новый заведующий кафедрой - Федоров Федор Петрович, отставной генерал, читавший до этого лекции по научному коммунизму в институте марксизма-ленинизма, а вместе с ним еще три профессора из этого же института.
В первый же день своего появления, он пригласил меня в свой кабинет поинтересовался, как я справляюсь в роли лектора и не нужна ли мне помощь.
- Вы знаете, Федор Петрович начал я свою речь тихим голосом, мне неоднократно приходилось замещать Александра Григорьевича, и того первого страха, неуверенности и скованности уже нет, да и вся научная разработка велась непосредственно при моем участии. - Так что я вполне справляюсь и помощники мне не нужны. Единственное у меня к Вам просьба, я хотел бы отказаться от проведения академических семинаров со студентами и полностью сосредоточиться на своем курсе.
- Ну что ж, я оставлю вам четверть ставки, чтобы никто вам не завидовал. А то ведь знаете, начнут распускать слухи, мол у вас часовая нагрузка минимальная, а зарплата больше всех. И кроме того, вы не потеряете связь с коллективом, так что у вас будут семинары только в субботу, всего две пары. Ну а для платников вы можете выбрать любой день. Как вам такой вариант?
- Меня это вполне устраивает.
- Тогда мы договорились. - И еще, поскольку Александр Григорьевич был вашим научным руководителем в аспирантуре, то вам в ближайшее время надо выбрать нового, я бы вам советовал обратиться к Осокину, это наш новый преподаватель, член-корреспондент, будет у нас работать на полставки, ну или можете рассчитывать на меня и снисходительно улыбнулся.
- Хорошо, я подумаю и в ответ сделал дружелюбное лицо.
- Тогда вам удачи, и мы крепко пожали друг другу руки.
- Будем знакомы, меня зовут Александр Иванович, в течение трех месяцев я буду вести лекции и семинары. Мой курс называется «Искусство бизнеса».
Я окинул быстрым взглядом аудиторию, стараясь не на ком не задерживать свое внимание, отметив для себя, что на протяжении последних лет ее состав практически не меняется: топ-менеджеры, руководители отделов продаж, начальники кадров, десять-пятнадцать студентов старших курсов и несколько начинающих предпринимателей. Как правило, мужчины всегда занимали дальние ряды, девушки ближние. Но в этот раз было исключение. Она грациозно сидела одна в углу последнего ряда, внешностью похожая то ли на японку, то ли на кореянку. Я всегда замечал симпатичных девушек, которые как примерные ученики, почему-то всегда занимали места в первом ряду. С ними у меня порой возникал непринужденный своеобразный флирт, построенный на едва заметных двусмысленностях, тонких полунамеков, кивков, взглядов, чувственных и поддразнивающих улыбок, которые приятно щекотали мне нервы. Я видел, как некоторые из них внезапно оживали, кокетливо вступали со мной в словесный гостеприимный диалог, их щеки покрывал румянец, в глазах появлялся магнетический блеск, губы эротично поблескивали, и я уже мысленно начинал фантазировать, как я одну из них после семинара приглашаю в бар на чашечку кофе или чая, как провожаю ее до дома в черном лимузине и как у нас возникает роман. Действительно в 90-е годы у меня возникало несколько любовных связей, и это происходило до тех пор, пока мое сердце не заняли часики, коллекционирование которых стало основным смыслом и делом моей жизни.
Моё первое знакомство с наручными часами состоялось в четвертом классе, когда мне их подарил отчим на день рождения. Носил ли он эти часы или они у него лежали в ящике комода, я уже и не помню, но зато в памяти остались те приятные моменты, когда я каждое утро, как взрослый мужчина, стоял у окна и по-деловому крутил не просто заводную железную головку, а волшебную, которая приоткроет таинственную дверь совсем в другой, фантастический и сказочный мир. Потом я их одевал на правую руку, подносил к уху, слушал как они сладкозвучно словно кузнечик стрекочут тик-тик-тик, завтракал и с важным видом отравлялся в школу. В классе я был единственным учеником, кто имел такую драгоценность, и благодаря им я мгновенно стал центром всеобщего внимания. Во время урока ко мне постоянно обращались ученики кто знаками, кто записками, кто тихим голосом, каждый из них хотел знать, сколько времени оставалась до конца урока. Я ждал, когда учитель повернется к доске или начнет смотреть в другую сторону и пальцами показывал сколько еще осталось минут до заветного звонка. Надо сказать, в те времена в школе не поощрялось, чтобы ученики носили часы, и моих родителей по этому поводу несколько раз вызывали в школу. Но отчим был неумолим и считал, что у каждого мужчины должен быть такой аксессуар, поэтому, когда мать пыталась их у меня забрать он начинал с ней ругаться и она тут же отступала. Часто учителя предлагали мне их снять во время урока, но я отказывался и тогда они меня выставляли за дверь, что очень не нравилось ученикам, которые быстро привыкли к тому, что всегда могли узнать, сколько же им еще ерзать за партами до конца урока.
В нашем классе учился мальчик Женя, самый непослушный, задиристый и отъявленный хулиган, которого все боялись в классе и с которым не могли справиться ни учителя, ни родители и даже милиция. На него уже давно махнули рукой, понимали, что в будущем он скорее всего станет только бандитом. Так вот он взял на себя роль информатора по передаче всему классу, сколько остается заветных минут до школьного звонка. Сидел он за мной, и поэтому мне не представляло особого труда показывать ему на пальцах заветные минуты, ну а дальше, уже каждый из класса мог обратиться непосредственно к нему.
Забегая вперед лет на тридцать, я узнал от родителей, что сразу после окончания школы, Женя во время ограбления дома, порезал ножом хозяев, за что получил одиннадцать лет тюрьмы. Выйдя на свободу, он через восемь месяц опять во время ограбления ранил заточкой трех человек и получил еще четырнадцать лет. Какова его дальнейшая судьба, мне неизвестно, но знаю, что после последней отсидки домой он не вернулся.
Так вот, во время урока, как только учитель не смотрел в нашу сторону, я ему тут же показывал сколько осталось времени, а уж он сразу становился центром всеобщего внимания всех учеников и, никого не стесняясь, часто громко говорил: осталось до конца столько-то минут. Учителя знали, что справиться с ним невозможно, перевоспитанию он не поддается, и для них он просто перестал существовать как ученик. Родители его были пьяницами и в школу их давно перестали вызывать, и Женя по сути дела был представлен сам себе. С помощью часов мы с ним быстро подружились, и он стал единственным, кто списывал у меня не только домашние задания, но и контрольные работы во время урока. Мои часы настолько нас сблизили, что я стал своим в его компании из таких же отъявленных, как он, и часто играл в футбол за их команду. На какое-то время Женя становился даже примерным мальчиком, он уже не был таким непоседой на уроках, мог все сорок пять минут просидеть смирно глядя в окно, только иногда обращаясь ко мне. Учителя заметили эти перемены и теперь находили объяснения этому поведению моей дружбы с ним. После этого они напрочь перестали замечать мои часы, и до окончания школы я так и оставался единственным учеником в классе, носящим ходики.
За школьные годы я поменял несколько часов, некоторые ломались и их нельзя было восстановить, одни я так разбил, что еще долго дома находил колесики, винтики и шестеренки и каждый раз, как только я оказывался без них, отчим тут же преподносил мне новые. Сам он не носил наручных часов, он был большой любитель карманных, и когда я уехал учиться в Москву, то я ему всегда в день его рождения дарил очередные карманные и насколько мне было известно, он тут же начинал ими хвастаться перед своими земляками.
Будучи студентом, я конечно уже не ожидал чудес от волшебной заводной головки, но когда одевал часы, а носить я их продолжал на все той же правой руке, то мой мозжечок буквально мурлыкал себе под нос, а самые чувственные места на теле словно наяву ощущали приятное щекотание. Но наибольший трепет вызывали те, кто имел автоподзавод. Помню, как их долго крутил в руках отчим, все пытался найти разгадку, как же это они сами себя заводят, а потом еще долго разглядывал их на моей руке. Но они не проработали даже и года и встали, и после того, как они после ремонта замерли в очередной раз, я недолго думая отправился в магазин часов «Полет», расположенный рядом с одноименным московским часовым заводом, находящимся у метро Белорусская. Помнится, я долго стоял у витрины с часами скользя по ним рассеянным взглядом. Они были словно живые, я чувствовал биение их механизмов, а вращающиеся стрелки буквально завораживали меня. Еще никогда мне не приходилось видеть сотни тикающих наручных часов. И как часто бывает, вид такого количества неминуемо вскружает голову, и сделать осмысленный выбор становится просто невозможно. Неделю я ездил на Белорусскую после занятий в университете, по долгу таращился на стеллажи, с замиранием, а иногда с бешенным биением сердца всматривался в крутящиеся стрелки, возбужденно дышал и возвращался домой, так ничего и не купив, а по ночам еще долго не мог уснуть, крутясь по всей кровати словно заводной барабан. Только кажется на седьмой или восьмой день я наконец-то определился с выбором, это был мой первый хронограф, который собственно говоря и определил мою дальнейшую любовь только к таким механизмам. Тогда мне казалось, что у такого количества стрелок должно быть и несколько сердец, а значит если одно из них сломается, то остальные будут за него работать. А еще сам вид множества вращающихся стрелок превращал меня в любопытного ребенка, который еще ничего не понимает, но с неподдельным удивлением рассматривает диковинную игрушку.
Однако не долго я получал удовольствие от щекотания эрогенных зон, часики быстро сломались, их место заняли с автоподзоводом, но и они не отличались надежностью, а вскоре у меня появилась девушка и теперь она вместо часов щекотала не только мои эрогенные зоны, но и тело с мозжечком, и я на некоторое время забыл про удовольствия, которые они доставляли. Тогда же Москву, как и весь мир охватила страсть к электронным часам, и я, поддавшись эмоциональному порыву обратился к сокурснику из одной африканское страны, чтобы он, когда будет за границей привез мне японские часы марки «Casio». Через два месяца я уже щеголял в черном пластике, но прежних ощущений не было, и они для меня были такими же как ручка за тридцать пять копеек или карандаш за три копейки, для меня они были самой обычной вещью и носил я их все так же, как и в школе на правой руке.
Следующая встреча с часами состоялась после моего знакомства с заведующим кафедрой Александром Григорьевичем. Прошло несколько месяцев после моего распределения в институт, и однажды он вызывает меня в свой кабинет и просит об одной услуги, а именно: съездить в Углич и забрать посылку. Он мне не стал объяснять, что в ней, а сам я посчитал неприличным спрашивать, что я должен привезти. Получив от него деньги на дорогу, я этим же вечером и отправился ночным поездом.
Приехал я в шесть утра, естественно в столь раннее время меня никто не ждал и не встречал. Мне следовало появиться в начале десятого в бюро пропусков Угличского часового завода. Два с половиной часа я сидел один в пустом вокзальном зале неприметной станции, в котором стояли две деревянные скамейки и читал историю государства Российского писателя Карамзина. На дворе уже был октябрь месяц, день выдалось прохладным, и после нахождения в неотапливаемом помещении я жутко продрог и едва не постукивал зубами. В автобусе, в котором я ехал от станции до завода, было едва ли теплее чем в зале ожидания, и только в помещении для выдачи пропусков я немного отогрелся. Позвонил по телефону, который мне дал Александр Григорьевич и через пятнадцать минут появилась полная женщина средних лет, которая окинув взглядом всех присутствующих в комнате, почему-то сразу направилась ко мне. В руке у нее был небольшой пакет. Подойдя ко мне она, не приветствуя сразу же спросила:
- Вы из Москвы, от Александра Григорьевича?
И как только я сказал: - да, она тут же всунула мне бумажный свёрток размером с батон хлеба, перевязанный крест на крест шпагатом и быстро исчезла в дверном проеме. Я вернулся на автобусную остановку и через полчаса читал табло отправлений поездов. Обратно электричка на Москву отправлялся в четыре часа и мне предстояло как-то провести добрых шесть часов ожидания. В город ехать мне не хотелось, я его успел хорошенько рассмотреть сквозь окна автобуса. Впечатление было такое, что со времен монголо-татарского ига здесь так и не наводили порядок. Встречающиеся изгороди были настолько старыми и обугленными как после пожара, что ровно нигде не стояли, они были либо покосившимися, либо просто лежали на земле. В огородах росла одна бузина, частные жилые постройки, а мне на глаза попадались только деревянные и землистого цвета, выглядели заброшенными, распотрашенными и скукоженными словно скомканная бумага, в окнах кое-где отсутствовали стекла, дороги были настолько разбиты, что ковыляющий автобус двигался едва быстрее пешехода, а тряска была такая, что все содержимое карманов вылетало наружу. Редкие встречающиеся двух-трехэтажные кирпичные дома напоминали под таившееся мороженое, и разъеденные словно кариесом ветхие стены, рядом с которыми лежали горы мелкой осыпавшиеся штукатурной крошки и со стороны казалось достаточно небольшого дуновения ветра и дом превратится в одну большую груду кирпичей. Улицы совсем заросли высокой травой, на глаза постоянно попадались заросли кустарников, в которых запросто можно было спрятаться. Гостиница, окруженная растрескавшимся асфальтом, напоминавшая пятиэтажную хрущевку которую я увидел в центре города представляла такое жалкое зрелище былой цивилизации, что я бы предпочел переночевать в кустах под открытым небом, чем воспользоваться ею.
Спустя несколько месяцев мне с мои завкафедрой, по неизвестной мне причине, пришлось задержаться в Угличе, и ночевали мы в этой самой заброшенной на край света гостинице, поскольку других не было в городе. Когда мы открыли дверь, более убогой комнаты мне в моей жизни еще не приходилось видеть. В номере было всего две железные кровати и ободранный кухонный стол между ними. Вместо вешалки - несколько вбитых гвоздей в стенку и все, даже ни каких стульев, не говоря уже о ванной комнате и туалета. Вот в этой коморке мы и провел всю ночь, за водкой, колбасой с хлебом и долгими разговорами. Я узнал, что Александр Григорьевич родом из Красноярска, там же поступил в местный университет, в котором увлекся социологией. Будучи аспирантом, сформировал научную группу, проводившую по заданию обкома партии многочисленные опросы местного населения с целью узнать мнения по тем или иным проблемам. Ну а после защиты докторской диссертации был приглашен в столицу, стал редактором журнала Социологические исследования и принял руководство кафедрой. В общем нам не было скучно.
В Москву я приехал в десять вечера и через час уже принимал ванну. Я боялся, что заболею, но мне повезло и на следующий день я передал сверток, еще не догадываясь что в нем было.
После той поездки, мне пришлось несколько раз ездил в Углич, только теперь я настолько утеплялся, что постоянно чувствовал, как капли пота начинали появляться у меня на лбу даже от малейшего моего движения. Я буднично получал от одной и той же дамы, уже ставший традиционным пакет, иногда завернутый в газету, перевязанный обычным шпагатом. Ни здрасти, ни до свидания, ни каких слов и реплик. Молча подходила, резко вручала мне в руки сверток и быстро исчезала. Что было в пакетах, Александр Григорьевич мне не говорил, а прощупывая их трудно было определить, что же там могло находится. Впрочем, меня это не интересовало в меньшей степени, хотя я и догадывался что там может лежать, мне было куда важнее ему понравиться, ведь когда мы познакомились он был одним из самых известных социологов России.
Тот первый год пребывания в стенах высшей школы запомнился мне надолго, я по сути дела был и личным адъютантом, и мальчиком на побегушках. Он постоянно брал меня с собой: в Дом Правительства, в различные комитеты Верховного совета РСФСР, в Министерство образования, Администрацию президента, Академию госслужбы и еще на всякие ученые советы. Без меня уже не обходилась ни одна его поездка по стране, а уж когда я первый раз в составе кафедры поехал на так называемый научный сход в бывшую социалистическую республику, то я понял, кажется, я заслужил его доверие. Тем не менее, каждый раз отправляясь в заброшенное захолустье, я все же надеялся услышать, что было в этих свертках, но мой знаменитый шеф продолжал хранить гробовое молчание.
Прошел год моей работы ассистента, и как-то в начале осени Александр Григорьевич вызвал меня в очередной раз в свой кабинет и будничным голосом сказал:
- Пора тебе поступать в аспирантуру. - Ты зайди в аспирантский отдел и узнай какие нужны документы. И еще, возьми билет, и там же заберешь сумку, но только принесешь ее мне не на кафедру, а домой, вечером.
Через два дня я сидел за большим столом с чашкой кофе у профессора на кухне. Он же занимался тем, что бережно вытаскивал то, о чем я уже догадывался, это были наручные женские часы марки «Заря». Сколько их было в дорожной авоське я уж не помню, но зато хорошо помню его слова:
- Вот эти десять для подарка нужным людям в Верховном Совете, я тебе дам телефон, ты созвонишься и написал на отрывке бумаги номер телефона, и отвезешь их туда куда он скажет, эти пять нужно будет тебе завтра отвезти в Министерство образования, а остальные на продажу.
Оказывается, я тогда еще не знал, что часы этой марки пользовались за рубежом большим спросом.
- Сейчас их в нашей стране днем с огнем не найти, все что производит завод идет на экспорт, мы давно знакомы с директором завода, вот он мне и дает понемногу. - В следующий раз и ты получишь для себя, я договорюсь с директором.
Я хотел спросить про деньги, сколько это будет стоить, но Александр Григорьевич словно прочитал мои мысли и буквально оборвал меня на слове:
- Никаких денег, все уже оплачено.
Меня тогда сильно удивился его щедрость, но после стольких-то месяцев хождений по коридорам государственной власти, я начинал догадываться, что выдающийся ученый много куда прикладывал свои руки и знания, и не без его усилий вырос экспорт часов, и теперь он в качестве вознаграждения, а может отката получал продукцию этого завода.
Через месяц у меня дома на диване лежали десять квадратных моделей небольшого размера, примерно двадцать пять миллиметров на двадцать пять, на кожаном коричневом ремешке. Упакованы они были в пластмассовый пенал, который был чуть-чуть больше самих часов. Помню, как я долго их рассматривал и все никак не мог понять, что же в них есть такое, что заставляет пользоваться большим спросом за рубежом. Три стрелки, часовая, минутная и секундная, указатель даты, стальной корпус, белый циферблат - производили впечатление простых и скромных изделий, словно картофель в подвале. Мне тогда казалось, электронные к которым я очень быстро привык и не ломаются, смотрятся куда интереснее, моднее и современнее, а главное они обладают большим набором функций, пользование которыми доставляло приятное удовольствие. Но было одно, но, иногда по утрам, когда я одевал их на руку, я нет, да и по старой привычке пытался покрутить заводную головку, и каждый раз, когда я её не находил, я все с большей и большей грустью вспоминал гипнотические звуки, издаваемы при заводе.
Везти за границу я их не планировал, как, впрочем, и перепродавать, а подарил знакомой женщине, работавшей в отделе сбыта молочного комбината и имевшую тесные контакты с Елисеевским гастрономом.
Ее дочь училась на четвертом курсе и однажды не смогла прийти на экзамен, зато пришла её мамаша, поджидавшая меня в коридоре. Едва я вышел из аудитории, как она резко подбегает ко мне, хватает за локоть и просит, чтобы мы отошли в сторонку. Я тогда был еще молодой и неопытный преподаватель и не представлял, как вести себя в подобной ситуации.
- Вы знаете,- начала эта женщина с ходу, моя дочь вчера родила девочку. - Но не успел я сказать, поздравляю, как она стала говорить дальше. - Роды были очень тяжелые, но к счастью все закончилось благополучно. Только я хотел спросить, кто родился, как она обрывает меня на полуслове и держа крепко за локоть ведет к лестничному проему. Я покорно подчиняюсь и на лестничной площадке она делает мне неожиданное предложение.
- Не могли бы вы моей дочери поставить в зачетку положительную оценку? - Она ваш предмет хорошо знает, вы не сомневайтесь, а я вас за это как следует отблагодарю.
Такая неожиданная просьба меня сначала шокировала, а потом поставило в ступор и не сообразив, что сказать я вырвал свой локоть из её руки и быстро стал спускаться по лестнице. Она меня тут же догнала, в очередной раз крепко схватила меня за локоть, и стала настойчиво совать в мою руку увесистый полиэтиленовый пакет, при этом повторяя как заведенная:
- Александр Иванович, затараторила она взволнованным голосом, у меня большие возможности доставать дефицитные продукты, я хорошо знакома со многими директорами крупных гастрономов, вы не останетесь в накладе, вот возьмите. И тут же широко раскрывает пакет, показывает, что там лежит. Надо сказать, передо мной стояла красивая женщина средней полноты, лет 40-45, небольшого роста, одетая в брючный костюм салатового цвета, с распущенными черными волосами и источающая нежный и соблазнительный аромат французских духов. Думаю, не много нашлось бы в той ситуации среди моих коллег, кто смог бы отказать такой обворожительной особе.
Я быстро схватил полиэтиленовый пакет и чуть ли не бегом стал спускать по лестнице. Но эта дамочка не отставала и догнав меня уже у входа в комнату, вновь схватила за столь знакомый ей локоть и протягивает зачетку. Я повертел вокруг головой, как бы удостоверился, что эту сцену никто не видит, вырвал из её рук книжку и со словами: подождите меня здесь, скрылся за дверьми кафедры. Внутри никого не было, а была только секретарь, которая что-то печатала на машинке. Она подняла на меня глаза, приветственно кивнула головой и продолжила стучать по буквам. Я присел за стол, заглянул чем же меня решили угостить и увидел батон сырокопчёной колбасы, бутылку армянского коньяка, банку красной икры, банку шпрот, коробку шоколадных конфет, пачку индийского чая, оливковое масло в пластиковой таре и сгущенку. Ну ладно, подумал я про себя, поставлю ей тройку, все равно я двойки никому не ставлю. Я стал листать её зачетную книжку и увидел, что данная студентка имеет только отличные оценки, и моя тройка, да еще по такому предмету как Политология, на их фоне ну явно будет выглядеть нелепо и тут я глубоко призадумался.
Страна бурлила, каждый день в Москве проходили митинги и демонстрации, полки магазинов были пустыми, кругом блат и без связей чего-либо купить или достать было просто невозможно, государство катилось в пропасть, как, впрочем, и высшее образование. Денег от зарплаты едва хватало на самые необходимые продукты, которые еще надо было поискать, а если и находил, так надо было отстоять длиннющую очереди и не факт, что, когда дойдешь до прилавка, там что-то останется. Научные работники все больше и больше искали приработок на стороне и не случайно возникли вылазки всего коллектива кафедры на шоппинг в Польшу. Я быстро схватил шариковую ручку, нашел в зачетке нужную строку и одним махом пишу отлично и пулей выскакиваю в коридор.
Было заметно, что женщина волнуется, так как она не стояла на месте, а все время нервно расхаживала туда-сюда. Когда я сказал, что я вашей дочери поставил отлично, поскольку я вижу, что она умная девочка, как женщина буквально обрушила на меня водопад благодарностей.
- Ой, большое спасибо. Вы не представляете, как моя дочь Жанна обрадуется. Для нее это огромный подарок, она будет так счастлива, вы даже себе не представляете. Ой, какой же вы все-таки замечательный преподаватель, побольше бы таких, и крепко своими руками сжала мне ладонь правой руки.
Сказать, что я оторопел, значит ничего не сказать. Я почувствовал такую неловкость от ее слов, словно оказался голым на сцене Большого театра, заполненного зрителями. Сцена была прямо сродни театральному спектаклю, красивая женщина, двумя руками вцепилась в ладонь молодого человека, вся светится от счастья, эротично распыляет благодарности, словно он какой-то маг и помог свершиться чуду.
Я же недоуменными глазами с высоты своего роста разглядываю её макушку и думаю, как бы это представление не вышло мне боком. Мне казалось, что еще чуть-чуть и эта дама бальзаковского возраста начнет мне кланяться словно барину. Я попытался с силой выдернуть руку, но не тут-то было, сцепка оказалось такой крепкой, что скорее она оторвала бы мою руку, чем разжала бы свои пальцы. Понимая, что выдернуть кисть мне не получится, а стоять рядом с табличкой Кафедра Политологии, с незнакомкой провокационно рассыпающейся в благодарностях, со стороны выглядит компрометирующе, ведь в любой момент мимо могли проходить не только студенты, но и другие преподаватели. Я ни придумав ничего лучшего, как левой рукой нежно обхватываю ее талию и сопровождаю к выходу и со стороны это выглядела так, как партнер по танцам, выводит свою партнершу на паркет. На мое удивление через пару десятков шагов она разжала ладони, и я молниеносно сунул руку в карман брюк.
- Извините, неожиданно вырвалось у меня с губ. У меня занятия, мне надо идти.
- Я вас еще раз вас благодарю. Большое вам спасибо и сует в левую руку сложенный пополам небольшой лист бумаги.
- Что это? почти раздраженно спросил я.
- Это мой домашний и рабочий телефоны. Если вам понадобятся деликатесы, не стесняйтесь, звоните, у меня неограниченные возможности по их доставке, даже тех, что подают в Кремле. От таких неведомых щедрот, моё лицо тут же изобразило такое изумление, словно мне на голову свалилась манна небесная.
Теперь настала моя очередь её благодарить.
- Спасибо вам за такое предложение, смущенно я проблеял, что-нибудь закажу.
- Не стесняйтесь, можете звонить в любое время дня.
