Рите оставалось пройти всего несколько десятков метров до дома. Но она их не дошла.
Серые гогочущие тени отделились от дощатого щелястого забора и окружили её. Она даже предприняла неуклюжую попытку убежать. Да разве могла женщина соревноваться с группой подростков. Бег и в более юные годы не являлся её сильной стороной.
Взять у неё особо нечего. Цепочку с шеи сорвали сразу. Один уже шарил в крохотной сумочке. Денег было всего сто рублей с мелочью. Это слегка озадачило налётчиков.
- Чё ж ты бедная такая, а, тётя? – развязным тоном спросил тот, что потрошил сумку.
Рита чувствовала только, как кровь шумит в ушах, наверное давление подскочило.
Ребята были все в толстовках с капюшонами, которые теперь скрывали от её глаз их головы, но и так было ясно, что они малолетки. От этого делалось ещё страшнее, с такими не договоришься. У этих ещё действует закон толпы.
- Придётся тебе отработать. – протянул всё тот же. Видимо, он у них за главного.
У Риты никогда ещё не было такого столкновения. Кричать стыдно, да и кто поможет? Темно, переулок глухой.
На ней даже не порвали одежду. Десяток рук, потных, липких мальчишеских рук, пихнули её в спину, заставив принять унизительную позу, задрали почти на голову подол длинной широкой юбки.
От ужаса и стыда Рита начала валиться куда-то, но её держали крепко. Все заржали, когда она описалась, но всё продолжилось.
Очки поползли вниз, свисая набок, а потом и вовсе свалились на землю.
Чужие руки охлопывали её, шлёпали, шарили по груди и ягодицам. Никакой боли она не ощущала, только оцепенение и стыд. Ведь это мальчишки, а она взрослая женщина.
Потом им надоело держать и её окончательно повалили на землю. Спиной Рита оказалась в собственной луже, чувствуя некий острый предмет, воткнувшийся в спину.
Мучители менялись. Они, наверное, ещё никогда прежде не пробовали женщины, у них плохо получалось, но все бодрились и давали друг другу мерзкие советы. Она просто случайно подвернулась им, они не думали ничего такого, собирались напугать, повеселиться. Но надо было демонстрировать крутость и опытность, поэтому теперь сверху на Рите сопели и пыхтели.
Ей задрали на груди блузку. К сожалению, не на лицо и сквозь прикрытые веки она всё равно видела их искажённые первым опытом лица.
А потом они ушли. Просто бросили её валяться на мокром рядом с сумкой.
Какое-то время Рита продолжала лежать. Казалось, что сил на то, чтобы встать, собрать свои распотрошённые вещи с земли и пойти всё-таки домой, нет.
Она свела вместе ноги. Мысль была одна – какой стыд!
Как теперь жить дальше, нося в себе пережитое унижение. Её не били, лицо цело, содрана кожа на пальцах, от того, что она пыталась смягчить падение, когда её уронили на землю.
Наконец, Рита села. Её тут же начало тошнить и вырвало рядом с сумкой. Сколько времени прошло? Ей казалось – бескрайняя вечность.
С трудом перекатилась на коленки и, хватаясь за доски забора, поднялась. Ноги были, как ватные. Подняла сумку.
Оказывается, она лежала на собственных растерзанных очках, это они больно кололи ей позвоночник при каждом толчке.
Мокрая грязная, растоптанная Рита с трудом поплелась к дому. Хорошо, что темно. Только бы никого не встретить, пересудов не оберёшься.
Мысли о милиции она пресекла сразу же, придётся кому-то рассказывать, ехать на освидетельствование, снова подвергаться унижению. А если их найдут? При дневном свете смотреть в глаза этим выродкам? Ну уж нет!
Она заперла входную дверь, промчалась в ванную и принялась безжалостно сдирать с себя одежду.
Сначала села под душ. Стоять не могла – ноги не держали. Они были в ссадинах и царапинах, бёдра, захватаные чужими руками, отливали яркими пятнами будущих синяков. По белой коже груди разливались такие же потёки. Тело горело огнём.
Появилась мысль – налить в ванну воды и чиркнуть лезвием по запястьям. Она много раз видела такое в кино. Жизнь закончится и не нужно будет решать, что делать дальше.