- Хорошо, хорошо, прошептал я тихим голосом и не прощаясь быстро зашагал в сторону кафедры.
- До свидания, долетели до меня её слова и я, не останавливаясь, а только повернув в сторону голову уже спокойным голосом ответил – До свидания.
По дороге я развернул листок и узнал, что эту странную и необычную даму зовут Нина Петровна, и через несколько месяцев мы уже были закадычными друзьями. У неё подрастала вторая дочь, которая тоже собиралась поступать в наш институт, и которой я был представлен как будущий профессор её возможного места учебы.
Так вот, прежде чем сделать подарок Нины Петровны, я, вспоминая свои первые часы, стал вынимать их из упаковки и поочередно крутить заводную головку наслаждаясь до боли знакомыми ностальгическими звуками, вжик, вжик, вжик.
Через два часа я стоял в прихожей можно сказать моей подруги и со сладострастной улыбкой протягивал ей таинственный пакет. Она, еще не понимая, что за сюрприз ее ожидает, кивком головы указывает на хозяйственную сумку, стоящую рядом со мной в которой как я потом увидел в было не менее двадцати пачек индийского чая, примерно столько же банок сгущенки.
- И что там? – спросила она смущенным и несколько удивленным голосом.
- Часики.
- Часики? - произнесла она изумленным тоном и посмотрела на меня округлившимися от такого подарка глазами. Я помог ей развернуть сверток и ее взору предстали десять коробочек с женскими часами «Заря».
- Это все мне? - и смотрит на меня ошалевши.
- Это все вам, мне они не к чему, они же дамские. - У вас две дочери, да и на работе вы найдете кому сделать приятное.
Она явно была шокирована, уж чего-чего, а такого презента от бедного преподавателя она явно не ожидала.
- Большое спасибо, и сказала это таким мягким и нежным голосом, что легкая волна возбуждения прокатилась по моему телу, снимайте куртку, и неожиданно целует меня в губы. - Надо часики обмыть, чтобы всегда точно ходили, у меня есть превосходный армянский коньяк весело говорить Нина Петровна и предлагает мне пройти на кухню.
Весь вечер нами правила раскованность и непринужденность. Любые встречные жесты, телодвижения и выходки воспринимались нами как желанная и долгожданная награда. Ни каких преград и запретов, абсолютная похотливая распущенность и необузданность, только свободы и к черту стеснительность. Чем закончились обоюдные устремления, я смутно помню, только проснулся я в одиннадцать утра в её постели с сильной головной болью. Дома никого не было, на столе в кухне лежала записка с благодарностью за столь милый сюрприз, и прекрасно проведенный вечер, а в конце была просьба закрыть за собой двери. Я обошел три комнаты, принял душ, выпил чашку чая и прихватив её ответный жест, стоящий в коридоре у стены, отправился домой.
Теперь у меня в холодильнике всегда были разносолы, которые я непременно захватывал с собой, когда вместе со своим шефом отправлялись в командировки по стране или в шоп-туры в Варшаву. Помню, как он тогда сильно удивлялся откуда у меня, младшего ассистента такие дефицитные харчи, и я ему как-то под коньячок рассказал и про экзамен, и про часики, ну и про ту ночь, что мы провели с Ниной Петровной. Удивлению его не было предела, и чокаясь со мной, он пару раз произнес:
- Далеко пойдешь!
И уже без зазрения совести, попросил меня, чтобы я ему тоже кое-чего привозил из своего блатного ассортимента. Когда я осторожно спросил об этом Нину Петровну, то она тут же при мне, позвонила в Елисеевский гастроном, представила меня как важную персону и попросила, чтобы меня раз в месяц отоваривали по высшему разряду.
Удивительные тогда были времена, меня нагружали такими большими пакетами, что когда я выходил на улицу, то начинал испытывать чувство неловкости и стыда, зная, что за витринами магазина на прилавках почти что ничего нет, зато подвалы ломятся всевозможными лакомствами и яствами. Но больше всего меня удивляло то, что с меня никогда не требовали денег, хотя я несколько раз пытался предложить тому мужчине, который навьючивал на меня словно на верблюда неподъемные сумки, при этом он меня по сути просто умалял взять как можно больше еды и особенно чешского пива, которое в те времена невозможно было найти даже днем с огнем. Видимо тогда Александр Григорьевич и решил для себя, что я прошел крещение и идеально подхожу на роль партнера по созданию нового курса лекций для директоров крупных предприятий.
После того как мы в январе похоронили Александра Григорьевича, прошло полгода, все привезенные джинсы из последней поездки были распроданы, деньги, вырученные от продажи, заканчивались, и я ломал голову, как бы нам возобновить наши прежние научные симпозиумы. Контактов у нас с польским институтом не было, а без их приглашения выехать мы не могли. Если раньше все заседания кафедры сводились к тому, что мы оживленно обсуждали кто что, купил, сколько купил, где купил, как продаются привезенные товары, то сейчас с появлением новых преподавателей и нового заведующего все разговоры о шоппинге прекратились, словно общего нашего прошлого и не было, а поскольку я тогда был еще младшим ассистентом, то считал неэтичным начинать разговоры о желании возобновлять наши вояжи с более старшими по возрасту коллегами.
Так незаметно пролетело лето, потом начался учебный процесс, появились новые вузовские программы по политологии и всему составу кафедры пришлось в срочном порядке заново осваивать новые темы. Теперь уже было не до воспоминаний, главное успеть вовремя подготовиться к очередному занятию. И однажды в начале декабря, когда я после проведения семинара зашел на кафедру, чтобы одеться, то в дверях столкнулся с Магомедом, который работал у нас на полставки, поскольку очно учился в аспирантуре. Я с ним был мало знаком, он на несколько лет старше меня и в наших шиппинг-турах его все время сопровождала жена, так что все наше общение сводилось только к здравствуй и пока.
- Привет, Александр, протягивает мне руку Магомед. - У меня к тебе дело, ты не спешишь?
- Да в общем нет.
Мы уселись за большим кафедральным столом друг против друга, и я внимательно уставился на Магомеда.
- Слушай, начал говорить Магомед тихим голосом, - надо бы нам как-то возобновить визиты в польскую столицу, а то с деньгами совсем худо, жена с работы уволилась, ребенка ждет, а я постоянно ищу приработок, то в метро по ночам полы подметаю, то сторожем на автобазе, а сейчас в соседний магазин грузчиком устроился. - Что ты на это скажешь?
- Ну что мне тебе ответить…- радостно улыбаясь. - Я скучаю по нашим конференциям, докладам по швейцарскому шоколаду с газированной водой, а еще по денежному азарту, ну где вот легко за один день можно заработать многолетнюю зарплату. А если серьезно, я уже давно обдумываю самостоятельную поездку.
Тут Магомед неожиданно вскочил, и словно свихнувшийся ребенок лихорадочно начал метаться по комнате, как будто искал убежище где можно спрятаться и после некоторого молчания робко говорит:
- Я столько всего накупил, хватит не на одну ходку, давай перед новым годом съездим.
- Договорились. - Я начну срочно затариваться. А как быть с приглашением? Нам ведь без них не дадут визу.
- Я уже разговаривал с начальником нашего международного отдела, он, и Магомед ко мне наклонился, промышляет перегоном иномарок из Германии, еще тот барыга, так что за пару джинсов и кока-колы он нам сделает деловую визу.
Я удивленно посмотрел в глаза Магомеда, которые буквально горели огнем и тут же сказал:
- Тогда едем.
Надо сказать, что в те перестроечные годы и начала российских времен оформлением заграничных путешествий занимался наш институтский международный отдел, который по зарубежным приглашениям принимающей стороны и ходатайствам кафедры получал визы и выдавал загранпаспорта нам на руки. Мы получали уже готовые документы и сами никуда не ходили. По сути дела, они были прообразом сегодняшних туристических агентств.
Через две недели у нас на руках были паспорта с визами, но билетов на конец декабря не было, пришлось купить на восьмое января.
И вот мы с Магомедом, как навьюченные ослы, едва протискиваемся по пассажирскому вагону, так как в руках гигантских размеров сумки, за плечами огромные рюкзаки, к каждому из которых привязаны каска, ледоруб, альпинистские веревки, репшнуры, скальные крючья, карабины. Вся эта туристическая амуниция входила в наш маскировочный план для прохождения таможни, выдавая таким образом себя за горных туристов, с тем чтобы напустить густого туману и избежать тщательного таможенного досмотра. На голове у нас были спортивные шапочки и со стороны мы действительно походили на альпинистов. Когда польский проводник увидел весь наш огромный скраб, то его возмущению не было предела, и пока мы затаскивали наши баулы в купе он безостановочно, как заведенный патефон громогласно на весь вагон повторял:
- Это не багожове вагон, это не багожове вагон.
А баулов у нас было много, на каждого приходилось по три и еще больших размеров рюкзаки. Когда мы кое-как все наше хозяйство затащили в купе, то оказались зажатыми со всех сторон, как мыши в консервной банке, ни развернуться, ни пошевелиться, разве что дышать могли свободно. Уж и не знаю, как нам удалось распихать содержимое баулов по углам, но теперь если заглянуть к нам в купе, первое что попадалось на глаза были как две горные вершины, наши возвышающие раскрытые рюкзаки, словно горло вулкана, стоявшие прямо у двери и все их содержимое что было сверху говорило, нам скрывать нечего, если интересно, пожалуйста, смотрите.
Чтобы еще более убедительнее выглядела наша маскировка крутых горных барсов у каждого из нас сверху в рюкзаке лежало по палатке, спальному мешку и котелку. А подними было спрятано самое ценное, у меня это были наборы сверл, почти полсотни штук, у Магомеда сигареты и водка, которая была разлита в бутылки из-под минеральной воды ессентуки, а еще постельное белье, полотенца, наборы автомобильных и слесарных инструментов, парфюмерия и косметика фирм «Нина Ричи» и «Эсти Лаудер» и еще много чего. То, что мы везли, хватило бы для открытия небольшого сельского магазинчика.
По опыту прошлых поездок мы уже знали, что проводники наметанными глазами сливают информацию таможенникам о пассажирах, везущих либо слишком много товаров, либо возможно что-то запрещенное. И тогда не просто проходил поверхностный осмотр, а устраивался настоящий шмон вплоть до раздевания до трусов.
- Слушай, Магомед, ты видел, как эмоционально реагировал проводник на наши баулы? Это явно не спроста, кажется он на бабки нам намекал, не заплатим мол, настучит стражам границы и останемся мы с носом. Надо бы ему на лапу дать, чтобы в тряпочку молчал, а еще лучше, когда его спросят таможенники, кто едет и что везет, он должен сказать, что в этом купе спортсмены-альпинисты, едут на студенческие соревнования покорять Польские Татры.
Вообще, Магомед выглядел странным товарищем. Он все время чего-то боялся и опасался, ходил трусливо оглядываясь, в коллективе никогда не проявлял эмоции, и если его не спрашивали, то сонно молчал. Ну а когда заговаривал, то его речь походила на извинения, была мягкой и приглушенной. Да и выглядел он как побитая собака.
- И сколько ты хочешь ему дать? – Спросил он немного взволнованным голосом.
- Я думаю мелочиться не стоит, долларов 50.
Магомед слегка скривился, погрустнел и полез в кошелек за деньгами. Через полчаса поезд тронулся, и я с американскими бумажками предстал перед проводником в его купе, который что-то записывал в блокнот.
- Чё вы желаете? – Вкрадчиво он заговорил.
- Мы профессиональные горовосходители, едем на международные соревнования в Татры, и у нас много необходимых и нужных вещей. Таможня, может не разбираясь и не вникая что к чему к нам придраться, что мол у нас много непонятного всякого туристического снаряжения и высадить. Может вы поможете нам?
- Як? – Резко спросил проводник.
Я кладу на стол 50 долларов, и он тут же их накрывает своим блокнотом.
- Хорошо и вновь углубился в свои записи.
- Спасибо. – Произнес я довольным голосом и быстро ретировался.
- Ну и как? – Спросил Магомед.
- Деньги, не моргнув глазом сграбастал, значит будем надеяться, что проскочим. После этого мы распихнутые баулы прикрыли походными стульчиками и такими же столовыми столиками, которые очень удачно вписывались в наше альпинистское прикрытие.
- А если нас все-таки начнут досматривать, с таким количеством багажа точно высадят, что будем делать? Как-то совсем грустно сказал Магомед, когда мы подъезжали к Бресту.
- Не дергайся, этот польский кондуктор без колебаний, и я бы сказал по привычке сцапал бабки, и не просто так, шепнет им на ушко что мы альпинисты и пошлет их в соседнее купе, главное полное спокойствие и безразличие ко всему окружающему, мы опытные горовосходители и от нас должны веять уверенность и бесстрашие, нам нечего беспокоиться. Если заметят, что мы волнуемся или нервно дергаемся, перетряхнут все купе и нам хана, высадят тут же.
Мне уже пару раз приходилось тайно от всех преподавателей кафедры вместе в Александром Григорьевичем и его семейством вот таким образом пересекать границу. Тогда Войтович стремился ошарашить таможенников, когда они хотели заглянуть к нам в купе, своим громогласным профессорским голосом:
- Альпинисты, подъем, начинаем восхождение, пришли таможенники. – Каски, ледорубы, крючья, веревки, репшнуры, перчатки, провиант, палатки и спальные мешки к осмотру!
После таких слов трясуны в погонах картинно нас разглядывали, окидывали взглядом рюкзаки, ласково приветствовали, желали успехов в покорении вершин, хорошей погоды и шли дальше инспектировать соседские купе.
- Ну я надеюсь на тебя, уже более флегматичным голосом произнес Магомед. – А то мне жутко не по себе делается.
- Ты залезай на верхнюю полку, и медитируй, изображай из себя опытного и бесстрашного скалолаза. – Говорить буду я. Обувь свою поставь на видное место, чтобы всем этим стражам она бросалась в глаза. Это не какие-то там модные туфли, а самое что не на есть первоклассные горные ботинки. Наша легенда должна выглядеть по-настоящему.
Через полчаса дверь вагона распахнулась, и в проходе появились несколько лиц в казенных пальто. Я, уставившись в окно, имитировал полное безразличие ко всему окружающему, прихлебывал чай из стакана, пытаясь таким образом унять затаенную тревогу и даже стоящий перед входом мой распакованный рюкзак, выглядевший как приманка, сверху которого лежал спальный мешок, а на нем все наше снаряжение, не могли хоть на каплю успокоить внутреннее напряжение. До конца я не был уверен, сможет ли все это сработать. В то же время для меня была не ясна роль проводников при пересечении границы. Все ли они могут за деньги, или все отдается на волю случая.
Мы решили держать дверь открытую, типа, что мы ничего не везем запрещенного и нам нечего скрывать. Как только в проеме показался проверяющий в длинном зеленом пальто на первое, что он обратил внимание, был мой туго набитый раскрытый рюкзак, выглядевший как вывернутый наизнанку карман.
- Мы альпинисты, тут же я ему говорю, не отрывая голову от окна, едем в Татры на международные соревнования и продолжал отстраненно и громко прихлебывать чай.
Таможенник молча окидывает взглядом купе, потом внимательно всматривается в рюкзак, видит пристегнутые карабины, привязанные к лямкам крючья, толстую веревку, смотанную в кольцо размеров с обруч и почти ехидным голосом, при этом прищуривая глазки, спрашивает.
- В Татрах есть горы?
Я резко поворачиваю к нему оборачиваюсь, понимая, что слуга государства заглотил наживку, и теперь его надо только аккуратно подсечь и радостным голосом с надрывом произношу:
- Еще какие, летом они мелковаты для восхождения, а вот зимой самый раз, снега почти нет, идеальные погодные условия, -3, -5 градусов, что сопоставимо с сезоном восхождений на высотах более пяти тысяч метров. Сейчас же на Кавказе делать нечего, там много снега и очень холодно. Поэтому в это время польская сторона и устраивает соревнования по скоростному восхождению. У них там есть отвесная скальная стена, метров двести в высоту, вот на ней мы и будем показывать свое мастерство, кто быстрее на верх вскарабкается.
- Понятно, произнес таможенник вялым голосом. - А ледобуры у вас есть, я их что-то не вижу?
- Они нам без надобности, там ведь только скальные участки и нет ледовых торосов. Там вообще нет никаких ледников, мы и кошки с собой не брали, они нам без надобности.
- Ясно. Произнес он по-деловому. И еще раз окинул взглядом купе и не попрощавшись, молча развернулся и неспешно исчез из моего вида.
- Ну вот Магомед, а ты боялся, кажется мы проскочили. - И невероятное чувство радости и облегчения овладело мной.
Это было такое восхитительное и изумительное состояние, какое испытывают юноши, становящимися мужчиной. Короткий миг, от страха съедающий мозг, почки, сердце, сосуды и наркотическое, блаженное опьянение, подаренное невозмутимым блюстителем границы. Эти чертовы баулы в тот момент стали смыслом и источником нашего существования, и весь мир разом закрутился вокруг них. Помню, как я вскочил на ноги, как я стал размахивать руками, как я вдруг почувствовал невероятную силу, как у меня перехватывало дыхание, и как я словно измученный жаждой усталый путник, наконец-то прикоснулся к холодному, родниковому источнику.
Минут через пятнадцать в вагоне стало тихо, и теперь уже было окончательно ясно, выездной контроль мы благополучно прошли. Магомед дрожащими руками достал из рюкзака стеклянную бутылку с надписью Ессентуки в которой была налита водка, буквально зубами оторвал железную пробку от горлышка, наполнил наполовину свой и мой чайные стаканы и со словами:
– За удачу! – выпил одним глотком.
Я тоже последовал его примеру, затем растянулся на нижней полке и через несколько минут впал в глубокий сон. Правда впереди нас еще ждала польская таможня, но она не представляла никаких проблем. Им было абсолютно все равно, что мы везем, сколько везем, куда везем, они уже заранее знали, что все поезда, следующие в Польшу из России, заполнены одними челноками, и сюда они везут дешевые товары первой необходимости, а обратно повезут всякий ширпотреб, которого навалом в стране, так что лучше им не мешать, и им хорошо и стране не худо.
И вот мы в Варшаве, стоим на перроне, а вокруг нас сноровисто снуют носильщики, похожие на торопыт и на сносном русском языке предлагают за несколько сот злотых доставить весь наш багаж на рынок, прозванный нами «Дружбой народов». Мы не торгуясь соглашаемся и через полчаса два носильщика обливаясь потом, доставляют все наши баулы с рюкзаками к торговым рядам. За то время, когда мы были здесь последний раз, на рынке ничего не поменялось, тот же многонациональный народ со всего уже бывшего Советского Союза, который, казалось, так никуда и не уходил, те же товары, которые давно уже никто не видел в продаже на родине. Они были все также разложены на газетках, картонках, а то и вовсе на асфальте. Не заметить вновь прибывших с таким количеством вещей не могли, и буквально через несколько минут нас окружила плотная толпа, состоящая из наших граждан, панов и пани, русских рэкетиров в кожаных куртках и еще полицейских.
Вот тут-то мы серьезно испугались, подумали, что сейчас нас повяжут стражи порядка, возможно требуется разрешение, которого у нас нет, все-таки год уже прошел, как мы тут не были. Но мундиры молча стояли и пренебрежительно наблюдали, как мы раскладываем товар, как у нас его бойко покупают, как наши российские бандиты нюхают парфюм, а потом ни говоря ни слова засовывают несколько флаконов за пазуху и неспешно удаляются, как пан долго вертит ледоруб, крючья с карабинами, тупо смотрит на веревку и репшнуры, пальцем скребет днище котелка, прикидывая, где все это можно использовать и на плохом русском языке спрашивает, - что это такое? Получив пояснительный ответ, решает купить скопом все туристическое снаряжение, которое я, собственно, не собирался продавать, так как мы остались бы без надежного прикрытия по возвращению на родину. Мы точно таким же способом планировали и обратно пересечь границу, когда все наши баулы будет забиты всяким дешевым барахлом. Но пан становится настойчивым, косится в сторону служителей закона, которые с неподдельным интересом продолжают наблюдать за происходящим и мне нечего не остается делать, как всю горную амуницию продать настырному польскому пану. Не успел он исчезнуть из виду, как ко мне подходят полицейские, один из которых пальцем указывает на две красные промышленные каски, в которых я неоднократно бывал в горах, и спрашивают по-польски:
- Иле коштуе?
Я пытаюсь объяснить, что каски не продаются, но они уже держат их в руках и примеряют, сняв фирменные фуражки на голове. Мне ничего не остается, как от балды назвать цену в пять тысяч злотых. Они живо заговорили друг другу, после чего один из них достает из внутреннего кармана одну купюру номиналом в десять тысяч, я забираю деньги, и они тут же исчезают за толпой покупателей, которой мы были окружены.
Целый день торговля шла бойко, мы практически не торговались, порой соглашались на ту цену, которую нам давали, и к заходу солнца большая часть всего нашего добра была распродана, карманы курток топырились набитыми бумажками, и нас переполнял невообразимый восторг и захлестывали ликующие эмоции.
Когда мы складывали оставшийся товар, то оказалось, что он весь умещается в одну сумку и еще рюкзак, которые мы сдали на вокзале в камеру хранения, взяли такси и поехали в гостиницу. В фойе, пока мы стояли у стойки регистрации, к нам подошел пан, покрутился вокруг нас внимательно осмотрел пакет и тихо спросил
- Чы пан водка?
- Есть, отвечаю я и вытаскиваю стеклянную бутылку, на которой на этикетке написано минеральная вода Ессентуки. Её мы взяли с собой, чтобы обмыть наш первый удачный торговый день.
Про остальные мы просто забыли, а это было 20 бутылок, прикрытых спальным мешком в рюкзаке. Я ему показываю на этикетку, объясняю, что эти не газировка, а водка, мы ее так замаскировали. Ножичком я откупориваю пробку и даю понюхать. Пан смотрит на меня удивленными глазами, нюхает горлышко бутылки, потом неожиданно делает один глоток и поднимает палец вверх.
- Ещще?
Я показываю на пальцах девятнадцать. Говорю, завтра вечером, здесь же в семь часов. Окей?
- Добре. Скилки?
- Двенадцать тысяч злотых за бутылку, отвечаю я ему.
Пан покачивает головой из стороны в сторону и после нескольких секунд молчания произносит:
- Добре! - И растягивая губы в улыбке протягивает мне руку.
Мы с Магомедом поочередно пожимаем ему руку и обезумевшие от такой удачи буквально взлетаем по ступенькам на третий этаж, приплясывающей походкой идем по длинному коридору, и только когда оказываемся в номере, без чувств в одежде и обуви валимся на диван. Приняв душ, мы спустились в бар, нам принесли меню, в котором в разделе спиртные напитки я увидел название «водка русская» по цене двадцать четыре тысячи злотых за сто грамм. Показываю на ценник Магомеду и говорю:
- Мы не лоханулись, они же предлагают нашу водку в десять раз дороже? Магомед слегка нахмурится, на какой-то момент призадумался и тихо молвит:
- Пойдет, все равно это дороже в три раза ее стоимости. - Если бы она была налита в родные бутылки, а так не много найдется поляков, кто поверит, что под этикеткой ессентуки скрывается водка. Да и потом, он же всю сразу забирает. А выстави её на рынке, тут же бандиты прибегут, как пить пару бутылок заберут, а если полиция скажет, что здесь запрещена торговля алкоголем и чего доброго, возьмут и все конфискуют. Все нормально.
- Может быть ты и прав. - Ладно, что будем пить?
В общем, выпив по литру пива мы съели по большому куску стейка с картофелем, потом в номере выпили еще по чашечке зеленого чая из моего походного чайника и завалились спать.
Следующий день выдался очень морозным и ветряным. Выжимать каждый дополнительный злотый в такую холодрыгу было выше наших сил, и мы буквально за два часа распродали все остатки, заплатили нашим вымогателям по сто тысяч злотых за крышу и отправились в ближайший магазин, расположенный рядом с вокзалом, выбирать ширпотреб, который мы намеревались повезти обратно. Потратив целый час и не найдя ничего подходящего, мы ринулись в следующий, который нам подсказала одна пани. Но и там не нашли ничего подходящего, как и еще в трех других. Усталые, голодные и раздосадованные мы вернулись в гостиницу, продали поляку всю нашу водку и отправились в бар, где повторили вчерашний ужин. В номере пересчитали сколько же у нас денег, у меня оказалось почти семьсот тысяч, у Магомеда шестьсот пятьдесят тысяч, что в переводе на доллары составляло пятьсот сорок и пятьсот соответственно. Сегодня это совсем не много, на для начала 90-х, это была большая сумма, почти моя двадцатилетняя зарплата младшего ассистента.
Два дня мы еще потратили на поиски дешевых товаров, но так ничего что можно было бы выгодно перепродать в Москве не нашли и вечером уже в кафе принимаем решение утром поменять злотые на доллары, и вечером отправиться домой.
В предыдущих поездках мы затаривались в городке Ополе, который был завален грошовым шмотьем, здесь же в столице, все было дороже, и мы уже смирились что возвращаться будем порожняком.
И вот утром, сидя в номере за чашкой чая, Магомед вдруг произносит:
- Надо бы часики купить, мои совсем перестали ходить, я вчера в одном торговом центре видел витрину с часами, пошли посмотрим.
Я не сразу уловил смысл произнесенных Магомедом слов: видел витрину с часами, пошли посмотрим. Эти слова прозвучали совсем по-иному, в отличии от того, как если бы он сказал: я видел дешевые джинсы, косметику или легинсы, которые были популярны на рубеже 80-90-х годов, они доносили другой смысл и другое значение. Меня вдруг захлестнула волна сладострастных воспоминаний о первых часах, часах с автоподзаводом и витрина, утыканная «Полетами» словно подсолнух семечками, и первый хронограф, и ностальгия по крутящимся стрелочкам, шестеренкам и заводной головке с возможностью покрутить ее в разные стороны. А уж звуки, ею издаваемые настолько врезались в память, что вычеркнуть их уже невозможно. Не знаю, что это было, возврат к мальчику четвертого класса или студенту философского факультета, но мне вдруг захотелось стать вот прямо здесь, сейчас, в чужой стране, обладателем уже подзабытых механических часов с блестящим циферблатом и упоительно гипнотическим тик-тик-тик. Казалось призраки прошлых моих часов обступили меня плотным кольцом и дружно начали водить вокруг хоровод.
И пока мы ехали в машине, я просто не находил себе места, мне хотелось как можно быстрее оказаться в дразнящей компании тикающих механизмов. Через 15 минут мы оказались в секции часы большого магазина, заполненного всяким ширпотребом. Никогда мне еще не доводилось видеть такого количества часов. Их было не просто много, их было бессовестно много. Я даже во сне не мог представить, что вот так в одном месте, на прилавках под стеклом могут, шуршать стрелками сотни, а то и тысячи блестящих циферблатов. Конечно мы тогда еще не понимали, почему цена казалась бы очень схожих по внешнему виду моделей отличается друг от друга в десятки, сотни, а то и тысячи раз. На наш дилетантский взгляд казалось неприличным и верхом расточительности владеть ходиками за несколько сот долларов, когда есть почти такие же, с другим названием, но за пять. И уж тем более мы не находили разумного объяснения ценам в несколько тысяч американских знаков, и не представляли себе, того, кто покупает такие часы. Несколько раз к нам обращался пан, среднего возраста, но мы его совсем не слышали, мы были словно в наркотическом опьянении, да еще с выпученными глазами. Этаких два заблудших пердунчика случайно забредших в торговый центр.
Первым, кто вышел из оцепенения, как и полагается был старший по возрасту Магомед. Он нежно взял меня под руку отвел в сторону от прилавков и стеллажей и неожиданно для меня предлагает, а может нам их купить для перепродажи? Ну не ехать же нам домой с пустыми руками. Вообще-то, соблазн что-то купить, и перепродать был слишком велик, но, чтобы этим товаром были часы, мне даже при ясном сознании не приходило в голову, а тут, два тюленя совсем не знающие этот специфический рынок, должны за какие-то несколько минут принять по сути судьбоносное решение. Мы ведь даже не представляли себе, каков этот рынок в Москве, мы даже не были ни в одном часовом салоне и риск оказаться с нераспроданными ходиками был велик. Я не знал даже названия зарубежных марок кроме Касио, а тут их десятки и все для нас не знакомы. Я попытался прийти в сознание, но как-то выходило вяло, а интуиция, которая нам часто помогала, почему-то совсем молчала.
- Ну если покупать, нараспев я произнес, то самые дешевые, с ними мы скорее всего не ошибемся.
- Так я тебе об этом и говорю, прошептал Магомед.
Я посмотрел на него не моргающим взглядом, соображая, когда это он мне говорил и после небольшой паузы произнес:
- Ну что ж, давай попробуем.
Мы раз десять обошли прилавки и обнаружили что самые низкие цены на японские Ориент и Ситизен. Быстро прикинули, сколько мы можем купить и обратились к пану, который не отрывал от нас глаз. Мы ему пальцем показывали, что нас интересует, он сначала неохотно доставал коробочки с часами из ящичков, но видя, что мы на этом не останавливаемся, а продолжаем настойчиво тыкать пальцем, пан зашевелился, движения его ускорились и вот уже нашему взору предстает гора упаковок.
- Шо пану треба? Неожиданно спрашивает польский продавец.
Мы переглянулись с Магомедом, и я сладострастно улыбаясь произношу:
-Всё.
Лицо пана приобрело застывшую цементную маску с не моргающими глазами, как будто он увидел приведение. Но быстро придя в себя и не веря такому счастью, что так растянул в улыбке рот, что я услышал, как у него затрещало аж за ушами. Мгновенно у пана появился как из воздуха калькулятор и его пальчики застучали по кнопкам. Мы молча наблюдали за мельканием пальцев и только когда осталось последняя коробочка, я резко произнес.
- Треба скидка, пан разумее?
- Да, да, да, произнес он льстиво, скидка буде.
В итоге, мы за почти двести небольших коробочек с часами заплатили 908 долларов. Пан аккуратно все сложил в свои пакеты и мы, стоя на улице испытываем непонятные чувства, нас с одной стороны снедала радость, а с другой чувство тревоги, уж не лохонулись ли мы с часами. Сможем ли мы не просто продать такое количество, но еще и заработать. Единственно что нас успокаивало, так это то что проблем куда сдавать на комиссию не было. Москва в начале девяностых была одной большой комиссионной лавкой, и там принимали на реализацию все, что предлагали граждане. Вот такие мысли роились в наших головах пока мы с деловым видом ехали на такси в отель и первое, что мы сделали, как только очутились в номере, так это допили оставшуюся в бутылке водку.
До поезда еще оставалось шесть часов. Мы немного вздремнули, взбодрили себя крепким настоем зеленого чая и стали собираться в дорогу. За полчаса до отправления поезда меня неприятно накрыла волна тревоги и страха, не знаю, что в тот момент испытывала Магомед, но, когда я ему предложил в дорогу взять несколько бутылок местного польского пива, он тут же согласился и при этом препроводил меня в бар, чтобы там пропустить пенный напиток по большой кружке.
Уже на подходе к вагону мы заметили, что мы со своими скромными сумочками сильно отличаемся от других пассажиров. Почти у каждого был большой багаж и на наш взгляд на них скорее всего никто при въезде на территорию Белоруссии не обратит внимание. С ними все ясно, везут всякий ширпотреб. А вот мы с мелкой кладью либо слишком деловые или везем какую-то контрабанду, и поэтому у нас мало вещей, чтобы не вызвать подозрение.
- Магомед, что будем делать, весь вагон выглядит как товарный, а у нас по дорожной барсетке, мы с тобой как два барана в окружении стаи волков. Надо было бы не продавать спальные мешки, засунули бы все в рюкзаки и уже выглядели бы как самые типичные шмошники. - Может пойти посоветоваться с проводником, такой милый симпатичный товарищ, может чем-то поможет или что-то подскажет?
Надо сказать, что обратно мы возвращались не польским, а российским поездом и естественно проводниками были наши сограждане.
Вижу, что Магомед призадумался и явно не знает, что сказать, его, как и меня накрыла волна тревоги и беспокойства, с которой было заметно он никак не может совладать.
- Ладно, пойду проконсультируюсь.
И только я хотел открыть дверь, как она сама с шумом раздвинулась и в проеме показался проводник, на груди которого висела карточка с именем Андрей.
- Ваши билеты!
Я протягиваю ему два наших билета, он их пристально изучает, и тут же спрашивает.
- До Москвы едете?
- До ней самой,- отвечаю я волнующим голосом. - Андрей, обращаюсь я к нему, мы тут немного часиков японских прикупили, вот сидим и трясемся, гадая, что нам скажет доблестная белорусская таможня.
- На руку оденьте и не парьтесь.
- Да рук у нас столько не найдется. – Намудрили немного, сил своих не рассчитали, ну и перестарались, почти две сотни вышло. Решили уж гулять так гулять, и мое лицо изобразило кислую улыбку.
Андрей как-то странно выпучил глаза и сморщил лоб, так он всегда делал, когда хотел что-то по лучше разглядеть и прочитать мелкий шрифт.
- Покажите!
Я расстегиваю сумку, сверху приподнимаю рюкзак и нашему взору представлены небольшого размера коробочки, аккуратно сложенные в стопки и перевязанные черными резинками.
- Что за часы?
- Ориент и Ситизен.
- Можно взглянуть?
-Конечно. Я достал несколько упаковок, вытащил одну коробку и дал её Андрею. Тот неторопливо открывает бросает мимолетный взгляд выкатившимися глазами и снова закрывает. Я же протянул ему следующую, но открытую. Он посмотрел с некоторым любопытством и буднично произнес.
- Сейчас билеты соберу и зайду, а пока переложите часы в небольшие пакеты.
- У нас столько пакетов не наберется, сказал я напряженным голосом.
- Ладно, я вам принесу несколько штук и быстро покинул наше купе.
- Ну что, кажется нам и на этот раз повезло, мы с тобой прямо заколдованные везунчики и я довольно усмехнулся. Магомед открывает очередную бутылку пива, протягивает мне и со словами – пьем не чокаясь, чтобы не спугнуть удачу. Я улыбнулся и выпалил:
- Так мы и есть сама удача.
- Смотри, а то накликаешь, сплюнь и постучи по дереву. Что я тут же и сделал.
Через полчаса Андрей появился с пакетами, в которые мы аккуратно переложили часы, и я пошел к нему, чтобы доложить, что все упаковано. Вошел он к нам в купе минут через десять, в руках у него был длинный металлический прут с изогнутым концом, вроде как рыболовного крючка, только размером на очень большую рыбу.
- Идите минут пять погуляйте, сказал он почти что строгим голосом.
Мы покорно встали и вышли в коридор. Андрей захлопнул дверь и закрыл ее изнутри на замок. Прошло немного времени прежде чем дверь открылась, и наш проводник молча вышел со своим прутом, пакетов с часами в купе не было. Мы пошарили под сиденьем, перетряхнули постель, прощупали спальные места, заглянули в углубление для багажа, расположенное прямо над входной дверью, но пакетов нигде не было видно.
- Интересно, куда он их спрятал? Разговаривал я сам с собой, какое-то видимо есть углубление в этой клетке иначе зачем ему прут.
Магомед повращал вокруг глазами и молча показал пальцем на потолок.
- Видимо там. Если там, то при мне один раз таможенники туда заглядывали, и даже светили фонариком. - Нам капец. - И Магомед показал скрещенные пальцы.
- Не ссы, в крайнем случае прикинемся балванчиками, скажем, что ничего не знаем и все это видим в первый раз.
Магомед как-то грустно вздохнул и почти голосом из глубокого подземелья сказал:
- Не хотелось бы, чтобы так вышло.
- Скрести пальчики и думай о хорошем. Проскочим, не первый раз пересекаем границу.
- Будем надеяться, что нам и на этот раз повезет.
- Повезет, еще как повезет. Если проводник решил нам помочь, то он уверен, что припрятоное никто не найдет. Ему-то зачем подставляться. Ну найдут их, а мы его сдадим и поедем мы дружной компанией на нары. Крюк-то ему зачем такой? Чтобы там что-то скрывать, не мы первые и не мы последние кому он помогает, видимо там есть какое-то углубление, что свети, не свети, а все равно ничего не видно. Магомед тяжело вздохнул и затих.
До таможенного контроля оставалось два часа, и мы все это время лежали на полках, я на нижней, Магомед на верхней, и каждый думал о чем-то своем, но я был на сто процентов уверен, что мой напарник, как и я, думали об одном и том же. Как нам потом жить, если вдруг зоркие досмотрщики проявят служебное рвение и найдут наш смысл жизни, ведь мы потратили не только все наши сбережения, но еще и чужие деньги, которые позанимали у своих знакомых.
Но даже все наши переживания не шли ни в какое сравнение с тем, что везли мы никакие-то там дешевые десятицентовые покрывшиеся пылью и завалявшиеся в подсобках никому не ненужные финтиклюшки, а самый что не на есть настоящий товар, без которого не обходится не только самый обычный гражданин, но и высшее руководство стран, включая премьер министров и президентов. Осознание сего факта меняло и наш статус, теперь мы были не просто челноками, а поставщиками времени, а время есть мерило бытия каждого человека и государства в целом, а значит мы разрушаем хаос и упорядочиваем жизнь. Жизнь вне времени, стучали у меня молоточки в мозгу, сегодня не возможна. Спроси любого, сколько раз он за день смотрит на часы и окажется что в мире нет такой вещи, на что чаще всего обращается свой взор. Без часов ни как нельзя, шуршали мысли в голове, иначе в тартарары и возврат в пещеру, а значит мы занимаемся благородным и нужным делом, мы же, хотелось прокричать на весь вагон, несем гармонию и разрушаем анархию, но вместо этого я так раздулся от своих выводов, что готов был лопнуть от одного прикосновения к моему телу.
По мере того как поезд приближался к волнующей нас черте, несмотря на столь многозначительные умозаключения внутреннее напряжение все же нарастало и нарастало, и уже было не так понятно с чем оно связано. То ли с тем что мы возложили на себя божественную миссию по упорядочиванию нашего существования, или с тем, что впереди нас ждали люди в погонах, которым неведомо, да и чихали они на то что мы спасатели человечества.
Польские стражи как показывал прошедший опыт, всегда выглядят грозно и сурово, а некоторые даже и зловеще, как мертвецы в фильмах-ужастиках и скорее всего специфика их работы требует соответствующего образа, внушать смертельный страх всем иностранцам, дабы они чувствовали, что граница на замке, и провезти что-то тайно не получиться. На самом же деле, как мне казалось это была напускная маска, а в быту это были милые и добрые дядьки с добродушными лицами. Поэтому меня они своим свирепым видом не то чтобы пугали, а вызывали внутреннюю усмешку, так как я считал, что все это игра, а они талантливые актеры. Вот и сейчас их представление в тамбуре начиналось с громких армейских команд и сильным топотом тяжелых ботинок.
- Шправа дощасе инспекци, строго произнес служитель границы.
Я непонимающе уставился на черную форму пытаясь понять, что от нас хотят, как это каменное лицо в длинной почти до самых пят шинели вновь повторяет:
- Вещщи. Я показываю на пустые сумки и говорю:
- У нас нет вещей, мы научные работники, с конференции едем, она проходила в городе Ополе в политехническом институте. Хотите знать, что мы там обсуждали?
Пауза, подозрительный и недоверчивый взгляд пронизывающий до самых костей, хмурые и застывшие лица, две стальные монументальные фигуры, механический разворот, неторопливые движения и медленное исчезновение с наших глаз. Мы почти одновременно тяжело выдыхаем и понимаем, это была только щекочущая прелюдия к досмотру, главный шмон еще впереди.
Но на наше удивление никакого шмона на станции Брест не было, как и не было доблестных стражей, а было беспорядочное хлопанье дверей, мягкие и почти нежные разговоры мужчин, словно встречающих дорогих и любимых гостей, среди которых слышался уверенный мальчишеский голос проводника и повисшая гнетущая тишина в вагоне, которая была нарушена, только когда у поезда началась замена колес. Их меняют в Бресте, так как в Европе ширина железнодорожной колеи меньше, чем в России. Мы слышали, как работают домкраты, поднимающие и опускающие вагоны, и совсем обалдевшие почти не верили в такую удачу. Туда ехали с таким количеством баулов, обратно с партией часов, четыре таможни, ни одной проверки, и как после этого не поверить в фарт! Хотелось выпить чего-нибудь покрепче, хотелось есть и хотелось петь и танцевать. Магомед видимо заметил мою перемену настроения и, спускаясь с верхней полки произнес:
- Пойду в ресторан, что-нибудь куплю из еды.
- И коньячку прихвати - кричу я ему вдогонку.
Проснулись мы, когда поезд уже прибывал в Москву. Андрей знаками велел оставаться на месте, пока все пассажиры не покинут вагон, потом выпроводил нас из купе, закрылся изнутри и через пару минут держал в руках наши пакеты с часами, а у окна стоял знакомый нам спасательный прут, похожий на большой багор по вылавливанию бревен из воды. Я достал из кошелька 10 долларов, мою пятимесячную зарплату, отдаю проводнику, который как-то смущенно и неуверенно берет, словно первый раз получает взятку и так же неуверенно спрашивает.
- А вы этим постоянно занимаетесь? - Я могу покупать вам часы в Варшаве, если мне дадите деньги.
Но мыслями мы уже были дома, да и его неожиданное предложение застало нас врасплох, так что конкретно что-то ему сказать я не смог. И уже когда мы были не перроне, ко мне наклонился Магомед и тихо на ушко шепнул:
- Надо бы у него взять телефончик, может он еще нам пригодится.
- Хорошо, пойду возьму.
Я вернулся обратно в вагон и застал Андрея в купе для проводников.
- Напиши свой номер телефона, по которому можно с тобой связаться, вдруг ты нам понадобишься.
Андрей нацарапал на наших билетах свой домашний владимирский номер, мы попрощались и пожали друг другу руки.
В течение ближайшего месяца мы с высунутыми языками как гончие псы на охоте носились по комиссионкам. Те модели, которые стоили два доллара, мы сдавали за пять-шесть, а те, которые мы купили за пять сдавали за десять-одиннадцать. К восьмому марта мы распродали все часы. К этому времени, мои пластмассовые Касио, доживали последние дни и это ни смотря на то, что ходили они исправно и не было ни каких признаков, что вот-вот сядет батарейка. Причина была совсем не в этом, а в том, что ремешок едва держался на четном слове, он в нескольких местах потрескался и дышал на ладан. Ну а после того, как я себе оставил аж пять штук Ориентов, мои электронные, безукоризненно прослужившие почти десять лет отправились на вечно в ящик стола.
Когда мы рассчитались с друзьями на руках у нас оказалось почти по двести тысяч рублей, или чуть больше тысячи долларов, что по тем временам была огромная сумма, на которые можно было купить в неплохом состоянии подержанные жигули, что Магомед и сделал, и теперь он был единственным аспирантом у кого была красная вазовская пятерка, ну а у меня часы, заводные головки и милые сердцу вжик, вжик, вжик.
Весь прошедший семестр мы если и встречались, то перебрасывались двумя-тремя фразами «как дела?» и услышав «что все хорошо» тут же разбегались по своим учебным делам. Все это время я не переставал думать о предложении проводника Андрея, и, хотя все вырученные деньги от продажи часов я перевел в доллары, при высокой инфляции более тысячи процентов в год едва ли этой суммы мне хватило бы на долго. Да и хотелось уже других часов, не за два доллара, а за пятьдесят или сто. Хотелось понять, что же в них есть такое, что отличает их от самых дешевых, какой они обладают магией или харизмой и что можно почувствовать, когда они окажутся на руке. А еще я все чаще и чаще стал обращать внимание на руки своих слушателей, посещавших мои платные курсы. Конечно, я тогда ничего не знал о часах и уж тем более о различных марках, но те ходики, что бросались мне в глаза, могли многое мне рассказать об их владельце, как, впрочем, и мои обо мне за два доллара. Вот тогда-то я и задумался, а как я выгляжу в глазах моих студентов, насколько они доверяют тому, чему я их учу, и могут ли они чему-то научится у преподавателя в часах за два доллара и шариковой ручки за тридцать пять копеек. Эти мысли с каждым днем все больше и больше меня снедали. Нужны были деньги, чтобы выглядеть не хуже своих слушателей, но на преподавательскую зарплату можно было купить разве что самый дешевый Паркер. Но Паркер уже не хотелось, как и Ориент, хотелось Дюпонт, Монблан, Лонжин, без которых я уже не мыслил ни каких успехов в преподавательской работе. Часто, когда я возвращался после лекций домой, я по дороге заезжал в бутик по продаже ручек или часовой салон и с замиранием сердца, словно это знаменитые картины, разглядывал как мне тогда казалось, атрибуты совсем другой не ведомой мне жизни. Мне казалось, что вот она ниточка, стоит только взять конец, и она потянет совсем в другой мир, мир успехов, признания и богатства. Вот тут на ум все чаще и чаще словно из подземелья всплывали часы и бойкий проводник Андрей и мысли, а не заняться ли помимо педагогической деятельности еще и часами, тем более я уже не был несведущим как стекло дилетантом, а кое-что понимал и имел пусть и поверхностные представления каков на сегодняшний день рынок наручных часов.
И вот как-то в один из вечеров, когда я готовился к очередной лекции, зазвонил телефон и на том конце провода оказался Магомед. Он поинтересовался о личной жизни, о том, как идут занятия, и заканчивая разговор, вдруг неожиданно спросил.
- Слушай, Александр, я вот что подумал, может ты позвонишь Андрею, у меня опять проблемы с деньгами, ты же понимаешь, жена родила, пеленки, распашонки, надо то купить, это купить, в общем сплошные расходы. Может закажем ему часы, много не надо, чтобы не рисковать, пусть возит понемногу.
Его слова приятно ущипнули меня за задницу.
- Хорошая мысль, я ему отвечаю, мне мой мудрый инстинкт каждодневно об этом напоминает, давай попробуем, посмотрим, что из этого получится.
И ведь как стало получаться, что мы даже в радужном сне об этом мечтать не могли. Андрея мы посвятили, где находится тот магазин, как зовут польского пана и какие модели надо брать. И закрутилось, и завертелось. За двухнедельную смену Андрей успевал съездить семь раз, получал свою мзду в размере десяти долларов, и все семь раз он нам привозил по нескольку десятков часов, через две недели он снова отправлялся в дорогу, и мы начинали крутиться по новой.
Первое время, из-за ограниченности денежных средств, нам привозили все-те же дешевые часы стоимостью по два-три доллара, но по мере того, как росли наши продажи, а вместе с ними доходы, в нашем ассортименте начали появляться и другие марки, которые стоили уже дороже Ориентов и Ситизенов. А еще через три месяца у меня на руке появился первый хронограф из Швейцарии, это была стальная Сертина на браслете и стоила она пятьдесят долларов, как моя повышенная годовая зарплата в институте. Сначала мы часы, как и прошлый раз, разносили по комиссионкам, потом Магомеда познакомили с одним из своих земляков из Дагестана, у которого было несколько торговых точек по продаже верхней одежды в крупных универмагах, и посовещавшись друг с другом, мы решаем сообща открыть для этого еще одну, но уже только для продажи часов. Через несколько месяцев у нас было уже три мини бутика, в каждом из которых было по две-три сотни часов не только японских марок, но и дешевых швейцарских.
Через два года Андрея перевели на другое направление, а еще спустя несколько месяцев все наши торговые точки закрылись. К тому времени в Москве стали появляться представительства швейцарских и японских часовых компаний и их фирменные бутики открывались чуть ли не каждую неделю. Мы стали тоже об этом подумывать, как внезапно мне на глаза случайно попадается газета «Коммерсантъ», в которой я прочитал статью об одном успешном автомобильном салоне на ВВЦ, чей путь начинался с продажи подержанных машин. И вот тут-то меня осенила идея, открыть такой же комиссионный магазин по продаже швейцарских часов. Недолго думая, мы с Магомедом находим небольшое помещение в центре Москвы, делаем евроремонт, на фасаде неоновые лампы сияет надпись: «Швейцарские часы», и через несколько дней после того, как мы разместили рекламу в нескольких газетных деловых изданиях, к нам понесли первые часики на комиссию.
Какие только нам не несли часы: нашему взору предстали швейцарские карманные модели прошлого века и начала нынешнего, наручные известных марок и совсем безымянные, немецкие трофейные и советские первых годов выпуска и всех часовых заводов. Некоторые из них были вполне в приличном состоянии, другие были сплошь покрытые ржавчиной и давно уже не заводились, встречались и подделки, которые я быстро научился распознавать с нескольких десятков метров. Возможно, среди такого металлолома и были представляющие историческую и коллекционную ценность, но мы соответствующими знаниями не обладали, да и литературы такой тогда не было, а нам их то ли со свалки или бабушкиных сундуков, то ли наоборот, как на свалку все тащили и тащили, забивая и так небольшую витрину всякими железками, в надежде что ими кто заинтересуется.
Такое соседство явно не шло на пользу новым и в отличном состоянии швейцарским маркам. Лежащие на прилавке старые и ржавые ходики своим видом провокационно подмачивали репутацию престижных часов. Они как бы намекали, что какие не были бы дорогими и элитными брендами, участь у них одна, стать со временем бесполезной вещью, чья ценность будет заключаться только в памяти, что этими часами когда-то владели, активно пользовались и они были одним из предметов первой необходимости. Сами по себе они совсем не интересны, но, когда их набирается не одна сотня, вот тут-то случается чудо, взору открывается целая эпоха, рассказывающая каков, тогда был мир часов. А там, где история, там всегда будут зеваки, что мы и наблюдали у себя в салоне. Они с самого утра толпились у прилавка, по долгу их разглядывали, трясли в надежде что за тикают, спрашивали цену и молча уходили так ничего и не купив. Мало того, что за всеми этими зрителями надо было приглядывать, так еще приходилось уделять время реальным покупателям и лицам, сдающим на комиссию.
Два года мы кое-как справлялись, деля всяк входящих на две группы и в конце концов, нам надоел весь этот шабаш, тем более что дедушкины и прадедушкины коробочки со стрелками и шестеренками почти совсем не пользовались спросом. В итоге мы решили отказаться от всего барахла и сосредоточиться только на новых, или в очень хорошем состоянии.