Вода, пенясь и шипя, наливалась в белую блестящую ванну. Рита смотрела на струю и думала, как глупо и бездарно всё закончилось.
Думы о самоубийстве не посещали её даже, когда она узнала, что у Толи есть вторая семья, что там у него растёт дочка. У Риты не было детей. В молодости, когда они поженились, Толя настоял на аборте, потому что они жили на съёмной квартире и условий не было, и всё не устроено. После этого забеременеть у Риты больше не получилось. Но Толя не настаивал, наверное, чувствовал свою вину.
Они прожили шестнадцать лет. Эти годы нельзя назвать ни очень хорошими, ни плохими. Во всяком случае, кроме отсутствия детей, Риту всё устраивало.
Муж занимал небольшую руководящую должность, связанную с частыми разъездами, но отпуска они проводили вместе.Вдвоём ездили в гости к его многочисленным родным. У самой Риты была только мать, а потом и её не стало.
О второй семье Рита услышала от общей знакомой. Оказалось, как в плохой истории, жена узнала обо всём последней.
Толя не отпирался. Мало того, выяснилось, что он не собирался ничего менять в своей жизни. Его шокировало Ритино нежелание жить с ним дальше. Она подала на развод, но Толя был против.
Имущество пришлось делить. Раньше у них была хорошая большая квартира в центре города. Теперь она жила в спальном районе, где местами ещё сохранились островки
частного сектора. Как раз мимо такого она и шла сегодня домой.
Ванна наполнилась, Рита взяла в руки лезвие. Сейчас ещё немножко боли, немножко путающихся в кровавый клубок мыслей и всё. Всё!
Она посмотрела на себя в огромное зеркало, висевшее над ванной на уровне её лица.
Нос распух, волосы сосульками болтаются вдоль лица, глаза вообще кошмарные, несмытая тушь растеклась вокруг.
Когда её найдут, увидят в ванне мерзкое чудовище, какие чувства вызовет она у полицейских?
Толпа чужих мужиков станет ходить по квартире, брезгливо трогая руками в резиновых перчатках вон ту кучу испоганенного тряпья в углу, её голую и отвратительную, примутся
фотографировать, обсуждать, выяснять причины. Поймут, что её изнасиловали только во время вскрытия. Мало того, что над несчастным её телом надругались малолетние уроды, ей ещё вспорют живот от самого паха до горла, поковыряются, ища тайны и секреты, а потом зашьют через край отвратительными неровными стежками, запихнут в гроб, если кто-то решит похоронить её по-человечески, а если нет, то в мешок и в яму. Как мусор.
И все станут вздыхать, жалко, мол, её, дуру. А Толя пожмёт плечами – не захотела жить, как жила, вот и…
Рите стало так горько за себя, что она опустила руку с лезвием и отчаянно зарыдала. Громко-громко, с всхлипами, со слезами.
Она обняла сама себя за плечи и долго выла, сидя в полной воды ванне.
А ведь тот её ребёнок, которого она не родила, теперь тоже был бы таким, как эти. И он мог быть с ними. Как же хорошо, что она сделала аборт! Пропади всё пропадом, ведь у этих тварей тоже есть матери. Они ей ровесницы, наверное.
Ей тридцать шесть лет, а её легко и просто изнасиловала толпа подростков. Как после этого можно остаться жить?
Сегодня утром, собираясь на работу, она тщательно подбирала гардероб – длинная горчичного цвета юбка, лёгкая блуза, заправленная под широкий ремень, босоножки. Она очень себе нравилась и ловила собственное отражение в витринах, зеркалах, в стёклах дверей. Дура, какая же она дура! Хотя, их не остановила бы юбка из мешковины, им было всё равно.
Сжечь! Барахло нужно сжечь. Она не сможет его носить никогда!
Рита выбралась из воды, сгребла кое-как ком из одежды в мешок, туда же отправила сумку и босоножки.
На мокрое тело с трудом натянула джинсы и футболку, влезла в шлёпанцы. С собой прихватила сигареты, зажигалку и жидкость для снятия лака (надо же, как удачно, что купила большой флакон).