На Чистых прудах сняли просторное помещение, состоящие из пяти комнат. Главный торговый зал, в котором мы сделали ремонт, выглядел так, словно оказывался внутри часового механизма. На стенах, потолке и полу были нарисованы стрелки, цифры, шестеренки, барабаны, пружины, болтики, гаечки и другие детали. Ну а полную иллюзию погружения создавали удивительные электронные часы, подаренные нам тем польским паном, у которого мы на протяжении почти трех лет покупали часы. Это была громко тикающая пластмассовая коробка, которая в точности воспроизводила звуки работающих часов. Эта тикающая штука буквально щекотала душу, будоражила мозги, гипнотически окутывала тело, подавляла увлеченность ко всему другому и вызывала стойкий интерес к часикам.
Наша же комната с Магомедом выглядела как директорский кабинет крупной нефтяной кампании, самая дорогая мебель, какая была в Москве, пол из ценных пород дерева, несколько картин в стиле Пикассо, ну и конечно пишущие приборы фирм Боссарт и Монблан, и никакого намека, что здесь занимаются часами. Все-таки иногда надо почувствовать себя в другом мире. Одна комната была отведена мастеру по ремонту часов. Была у нас и маленькая кухня и комната отдыха для охраны, которая теперь находилась в магазине круглосуточно. Так же мы везде понатыкали камеры и тревожные кнопки. Еще у нас было скрытое от посторонних глаз герметичное помещение без окон с тщательно замаскированной дверью и огромным несгораемым сейфом, куда мы на ночь складывали уникальные по своей сути произведения искусства, ведь стоимость многих часов превышала полмиллиона и более долларов.
Некоторые модели мы не никогда не выставляли на прилавок, а все время держали в сейфе, они мало что имели общего с часами, это были скорее ювелирные украшения, так как в таких часах стоимость бриллиантов или других драгоценных камней в десятки, а то и сотни раз превышала стоимость самих механизмов. и часы держались для определенной клиентуры, и они не предназначались для широких глаз. Также мы держали в сейфе и сложные модели с турбийоном. Уже тогда я иногда позволял себе вольности, воспользоваться своим правом хозяина магазина и поносить их денек другой. Магомед не одобрял мою слабость и каждый раз, когда я надевал их на руку, он начинал испытывать тревогу, все время опасаясь, как бы со мной ничего дурного не случилось. В эти дни меня сопровождала охрана, и я чувствовал себя важной персоной. А уж сколько я получал положительных эмоций, когда щеголял в таких часах перед своими слушателями, а ведь среди них были и те, кто очень хорошо разбирался в швейцарских марках. В тот день, когда я впервые ее встретил в аудитории, на мне была марка Bovet, модель Amodeo, с двойным временем, репитиром и турбийоном, стоимостью в пятьсот шестьдесят тысяч долларов.
Глава вторая
Первая мысль, которая пришла мне в голову после телефонного звонка какого-то следователя-подполковника Лапикова, никому не открывать дверь, тем более в столь позднее время, пусть идут к черту. Что это за такая любезность устраивать ночные допросы? Неужели нельзя дождаться утра? Видимо там на верху всерьёз встревожились, что заставляют следоков круглосуточно работать. Но по мере того, как как я старательно напрягал окосевшие мозги, я все же решил, что будет благоразумным с моей стороны, оказать им помощь, ведь это и в моих интересах, да к тому же мне становилось любопытно, кто этот утонченный счетовод, который бесцеремонно и нахально молоточком считает зубы дантистам.
Через полчаса я услышал стук в дверь и на пороге предстали невысокого, средних лет мужчина с добродушным и мягкими чертами лица, в очках, похожего на преподавателя, одетого в серые джинсы и куртку Аляска темного цвета и представившимся подполковником Лапиковым. С ним была высокая, мордастая круглолицая и плотного телосложения женщина лет тридцати пяти в темно-синей полицейской форме, на погонах сияло по одной большой звезде, майор про себя сказал я, и молодой человек с вытянутым бледным нездоровым лицом, впалыми щеками с уставшими глазами, в потертых джинсах и мятом пальто, и как я понял, все они были из следственного комитета генеральной прокуратуры.
В течение почти восьми часов мы словно друзья детства по-домашнему развалившись на диване и кресле, без всякого протокола, кто за чашкой зеленого чая, а кто за кофе с сухариками, орехами и шоколадными конфетами вели непринуждённую, временами почти задушевную беседу.
Я в очередной раз рассказал где и кем я работаю, о специализации и сотрудниках кафедры, своем партнере по часовому салону, изложил историю лечения и протезирования зубов. Детально поведал о более чем десятков стоматологов, обещавшим мне сделать голливудскую улыбку за короткое время, сообщил о неведомых мне гнатологах, о безумных ценах, не поддающихся никакому объяснению и хамских поборах за якобы оказанные услуги. Охарактеризовал всю эту братию как наглых циников, о процветающем обмане, садизме и не профессионализме и еще о многом, о чем следователи, прикрепленные к ведомственным поликлиникам с квалифицированным штатом врачей, не имели ни малейшего представления. Когда я закончил свой монолог первой, кто высказал свое мнение стала женщина.
- Если все что вы рассказали правда, то они за свои делишки получили по заслугам.
- По зубам, вставил я и ухмыльнулся необычной реакции следователя.
Лапиков тут же добавил:
- И еще как получили.
- Не повезло, как ее там?
И после того как она заглянула в свой блокнот, отрывисто произнесла:
- Вешкуровой.
- Александр Иванович, обратился ко мне подполковник тихим вкрадчивым голосом. Смотрите какая получается картина. Пострадали шесть стоматологов, кто-то из них вас консультировал, занимался пломбированием, устанавливал импланты и зубные коронки, но не успел я ответить, как Лапиков продолжил свою речь. С пятью из них трений у вас не было, я правильно понимаю?
- Да, все верно.
Идем дальше, с Вешкуровой со слов заведующей были постоянные недопонимания, то вы отказывались от её услуг, то возвращались снова, а несколько раз сотрудники видели, как она выбегала из кабинета вся в слезах, именно тогда, когда вы были у нее на приеме. Было такое?
- В моем присутствии такого не было. Она вечно куда-то бегала, когда у нее что-то не получалось, а уж была она в тот момент в слезах или соплях, а может что-то насвистывала и напевала мне неизвестно.
- Ну хорошо, мы к этому еще вернемся, продолжал рассуждать Лапиков. И вот что выходит, я внимательно уставился в глаза следователя, еще не понимая куда он клонит, только с Вешкуровой у вас были проблемы, и она по случайному совпадению больше всех получила, да так получила, что лишилась своей жизни. Вам не кажется это странным?
- У меня с ней не было, как вы выражаетесь проблем, это у нее со мной были проблемы. Она же как патологоанатом фривольно и безалаберно обращалась с моими зубами словно я замороженный труп.
Молчавшая до этого женщина вдруг резко выпаливает.
- И поэтому ей издевательски специально и наносились более яростные удары. Хотя смерть её наступила скорее всего в результате стечения обстоятельств.
- Каких? - нервно спросил я.
Женщина в очередной раз открыла свой блокнот, но не успела сказать, как её на полуслове оборвал Лапиков.
- Она задохнулась собственными зубами.
И тут же женщина добавила:
- Осколки зубов попали в легкие и альвеолы, вызвав обильное кровотечение, которое и стало причиной смерти.
- Ужас! - произнес я тихим голосом и представил, как за жизнь Елены Васильевны отчаянно борется реанимационная бригада, а из её рта струйкой стекает кровь, капает на пол, и она захлебывается собственной кровью.
- Так вот, вновь заговорил Лапиков. Тот, кто совершил всю эту уголовщину был в курсе всех ваших взаимоотношений со стоматологами, и он знал, что вы часто нелестно высказывались о Вешкуровой, вот ей больше всего и досталось.
- Это что же получается, заговорил я надрывно, с пятью просто занимались арифметикой считали им зубы, а Вешкуровой не просто пересчитывали, но еще их и в глотку запихали, чтобы потом, пардон, какала своими зубами.
- Выходит, что так, прихлебывая зеленый чай, промолвил Лапиков.
- Вы теперь представляете, что это за извращенный садист? - затараторила женщина, и как-то судорожно заерзала на диване.
Я вновь представил в памяти себе эту мрачную картину, как злоумышленник, грубо сметает с асфальта ладонью разбросанные зубы и обратно их возвращает на место, а Вешкурова, от страха, быстро их глотает, чтобы они никому не достались. Тут же вспомнился вечерний видеоролик и желание его еще раз пересмотреть. Но придаться столь глубоким размышлениям не удалось, о себе опять напомнил подполковник.
- Александр Иванович, заговорил он заискивающим пастельным тоном. Мы провели большую следственную и кропотливую работу и доподлинно установили, что вы оказываетесь единственный пациентом кто, имел контакты со всеми пострадавшими стоматологами.
У меня тут же пронеслось в голове, оперативно они вычислили меня, видимо по номеру телефона, а если бы я звонил с разных номеров, но скорее всего по записям на прием.
- Поэтому, - продолжал Лапиков, - я попрошу вас не спеша составить список знакомых, кто знал о ваших визитах к стоматологам, а также список лиц, с кем у вас в последнее время был конфликт или трения, возможно какие-то споры, но не дав договорить и прервав на полуслове, женщина резко метнула:
- Зависть. Есть ли среди вашего окружения, кто вам завидует?
- Не знаю, и я пожал плечами, может кто и есть, но кто же прямо вот так скажет.
- Нина Сергеевна, вдруг Лапиков обратился к коллеге, и я узнал, как зовут следователя-майора, не перебивайте меня пожалуйста. Женщина смущенно оскалилась и виновато посмотрела на своего начальника.
- Значит так, это могут быть родственники, партнеры по бизнесу, друзья, знакомые, любовницы, ну вы меня понимаете. В общем все, с кем у вас в недавнем прошлом возникали трения.
- Даже если на вас кто-то косо смотрит, или когда-то смотрел, вновь перебила женщина своего начальника, словно не он, а она тут главная в команде.
- Или кто-то замышляет косо на меня посмотреть, тихо пробубнил я себе под нос. До завтра это терпит? Сейчас уже поздно, могу кого-то и не припомнить. - Следователи, которые были перед вами, меня уже об этом спрашивали.
- И вы им такой список предоставили?
- Нет, сказал, что пришлю им завтра на их электронный адрес.
- Лучше если вы напишите сейчас, убаюкивающим голосом произнес Лапиков, не будем откладывать на завтра, хотя завтра уже наступило, и следователь посмотрел на часы, которые показывали без четверти три.
- Ну хорошо, - сказал я слегка озадаченный. - Сейчас попробую кого-нибудь воскресить в памяти.
- Я вас не тороплю.
- Неужели вы думаете, обращаюсь я к Лапикову, что поступок этого бандита каким-то образом может прямо или косвенно на мне репутационно отразиться?
- Еще как!
Притихшая женщина вдруг встрепенулась и резко ответила:
- Вы себе еще не представляете, на какие хитрости только не идут близкие родственники, друзья, партнеры, жены, любовницы и еще бог знаете кто, чтобы подставить близкого человека.
- Для чего? - С какой целью? – спросил я повышенным и недоуменным голосом.
- Чтобы завладеть бизнесом, имуществом или еще чем-то. –Да просто опорочить человека и выставить его в неприглядном свете. Вы же читаете лекции студентам?
- Ну да, и достаточно давно.
- Так вот, Александр Иванович. Никто не знает, как отразится на вашей преподавательской деятельности, если не только вас, но и еще студентов, посещавших ваши лекции, а среди них, насколько нам известно есть и руководители крупных предприятий, всех сотрудников кафедры, да во главе с ректором и проректором будут постоянно вызывать в следственный комитет и трясти придирчивыми вопросами. Что после своих вынужденных визитов они о вас подумают? Вас скорее всего отстранят на время следствия и заменят другим преподавателем. И вот когда все процессуальные действия будут окончены и выясниться что вы не виновны, место ваше могут и не вернуть, а предложат в лучшем случае другое, а в худшем бумагу попросят написать об своем увольнении, мол не отвечаете требованиям образцового педагога. И с часовым салоном, будет такая же история, хотя вы и являетесь собственником. Знаете, слухи нынче благодаря всякого рода социальным сетям, блогерам, распространяются молниеносно. Кто же захочет сдавать вам часы на комиссию, если узнают, что директор находится под следствием? А если салон пока идут процессуальные действия будет закрыт и на часы наложен арест, представляете себе какой гнев вы вызовете у ваших клиентов? Можете даже не отвечать.
- Но в моем окружении я не вижу таких людей, - несколько обеспокоенным голосом сказал я.
- Александр Иванович, - по-отечески обращается Лапиков, - мы вам верим, но не торопитесь с выводами, ведь кто-то и скорее всего из вашего близкого окружения, не просто бросает на вас тень, но еще и обливает с ног до головы черной краской. Вы думаете он что не понимает всех последствий? Ведь он не просто выделывает цирковые трюки молотком, но и еще превращает рот жертвы в отбивной стейк для жарки, чтобы своим поступком вызвать небывалый общественный резонанс.
- Прямо психопат какой-то, вякнул мой рот.
- Очень даже может быть, но мы его и без вашей помощи найдем. Но тогда мы перетряхнем всех ваших близких, знакомых и не очень знакомых, не только по месту работы, но и по месту проживания, проведем обыски с понятыми. Вы этого хотите? И Лапиков посмотрел таким взглядом, что я тут же понял, лучше не перечить и не возражать, а делать то, что он просит.
- Умеете вы убеждать, ухмыляясь я произнес. С кого мне начать?
- Вот, например, что вы скажете про своего партнера по часовому салону?
- Магомеда?
- Да.
- Ему-то зачем это надо? - спросил я недоуменно Лапикова.
- Александр Иванович, вы что разве не понимаете! – вновь как новогодняя хлопушка взорвалась женщина. - В его глазах вы становитесь первым подозреваемый. Вас сажают за решетку, и он становится единственным владельцем вашего бизнеса.
- Стоп, громко я произнес. Он что мне таким образом решил за что-то отомстить или ему вздумалось прибрать салон к рукам, посредством виртуозного владения молотка? Да мы с ним даже не то что не спорим, у нас даже недомолвок не возникает. Он вроде бы как покладистая жена, которую все устраивает и ничего не раздражает. Уж в ком я могу быть уверенным, так это в Магомеде. Он же без меня просто пропадет. Его роль быть только вторым, третьим человеком в команде, но не первым. Да он и не хочет им быть, ему комфортно чувствовать себя в тылу, обеспечивать, если уж говорить по служебному всем самым необходимым тех, кто на передовой. Поднимать людей в атаку не его амплуа. Нет, Магомед на это не способен.
- А вы не думали над тем, что у него могут быть друзья или родственники, положившие глаз на ваш бизнес и решившие таким образом им завладеть? Ваш Магомед даже об этом может ничего не знать. Подкидывают вам улику, и все, преступления можно сказать раскрыты, заказчик известен, да и мотив у вас весомый, а то что исполнителя не нашли, так в таких заказных делах, такое часто встречается.
- Ну это уже чересчур, - и я резко встал с дивана. – Так можно кого угодно подозревать, а в результате крайним все равно окажусь я.
- Можно, тихо промолвил Лапиков. Но в первую очередь надо рассматривать тех, кому это выгодно. У вас в институте, я думаю, тоже найдется тот, кто с радостью вас заменил бы.
- Ну если подумать, то многие бы хотели. Учебная нагрузка минимальная, а зарплата больше чем у заведующего кафедрой. А главное, что не надо придерживаться учебного плана, на подготовку которого уходит не мало времени. В моем же случае, одну и ту же лекцию можно годами читать ничего не меняя.
- Вот видите, радостно произнес Лапиков, словно почувствовал, где притаился преступник. Вот поэтому мы вас и просим, с скрупулёзной точностью подумать и составить список с которыми у вас был когда-то конфликт, или разногласия, возможно кто-то вам сильно завидует или предлагал свою помощь и партнерство?
Я сел обратно на диван и глубоко призадумался.
- Ну, в общем есть на кафедре парочка вечно недовольных и постоянно ноющих доцентов, считающих, что я занимаю исключительное положении и получаю незаслуженно высокую по их меркам зарплату. Потом на ум пришелся однокурсник, с кафедры философии, живущий в Подмосковье с неадекватной и взбалмошной женой, вечно упрекающей мужа за недостаточное рвение на работе. И уже в шутку произнес, вот ему точно надо меня подставить, чтобы успокоить свою свирепую супругу и не успел я продолжить свои размышления дальше, как женщина в очередной раз прыснула словами:
- Вот видите.
Лапиков злобно бросил на нее взгляд, дав понять таким образом, что не стоит его перебивать и она тут же поджала хвост и запнулась на полуслове.
- У вас родственники есть?
- Как и у всех.
- И в каких вы с ними отношениях?
- Нет у нас ни каких отношений. Я с ними не общаюсь.
- Почему?
И не самые лучшие воспоминания пронеслись в голове
- Как-то они ко мне обращались за деньгами, для открытия своего бизнеса и я им отказал. Были и еще не очень приятные моменты. С тех пор мы и не видимся, и не перезваниваемся. И вновь женщина, которая стала уже меня раздражать своими бесцеремонными вмешательством в разговор, и как острый нож в очередной раз вклинивается в нашу почти что любезную беседу.
- Нам нужны их фамилии.
- Да, сказал я покорно, сейчас напишу и глубоко задумался. Кажется, я всерьез стал воспринимать еще не видимую, но осязаемую и смутную угрозу не жизни, а тем сладострастным ощущениям, которые доставляют мне часики и Юля, странным образом соединившись в моем мозгу. Надо вести себя покорно и идти на встречу следователям, иначе можно всех своих удовольствий лишиться одним махом.
Я с молчаливым и задумчивым видом встал с дивана, сопровождаемый пристальными взглядами сотрудниками следственного комитета, зашел в свой рабочий кабинет, взял несколько чистых листов бумаги и сел в офисное потертое кожаное кресло за компьютерный стол. Поднадоевшая своими репликами женщина, отправилась как к себе домой на кухню варить кофе, Лапиков сделал вид что спит, ну а третий, кто с ними пришел хранил гордое молчание, уткнувшись в монитор ноутбука.
Сначала я занялся списком, кто был в курсе моих визитов по стоматологам, на его составление ушло не более тридцати минут и насчитывал он тридцать две фамилии, почти все, с кем я общался за последние полтора года, а вот над вторым пришлось изрядно поломать и без того опухнувшую голову произошедшими событиями. Тем не менее, несмотря на усталость и изрядную сонливость в течение полутора часов я вспомнил нескольких бизнесменов, державших такие же комиссионные магазины, и которые неоднократно требовали продать им мой часовой бизнес, причем был и такой, кто не стеснялся в выражениях и пытался нас вывести из себя настойчивыми звонками. Вслед за этими господами, пристроились несколько клиентов, возмущавшихся тем, что рассчитывали получить одну сумму за свои часы, а на деле получили несколько меньше, и в этом они винили меня, так как считали, что я специально занижал цену часов, мотивируя тем, что продать их по предложенной клиентами цене будет архи сложно, если не невозможно, так как часы не новые и имеют явные признаки носки, да к тому же еще им не делался репассаж. Тем не менее, мои доводы их не убеждали, и я соглашался с их предложениями. Естественно, завышенная цена не вызывала интереса у покупателей, часы пылились на витрине, терпение у тех, кто сдавал эти часы было на исходе, и им пришлось прислушаться к нам и несколько понизить свои аппетиты. Понятно, что адекватная цена вызывала интерес со стороны покупателей, часы быстро находили новых владельцев, но вот у тех, кто их приносил, возникали резонные вопросы, а на самом ли деле, их бывшие ходики были проданы за эти деньги или все-таки мы их реализовали по первоначальной цене.
Надо сказать, что такими махинациями занимаются многие подобные часовые магазины, а состряпать липовые финансовые документы, не составляет никакого труда. Возможно, не будь моим компаньоном Магомед, я, наверное, тоже так поступал бы. Но Магомед читал лекции не только по политологии, но еще и праву и для него соблюдение закона было обычной нормой жизни. Поэтому с первых дней нашего совместного часового бизнеса главным условием было строгое соблюдение законодательства и неукоснительное следование нормам, регулирующим розничную торговлю. Следователям я объяснил на пальцах в чем суть недовольства этих клиентов. Допустим, клиент хочет выручить за свои часы 20000 долларов, я ему говорю, что по такой цене их не купят, он предлагает попробовать, а вдруг найдется какой-то дурачок. Но проходят месяцы, к часам нет никакого интереса, и я предлагаю снизить цену до 16000, и через неделю находится покупатель. Но клиент-то думает, что у нас их купили не за 16000, а за 20000. Некоторых даже кассовые чеки не убеждают. Вот и остаются недовольными.
Потом в памяти всплыло несколько лиц, неоднократно предлагавших купить украденные без документов часы, и от которых мы естественно отказались, а еще в список попали шесть телефонных номеров, по которым звонившие нам настойчиво предлагали бандитскую крышу, а за отказ грозили всякого рода большими неприятностями.
В итоге круг возможных подозреваемых насчитывал восемнадцать человек, но вот фамилии многих я не помнил и предложил дождаться утра, когда на работу придет Магомед, и по финансовым бумагам назовет кто есть, кто.
После того, как Лапиков получил два списка, он тут же попросил меня вспомнить все стоматологические клиники, где побывали мои ноги.
Через пятнадцать минут такой список был готов, всего в нем оказалось десять мест, где я наследил не только своими туфлями и кроссовками, но еще и мокасинами.
- Так, что же мы имеем, заговорил Лапиков сам с собой, раз, два три, пять, семь, получается всего десять клиник.
- Осталось пять, в очередной раз не обошлось без реплики майора.
- Пять чего? – недоуменно спросил я.
- Шестеро стоматологов уже получили свое, сказала женщина, двое были из одной клиники, значит на очереди осталось пять и ждут своего часа. Так? И вопросительно посмотрела на Лапикова, а потом на меня. Но он ничего не ответил, а пытался понять, по какому принципу действует злоумышленник.
- Вы хотите сказать,- взорвался я, - что те стоматологи, кто проводили консультацию и осмотр, могут вот так зверски лишится своих зубов? – и я мысленно увидел мчащую на большой скорости скорую помощь, издающую пронзительный вой сирены и лежащего в ней очередного беззубого дантиста, и струйки крови изо рта.
Притихший Лапиков сонно произнес:
- Думаем, что он на этом не остановится. - У него скорее всего точно такой же список, как и у нас.
- Постойте! - все не униматься я. – Откуда этот злой господин может знать, в каких я был клиниках, а главное, как он вычисляет у кого и в каком кабинете я грел своими переживаниями стоматологическое кресло.
- А это вам Валера расскажет, - и Лапиков рукой показал на молодого человека, который отстраненно от всего сидел в кресле, уткнувшись головой в экран. – Валера, расскажите Александру Ивановичу, как можно узнать, где он бывает.
- Все очень просто,- быстро заговорил сотрудник, если у вас есть мобильный телефон, то где бы вы не находились, он везде оставляет следы своего присутствия. - Даже если вы не звонили в клинику с мобильного телефона, но он лежал у вас в кармане или барсетке, то с точностью до одного метра можно проследить весь ваш путь, остаться незаметным не получится. Ну а установить куда поступали звонки с вашего мобильника плевое дело. Сегодня не обязательно устраивать слежку, любой гаджет вас предательски выдаст.
- Я так понимаю, теперь вы в курсе всех моих передвижений и телефонных контактов и в голове скользнули несколько высокопоставленных лиц, с кем я имел дела в последнее время, и возникли опасения, а не наведаются ли к ним в гости блюстители порядка?
- Проверили, - спокойным тоном ответил Валера и тут же добавил, и алиби ваше подтвердилось.
- И запротоколировали, усмехнулся я.
- Вы правильно сказали, и запротоколировали.
- Т.е. мне ничего не надо доказывать?
- В дни и часы нападения вы были дома, у вас же на территории кругом камеры, да и соседи подтвердили, они слышали, как у вас громко играла музыка,- тем же тоном произнес Валера.
Ближе к рассвету Лапиков стал задавать вопросы про мой часовой салон, его интересовало все: как давно я занимаюсь продажами часов, кто наши основные клиенты, приносят ли нам на продажу криминальные часы, проверяем ли мы историю часов и их законность нахождения часов на территории России? Кроме того, с его стороны поступила просьба подготовить все уставные и финансовые документы и перечень всех граждан, за последние два года, кто пользовался услугами нашего салона и после его слов я завис как люстра на потолке. Я уже видел, как пристально сквозь лупу будут изучаться дорогостоящие сделки и к некоторым персонажам резонно возникнут вопросы, откуда такие деньги. И хотя договора подписывали личные водители, помощники, любовницы, массажистки, домработницы, садовники установить их связь с работодателем проще пареной репы. Представляю, как мне аукнется ловля слуг народа в коридорах власти представителями закона. Может стоить предупредить их денщиков или не стоит? Растревожу их понапрасну, будут меня потом за три версты обходить. Моя мрачная сосредоточенность и задумчивая погруженность в себя не прошли мимо дружной компании и Лапиков где-то в глубине своего подсознания, начинал чувствовать, что причину мести стоматологам надо искать в часовом салоне. Именно слова о финансовой отчетности по каждой сделки махом исказили безмятежное и невозмутимое моё лицо. Ну что ж, кажется мы не напрасно всю ночь гоняли чаи с кофе, мелодично напевал разум и теплые струйки тут же потекли по душе старшего следователя.
В восемь утра мы еще выпили по чашке зеленого чая и уходя, господа офицеры извинились за ночной визит, и как бы в оправдание уже в дверях Лапиков добавил.
- Вы же понимаете, нам срочно нужна была информация. – Его надо остановить пока еще кто-то не познакомился с молотком.
- Надеюсь я вам как-то помог, сказал я почти довольным и сиплым от разговоров голосом.
- Мы на это надеемся.
Стоя у порога, Лапиков посоветовал мне никуда в ближайшее время не покидать город и попросил:
- Если вы что-то еще вспомните, то сразу же позвоните.
- Обязательно.
Он тут же достал свою визитную карточку, из которой я узнал, что его также зовут, как и моего первого заведующего кафедрой – Александр Григорьевич.
Как только за ними я захлопнул дверь, я тут же стал звонить Юлии, которая была уже на работе и пила кофе. Я ей в самых ярких красках рассказал о свалившемся на голову преступнике, который со знанием дела, методично выбивает зубы тем специалистам от стоматологии, у которых я был либо на консультации, либо на лечении, а над моей ненавистной Еленой Васильевной этот негодяй так поиздевался, что она мучительно скончалась. Так же посвятил её в подробности визита сначала одних следаков, потом ночном приходе уже целой оперативной группы и допросе с пристрастием, а напоследок предупредил, что скорее всего они и к тебе наведаются. Я так понял будут опрашивать весь близкий круг моих знакомых.
- Пусть приходят, - каким-то вялым и как мне показалось простуженным голосом, ответила Юля.
Поговорив еще несколько минут ни о чем, мы нежно простились. Юля пообещала позвонить вечером, и я, пошатываясь как часовой маятник, оглушенный службистами, пошел спать. Но сон все не шел и не шел словно забыл дорогу в спальню, или куда-то удрал, испугавшись полицейских звезд. Мысли закручивались в клубок вокруг Елены Васильевны, событий бессонной ночи, служителей народа из властных структур, Юлии и таинственного и почти мистического Робин Гуда, наказывающего вот таким справедливым и экзотическим средневековым способом, словно это дьявольское отродъе недобросовестно относящееся к своему делу. Кто бы он не был этот неуловимый и загадочный тип жужжал мой мозг как механическая заводная игрушка – ты есть перворазрядный молодчик, народный мститель, только в следующий раз, пожалуйста, без жертв. Вот тебе раз, лежа под одеялом сказал я невидимому собеседнику, еще вчера я испытывал к тебе ненависть и презрение, а сегодня готов восхищаться и возносить до небес. К моей голове провели электричество, два провода плюс и минус замкнулись и загудело не только под телесной оболочкой, но и в ушах. Молодец – палач, люблю – ненавижу, справедливый – мерзавец застучали барабанные палочки в ушных раковинах. Такая какофония сдула меня с кровати, вынесла на кухню, из шкафчика невидимой рукой достала остатки вина в бутылке и вставила горлышко в мне в рот, как заправщик пистолет на бензоколонке в горловину бака.
Через пять минут красный напиток выключил рубильник, ко мне вернулась ясность, и я решаю, что не буду искушать себя попыткой уснуть, а займусь внимательным изучением часов на руке вновь ставшим омерзительно ко мне негодяя.
Конечно я понимал, что по промелькнувшим в кадре часам, где с большой долей вероятности можно сказать, что они имеют овальный корпус, вот так с ходу опознать марку по такой малозначительной примете будет нереально. В мире найдется не один десяток мужских часов похожей конфигурации. Остальные же детали на циферблате выглядели очень туманно и расплывчато. Тем не менее, любопытство брало вверх и через два часа в созданной компьютерной папке были фотографии двух десятков схожих моделей, примерно столько же китайских реплик, и одна из них потенциально могла быть на руке этого садиста. Рассматривая милые мне картинки ходиков, я на какое-то время призадумался, что же мне дальше с ними делать?
Крепкий зеленый чай с шоколадом еще больше вернули меня в реальность и теперь я знал, что буду делать дальше. Надо каждую модель одеть на кисть и воспроизвести рукой точно такое же движение, которое зафиксировала видео камера. Изображение естественно получится размытым, но при наложении друг на друга двух снимков могут обнаружиться совпадения и это уже будет существенная улика. От такой идеи у меня аж вспотел лоб. Только вот оставалась маленькая загвоздка. Как получить такое количество часов для проведения эксперимента? Уверенности что салоны пойдут на встречу никакой. Но тут на меня снизошло озарение, от которой я аж подпрыгнул, а нельзя ли тоже самое, но уже без привлечения реальных часов проделать эти манипуляции на компьютере?
Телефонный разговор с нашим айтишником показал, что ничего не возможного нет, надо попробовать. И я тут же ему отправляю вчерашний видеоролик с жертвой и преступником и все скопированные фотки часов. После этого, я с удовлетворенным чувством выполненного как мне казалось гражданского долга отправился в кровать, в которой свинцовым сном проспал до самого позднего вечера.
- А теперь я попрошу вас представиться.
Мужчина, сидевший у окна во втором ряду громко прокричал:
- Я, Сидихин Алексей.
- Стоп, стоп, - сказал я. - давайте с первого ряда и по порядку, можно не вставать.
Я обошел вокруг стола и, едва касаясь бедрами, прислонился к нему. Когда очередь дошла до нее, я почему-то ожидал услышать что-то похожее на «Акико Ватанабе» или «Йонг Ким», но она будничным, спокойным, на чистом русском языке детским голоском тихо и стеснительно произнесла:
- Юлия, Соколова.
На вид ей было лет пятнадцать-шестнадцать, и она разительно отличалась от остальных слушателей, которые выглядели намного старше ее. Внешне она была похожа на примерную отличницу старших классов, разве только что не хватало завязанных бантиков на голове. Я еще тогда подумал, а что она делает на моем курсе, пришла из-за любопытства, или родители послали за дополнительными знаниями, а может есть какие-то другие весомые причины? Было бы интересно их узнать. Пока я рассказывал о своем курсе, я нет, да и бросал беглый взгляд в ее сторону, стараясь незаметно для окружающих повнимательнее её разглядеть. Азиатский тип лица, черные прямые волосы до плеч, молочное холодное и невозмутимое лицо, как у японок или кореянок, брови, как будто нарисованы кисточкой, по форме напоминают листья осоки, темные по-детски наивные раскосые и выразительные глаза, длинные ресницы, носик маленький, прямо совсем детский, губки бантиком, помада матового естественно цвета, тонкая длинная шея, одним словом, настоящая гейша. Одета она была как секретарь-референт крупной государственной корпорации: черный жакет, под ним шелковая белая блузка и на левой руке небольшого размера стальные фешен часы прямоугольной формы на металлическом браслете.
Никогда я еще не ждал окончания своей же лекции, никогда мне не приходилось чуть ли не каждые пять минут смотреть на часы, и как она мне потом, спустя много месяцев, когда мы будем вместе, скажет, что я, тогда как будто нарочно зыркал на свое золотое украшение, словно хвастался ими перед нами, и что она тогда решила, что я пижон или педик.
Я рассчитывал, что в перерыве она покинет свое место, пройдет утонченной походкой мимо меня и я увижу её элегантную фигурку. По возвращению обратно, я заговорю с ней, поинтересуюсь, кто она, откуда родом, студентка, или уже работает, кто направил на мой курс. Хотелось про дивное очарование знать все, но перемена прошла, а она, словно приклееная так и не сдвинулась с места, уткнувшись в свой смартфон.
Во время семинара я видел, как она пару раз на несколько секунд отстраненно отрывала глаза от гаджета, словно убеждаясь, что она еще в аудитории, и опять погружалась в экран. За многие годы преподавания, чего только мне не приходилось видеть, спящих, дремлющих и вечно зевающих студентов, неряшливо одетых, немытых и дурно пахнущих, безразличных и апатичных откровенно демонстрирующих свое пренебрежение ко всему окружающему. Иногда в аудиторию вваливалось что-то пьяное в человеческом обличье, а были и такие, кто садились за первую парту, выкладывали пакет с клубками пряжи, как на каких-то курсах или кружках по вязанию, и так ловко управлялись спицами, что успевали за две пары занятий связать шерстяной носок или зимнюю шапочку. А уж сколько мне приходилось лицезреть на тех, кто вечно занят какими-то неотложными делами, постоянно копошащихся в своих сумках и портфелях, или неотрывно читающих газеты, журналы, книги, а также вечно почесывающих разные части тела. Сказать, что меня как-то задевали такого типа слушатели, я не могу. Во время лекции я так фундаментально сосредоточен, что почти что ничего не вижу вокруг себя, только слова и предложения, извлекаемые из глубин моего сознания.
Когда прозвенел звонок об окончании занятий, к моему столу подошли несколько студентов, заслонившими своими телами обзор, так что я не заметил, как она мельком проскользнула мимо меня.
Через неделю она заняла тоже самое место, как будто хотела все видеть и держать под контролем, и я тогда подумал, нет она ни какая не школьница и даже не студентка, скорее всего руководитель кадрового агентства, а может рекламного. В этот раз она была одета в шелковую голубую блузку и безрукавный свитер бордового цвета. И, как и в прошлый раз, во время первой пары и перерыва она, не отрываясь, что-то разглядывала в смартфоне, а на семинаре несколько раз приподнимала голову от своей игрушки, окидывала меня взглядом, словно удостоверялась, а на месте ли я и дальше полностью погружалась в экран.
Я же в этот раз пришел в других часах, на мне были золотые Rolex, сплошь усыпанные бриллиантами, которые я демонстративно то поглаживал, то поправлял двигая туда-сюда. Сидя за столом складывал руки домиком, отчего падающий искусственный свет на драгоценные камни превращал их в светлячков в ночном небе. Обратить на них внимание было просто невозможно, но она невозмутимая и ледяная, как я заметил, даже не разу не взглянула на кисть моей руки, чтобы обнаружить мерцающие яркие блики. Зато за ними пристально следили две сидящие передо мной девушки брюнетки, и во время семинара, демонстрировали мне всевозможные женские уловки, вроде регулярного расчесывание волос пальцами, неотрывного слежения за мной и ходиками, улыбок, соблазнительных взглядов и постоянно задающих вопросов, чтобы я обратил на них внимание. Как только прозвенел звонок, они мигом очутились у моего стола и стали расспрашивать о бизнес-книгах, которые я бы мог им порекомендовать. Она и в этот раз молнией промелькнула мимо меня, и я опять ничего не увидел. И так продолжалось до предпоследнего занятия.
Все это время я продолжал менять часики, костюмы, галстуки, рубашки, обувь, портфели, ручки, но она почти не обращала на меня никакого внимания, кроме двух-трех едва заметных стеснительных искрометных взоров, и снова растворялась в смартфоне. А вот сидящие напротив меня воздыхатели, по-видимому такие перемены воспринимали на свой счет, и уже не замечая никого, беззастенчиво, применяя все новые и новые пикантные и манящие приемы, продолжали меня клеить, приходя на каждое занятие во все более и более вызывающей и откровенной одежде. Меня завлекали прозрачными блузками и платьями с глубокими декольте, что когда я проходил мимо них, то отчетливо видел цвет сосков и их форму. Но больше всего меня смущали и чуть ли не вгоняли в конское возбуждение обнаженные, гладко выбритые и сладострастно пахнущие подмышки, выбрасывающие раз за разом очередную порцию феромонов, когда девушки поднимали руки и игриво перебирали свои черные локоны.
А уж запах духов этой вызывающей парочки настолько въедался в мою одежду, что, когда я открывал свой костюмный шкаф, меня обдавали волны букетов цветов, восточных специй, древесных нот, кожи, горькой полыни, мускуса, ванили, шафрана и еще кучи неизвестных мне оттенков, вызывая приступы кашля, чихания и сопливости. Ну а если я к этим запахам добавлял еще мой парфюм, то с моего носа буквально текло, как вода из водопроводного крана. Поэтому я на каждом занятии появлялся в новом костюме, галстуке и рубашке, а когда возвращался с лекций в свою квартиру, весь этот гардероб отправлялись на пару-тройку месяцев на балкон для проветривания.
Часто сидя на заднем сиденье в машине, когда я возвращался домой после занятий, я нет, да и ухмылялся о соблазняющих девушках и интриговавшей юной леди за последней партой. Не сказать, что восседающие в шаге от меня две студентки мне не нравились, отнюдь, но не будь никого в последнем ряду, их флирт мог очень далеко зайти. Но на её фоне их заигрывание со мной со стороны выглядели абсолютной распущенностью, тогда как молчаливая азиатская таинственность была их полной противоположностью - сдержанной и неприступной.
Я был уже не молод, на моих висках появилась первая седина, однако я был свеж, по-спортивному подтянут, и часто в торговых центрах и на улице приходилось слышать, как ко мне обращаются незнакомые люди, называя меня - молодой человек. Все же я уже перестал надеяться, что меня может кто-то волновать, кроме моих стрелочных механизмов.
Тем не менее это было еще не чувство и не желание обладать, а был пока наметанный и профессиональный взгляд, выработанный годами, от которого не мог ускользнуть ни один непревзойденный и уникальный шедевр часового искусства. Я научился распознавать в, казалось бы, самых незаметных и заурядных часах их будущую коллекционную ценность, и я в этом еще ни разу не ошибся.
Три месяца я подмечал все ее движения, три месяца я, прогуливаясь по аудитории, бросал взгляд в ее сторону, под разным углом зрения разглядывая изгибы тела, как будто пытался удостовериться, а ту ли я вижу девушку. За все это время она никак не проявляла себя, оставалась безмолвной и неприметной как сложные модели Patek Fillippe, в которых все усложнения скрыты от глаз и визуально выглядят простенькими и непримечательными, как самые третьесортные и недорогие часы. Хотя разница в цене между ними может отличаться в десятки тысяч и более раз.
В тот момент она для меня была таким же навороченным и незримым механизмом, состоящим из плоти и крови, тайну которого мне хотелось разгадать.
Мои лекции подходили к концу и сегодня я решил, что пора перейти от визуального контакта к словесному, и пока водитель вез меня по заснеженным улицам, я всю дорогу перебирал всевозможные варианты начала нашего словесного диалога.
Как только прозвучал звонок об окончании предпоследнего семинара, эти две особы уже допекшие своей настойчивостью и готовностью выпрыгнуть из трусов, тут же облепили меня обнаженными плечами, голыми бедрами, демонстрируя таким образом белизну и гладкость кожи, а также ажурные кружева лифчиков, ложбинки и упругие выпуклости. Я быстро встал из-за стола, окинул взглядом аудиторию и увидел, что она идет вдоль рядов к выходу.
- Юлия, Соколова, задержитесь на пару минут, не ожидая от себя, чуть волнующим и повелительным голосом кричу я на всю аудиторию.
Она, ничего не говоря нерешительно останавливается у первой парты, за которой только что сидели соблазняющие меня девицы и пристально уставилась мне в глаза.
Прошу прощения, обращаюсь я к ним, но мне надо поговорить с Соколовой, оставьте нас на несколько минут.
Напарницы, окинув недоверчивым взглядом Соколову, кисло скривили губы, и не произнеся ни слова, похотливо вильнули ягодицами и раздосадованные покинули аудиторию, громко захлопнув за собой дверь
Я вновь присел за стол и пристально уставился в бледное и гладкое, как лист бумаги лицо, и мой мозг тут же возликовал, что наконец-то я увижу не половинку её фигуры, а всю целиком, стоит мне только опустить и поднять глаза. Но оторвать цепкий взгляд от детского лица у меня не получалось, передо мной была настоящая японка и ее алые губы были похожи на сочные и раздавленные ягоды клубники, мякоть которых так и просится в заполняемый слюнями рот.
Понимая, что затягивающаяся пауза начинает нас смущать и создавать неловкость, я неожиданно для себя спрашиваю тоном строгого профессора.
- Вам не интересен мой курс?
- Интересен,- произнесла Соколова тихим и почти извиняющим голосом.
Хотелось её тут же упрекнуть, что она была постоянно на протяжении всех лекций и семинаров чем-то другим увлечена, то ли кино смотрела, то ли еще что-то. Но тут же осекся, понимая, что начинать знакомство с укора, не лучшая черта для начала диалога.
- И кто же вас послал на мой курс? – иронично я спрашиваю.
- Фирма.
- В качестве наказания или поощрения?
И Юля как-то по-детски улыбнулась.
- Пусть только попробуют, я сама кого-надо накажу.
- А позвольте узнать, вы какую должность занимаете на фирме?
- Начальника отдела кадров, по-деловому прозвучало из её уст.
- Угадал, радостно я воскликнул.
- Вы провидец?
- Многолетний опыт преподавания.
- А кто эти две куклы, с обнажёнными ляшками? Прозвучало как-то строго и по казенному. Ого, да она не такая уж и простая, сверкнуло у меня в голове, похоже, что решительности ей не занимать, но тут же отвлекся и вернулся к беседе на ходу подыскивая ответ чтобы вызвать у неё улыбку.
- Думаю, маркетологи или начальники отделов по реализации кошачьих и собачьих кормов.
- От них что, псиной воняет?
- Ага, весело смеюсь я. - Вы чувствуете, как от них духами пахнет? Себя так обильно поливают те, где присутствуют посторонние запахи, это относится к менеджерам среднего звена и начальникам производственных отделов.
Я продолжал сидеть, Юля стояла напротив меня опершись ягодицами на край стола, одетая в яркий и модный кардиган, скорее всего фирмы Меssoni и обтягивающие джинсы мышиного цвета.
Cреднего роста, можно сказать, что худенькая, узкие плечи, осиная талия, небольшая грудь и очень стройные ноги. Еще я заметил, что у нее тонкая кисть, длинные пальцы и детские ладони. «Да, - внезапно пронеслось у меня в голове,- на такую ручонку будет не просто подобрать часы элитных марок», - и я уже видел, как мы листаем часовые каталоги, мысленно примеряем подходящую модель и отправляемся в бутик за покупкой.
Возникла безмолвная сцена, только биение пульса в висках и наши застывшие позы. Встретились две силы со своими стремлением и решительностью между которыми завязалась невидимая телесная схватка, в которой никто не хотел уступать, но каждый в душе лелеял свое поражение. Было заметно, что если она чем-то увлекалась, то это увлечение превращалось в испепеляющую и исцеляющую страсть, в которой она находила радость, покой и утешение. Трудно было поверить, что такая славная, с таким милым детским личиком, маленьким ротиком и мелкими зубками ради достижения этой цели не остановится ни перед чем.
Я судорожно и нервно погладил циферблат одних из самых как я считал фартовых Ролексов из желтого золота и модели Дайтона, чей корпус светился драгоценными камнями, на которые нельзя было не обратить внимание. Но она с гипнотически игровой и манящей улыбкой смотрела на меня как на заводную музыкальную шкатулку. Если бы нас в этот момент кто-то увидел, то он бы подумал, что мы два инопланетянина, ведущих задушевный телепатический разговор или две севшие батарейки, заряжающие друг друга.
Первый раунд шапочного контакта заканчивался тягостной обстановкой, и первым кто её разрядил был я.
- Идемте, а то мы тут засиделись. Она проворно схватила свою дамскую сумочку и быстро направилась к выходу. Я последовал за ней, разглядывая её с пят до головы. Эти несколько секунд позволили мне увидеть, что стиль в одежде имеет для нее куда более важное значение, чем подчеркивание телесных прелестей и демонстрация своей сексуальности. Она явна не зациклена на нем и чувствовалось, что в ее жизни есть вещи куда более значительнее и важнее.
Коридор был пуст, и наши шаги эхом разносились по всему зданию. Подходя к кафедре, я как бы невзначай трогаю ее за плечо, открываю дверь и прошу меня подождать, пока я одену пальто. На выходе из института меня ждал водитель с охранником, бывшим спецназовцем группы «Вымпел», Андреем, который вот уже почти 20 лет неотступно ходит за мной по пятам, ни на секунду, не упуская меня из виду, ведь на моей руке почти всегда было огромное состояние, сравнимое с хорошей двух-трех комнатной квартирой в центре Москвы. Сначала он открывает ей заднюю дверь и жестом приглашаете присесть, она тут же проворно усаживается. Мы с ним обходим автомобиль, и он вновь проделывает привычные манипуляции. Спрашиваю адрес ее дома, и вот мы уже несемся по ночному и заснеженному городу. В машине мы молчим, я лениво поглаживаю часы, она, как и на всех занятиях, смотрит в свой смартфон. Через полчаса мы были у ее дома. Андрей мигом открывает дверь, она говорит: «Пока» и птицей покидает машину.
Последнее занятие я перенес на середину недели. Заведующий кафедрой в ироничной форме поблагодарил слушателей за их терпение, что они дослушали курс до конца, поздравил их с наступающим Новым годом и пожелал, чтобы полученные знания пригодились им в работе. Потом он вручил слушателям красиво оформленные в позолоченной рамке удостоверения, выполненные в виде грамоты формата А4, уже с готовой петелькой, чтобы сразу же можно было повесить на стену на видном месте, и на этом учебный процесс закончился. Заведующий кафедрой ушел, а вместе с ним и большая часть слушателей. В аудитории осталось семь человек, двое молодых людей и пятеро девушек, среди которых была и она. Мне поступило предложение в ближайшем кафе отпраздновать это событие. Я, недолго думая, соглашаюсь, и вот мы уже сидим за одним общим столом, словно заговорщики, распиваем шампанское, девушки навеселе, громко и заливисто хохочут, рассказывая друг другу какие-то истории, мальчики одной рукой лапают их за талии, плечи и ягодицы, а другой наполняют бокалы. Мы сидим рядом, неспешно потягиваем пузырящий напиток, она мне рассказывает о летнем отдыхе в Крыму, о царящей там гостеприимной и радушной атмосфере. «А если узнают», - говорила она, наклоняясь к моему уху, - что гость из Москвы, то радушие перерастает в сердечный прием с обязательным фотографированием, страстным рукопожатием и дружеским обниманием. Нам, как гостям столицы, в кафе и баре, делали скидку и несколько раз бесплатно угощали местным вином в благодарность за присоединение Крыма.
Я с молчаливым вниманием и с неподдельным интересом слушаю её, как лошадь киваю головой каждой фразе, а в глубине души начинало расти внутреннее напряжение. И причиной была компания, в которой я чувствовал себя неуютно. Мои уже ставшие бывшими студенты более часа прыгали как дрессированные козы от каких-то блогеров и артистов эстрады к ночным клубам и спиртным коктейлям, от автомобилей к самокатам, отдыха в Турции и Сочи, к отелям Таиланда, сопровождая свои речи заливистым, почти что конвульсивным смехом.
Наступал тот момент, когда на ее чувственный и милый мне словесный флирт, должно последовать какое-то действие с моей стороны, тем более как я заметил, наше застолье, превращалось в разнузданную попойку. Но я хранил молчание и продолжать натужено выражать свою радость. Она явно хотела совсем другой реакции и другого внимания с моей стороны. Я же продолжал топтаться на месте перед невидимой чертой, которая всегда возникает перед парами, когда кто-то один из них решается наконец-то преодолеть возникшую натужность, за которой может последовать и огромное облегчение, и восторг, либо горькое разочарование и утрата. В любом случает наступит ясность, разум освободится от тревоги и внутреннего напряжения и пойдем мы либо каждый своей дорогой, либо уже не расстанемся никогда.
Да, я видел нежный, ангельский букет, как видел совершеннейшие, безупречно исполненные и зачарованные своим движением часовые механизмы, на которые я, сидя в огромном, белоснежном кресле, мог очень долго смотреть завороженными глазами. Мне хотелось вырвать её из этого распутного балагана, пропитанного музыкой, парами спиртного, запахами потных тел и пригорелого масла, вечно снующих официанток и посетителей, а также болтовни, наводившего на меня тоску и уныние. Вот только я страшно боялся, если вдруг на моё предложение покинуть эту шумную кампанию, она вдруг ответит отказом. И мне нечего не останется делать, как одеться и навсегда ее забыть. И остаться тогда уже будет нельзя, ибо в ее глазах я буду выглядеть глупо и нелепо. И меня спасли мои удачливые Ролексы. Я несколько раз посмотрел на время, она это заметила и спросила:
- Вам надо уже уходить?
- Да, надо идти, а то я сегодня еще на работе не был.
- Как не были на работе? - и делает удивленные глаза. – А институт, преподавание -это разве не работа?
- Дорогая Юлия, как вас там по батюшке? – наклонившись кричу я ей куда-то в шею.
- Алексеевна.
- Так вот, дорогая Юлия Алексеевна. - Преподавание, это мое хобби, возникшее еще этак лет двадцать восемь назад.
- Ого! Со смехом прерывает она меня, - я тогда еще не родилась.
- У меня есть настоящая, увлекательная и интересная работа, приносящая мне хороший доход, душевное умиротворение, наслаждение красотой и восхищение совершенством.
- Вот это да! – громко воскликнула Юля. - Вы меня заинтриговали, кричит она мне на ухо. - Расскажите мне, что это за такая чудная работа? Никогда не слышала, чтобы кто-то вот так восторженно отзывался о своём деле.
- Здесь очень шумно, – кричу я ей в ушко,- а сам радуюсь внутри, наконец-то, кажется, я нашел путь, по которому могу ее увести отсюда. – Пойдемте на улицу, я вам все обстоятельно расскажу и протягиваю ей свою руку.
Она хватается своей маленькой ладошкой за мои пальцы, быстро вскакивает, словно только и ждала этого момента, отпускает мою кисть, обходит стол, целует всех сокурсников в щечку, поздравляет их с наступающим Новым годом и бежит к гардеробной, где я уже одетый ожидаю ее у зеркала. Она протягивает жетон гардеробщику, он помогает ей одеться, и через мгновение мы оказываемся на морозном и ветряном воздухе и неспешным шагом направились в сторону метро, до которого было несколько сот метров.