На площадке возле мусорных бачков сидела дворовая собака. Завидев Риту, она поджала хвост и убежала.
Рита вывалила содержимое пакета, облила жидкостью, чтобы вспыхнуло и чиркнула зажигалкой.
Сырое горело плохо, но всё же горело. Она курила, мрачно глядя в огонь. Мокрое, потому что она и тут не могла не опозориться. Что же она за никчемная баба такая?!
Завершив сожжение, она вернулась домой, не раздеваясь, легла на кровать и накрылась одеялом.
Теперь её начало трясти. Встала, дрожащими руками налила себе коньяку в обычную чашку, из которой вечерами пила чай. Коньяк показался омерзительно противным. В желудке снова всё забурлило и её вырвало прямо в кухонную раковину. Но алкоголь Рита всё-таки допила.
Утром она проснулась от боли. Жутко ломило все кости, будто она после многолетнего перерыва вдруг весь день накануне занималась гимнастикой.
Вспомнив, что случилось вечером, она застонала и, уткнувшись в подушку, долго плакала.
- Щенки! Фашисты.
В том её представлении, которое было до вчерашнего происшествия, такое могли творить только фашисты, но вот оказалось, что и свои тоже способны.
Она то и дело возвращалась в памяти к тому, как стояла, окружённая серыми безликими тенями в капюшонах, как её толкнули в спину, принуждая нагнуться, юбку, закрывавшую ей голову и руки, и своё тупое оцепенение.
Стыдно-то как! Никому невозможно такое рассказать. Люди будут вздыхать, сочувственно
разглядывать её синяки и ссадины, а сами подумают, что так ей и надо. Строила из себя недотрогу, вот и поделом теперь!
Но что делать, если после Толи она не хотела даже думать о мужчинах. У неё случился было роман, и после нескольких свиданий она оказалась в постели с тем человеком. Ей не понравилось. Хуже того, он стал ей противен. Больше она не стала с ним встречаться, хотя тот звонил, приходил к ней на работу, пытался поговорить.
Рита заставила себя подняться, пошла в ванную, увидела лезвие, наполненную ванну и ужаснулась вчерашним мыслям о смерти.
Когда бы её хватились? Ну не пришла на работу день, другой, потом, может быть, начали звонить в дверь. Полиция через несколько суток вскрыла бы её металлическую преграду от внешнего мира, а она плавает голая, чёрная, протухшая. Гадость какая!
Риту снова затошнило. Она попыталась перестать думать о трагическом, включила телевизор.
Блестящие лоснящиеся ведущие желали всем доброго утра, астрологи делали предсказания, всё в нарочито бодром темпе с красивыми яркими заставками, рекламой.
Не их же вчера пихали в спину, распинали в луже, чего же им не веселиться.
Рита не стала варить кофе, было противно до невозможности. Налила стакан воды, подумала и отыскала успокоительные таблетки, которые пила после развода, чтобы держать себя в руках.
Нельзя было дать коллегам повод думать, что у Риты неприятности. Ха, неприятности! Это такое мягкое слово, относительно того, что произошло на самом деле.
Она открыла шкаф и замерла перед ним в задумчивости. Нужно было прятать ободранные ноги, значит, придётся идти в брюках, грудь тоже утратила товарный вид – майка под горло и лёгкий жакет.
Майка попалась розовая.
«Как щенячье брюхо…» - с отвращением подумала Рита и достала другую, чёрную. Пусть всё будет чёрным. Сверху можно пристроить жемчужные бусы, доставшиеся от мамы. Цепочки уже нет.
Красить лицо тоже пришлось тщательнее обычного.
Содранную кожу пальцев не замаскируешь, придётся придумывать легенду.
Она собралась, постояла у двери, совладала с эмоциями и вышла.
Шли дни. Рита продолжала ходить на работу. Только домой теперь ездила на такси. Из-за дороговизны доезжала на автобусе почти до своей остановки, там вызывала машину и ехала до подъезда. Всё это время она находилась в замороженном состоянии. Дома плакала, не включала телевизор, не звонила никому, даже Юльке, своей близкой подружке. Если же та звонила сама, то отговаривалась занятостью или придумывала что-то ещё.
Через неделю Юлька сама встретила её возле офиса, когда Рита вышла, собираясь домой.
- Ты ничего не хочешь сказать?
Рита мрачно отмахнулась.
- Идём посидим где-нибудь?
- Я не хочу.
- Рита, мы давно не виделись. Ты похудела.
- Я на диете.
- Врёшь ты всё, я же чувствую!
- Не бери в голову.
От Юльки было трудно отделаться. Они пошли в кафе.
Юлька ела пирожное с взбитыми сливками, а Рита старалась даже не смотреть в её сторону. Несчастные взбитые сливки вызывали у неё отвратительную ассоциацию и дурноту, напоминая, как она лежала на земле, стараясь сдвинуть ноги.
Подруга заметила Ритино отвращение, отодвинула пирожное: «Может, лучше водочки? Мой в командировке…»
Они заехали в магазин, взяли водки, готовых салатов, курицу-гриль и поехали к Рите.
Дома Рита плюхнула пакет с покупками на стол в кухне: «Давай ты сама, я помыться пойду.»
Она долго стояла под душем. Теперь это являлось необходимостью, потому что грязь, поселившаяся в её душе, мешала жить, она не смывалась, но Рите всё равно обязательно было нужно постоять под струями чистой воды, намылиться, мочалкой содрать с себя мнимую коросту.
Юлька, уставшая от неопределённости, заколотила ей в дверь. Пришлось выходить.
- Ритка, что происходит?
Рита вышла в кухню в домашней одежде, оглядела стол, достала из шкафчика стакан: «Мне водки сюда налей!»
- Да ты охренела!
- Я так поняла, что ты всё равно не отвяжешься, придётся всё рассказывать, так что ты сейчас тоже охренеешь.
Конечно, в стакан Юлька ей не налила. Нацедила в рюмку. Молча следила за лицом подруги.
- Закуси хоть чем-нибудь?
Пришлось оторвать ни в чём не повинное куриное крылышко.
- Ритёныш, ты меня пугаешь!
- У меня больше нет горчичной юбки, маленькой сумки, босоножек, тех, со стразами, белой блузки и цепочки.
- Тебя ограбили что ли?
- Кроме цепочки я всё сожгла.
- Рит, ты с ума сошла?
- Я похожа на сумасшедшую?
- Честно? Да.
- Ну и отлично. Так даже лучше.
Она сама разлила водку: «Ты не представляешь, какой стыд, какое позорище… Я собиралась вскрыть себе вены, Юлька!»
Подруга во все глаза смотрела на неё, точно и впрямь искала признаки душевной болезни и молчала.
- Ну помогай мне? Версии что ли выдвигай!
- Ты ошарашила так, что версии все где-то застряли.
Рита затряслась вся мелкой дрожью, пытаясь справиться со слезами. Горло сдавило, судорожный спазм исказил милое гладкое лицо.
Она всегда была очень симпатичной невысокой натуральной блондинкой, волосы аккуратно постриженны в среднее каре, фарфоровой нежности кожа. За всем угадывался тщательный уход – подводка для глаз, удлиняющая тушь, румяна, блеск на губах.
- Тебя с работы уволили?
Рита помотала головой: «Ты меня действительно не понимаешь.»
Всё-таки она сорвалась и зарыдала, опустившись на стул, спрятав лицо в ладонях.
С огромным трудом Юля дождалась признания.
- Какое счастье, что они тебя не убили!
- Не убили? Да лучше бы убили!
- Почему ты сразу не позвонила, Рита?
- Да потому что стыдоба!
- Но я не бабка у подъезда, я подруга твоя, между прочим! А мы для того друг другу и нужны, чтобы не только водку с пирожными трескать. Ты жива и в общем цела. Это сейчас главное. Душевная рана, конечно, останется, но всё не так ужасно, как могло быть. И фиг с ней, юбкой этой, и стразами.
- Ты не понимаешь, мне противно. И есть, и пить, и жить.
- Всё наладится.
- Что всё? У меня нет мамы, нет мужа, ничего, понимаешь?!
- Я у тебя есть, квартира, работа.