- А где ваша охрана? – и Юля завертела головой в разные стороны.
- Я ее сегодня отпустил.
На самом же деле, Андрей был на таком расстоянии от меня, чтобы никто не мог заподозрить, что я нахожусь под его сопровождением.
- Когда вы меня в прошлый раз подвозили до дома, я подумала, что Вы скорее всего занимаетесь каким-то серьезным и ответственным бизнесом. - Не может же преподаватель, даже если он и профессор, иметь личного телохранителя и водителя.
- Это вы правильно думаете, Юлия Алексеевна.
- Так что же у вас за такая распрекрасная и замечательная работа? – спрашивает игривым и детским голосом?
- Я продавец, - произнес я с убийственной серьезностью. - Продаю часики.
- С кукушкой? – весело смеется Юля.
- Напрасно смеетесь, дорогая Юлия Алексеевна. – Вы, наверное, никогда не посещали часовые бутики, самых элитных торговых марок? Вижу, что нет. Так вот, как-нибудь я покажу, какими искусными, изящными, ослепительными, обворожительными, филигранными, непревзойдёнными и так далее и так далее могут быть наручные часы, устрою вам ознакомительную экскурсию. Мои слова живо изумили её лицо, словно она увидела приземлившейся космический корабль, уж чего-чего, а таких восхитительных и пленительных отзывов уж точно не ожидала услышать.
- И где? –Произнесла Юля чуть взволнованным голосом.
- В моем часовом салоне.
Мои слова были как снежная глыба, упавшая с крыши на её голову. Она мгновенно замерла и только движение ресниц указывали на то, что в ней теплится жизнь.
-Пойдёмте, Юлия Алексеевна, не пугайтесь, это всего лишь часовой салон, а не обитель рая и осторожно беру её локоть. В эту секунду в её голове от моих слов и спиртного скорее всего была сплошная каша и она повела себя как девочка-подросток, схватила меня двумя руками за кисть и стала яростно трясти, истерично приговаривая:
- А покажите сейчас, ну пожалуйста, я прошу вас, мне так хочется все увидеть, я никогда не была в таких магазинах. Казалось еще мгновение, и она начнет жалобно канючить.
Тут уже мне стало не по себе.
- Мы посетим в другой раз, на новогодние праздники, у нас же будет целых десять выходных дней, и я никому не мешая, познакомлю с самыми престижными часовыми марками и моделями. - Сейчас накануне Нового года в салоне небывалый ажиотаж, одни несут часы на продажу, другие оформляют покупки, третьи приходят поглазеть и прицениться, четвертые требуют скорейшего ремонта, в общем, самая обычная предновогодняя суета.
- Хорошо, я вас ловлю на слове. И я заметил, как к ней вернулось самообладание и выдержка.
- Тогда договорились. - А вы кстати, где будете встречать Новый год?
- Пока не знаю, дома, наверное, с родителями и родственниками.
- Слушайте, а может мы вместе встретим, тем более у меня дома много часовых каталогов и журналов, я вас введу в мир часового искусства. - Проведу, так сказать, сначала теоретические занятия, познакомитесь с часиками на бумаге, а когда усвоите материал, приступим к практическому ознакомлению, и я растягиваюсь в улыбке, которую тут же закрываю ладонью.
- А почему бы и нет,- ответила Юля бодрым голосом.
- Что будем пить: водку, вино, шампанское, самогон, виски, бренди, коньяк, а может лимонад?
- Буратино,- смеясь, отвечает она. - Шампанское, Абрау Дюрсо, полусухое.
- Отличный выбор. - Сколько бутылок?
- Четыре будет достаточно.
- Не много для юной леди?
- Так ведь Новый год!
- А, ну да. Если не хватит, у меня дома винная кладовка, чего там только нет. Не подумайте ничего дурного, это подарки от благодарных клиентов.
- Какие у вас замечательные и заботливые клиенты и поддразнивающая улыбка мелькнула на её лице.
-Да, есть такое. –гордо ответил я.
Мы подошли к метро.
- Я сегодня без машины, не хочется стоять в пробках, спускаемся в подземку?
Она согласно машет головой и вот мы стоя у платформы быстро обмениваемся номерами телефонов и разбегаемся в разные стороны. Андрей волшебным образом вырастает из-под земли, и мы отправились в салон, чтобы подобрать на тоненькую и изящную кисть, такую марку и модель ходиков, чтобы они гармонично соответствовали ее внутреннему миру и образу.
Глава третья
Проснулся я в десять вечера полностью разбитый, заварил зеленого чая, проверил смартфон, сообщений от Юлии не было. Включил компьютер и тупо уставился в монитор, соображая, что мне стоит посмотреть, но тут же вспомнил про ночных нежданных визитеров и стал искать в новостных лентах разделы о происшествиях за текущие сутки. Но что касается событий прошлого и позапрошлого вечера то о них нигде ничего не было сказано, зато на глаза попалось заявление Стоматологической ассоциации России, выражающей озабоченность и тревогу по поводу участившихся случаев нападения на стоматологов, и призывала правоохранительные органы к скорейшему расследованию и поимке преступника. Других реакций, в том числе от государственных лиц, депутатов и сенаторов я не нашел.
Посмотрел на часы, было уже половина одиннадцатого, ни звонка, ни сообщений от нее не было. Странно,- подумал я, она пунктуальна и всегда выполняет свои обещания. Ладно, еще нет повода волноваться, а пока вернусь к китайским репликам с овальным корпусом. Копии китайского часпрома по моим наблюдениям пользуются огромным спросом. При поездке в метро или на такси я встречал их у каждого второго-третьего мужчины, у девушек они встречались реже, но все равно лезли в глаза.
Вдруг как-то тревожно зазвонил домашний телефон, от звонка которого я аж даже вздрогнул, и первым кто пришел на ум на том конце провода был Лапиков, спешивший известить о потери зубов очередным дантистом. Сердце тут же учащенно забилось, я нерешительно поднимаю трубку и вижу высветившийся номер, это был не он.
- Ты меня напугала, я уж грешным делом подумал, что звонит Лапиков.
- Кто такой Лапиков?
- Следователь из генеральной прокуратуры, ну я тебе утром про них рассказывал.
- А, ну да. - Ко мне тоже вечером приходил следователь, пять минут назад ушел.
Они что совсем не спят? Мелькнуло у меня голове, видимо для них это привычный режим работы, днем оперативные мероприятия, вечером и ночью допросы. Похоже, что они ни одному моему знакомому спуска не дадут, надо быть готовым к их недовольствам. А Юля все продолжала и продолжала говорить.
- Замучил своими расспросами. Где мы с тобой познакомились? Давно ли знакомы? Как я попала на твой курс? Какие у нас отношения? Почему мы не живем вместе? Что я знаю о твоем лечении и протезировании? Когда я была последний раз у стоматолога? Хожу ли я в тренажерный зал и чем я там занимаюсь? Где я была вчера и позавчера вечером? Кто мои друзья, и чем они заняты в этой жизни? Когда последний раз общалась со своими родственниками? Какие покупки я совершаю по интернету и из каких стран заказываю товары? Управляю ли я автомобилем? Просили рассказать о мужчинах, с которыми я встречалась до тебя. Кто я по национальности, и что я знаю о бабушке и дедушке? Где работаю и какие мои обязанности на работе? Езжу ли в командировки? Потом еще мучили своими допросами маму и отца.
- И что ты по этому поводу думаешь,- спрашиваю я?
- А ты знаешь, я даже порадовалась, получилась очень поучительная история, что нашел кто-то смелый и от души врезал как следует по этим садистам. Вот теперь у них появилось собственное целое поле творчества для тренировок и опытов, пусть узнают от своих коллег, из какого места у них руки растут. А то неизвестно кем они себя возомнили. Я думаю, что после того как стало известно всей стране, что появился народный мститель, шелковыми станут многие медицинские специалисты. Тут и чуткость с вниманием появятся, и вежливость с тактичностью, и прежде чем брать в руки скальпель, или включать бормашину, будут семь раз отмеривать, прежде чем браться за дело. Я почти уверена на сто процентов, что найдутся и другие подражатели, кто вот таким способом будет добиваться справедливости. Ну а самая главная заслуга молотка и тендерайзера, знаешь какая?
- Мне надо подумать.
- Не ломай голову, все равно не догадаешься. Это возврат порядочности. Быть скотиной или сволочью станет не модно, за это можно и зубов не досчитаться. Любить придется друг друга.
- Во ты завелась! - Надеюсь ты только мне об этом говоришь?
- Тебе повезло, ты первый мой слушатель. Не волнуйся, я знаю кому что говорить. А вообще-то им поделом досталось. Сколько в стране людей с испорченными и ужасными зубами, у которых рот выглядят как выгребная яма, я уж не говорю о вони, исходящей при их дыхании. Да таких десятки миллионов. Казалось бы, столько вывесок и рекламы, выбирай любое место, а нет, народ почему-то не торопится выстраиваться в очереди. А почему? Да потому что стоит к ним попасть в лапы, то там так сдерут что мало не покажется, и зачем им тогда вся эта красота, если жевать будет нечего. По сути, зубы превратились в предмет роскоши. Народ-то по большей части живет от зарплаты до зарплаты и если имеет какие-то накопления, то совсем для других нужд. Но ты сам знаешь, что даже наличие денег еще ничего не гарантирует.
Я ее слушал и удивлялся, откуда в таком хрупком и нежном девичьем теле, у которой красивые ровные зубки, которая дантистов-то в своей жизни видела не больше двух раз, столько ненависти и агрессии к специалистам столь нужной профессии. Да ведь я сам на протяжении более года, после каждого визита в подробностях и в мельчайших деталях рассказывал иногда со страданием, иногда с шутками, иногда с ненавистью, иногда с болью, иногда со страхом, а порой и с иронией, не столько о процессе, сколько обо всех манипуляциях и проделках больше похожих на живодерню, чем на стоматологические услуги. Это же у ее отца во рту остался один зуб, а у ее бывшего, после всех протезирований и обработки под коронки не осталось ни одного зуба, и теперь он ходит со съёмной челюстью, а наш охранник, которого я взял по протекции знакомых так пролечился в городской стоматологии, что остался с тремя передними зубами. И когда он улыбается то эти три огрызка выглядят так, как три пальца показывающие козу.
Слушая как Юлия с надрывом, как будто измученная бесконечными процедурами и многочасовыми просиживаниями в стоматологических креслах наезжает на всю эту в белых халатах братию, у меня нет-нет, да и проскакивало в мозгу, а уж не она ли причастна ко всем этим несчастьям. Силы воли ей не занимать, как, впрочем, и храбрости. Только вот следователи утверждают, что это был мужчина. Но то что она говорит, смахивает на речь прокурора и адвоката, тем более, когда она заговорила о прелестях протезирования, отсутствию боли, осложнениях и бесконечных лечениях. Вот и разберись во всем этом дуализме, свербило у меня в мозгу, кто же она есть на самом деле?
- Вот теперь, - продолжала она свой монолог, пусть на себе попрактикуются в удалении нервов, в имплантации, в наматывании ниточек и во всех тех инновационных методах, больше похожих на средневековые пытки.
«Ну мадемуазель завелась, - молча я говорю себе,- интересно, нас прослушивают? А переписку по вайберу или вапсапу читают?». И я стал быстро вспоминать, что там было такое, что могло бы стать основанием для подозрения. Но кроме как описаний рукоприкладства к моим зубам я так ничего и не мог припомнить. А Юлия все не унималась, видимо её следаки не на шутку разозлили, все говорит и говорит.
- Алло, ты меня слышишь? – Ты где? - Доносится до меня ее голос.
- Я тут. – Внимательно тебя слушаю и согласно киваю каждому твоему слову.
- На самом же деле, рано или поздно это должно было случиться. Должен был появиться тот, кого уже так достали, что другого способа возместить всю свою ненависть у него уже не было. И мне кажется, что эти случаи не последние. Ну и поделом им всем будет, раздраженно сказала Юля и после небольшой паузы спросила. - У тебя, когда визит к Рашиду?
- В пятницу.
- Напиши, как все пройдет.
- Обязательно.
- Тогда мы увидимся в субботу?
- Как всегда,- весело ответил я.
- Договорились,- произнесла она уже чуть смягченным голосом. И мы оба отключили свои телефоны.
За окнами уже вовсю запускали фейерверки, взрывались петарды и хлопушки, по телевизору выступил президент с новогодним поздравлением, но мы ничего этого не видели и не слышали, мы лежали на белых шелковых простынях в кровати и нежились словно морские котики в лучах утреннего солнца на скалистом берегу океана. Мы были только что появившимися на свет слепыми детенышами, где каждый из нас искал в партнере не частичку тела, уносящую себя в небо, а наоборот, частичку, уносящую партнера в небо. И каждый раз, когда партнер оказывался на небесах, возникало вдруг сомнение, а достиг ли он действительно небес, или его тело все еще находится в полете и мы вновь погружались в тела и искали ту катапульту, которая разом, кружа в вихре воздушных масс, забросит нас крепко держащих друг друга за руки, на такую высоту, которая доступна только ангелам. Но нам и этого казалось мало, мы хотели видеть творца мироздания, и мы его увидели, я замер от волшебной неожиданности, а Юля, издала такой пронзительный и радостный крик, от которого в воздухе застыли разлетающиеся искры, а вся вселенная превратилась в один сплошной водоем, в котором плавала наша плоть, медленно распадающиеся на атомы. Мы преподнесли друг другу царственные дары, и их милейший обмен без фальши и лукавства, стал воплощением чуда, уносящего нас за пределы мироздания. Открывая затуманенные глаза после перенесенного полета, и ощущая твердую почву под ногами, мы вновь запускали наши катапульты, и так продолжалось до тех пор, пока мы не оказались вне времени и пространства. Кругом стоял шум и гам, люди открывали шампанское, поедали салаты, поздравляли друг друга, веселились и дурачились, только мы где-то застряли в просторах безмолвного космоса.
Очнувшись первым, я увидел ее уткнувшуюся своим детским носиком мне в плечо, она спала безмятежно, погруженная в глубокий сон и отрешенная от всего земного, такая маленькая, трогательная, беззащитная, и ее закрытые глаза были полны слез, и выглядела она в тот момент как изумительная и восхитительная мечта. Моя кожа и душа зудели от счастья и блаженства, и если бы они могли говорить, то это был бы такой поток ликующих и благодарных слов, что мигом бы превратили столь милое и прекрасное создание в божественную икону. От бурлящих эмоций я почувствовал, как мне трудно дышать и не вставая с кровати протягиваю руку до окна и сквозь створки врывается клубок морозного прямо-таки бодрящего воздуха. Юля еще сильнее прижимается ко мне и, я почти сразу же проваливаюсь в бездну.
Когда мы проснулись, часы показывали час дня и вслед за нежными поцелуями, приветственными и поздравительными словами, мы чуть ли не в унисон произнесли:
- У меня дикое чувство голода, - и мы весело рассмеялись.
- Перейдем от радости плоти, к радости чревоугодия.
- Вы профессор как всегда убедительны.
Еда, которую мы вместе приготовили, так и осталась стоять нетронутой, как и три бутылки шампанского, одну мы все же выпили, когда занимались приготовлением рыбы и салатов.
В течение часа дверца холодильника практически не закрывалась, мы пили шампанское и закусывали сёмгой и мясом, солеными огурцами и тортом «Услада» мандаринами и орехами, клубникой и виноградом, мы запихивали себе в рот все, что видели наши глаза, и куда дотягивались наши руки, а дотягивались они в тот январский день нового года до многого чего такого, куда в обычной жизни они бы не решились. Через час мы лежали на диване со вздувшимися животами, тяжело пыхтя как моржи, и практически без сил.
- Нам надо прогуляться,- говорю, я- а то мы так в хомячков превратимся.
- Хорошая мысль, – сказала Юля, едва ворочая языком.
Через полчаса мы, переваливаясь с одной ноги на другую, словно медведи-шатуны, медленно спускались по ступенькам.
- У тебя тут хороший вид, приятно спускаться, прямо как на фуникулёре с горы.
- Я бы сказал, скатываться.
- Эй, это ты скатываешься колобком, а я спускаюсь. Обратно тоже пешком пойдём?
- Ну если у тебя сил хватит.
- У меня-то хватит, а вот на твое пузо может и не хватить, весело произнесла Юля.
- Эй, мадемуазель, моё пузо учитывая наши разные ростовые пропорции, будет по меньше вашего похожего на воздушный шарик.
- Ах, значит так!
И Юля стала поднимать с пола рассыпанные конфетти, упаковки от хлопушек и швырять ими в меня.
- Мадемуазели не нравится критика? - Мадемуазели нравится лесть!?
И не успели мы выйти на улицу, как в меня тут же полетели снежки, снежные комья и пустые коробки от петард, которыми в то утро был засыпан весь двор. Спасался я бегством, и только когда мы оба запыхавшись, разгорячившись и раскрасневшись, остановились у светофора, я почувствовал жгучее желание, прямо здесь на тротуаре, повалить ее на асфальт и овладеть самым жестким способом.
- Может мы пойдем обратно?
Нежно притягиваю Юлю к себе, обнимаю, чувственным и ласкающим голосом тихо шепчу ей на ушко:
- Хочу тебя наказать, за столь неподобающее поведение.
- Да, вы, профессор, оказывается, садист! - И Юля широко, заискивающе улыбнулась.
- Да, - отрывисто произношу я.- Я - садист! - И тут же целую Юлю в губы.
- Люблю наказывать непослушных и развязных девчонок.
- Тогда вы меня накажите.
И я почувствовал, как её язычок затрепетал у меня во рту.
- Но сначала мы еще погуляем, а то мой профессор растолстеет, обрастет жиром, станет ленивым и превратится в розовую хрюшку, и я навсегда забуду про ангелочков, а они такие милые были.
Я удивленно посмотрел в её искрящиеся глаза и весело сказал:
- Никакого обжорства, это и вас касается. Спорт, спорт и еще раз спорт. Раз уж нам привалило такое счастье, то надо сделать все, чтобы они нас никогда не покидали. Мы их пропишем в квартире.
- Это вы, профессор, правильно сказали.
И мы, крепко взявшись за руки, еще добрых два часа гуляли по району.
Дома нас ждала приготовленная прошлогодняя еда, от который мы отказались, отправив ее в мусор и вечером, помня о вчерашних ангелочках, питались овощным салатом, фруктами и остатками тортика «Услада», запивая шампанским. Покончив с трапезой, я торжественно преподнес Юлии перевязанную красной лентой коробочку с часиками «Таg Heuer», сталь с черной керамикой, безель и циферблат, усыпанные бриллиантами, диаметром чуть меньше тридцати миллиметров. От такого неожиданного подарка мадемуазель просто ошалела, глаза запылали огнем, лицо засияла как кремлевская новогодняя елка и арктическая гейша вдруг пустилась в пляс изобразив что-то похожее на барыню. Такой приватный танец мог возбудить кого угодно, тем более, когда она принялась меня страстно целовать за негаданный сюрприз. И пока она вертела левой ручонкой разглядывая как они смотрятся со всех сторон, я тут же в гостиной, резко развернул ее к себе спиной, стащил джинсы с трусиками, поставил на колени и вошел в нее сзади так глубоко, что все жильцы дома разом умолкли от ее резкого и пронзительного крика, который вызвал во мне то ли дикую ярость, то ли звериную страсть. Никогда я еще не слышал, чтобы девушка могла сразу издавать такое количество природных звуков, она лаяла, визжала, плакала, мычала, стенала, мяукала, рычала и даже блеяла. Эта животная трель вогнала меня в такой неистовый раж, что мое тело превратилось в натянутую струну, достающую до самых кончиков её души. Заветный взрыв был таким неожиданным, словно нас обдали кипятком. Мы дружно ахнули как будто испустили последний дух и без чувств рухнули на диван со спущенными джинсами. Её губы покрылись пеной, дышала она как рыба, выброшенная на берег, часто и широко открытым ртом, и после нескольких безмолвных минут еле заплетающим голосом словно змея прошипела:
- Не беспокойся, профессорят мы не наделаем.
Я в ответ хотел сострить, спросить почему профессорят, а не гейшат? - как она, опередив меня тихо выдавила из себя.
- Я видела ад и чертей, и, кажется, они на дровяном костре поджаривали меня на сковороде.
- Ого! - смеясь, довольным голосом произношу я. - Лет пятнадцать назад я тоже видел чертей.
Юля отрывает голову от дивана и чуть ли не округлив глаза, растягиваясь в улыбке язвительно произнесла:
- И кто же тебя так жарил? Уж ли не африканский студент с большим прибором? Я заметила, их у вас в институте не мало.
- Хм, меня никто не жарил. - Вот слушай. Я тогда жил в другой квартире. На Новый год мне подарили большой альбом с репродукциями Сальвадора Дали, был у меня период в жизни, после прочтения писем Ван Гога, когда я увлекся живописью, читал запоем автобиографии и мемуары художников. Помню, как в выходной день, лежа на диване, я целый день рассматривал картины испанского сюрреалиста, а вечером решил почитать его трактат о «Бзюдамах», забавная вещь скажу я тебе.
- Это что означает?
- Ты разве не догадываешься? Пук так называется.
- Дашь мне почитать?
- Конечно дам. – Не отрывай меня от воспоминаний, а то что-нибудь важное упущу. В час ночи я выключаю свет, пытаюсь заснуть, и вдруг чувствую, как кто-то по мне начинает скакать. Представляешь, как я перепугался. Уж не знаю, как я дотянулся до настольной лампы, но когда зажегся свет, то увидел на кровати, прямо на моем одеяле трёх чертей, ростом примерно под метр двадцать, весело прыгающих словно маленькие дети. Я со страху щукой прыгаю в приоткрытое окно и мои плечи застревают между рамами. Они хватают меня за ноги и тащат обратно в комнату. Ужас! Я со страха чуть в штаны не навалил. Стал с таким остервенением отмахиваться ногами, что эти бесы, тут же отвали и мгновенно исчезли. Твои-то с тобою любезные были, наверное, на оливковом масле поджаривали? А мои-то точно не с чувствами ко мне пришли.
- Ну и что ты делал дальше? – Скорую помощь вызвал?
- Мадемуазель Юлия, перестаньте ехидничать. - Дальше я везде включил свет, потом телевизор, музыкальный центр, плотно закрыл окна, задвинул занавеси и лежал до пяти утра. боясь шелохнуться, все вглядывался в каждый угол, где, как мне показалось, они и притаились. Вот так и лежал пока меня не свалил сон. Но только я стал проваливаться в забытье, как меня опять кто-то начал пинать и топтать. Открываю глаза, но несмотря что было темно, силуэты этих лохматых демонов я видел отчетливо и еще поблескивающие словно огоньки глаза. Вот тут-то я не стал прыгать в окно, а драпанул на кухню, схватил огромный нож и спрятался за холодильником. Так там и просидел на корточках до самого рассвета.
- Да у вас батюшка, белая горячка была. Надо было психиатров приглашать.
- Угу. - Я тоже так думал целый день, все вспоминал как они на меня сладострастно смотрели словно на юбилейный пудинг и улыбались. Когда рассказал своим друзьям, то те посоветовали если они и в следующий раз нагрянут, поговорить с ними, спросить за чем они пришли. Представляешь себе картину, мы сидим за столом, попиваем чай и мило беседуем.
- И что было дальше?
- В тот же вечер сижу в кресле у экрана телевизора, продолжаю читать трактат «О бздюмах» и одновременно слушаю девятичасовые новости. И вот появляется сюжет об одном африканском племени. Эти аборигены с остервенением бьют в свои джембы, это вроде наших барабанов, прыгают как полоумные вокруг большого костра и громко пукают. Со слов корреспондента, это означает, что они таком образом избавляются от нечистой силы и чертей и в эту же самую минуту я читаю главу, которая называлась как с помощью бздюма избавиться от нечистой силы и чертей. Ты понимаешь какое это было сверхъестественное совпадение. Тут уж даже если и не захочешь, но поверишь в любой бред, который встретишь в тексте. Оказывается, чтобы навсегда от них избавиться, прямо как от тараканов, нужно купить определенные продукты, чтобы получился не просто абы какой бздюм, а бздюм определенной консистенции. Можно подумать, что у них нюх как у парфюмеров. Так и хотелось тогда сказать, гурманы чертовы. Хотя, ты знаешь, был великий соблазн, а у меня в этом не было сомнений, что они опять заявятся ночью, еще раз их лицезреть, ну и сфотографировать. Представляешь, какая бы это была мировая сенсация. Стал бы звездой вселенского масштаба.
- Ну и?
- Но третий раз испытывать ужас я как-то не решился. Ты помнишь фильм «Вий»? Чем там все закончилось? А главное, по счету какая это была встреча? Третья. Вот я и не решился испытывать судьбу, а побежал в ближайший магазин и через пять минут стоял у кассы с соответствующим продуктовым набором. По началу все шло хорошо. Два часа желудок громко и приятно урчал, а потом появились первые признаки бздюма. Я возрадовался, неспешно и важно прогуливался по квартире, освещал её, так сказать, побывал во всех углах, обошел вокруг кровати несколько раз, вышел в коридор и на кухню, не забыл про туалет и ванную комнату, пошаркал ногами на балконе и в кладовке, потом зашел в лифт, прошелся по лестнице, дальше прогулялся вокруг дома, посидел в машине, а потом летел с такой скоростью домой по ступенькам на десятый этаж, что лифт за это время успел только подняться с первого этажа на второй. Я думал, что, когда снял штаны в туалете, то взорвусь вместе с домом и чертями, ну так меня приспичило. Вот такая была история.
- Ну и как, черти больше не появлялись?
- С тех пор – ни разу. – Можно сказать привился от них. А ты говоришь, белая горячка. Если ты не желаешь больше сидеть на горячей сковороде, то я могу тебя осветить рецептик от этого у меня стоит на полке.
- Нет уж спасибо. - Я с ними как-нибудь договорюсь, а может даже и подружусь.
- Подружись, подружись, встретишь моих не забудь им привет передать, а то они уже, наверное, по мне соскучились, можешь даже для меня автограф прихватить, все-таки не каждый день удается дома видеть таких почетных гостей.
- Будешь меня к ним часто отправлять, так уж и быть, возьму для тебя.
- Да что вы говорите, мадемуазель! - Оказывается вы их не боитесь, уж не частый ли вы их гость?
- Нет, не частый, но их я не боюсь, я крещеная.
- Ну тогда это многое объясняет,- продолжаю я иронизировать. – Так кого же мадемуазель желает чаще видеть, ангелочков или чертей?
- Дай мне немного подумать,- смеется она.
- Да, мадемуазель оказывается ветряная, никакого постоянства! Вы уж как-то определитесь или график составьте. А то отправлю вас не по тому адресу, так вы еще чего доброго заблудитесь.
- Я составлю график, чтобы профессор не ошибся.
- Уж будьте так добры, сделайте, я его над кроватью повешу.
- Есть товарищ преподаватель! - и приложила руку к голове.
- А может мадемуазель хочет ангелочков видеть рядом с чертями?
Тут у Юли округлились не только глаза, но и лицо, и после некоторой паузы, с небольшим содроганием в голосе, она сказала:
- Чтобы мне их вместе увидеть, я должен стать джином или волшебником и выйти за грани любви и секса. - Я сама себя еще плохо знаю, но иногда хочется, чтобы секс был сродни божественной магии, чтобы его окружала аура колдовства и чудесных превращений, - и окинула меня несколько раз проникающим и оценивающим взглядом, словно хотела видеть не меня и мои физические возможности, а нечто большее, чем подобие живой плоти.
- Да вы, оказывается, сексуальная маньячка. - Я думал, что мадемуазель поклонница традиционных отношений, а она мечтает о потустороннем мире, да тебе нужен не земной человек, а Воланд! - смеюсь я, - ну или тот, кто знает заклинания. Я одно знаю: трах-тиби-дох.
- Да ну тебя.
- Я тебя услышал, Юлия Алексеевна. Я тебе устрою аутодафе, черти и сковорода - покажутся тебе новогодним пудингом.
И гладя мне в глаза, почти соблазнительным и желанным голоском ласково произносит:
- Устрой мне аутодафе. Хочу сгореть в пламени страсти и разврата. И тут же змеёй заползает мне на грудь и сворачивается калачиком.
- Устрою, устрою. И мы сливаемся в страстном поцелуе.
А еще через мгновение мы оказываемся полностью голые, и я в очередной раз отправляю Юлю ко всем чертям, которые никуда и не уходили, а только терпеливо ждали свою жертву.
- Ты хочешь, чтобы я навечно у них прописалась? - тяжела дыша и с большим трудом произнесла Юля. Они уже на меня как-то подозрительно смотрят, думают, кто это за изверг, глумящийся надо мной.
- Ты скоро перестанешь обращать на них внимание, они будут такими же обычными, как мебель в квартире.
Юля тут же уставилась на меня и заплетающим языком прошептала:
- Ловлю на слове, - и еще теснее прижалась ко мне.
Какое-то время мы голые молча лежали на диване и каждый из нас чувствовал, как бешено колотящиеся сердца успокаиваются, как дыхание становится спокойнее и ровнее и как наши разгоряченные тела медленно остывают. Я вытащил из-под себя плед и одним движением накрыл нас обоих. Юля оторвала голову, и я увидел, как озорной огонек блеснул в её глазах, и мне непонятно почему вдруг захотелось спросить про её бывшие отношения.
- Слушай, ты мне скажи, у тебя до меня были кавалеры, они тебя что не отправляли ко всем чертям?
- К каким чертям? – О чем ты говоришь. Я слишком поздно начала встречаться с мужчинами и те, с кем я пыталась построить отношения, как мне казалось, больше любили себя, чем меня, и я с ними быстро расставалась. У меня были товарищи разного возраста, и я поняла, что мне больше нравятся взрослые, этак лет под пятьдесят высокие, спортивные, следящие за собой, типажи, вроде актеров Лиама Ниссона, Домогарова, Михайлова или Тараторкина.
Тут я ее резко прерываю и спрашиваю:
- А были такие, кто тебе запомнился больше всего?
- Был, один придурок художник, абстракционист, как он себя называл, а на самом деле полный задрот.
- Ты ему позировала?
- Ага, стояла голая, как дура, на четвереньках, ему нужен был мой анус, он в нем видел большой вселенский взрыв. – А, чтобы еще ближе было к реальности, как он говорил, нужно мой зад выкрасить в черный цвет и вставить в него кисточку. Картину, которую он написал, назвал «Черная дыра». На трезвую голову я бы себе такого не позволила, но после пары рюмок водки, мне уже было все равно, какую позу принимать. Один раз он пригласил в гости парочку таких же художников задротов, напились, а потом решили меня написать, но только чтобы я голая была и занималась всякими домашними делами, а они наблюдали бы за мной и искали бы самый на их взгляд красивый ракурс. Ты не поверишь, по началу мне эта идея даже понравилась, что-то было необычное в их предложении. Но я им отказала, послала догадываешься куда. Выгнала его друзей, а самого напоила до бесчувственного состояния стащила штаны вместе с трусами, вставила ему в анус тюбик с краской и выдавила все до последней капли, туда же засунула и его любимую кисточку. Потом выдавила содержимое всех тюбиков, что были у него дома на его зад, а на стене написала: «Рождение новой свиньи».
Я весело рассмеялся и спросил:
- Селфи случайно не сделала?
- Не сообразила, спешила побыстрее уйти, пока он не проснулся.
- Ну а другие?
- Другие, - задумчиво произнесла Юля. - Другие были, но оставили одно разочарование. Были пару алкоголиков, не ложившихся спать, пока не выпьют всю бутылку водки, байкер был, заразивший меня венерической болезнью, ухаживал депутат, который всегда при встрече дарил цветы, шампанское и конфеты.
- И?
- Он слишком толстый был, вечно потел и вонял, как последняя скотина. Мы с ним несколько раз поужинали в ресторане, и когда он ко мне стал приставать, я от него убежала. Был один священник, родители меня с ним познакомили, так тот сразу же с первой встречи начал рассказывать о разнузданной похотливости современной молодежи, о греховности абортов, противозачаточных средств, презервативов и всяких интимных игрушек. А уж как он настойчиво с пеной у рта убеждал меня, что секс нужен только для продолжения рода, и если люди занимаются им ради удовольствия, то это омерзительный грех. Я даже несколько раз потрогала его лоб, уж ли не температура у него. Видимо, он мой жест расценил по-своему и стал меня уговаривать вступить с ним в брак, в котором я испытаю угодные Богу мирские радости и упоения.
- Как ты, богохульница, могла отказать святому отцу? Стала бы смиренной матушкой, платочки бы носила. И кстати, а ведь так думают не только служители церкви. Одна известная дама, депутат Государственной думы, говорила точно такими же словами и призывала заниматься сексом только для продолжения рода. А уж как её бесили магазины по продажи интимных товаров! Так что таких чудиков на свете много. И что ты ответила попу?
- Ты знаешь, у меня патологическая неприязнь к неряшливым и неопрятным мужчинам. Вот я ему и предложила заняться спортом, сменить свой гардероб, научиться парфюмом пользоваться, а то от него на версту ладаном воняло. После этих слов он быстро ретировался.
- Ну а сверстники были?
- Было несколько парней, но они ничем не запомнились, я даже их имена не помню. Но я ни о чем не сожалею, хотя это были и не лучшие отрезки в моей жизни.
В этот момент, то ли в результате воспоминаний, то ли под влиянием непонятно чего, лицо Юли стало вдруг грустным и печальным, и я тут же решил быстро сменить тему. Скидываю с себя плед, натягиваю футболку с джинсами, открываю нижнюю дверцу книжного шкафа и вытаскиваю несколько часовых каталогов и последние номера журналов о часах.
- Забыл про обещание, - произнес я.
Она тут же по-детски протянула свои ручки. Я дал ей немецкий каталог часов за 2014 год, присел рядом, и мы на несколько часов погрузились в мир часового искусства.
Надо сказать, о швейцарских часах я знал все. Я мог с большого расстояния с легкостью определить любую швейцарскую марку и её модель. Я легко угадываю бренды, мелькающие на экране телевидения у политиков, шоуменов, бизнесменов, телеведущих и просто гостей в студии.
Я долгое время вел подсчет количества часов у премьер-министра Дмитрия Медведева, который к ним питает маниакальную слабость и меняет их каждую неделю, и через несколько лет на четвертом десятке я сбился со счета.
Я видел, как многие депутаты, священники, высший генералитет переворачивали свои часы, чтобы циферблат был на внутренней стороне кисти, и делали это с таким умыслом, чтобы не шокировать окружающих их стоимостью, но даже по небольшому фрагменту корпуса догадывался, кто производитель и сколько они стоят.
Я часто видел государственных чиновников, которые на важных и деловых встречах появлялись не просто в кричащих часах, но и в вызывающих моделях, таких как например: «Bandido» или «Сobra» производства «Franc Villa» или марках, имеющих изображение черепа на циферблате, коих в последнее время стало много, и которые явно не соответствовали стилю одежды и проводимому мероприятию.
Мне не раз приходилось лицезреть, как средний офицерский состав из силовых ведомств без зазрения совести, вовсю кичились своими двойными турбийонами, и всякого рода наворотами. И у меня каждый раз возникал один и тот же вопрос, откуда у них при средней зарплате по стране, такая роскошь? Ведь эти игрушки не покупаются на последние деньги.
Если я смотрел фильм, то из моего внимания не ускользали ни одни часы главных героев, которые с ними часто попадали в ляпы. Например, модель только что выпушена, а на экране действие фильма происходит в каких-нибудь шестидесятых или семидесятых годах, или, например, когда показывают крутых бизнесменов, воров в законе или чиновников в китайских поделках за три копейки, чего в реальной жизни мне никогда не приходилось видеть.
Если я ехал в метро, то искал глазами руки пассажиров, многие из которых словно специально хвастались своими репликами, думая, что они выглядят как настоящие, но я-то понимал, что это дешевая китайская бижутерия, которая вызывала во мне брезгливую ухмылку.
В торговых центрах и особенно в дорогих и престижных, таких как ГУМ, ЦУМ, «Петровский Пассаж», «Люксор Виллаж», «Крокус Сити Молл» меня больше интересовали не собственные покупки, а деловито прогуливающие посетители, которые помпезно выставляли свои золотые браслеты на показ.
Управляя машиной, у меня один глаз всегда смотрит на дорогу, а другой на проезжающие мимо меня автомобили, отыскивая у водителя знакомые силуэты на руке.
При деловых встречах, я всегда сначала глазами ищу запятье, а уж потом окидываю взглядом партнера.
Моё утро начинается с зеленого чая и просмотра двух специализированных часовых сайтов, информирующих о новинках за истекшие сутки.
Я состою в разных часовых сообществах и веду постоянную переписку с несколькими десятками таких же увлеченных людей.
В мире фанаты марки «Panerai», называющие себя «панеристы», проводят каждый год свои международные тусовки в самых разных уголках мира, куда съезжается много знаменитых людей, и в частности некоторые звезды американского кино, имеющие большие коллекции ставшей знаменитой итальянской марки и куда я тоже езжу.
Я не пропускаю часовые выставки в Женеве и Базеле, как и презентации новых моделей в Москве.
Я гоняюсь за редкими коллекционными моделями по всей Европе, и когда мне удается наконец-то купить, я вновь начинаю бегать, но уже за другой, а эта, отправляется в нашу секретную комнату в салоне, о существовании которой знают всего три человека, и где я провожу немало времени в созерцании шедевров часового искусства. Такие часы не носят, ими любуются и восхищаются, их бережно хранят, и я к ним прикасаюсь только в чистых, стерильных и белых перчатках.
В общем, в течение всего вечера мы были полностью погружены в мир хронографов и скелетонов, в разнообразие корпусов и браслетов, сплошь усыпанных бриллиантами и другими драгоценными камнями, в расписные и гильошированные циферблаты, репитиры и турбийоны, в вечные календари и уравнения времени и еще множестве усложнений, встречающихся в часах.
Когда мы отложили в сторону последний просмотренный часовой журнал, на лице Юлии читалось смятение и изумление. Она никогда не думала, что мир наручных часов может быть таким уникальным и многогранным, что на часы можно также смотреть, как и на картины художников, и что посещение часовых салонов может оказаться таким же увлекательным, как и хождение по музеям.
Вдруг она прервала молчание:
- И когда ты меня познакомишь в живую со всей этой несравненной красотой? – Я хочу их видеть живьем.
- У нас сегодня первое число, завтра салон будет еще закрыт, а вот послезавтра я тебе устрою экскурсию.
- Договорились, - и она задорно улыбнулась. - А ты мне покажешь свою коллекцию?
- Сказать честно?
- Да.
- Не покажу.
И понимая, что я обижаю ее таким ответом, я на несколько секунд призадумался и как бы в оправдание произнес:
- Я редкие и коллекционные модели храню в банке, а дома держу пару-тройку повседневных, так сказать на каждый день.
- Понятно, и нотки грусти прозвучали в ее голосе.
Ладно, - думаю я про себя, покажу ей несколько штук, которые есть дома, а то мало ли чего подумает.
- Сейчас я тебе кое-что покажу, я их частенько надеваю.
Я спрыгиваю с дивана и устремляюсь в свой кабинет, где в ящике книжного шкафа лежало несколько марок.
– Вот смотри, - и протягиваю ей «Audemars Piguet Royal Oak Offshore Chronograph».
- Тяжелые, - удивленным голосом говорит Юля. И стала внимательно их разглядывать.
- Я к этим Офшорам присматривался лет пять, это фанатики часов их так сокращенно называют.
- Ого! - изумленно воскликнула Юля.
- Я все никак не мог понять, что же в них есть такое, что делает их авторитетными и для многих столь желанными? Думаю, я бы еще столько же лет к ним приглядывался, пока не помог случай.
- Какой?
- Это было несколько лет назад. Бегу я как-то весной по лесу под горку, быстро бегу, пятки сверкают, дух захватывает и вдруг получаю неожиданный удар по лбу, словно в меня кто-то запустил булыжник. Из глаз посыпались искры, сознание помутнело, появились слезы на глазах, и я ощутил резкий и щиплющийся запах в носу, как будто в меня брызнули перцовой смесью из газового баллончика. Я как подкошенный рухнулся на землю, схватился руками за лоб, на котором мгновенно выскочила огромная шишка, которая тут же запылала огнем и меня охватил жуткий приступ чиханья. Не понимая, что произошло, я стал бешено вращать глазами во все стороны, пытаясь увидеть того, кто запустил в меня камень или непонятный предмет, но никого не обнаружил. Придя немного в себя, я решил приподняться с земли и боковым зрением замечаю, как рядом со мной в траве громко жужжа волчком вертится огромный шмель. И тут до меня дошло, оказывается мы не поделили тропу и столкнулись как два барана лоб в лоб. Первая мысль была раздавить этого проказника, но присмотревшись к нему получше и видя, как он пытается прийти в себя, мне его стало жалко и в тоже время смешно. Я пару шагов сделал назад, думаю, на всякий случай, а то еще разозлится и яростно набросится на меня, решив, что это я ему дорогу не уступил. Но он как пьяный шарахался из стороны в сторону, вместо того чтобы взлететь вверх. Тогда я веточкой подбрасываю его и он, сделав несколько кульбитов в воздухе резко замахал крыльями, злобно и пронзительно загудел, облетел вокруг меня и исчез в кустарнике.
Шишка моя продолжала гореть и зудеть, и я решил дальше не бежать, а пойти пешком. Через полчаса я был дома и первым делом посмотрел на себя в зеркало. Шишка была еще та! Огромная, размером почти с грецкий орех, ярко красная и выглядела как растущий рог. Ты знаешь, я даже испугался, вид её был просто угрожающий, хотел даже позвонить в скорую помощь. Но пока принимал душ, пока пил зеленый чай, боль поутихла, да и вид её стал не таким устрашающим. В общем к полуночи, её размер значительно уменьшился, зуд почти пропал, боль исчезла, да и в носу уже ничего не свербело. Ну и как обычно перед сном, я просматриваю один часовой сайт, рассказывающий о новинках часового рынка и неожиданно вижу анонсирование очередных часов «Audemars Piguet Royal Oak Offshore Chronograph», и их новой модели «Bumble Bee», что в переводе означает шмель. Они действительно были похожи на шмеля: корпус, циферблат и ремешок желто-черного цвета. Помню я надолго завис над фотографиями, все пытался найти объяснение такому странному совпадению.
Понимаешь, мне несколько человек советовали приглядеться к этой марке, но я им отвечал категорическим отказом, мол ну не нравятся они мне. Вот в ту ночь я долго не мог уснуть, все ломал голову, кто мне послал шмеля? Либо один из тех, кто советовал обратить на них внимание, либо это происки всевышнего. Знаешь, после чертей, как-то легко веришь в необъяснимое. Ну а когда проснулся, то понял, что хочу, да не просто хочу, я очень хочу эти часы. Вот так я и влюбился в них.
- И ты их купил?
- Они появились в фирменном бутике в Москве через полгода вместе вот с этой моделью, и после примерки я понял, что еще одни мне черные часы не к чему, да к тому же корпус оказался на два миллиметра больше, и на руке они смотрелись так как будто я в них родился. В общем, решение было быстрым, и на следующий день купил вот эту модель, о чем ни разу не пожалел. Видишь, оказывается, чтобы в кого-то или во что-то влюбится, надо чтобы меня огрели по лбу. Или, к примеру, тебя.
- А меня зачем? - смеясь спрашивает Юля.
- Чтобы ты влюбилась в меня.
- Ну тогда я и тебя должна как следует треснуть по лбу.
- Мы должны столкнуться как я со шмелем, лоб в лоб.
- Мы побежим навстречу друг другу?
- Не обязательно, можно вот так, как я, - наклоняясь легко, касаюсь своим лбом лба Юлии.
- Это не считается,- весело произнесла Юля. - На наших лбах никаких следов от наших касаний, а должны быть настоящие шишки.
- Тогда закрывай глаза, будут сейчас тебе шишки.
- Нет, спасибо, - и Юля выставила вперед свои ладошки. Будем считать, что мы действительно столкнулись лбами.
- Ну это тогда не настоящая любовь.
- Ты хочешь, чтобы мы наколотили себе кучу шишек, чтобы было наверняка и на вечно? Чем колотить будем, лбами или скалками?
- Мадемуазель, вы напрасно иронизируете. Я тебе сейчас расскажу еще одну подобную историю. Слушай. Ты заметила на какой я живу улицы?
- Ландышевая.
- А на чайных кружках какие рисунки?
- Ландыши. Ты их специально купил к наименованию улицы?
- Ты не поверишь, но я их купил тогда, когда здесь был лес населенный зайцами, ужами и старыми деревянными постройками. Более того, когда все дома были построены, мэрия объявила конкурс на название улицы, а приз однокомнатная квартира. Мне даже в голову не могла прийти мысль, что изображения, которые я на день видел десятки раз, будут соответствовать имени улицы, на которой я буду жить. Как говорят друзья, улица была бы такой же, что было бы нарисовано на чашках.
- Это происки чертей. Ты их не пустил в свою жизнь, теперь они вот таким способом напоминают о себе. Ладно бы только тебе, но теперь и я их стала видеть, прямо какая-то чертовщина творится. Что мы с ними делать будем?
- Дружить. У меня и часики есть черные, пречёрные, прямо как они, сейчас тебе покажу.
- Ну хорошо, - довольно произнесла Юля.
- Я тут же достал из книжного шкафа «Panerai» модель 335 в корпусе из черной керамики.
Юля осторожно взяла в руки часы и стала их вертеть перед глазами.
- Вау! А можешь их одеть?
Конечно и они тут же оказываются на моей руке.
- Они тебе идут. Настоящие мужские часы. Черные как твои черти. Уж ли не они повлияли на твой выбор?
- Ты уже начинаешь в каждой покупке искать подоплеку. Черти тут не причем. Захотелось иметь в своей коллекции часы чей корпус не из металла, а из керамики, интересно стало, что это за такой материал.
- И в чем же оказалась фишка?
- Фишка в том, что на корпусе нет ни каких следов носки. Их можно носить столетиями, и они визуально всегда будут новыми, часы без срока давности.
- Круто. Тогда они, наверное, стоят очень дорого?
- Дороже чем в стали и немного дешевле чем в золоте.
- Но насколько я знаю, керамические столешницы хоть и красивые, но хрупкие.
- Про свои пока ничего не могу сказать. На пол не падали, кирпичами не проверял, а вот пару раз о дверные косяки ударял и причем очень сильно. Как видишь, корпус целехонький. А вообще, эта марка безумна популярна среди заокеанских спортсменов, политиков и голливудских звезд кино. Кстати, качки их очень любят. По сути дела, можно сказать эта единственная марка, претендующая на звание самых брутальных и харизматичных часов. Они легко узнаваемы из-за большого корпуса и вот этой скобы. Вот сравни с «Audemars Piguet», размер циферблата одинаков, только почти у всех моделей «Panerai» нет никаких усложнений, только две большие стрелки и все, ну или иногда встречается маленькая секундная. Никакой дополнительной информации, главное лаконичность и немногословность. Я бы про них сказал, что это часы дела, а не романтики и свиданий. В американских боевиках, где главный герой спасает от террористов человечество, обязательно будет в часах этой марки. Я думаю такой дизайн сложился под влиянием итальянских домов моды, уж кто как не они знают толк в одежде. Смотри, Италия страна южная, чтобы одеться много на себя не надо, мужчинам прикрыть низ, женщинам верх и низ и все, выглядишь естественно и главное соблазнительно. Так и эта марка, две стрелки словно две детали одежды. Может быть поэтому владельцы «Panerai» неосознанно тянутся к простоте и натуральности, хотят скинуть с себя излишки одеяния и вернуться в первозданную среду.
- Как любопытно. – сказала Юля почти что завороженным голосом. - Так, а это что за часы?
И Юля осторожно взяла очередную модель и в полголоса прочитала название на циферблате:
- «Franck Muller».
- Эти были куплены благодаря хакерам.
- Благодаря хакерам? – спросила Юля удивленным голосом.
- Именно им. – Вот слушай. Познакомился я с этой маркой еще лет двадцать назад, меня тогда привлек их бочкообразный и изогнутый корпус, вот как этот, и крупные выразительные числа на циферблате, а еще мне понравились и прямоугольные и квадратные модели. В общем, я влюбился в эту марку. Фирменного бутика тогда в Москве еще не было, а те редкие модели, завезенные в Россию, были, как правило, не новыми и имели явные следы носки, и в случае поломки, пришлось бы изрядно попотеть по городу в поисках часовой мастерской. Несколько лет назад у нас открылось представительство, салон и мастерская по их обслуживанию. Я сразу же туда зачастил и через пару месяцев определился со своим первым выбором. Они лежали на витрине и стоили чуть больше четырех миллионов рублей. Цена мне казалась слишком завышенной, и я поинтересовался у директора магазина о скидке, говорю, мол эти часы в Швейцарии стоят существенно дешевле. Но он мне отказал в снижении цены, сославшись на то, что модель новая и пользуется повышенным спросом. Тогда я решил, что не стану покупать их в Москве, а куплю в Швейцарии, куда я планировал поехать через несколько месяцев.
Прошло, наверное, месяца два, как однажды вечером я получаю от директора салона письмо на свой электронный адрес, в котором он сообщает, что сейчас находится в Испании, со своей больной племянницей, которой сделали уже две дорогостоящие онкологические операции, а еще нужны лекарства, на которые у него не хватает денег. Так вот этот швейцарец просит меня об одолжении, не мог бы я ему выслать в долг две тысячи евро. Я конечно сильно удивился такому письму, и долго не мог понять, как так получилось, что у руководителя московского бутика одной из самых крупных швейцарских часовых компаний, производящих самые сложные и дорогие часы в мире, где только одних моделей насчитывается около десяти тысяч, вдруг не оказалось друзей, у которых он мог бы занять денег. Но после некоторых размышлений, я решил написать ему письмо, что раз случалась такая неприятная житейская ситуация, то я готов ему помочь, а в конце приписал, что может вы все-таки сделаете мне скидку. Через пять минут пришел ответ, в котором он меня благодарит за помощь, указывает счет, на который можно перечислить нужную сумму и приглашает меня утром в салон, где секретарь сделает мне приятный сюрприз.
Утром я приготовил две тысячи евро и стал ждать открытия банка, но прежде чем их отправить, я думаю, дайка я позвоню, и узнаю в какую цену мне обойдутся часы. И когда я представился, то она и ухом не повела, словно никогда и не слышала обо мне. Тогда я ей стал объяснять более подробно, кто я и зачем звоню, и каково было мое удивление, когда она сказала, что директор салона у себя в своем кабинете, и что я сам у него все могу узнать. Оказывается, хакеры взломали личный электронный адрес и от его имени стали рассылать письма с просьбой о помощи. Как он мне потом рассказывал, на его письмо даже дочь откликнулась, живущая в Нью-Йорке, и сообщила, что не может ничем помочь, так как она сейчас на мели. Ну я с сожалением и говорю, что готов был отправить нужную сумму и уже мысленно видел эту модель на руке, на что он мне сказал, приезжай, поговорим о цене.
И вот через два часа я сижу с обратной стороны стола, директор напротив меня с калькулятором на столе что-то высчитывает, и после многочисленных нажатий на кнопки он поворачивает ко мне счетную машинку и показывает сумму ровно в два раза меньше той, которая была озвучена мне раньше. В общем его так тронуло мое решение помочь ему, что, когда я забирал часы домой он мне подарил целый ящик грузинского красного вина «Мукузани» и на прощание сказал, что теперь я у него самый важный клиент и любая модель для меня будет предложена со скидкой в пятьдесят процентов. Теперь я, когда прихожу в бутик, то он меня встречает как самого дорого гостя.
- Круто, - воскликнула Юля. Кстати, один раз я видела, как ты на занятиях появлялся в крупных подобных бочкообразных часах, у которых циферблат небесного цвета. Я еще тогда подумала, надо же, какой позёр, он еще и часы подбирает под цвет своей рубашки. Кому сказать, ни за что не поверят.
- Хм, когда это ты успела их заметить? - я их надевал-то всего один раз.
- Почему так редко? Не нравятся?
- Наоборот. Ты знаешь, мне давно хотелось иметь в коллекции часы на браслете с синим циферблатом, а тут анонс, красивые фотки в журнале, вот и заказал не видя живьем, а когда они пришли, тут-то я и припух. Мало того, что они оказались крупными, так еще и толстыми, как кошелек, набитый деньгами.
- А почему именно с синим циферблатом?
- Почему с синим? Потому что синий цвет символизирует вечность, верность и постоянство, а народы востока считают, что синий цвет отпугивает злых духов и защищает от сглаза и порчи.
- Ну тогда понятно. Защищаешься от чертей всевозможными способами. А на занятиях от кого хотел в них защититься?
- Не догадываешься? От назойливых барышень с первой парты. Думаю, вот нашлют какую-нибудь пакость, а рецепты от сюрреалиста Дали может и защитили бы, но не мог же я себе позволить громко пукать в аудитории. А так синий циферблат вроде оберега, и ведь защитил же.
- А откуда тебе известно?
- В данный момент ты рядом со мной. Я тебе даже свою маленькую тайну открою, связанную с этими часами. Я их купил три месяца назад, аккурат перед первой нашей встречей. Так вот они все это время лежали на диване, не в коробке, а вот на этой подушке, которая у тебя находится, под твоими ягодицами. Не вытаскивай, она освященная и теперь оберегает, самое ценное что у вас есть.
Тут Юлия сделала недоуменное лицо и уже хотела что-то сказать, как я её опередил. - К тебе это не относится, у тебя ценные все клеточки твоего тела.
- Выкрутился.
- А зачем ты их убрал?
- Так они своё дело сделали, теперь мирно покоятся в своих апартаментах.
- Они здесь, дома, а не в банке?
- Сейчас тебе покажу. И я вновь ускорился в свой рабочий кабинет.
- Ух ты! – неожиданно произнесла Юля. – Они до неприличия и до безобразия шикарны, просто чума! Часы – шок! И праздник! Вот они точно и для соблазнения, и для любви, и для романтики, и для свиданий, они для любого события. В них и на пляже можно загорать. Перед ними не устоит ни одна барышня. Дай, дай, хочу к ним прикоснуться.
Я бережно вытаскиваю, как самую ценную драгоценность и протягиваю их в выставленные ладони.
- Ого! Какие они тяжелые, надо иметь недюжинную силу чтобы их носить.
- А ты как хотела? Быть одновременно универсальными и пушинкой? Хотя, если бы они, например, были из титана, но все равно они бы чувствовались на руке. Я осенью в них пару раз был на презентации новых марок в двух разных салонах. Организаторы естественно старались привлечь как можно больше известных людей, угощали всякими напитками, ну и выкладывали все текущие новинки. Я понимал, что если будет презентация одного часового бренда, то конечно приглашенная публика будет именно в часах одноименного бренда. Ну я решил устроить шорок, нацепил их на руку и вперед. Как и ожидал, это был не шорох, а скорее фурор. Новинки тут же стали побоку, куда интереснее были мои тик-токи, ко мне даже очередь выстроилась. Всем хотелось увидеть это чудо.
- Тебя организаторы не побили за твою наглость?
- Не наглость, а храбрость и смелость. Может быть и побили бы. Но они сами были не меньше других впечатлены, ну и потом, я встряхнул и оживил их камерную атмосферу, и как я заметил краем глаза, устроителям моя выходка даже понравилась. Я думаю, что при проведении подобных показов они специально будут запускать уже своего ряженого шута в какой-нибудь необычной модели.
- Так это тоже «Franck Muller»?
- Да, я же тебе говорил, мне почему-то больше по душе фигуристые корпуса, чем колобки.
Юля тут же посмотрела на свои круглые.
Чтобы понять, какая форма твоя, надо ходить по салонам и мерить, все часы сидят и смотрятся по-разному.
Вижу по ее глазам, как истории с часами её сильно увлекли, но она не знает, чтобы еще спросить, держит в руках журнал и быстро его листает, судорожно пытаясь найти вопросы в мелькавших страницах.
– У тебя есть самые любимые?
- Они у меня все любимые, как женщины султана.
- Ну самые, самые прилюбимые?
- Самые прилюбимые?
- Конечно есть. Но я их не ношу.
- Почему?
- Потому что я ими просто любуюсь, сижу вот как сейчас, смотрю как на тебя, только вот ты листаешь журнал, а они лежат и тихо тикают, и душа моя безмятежна и счастлива.
- Значит я для тебя как часики? - и Юля непонимающе уставилась на меня.
- Ты лучше всех существующих часиков и тех, которые еще не созданы. - Все значительно проще, с возрастом, когда гормоны утихают, но память-то остается, и она помнит бурные страсти, эмоции, переживания, ревность, она помнит томление, счастливое ожидание свидания и радости встреч, и когда все это начинает исчезать, то вот тут-то люди, сами не понимая почему, вдруг начинают что-то собирать, складывать это на полочки, в ящички, сундучки, а то просто под кровать, начинают этим жить, и неожиданно к ним начинают возвращаться давно позабытые эмоции, переживания, и они сами того не замечая, превращаются в коллекционеров. К нам тут недавно приходил один старичок, на вид ему было лет 70, на ногах у него, можно сказать, были лапти, одет очень бедно, за плечами котомка, его охрана добрых полчаса не хотела пускать, думала бомж за подачкой пришел, а на самом деле он коллекционер, но не простой, собирает лимитированные часы марки «Baume&Mercier». И вот что он рассказал. На двадцати пятилетний юбилей их совместной жизни супруга подарила ему лимитированную модель этого бренда. Когда умерла жена, это было двенадцать лет назад, он после похорон в память о ней решил раз в год покупать часы только этой марки, но не абы какие, а выпущенные ограниченной серией. Я еще поинтересовался, откуда у него деньги? А он говорит:
- Живу в деревне, в новой Москве, как бывшему военнослужащему выплачивается неплохая пенсия, ведомственное медицинское обслуживание, дети выросли. Вот я каждый месяц откладываю небольшую сумму, а через год начинаю искать по интернету или в ломбардах редкие модели, в память о моей Аннушке.
- Я чуть не прослезился. Продали мы ему часы без нашей наценки, ну ей богу было жалко смотреть на этого бедолагу. Еще я ему перед уходом посоветовал один сайт о часах, говорю, там много объявлений о продаже часов, как новых, так и ношенных, по весьма приемлемым ценам, и можно быть уверенным что не нарветесь на подделку. Он долго стоя у порога, и долго нас лестными словами благодарил. А ведь у меня есть такая лимитированная модель, мои первые золотые часы.
- Покажи.
- Увы, но они на работе.
- Так возьми и продай, на полном серьезе говорит Юля, - купишь себе другие.
- Дорогая Юлия Алексеевна, редкие вещи покупаются не для того, чтобы с ними легко расставались или дарили как бесполезную безделушку, даже если они для кого-то имели значимость ну или служили неким символом. К примеру, были дорогие сердцу и разуму, а потом, раз и их украли, тогда понятно стремление иметь их снова. Или как часто случается, носил владелец какую-то модель, они ему надоели, продал, купил другие, а по истечении времени вдруг понял, что-те предыдущие ему больше нравились, появилась грусть и тоска. Но опять же, он не покупает точно такие же, а приобретает такого же бренда, но другой модели и как правило последнего года выпуска. В моем же случае, расставаться с часами, с которыми я несколько лет прожил, просто потому, что у кого-то лучшие годы связаны не конкретно с моей моделью, а с целой компанией выглядит глупо и нелепо.
Кстати, о коллекционерах. Мой однокурсник, вырастив детей и расставшись с женой, увлекся коллекционированием фигурок сов. Я, когда у него бываю в гостях, то боюсь шага ступить, чтобы не раздавить одну из его фигур. Они у него везде: на полу, ступенях, в ванной, на унитазе, на стене, на потолке, на кровати, на столе, на стульях, на холодильнике, на диване и креслах. На телевизоре – целая стая из сов, у входа в дом, почти человеческого роста стоят словно стражи. Из каких только материалов они не сделаны: из металла, керамики, гранита, пластмассы, ваты, дерева, мыла, глины, шоколада, мармелада, тыквы, мрамора, кожи, стекла и еще черт знает из чего. В машине одни пернатые, мне кажется и в трусах у него припрятано пару большеглазых. В туалете стыдно штаны снять, на тебя со всех сторон устремлены сотни зорких глаз, жуть аж берет, пулей оттуда вылетаешь. В ванной полно резиновых сов, оказывается, когда он нежится в пенной воде, то они плавают вместе с ним. На полочках для косметических средств половина мест занимают эти пернатые. Как у него только катушка с колес еще не слетела от всего этого совятника? Я бы не смог выдержать тысячи смотрящих, следящих и подглядывающих за мной глаз.
- Может он так от одиночества спасается? Он один живет?
- Один, но студентки частые гости. В институте преподает.
- А я тоже кое-что коллекционирую. - Уже как несколько лет собираю лимитированную обувь на высокой платформе.
- Мадемуазель, да вы оказывается стареете! - Меня в твоем возрасте волновали только работа и девчонки. Похоже, что тебе не хватает ярких эмоций и переживаний.
- Как и тебе?
- И мне тоже. Значит ты все эти три месяца меня не слушала, а была увлечена обувью? И тень смущения пробежала по ее лицу.
- Ничего подобного, я была вся во внимании, и не пропустила ни одного твоего слова.
- Но ничего не записывала?
- Да, - стыдливо сказала Юля.
- Придется твоему руководству написать письмо, что ты в восторге от моего курса, что темы лекций и семинаров точно отражают деятельность компании и предлагают новые оригинальные подходы по увеличению прибыли. И мы готовы в качестве исключения бесплатно зачислить не только тебя, но и любого вашего сотрудника. Думаю, такому щедрому предложению твое руководство будет только в восторге.
- Придется мне согласиться. - А то вы, уважаемый профессор, своими часиками вводит в смущение всю женскую аудиторию. Они на тебя смотрят такими вожделенными глазами, что надо рядом с ними стоять и слюнки им вытирать.
- А я думал, что ты кроме своего гаджета ничего не видела.
- Я замечала все, и как девицы из кожи лезли, чтобы ты обратил на них внимание и как они тебе бесстыдные очи строили, и всякие твои золотые штучки вместе с модными портфелями. От меня ничего не ускользало.
- Какая ты глазастая.
- Я все подмечала. Будете, товарищ преподаватель, на занятия ходить с шариковыми ручками за пять рублей и в китайских репликах.
- Мадемуазель уже начинает ревновать. – Тогда меня проще закрыть дома и на дверь повесить амбарный замок.
- Я так и сделаю. – смеясь произнесла Юля. – Как только замок куплю. Мне кажется тебе надо поскромнее перед студентами выглядеть. Ты же в конце концов не наркобарон.
- Котлобарон.
- Это что за слово?
- Часы иногда котлами называют
- Никогда не слышала.
- Теперь будешь знать. И тут же хотел добавить, что я специально так одевался, поскольку хотел привлечь твое внимание, но решил об этом не говорить, и чтобы дальше не развивать эту тему, делаю покорное выражение лица и говорю, что впредь я буду выглядеть в институте как все мои коллеги. Похоже мой ответ её устроил, и она уже начала рассуждать совсем о другом.
- Послушайте, уважаемый поклонник и коллекционер швейцарских котлов, а скажите мне пожалуйста, а чем они для вас являются?
- Ну ты спросила, уважаемая Юлия Алексеевна. На обложке часового журнала «Революшен» написано: «Часы как абсолютный символ стиля». А еще они являются произведением искусства, придающее человеку уверенность, решительность, твердость духа, и я растянулся в улыбке, но тут же спохватился и прикрыл рот рукой.
- А что у тебя с зубами? - Ты часто как-то не естественно и порой натянуто улыбаешься, словно чего-то стесняешься, у тебя проблемы с зубами? Я вроде бы ничего такого не заметила.
- Да нет особых проблем, зубы почти все свои, только немножко не симпатичные. - Со временем у всех людей к пятидесяти годам происходит их стирание, у кого-то на треть, у кого-то на половину, если постоянно как белка орешки грызть, и от этого они начинают выглядеть не очень красиво, темнеют и похожи на гниющие пеньки. Я тоже этого не избежал, и теперь они меня смущают, и я их стараюсь не показывать. Как мне говорят стоматологи, лет на пятнадцать мне их хватит, ну а дальше, либо вставная челюсть, либо полная имплантация. И я принял решение, сразу же после новогодних праздников займусь своими зубами, а то вдруг еще лет сорок-пятьдесят проживу, коллекционеры, преподаватели и творческие люди, как правило живут долго. Тут Юля меня прервала и быстро сказала:
- Но бароны долго не живут.
- Так я уже все, спустился на землю, ты же сама мне посоветовала стать скромным преподавателем.
- Ну тогда точно еще столько же лет проживешь.
- В общем, через полгода будет у меня голливудская улыбка, и я смогу есть фрукты, ягоды, пить тропические соки и еще много чего.
- А сейчас почему не можешь?
- Поскольку они сточились, то открылись нервные каналы, которые оказались очень чувствительны практически ко всем видам продуктов. Надоело постоянно чувствовать острую боль. И потом, живя в мире точнейшего и высочайшего ювелирного мастерства, рассказывая о бизнесе как искусстве успешным предпринимателям, я с подмоченными зубами выгляжу как пролетарий за барским столом ковыряющий вилкой во рту. А все эти дорогие костюмы, портфели, галстуки, запонки, обувь, машины, и золотые часики с бриллиантами есть не что иное как бутафория, и доверие к словам такого лектора ни какое. Я, когда вижу людей на экране телевизора с плохими зубами, что-то нам рассказывающих и объясняющих как нам лучше жить, то я им не верю, не убеждают они меня. И таких публичных людей с торчащими гнилыми и темного цвета пеньками, почти как у бабы-яги из сказки, полно, а уж если кто-то оказывается одним из моих собеседников с таким вот ртом, то у меня к нему возникает стойкая неприязнь и отвращение, даже если у него на запястье золотой «Rolex», туфли из кожи крокодила, и от него исходит запах дорогого парфюма. Моя бывшая девушка, как-то пару лет назад мне сказала, что если я сделаю свои зубы, то буду выглядеть моложе сразу же лет на пять.
- И почему ты тогда ими не занялся?
- Хотел, но мы расстались, и я стал ждать подходящего времени.
- Значит я подходящее время? - и глаза Юли изобразили вопрос.
- Точно,- улыбаюсь я. - Девушки всегда становятся подходящим временем, особенно если они начинают окружать своим вниманием мужчину, и при этом наделены незаурядной внешностью и умом. Пойдем в кроватку, и ты узнаешь, что значит быть подходящим временем.
Третьего января я повез Юлю на экскурсию в наш часовой салон. Встретили нас охрана и Магомед, который, как мне казалось, с прошлого года так и не покидал наш бутик. Он, как обычно, развалившись на диване с включенным телевизором читал очередной учебник, на этот раз была логика. Он, как и я, для удовольствия преподавал в Университете и уже сейчас начинал готовиться к новому семестру. Увидев меня, да еще не одного, он очень удивился, думая, что я привел первого в этом году клиента, да не просто клиента, а очаровательную девушку азиатской внешности.
- Это Магомед,- представляю я его Юлии, мой компаньон, а это моя девушка Юля. -Хочу ей показать наш салон и часики.
В течение более чем двух часов, я рассказывал Юле о каждой марке и модели, которые были у нас на витрине. Некоторые из них я надевал на руку, и вертел кистью перед зеркалом и перед ней, а вот когда дело дошло до женских часов, то я увидел, как ее глаза блеснули молнией, как она оживилась, как она встрепенулась, как она нерешительно и осторожно прикладывала часики к своему тоненькому запястью и видя, что они слишком большие, разочарованно вздыхала и принималась за другие. Женских часов у нас было немного и из того, что она померяла, ей понравились «Breguet Reine de Naples», которые несмотря на средний размер, сели просто идеально. Я сидел напротив ее в кресле продавца и наблюдал, как она из взрослой девушки превращается в маленького беззащитного ребенка, который по-детски изумленно радуется каждой новой игрушке. Овальный корпус, белое золото, бриллианты, необычный способ прикрепления ремешка, затемненный салон, сфокусированный и направленный свет с потолка на стол, девушка с завороженным и умиленным взглядом, устремленным на часы… «Ну чем не лик мадонны с младенцем», - пронеслось у меня в голове. Глядя на этот застывший образ, на эту склоненную головку с рассыпавшимися по всему лицу черными волосами, я вдруг увидел в ней малиновую вишенку самый вкусный ингредиент моей жизни. Она неспешно, никуда не торопясь, не распихивая руками еще сама не осознавая оказалась так высоко, что все мои милые сердцу драгоценные вещи внезапно стали ничем и распались на атомы. Я желал ее так страстно, как не желал даже самой редкой, недоступной и выпущенной в единичном экземпляре модели часов. Её яркий макияж на белом фарфоровом лице, кричащая помада на губах, черные волосы причудливо свисавшие на грудь открыли мне подобие нового циферблата, пройти мимо которого не влюбившись было просто невозможно. Это был тот самый редкий и вожделенный предмет, который становится мечтой для истинных ценителей прекрасного.
Юля, с загадочным выражением, словно находила в них своё отображение продолжала вертеть кистью, как будто хвасталась перед всем миром.
- Мне нравятся, и стала неторопливо снимать их с руки.
После нашего салона мы еще прогулялись по центру, зашли в несколько часовых салонов, но то ли модели были не те, то ли часы освещались не так, то ли в помещениях было слишком ярко, но еще раз увидеть библейский образ мне так и не удалось.
Несколько дней мой диван был превращен в читальный зал библиотеки. Я вытаскивал все новые и новые журналы и каталоги порой поражаясь от самого себя, до чего их у меня много и на кой черт они мне нужны, ведь многим изданиям было уже более 20 лет, а некоторые и вовсе перестали выходить в печати. Видя эту огромную кучу пыльного бумажного хлама, Юля внезапно предложила, как мне показалось, разумную идею, в моем салоне сделать стеклянный шкаф, куда будут помещены вся эта глянцевая макулатура.
- Они оживят и сделают салон более теплым и гостеприимным, клиенты за чашкой кофе будут пролистывать эти глянцы, находить для себя что-то интересное, вам последуют новые заказы, да и вообще, всем будет интересно увидеть и узнать для себя что-то неизвестное.
Идея Магомеду понравилась, и вот мы как лоботрясы, в течение двух дней наблюдали за тем, как нам собирают из панелей, купленных в «Икеа», шкаф для моей периодики. Потом мы, словно гималайские шерпы перетаскивали кипы упаковок в машину, отвозили в салон, раскладывали по полочкам, и опять возвращались домой. Снова упаковывали, перетаскивали, отвозили, расставляли и потом все начинали сызнова, а вечерами, уставшие, уютно расположившись на диване с бутылочкой вина или шампанского, устраивали киносеансы зарубежных фильмов, которые шли сразу по трем телеканалам, так что у нас всегда был выбор что посмотреть. Никогда я не думал, что мне может встретиться молодая девушка, фанатично увлеченная иностранным кино. Конечно, в силу своего возраста я видел большее количество фильмов, но вот что касается актеров, то временами мне казалась она лично знакома не только с первыми звездами Европы, но и всего Голливуда. О них она могла говорить сутками напролет, как я о часах. По утрам, во время завтрака устраивали друг другу экзамены, вспоминая, какие мы вечером посмотрели киношки, и кто был в главных ролях. Временами нас настолько захватывала эта игра, что порой просмотр сводился к зубрежке актеров, с тем, чтобы утром удивить друг друга своей цепкой памятью. И надо сказать, как-то пару раз мне пришлось сдаться, поскольку она называла имена не то что второразрядных, а даже десятиразрядных статистов, мелькнувших всего на пару секунд на экране. Тогда я начинал её подозревать в том, что она заранее изучает телепрограмму, выбирает парочку фильмов для вечернего просмотра, запоминает имена всех актеров, а утром радуется как ребенок, который выиграл головоломку у взрослого мужчины. Мне пришлось изменить правила, и теперь я её просил вспомнить кино недельной давности, теперь уже ей приходилось удивляться моей памяти. Вот так для нас незаметно за просмотрами фильмов, тренировкой памяти и поездок в салон, пролетели новогодние праздники.
В последний вечерний день нас накрыла пелена усталости почти от однообразного времяпрепровождения. Мы так же, как и в первый наш совместный день испытывали страсть и притяжение друг к другу, Юля все также видела чертей и окна все также потели от наших утех. Но сегодня, мы лежали вместе на диване и почти не разговаривали. О чем думала она, я мог только догадываться, но мои мысли крутились вокруг того, что с нами будет завтра? Практическая и теоретическая экскурсии закончились, наступают рабочие дни, и мы возвращаемся к прежней жизни? Или к другой, совсем не ведомой нам?
Конечно я хотел бы навечно сохранить жажду похоти и экстаза, вечного томления и вожделения, но меня постоянно преследовала мысль, а приятно ли ей целоваться со мной, когда у меня такой свинарник во рту, и чтобы я чувствовал, окажись на её месте. Надо срочно заняться зубами и сделать это надо как можно скорее, если она для меня самый бесценный приз. Не знаю почему, но мне не хотелось бы чтобы она видела меня каждый вечер после стоматологии, мне казалось, что в данной ситуации мне лучше быть одному, чтобы она не дышала всеми теми запахами, которые будут сопровождать меня после всех медицинских процедур, и которые могут скорее всего ей будут неприятны.
- Послушай,- начал я, стараясь сохранить хладнокровие и говорить, как можно спокойнее и увереннее. Как смотришь на то, чтобы нам жить вместе?
И не успел я сказать дальше, как она набросилась на меня, и стала нежно целовать мое лицо.
- Но есть одно, но. Я сначала хочу провести генеральную уборку. Понимаешь, я уже давно чувствую смущение, если с кем-то общаюсь, не говоря уже о том, чтобы смеяться от души. Вот и с тобой, я все время чувствую эту занозу, она меня не просто снедает, она не дает проявить эмоции на полную катушку. Я все время чего-то стесняюсь. Понимаешь, я хочу весь этот путь пройти один, мне так будет намного комфортнее. Не хочу всю ту атмосферу специфических запахов привносить к нам в постель, которая нужна совсем для другого. Мы будем встречаться, вместе проводить выходные, а в остальные дни мне будут сверлить, удалять нервы, ставить импланты. У меня начнут болеть десны, появится неприятный душок. В общем настанут не самые чистые и возвышенные времена. А я хочу, чтобы они всегда были такими. Надеюсь ты меня хорошо слышишь.
- Теперь я вижу перед собой профессора в аудитории и его убийственные аргументы, а себя в роли студентки первого курса. Вы напрасно беспокоитесь, все что вам там будут делать никак не скажется на моем отношении, мне наоборот в те самые дни хотелось бы вас окружить заботой и вниманием.
- Дорогая Юлия Алексеевна, я вам буду предоставлять такую возможность, я же никуда не исчезаю. Но позволь мне пройти этот путь самостоятельно. Мне так будет спокойнее.
- Ну как скажите, уважаемый профессор. И в её голосе прозвучали нотки грусти.
Понимая, что её надо как-то подбодрить, я довольно произношу.
- Считай, что у нас это время будет испытательным сроком, даже ЗАГС браки сразу не регистрирует, а дает парам время еще раз все обдумать.
- Ну, ладно. Только будешь мне все рассказывать и не прятать как часики в сейфе и банке.
- Не сомневайтесь, мадемуазель, вы будете первой слушательницей и первой читательницей моих сообщений.
- Вы профессор, как всегда убедительны, - и ее рука скользнула под ремень моих джинсов.
Продолжение следует.