- Работа, квартира, ерунда какая. Я только теперь поняла, как правильно тогда Толя заставил меня сделать аборт. Среди этих ублюдков мог быть мой сын. А если бы родилась дочь, её тоже могли так же прижать к забору.
- Перестань себя травить, Рита, Толя твой сам урод, вот и всё, что я могу тебе о нём сказать. Он настоящий моральный урод, он испортил твою жизнь. Я хочу, чтобы ты встретила ещё нормального человека, ведь ты молодая красивая девка!
- Девка…
Дня через три позвонил бывший муж, спросил понадобившиеся документы из их общей прошлой жизни. Он встретил Риту с работы, они доехали на машине до её дома.
Рите после развода было неприятно его видеть и очень не нравилось, если доводилось впускать его в свою квартиру. Толя до сих пор сожалел о её решении. Его раньше всё устраивало – спокойный уют, созданный Ритой в доме, где никто не мешал ему, не донимал просьбами и требованиями. Когда становилось скучно, шёл к другой женщине – ребёнок, заботы и прочие радости приходящего мужа. И кому от этого плохо? Оказалось, что Рите.
Ей не понравилось, что где-то кто-то так же считает его своим. Пришлось идти в ту семью, жить с ними ежедневно, носить туда свои деньги, думать о них больше, чем хотелось.
- Представляешь, дочь требует щенка! – жаловался он Рите, поднимаясь за ней по лестнице, и, разглядывая её узкие щиколотки.
При упоминании о щенке у Риты мгновенно дёрнулся вверх желудок.
- Говорю ей, что собаки гадят дома, всё рвут…
Рита зажала ладонью рот. Тех сопляков она постоянно отождествляла с щенками.
- А она «щеночка». Щеночка!
Трясущейся свободной рукой Рита спешила отпереть дверной замок. Пальцы противно липли к ключу.
- Марго, тебе плохо что ли?
Он всегда называл её так и Рите раньше даже нравилась эта помпезная интерпретация её имени, но с некоторых пор казалась противной.
Толя подвинул её плечом, сам отпер дверь, распахнул её, и Рита, бросив сумку на пол в прихожей, помчалась в туалет. Толя вошёл, поднял сумку, аккуратно пристроил её на тумбочку. Он терпеть не мог беспорядка. Разулся, прошёл в кухню, где обнаружил немытую
посуду в раковине. Поставил на плиту чайник, засучил рукава шикарной рубашки, включил воду и принялся наводить порядок, прислушиваясь к звукам из ванной.
Когда Рита смогла появиться перед ним, бывший муж уже разливал свежезаваренный крепкий чай по фарфоровым чашкам.
- Марго, я подумал, что чайку тебе сейчас в самый раз. Ты что-то плохо выглядишь.
- Отравилась, наверное, в обед.
- А где ты ела? Опять в своей столовке? Не удивительно… Садись.
Она послушно села к столу. Чаю в самом деле хотелось очень.
- Если надо, я могу сходить в аптеку или скорую вызвать.
- Не надо. Пройдёт.
- Ты что вообще какая мороженая?
- Устаю сильно. Работы много.
- Ой, Марго, ну какая у тебя там работа?! Бумажки с места на место перекладываешь…
Толя посидел ещё час, затем уехал. Рита почувствовала себя лучше, приняв душ. Ей позвонила Юлька, они проболтали с полчаса.
А потом опять навалилась какая-то неизбывная осенняя тоска. Рита взяла сигареты, вышла на балкон и уселась на табуретку, наблюдая закат солнца.
Дом, где она теперь жила был старенький двухэтажный и балконы в нём маленькие с ящиками для цветов. Рита даже высадила по весне пёстрые петуньи, назначением которых было – радовать её красками до самых холодов.
Она курила, потом просто сидела, положив руки на перила и, пристроив на них подбородок.
Тело всё ещё «цвело» синяками и болело. Когда Рита начинала думать об этом, принимались течь слёзы из глаз. Вот и теперь она поплакала.
А ведь где-то они живут, её обидчики. Ходят в школу или колледж, обедают, жуют резинки, вечером мамы расспрашивают их о прошедшем дне. Рассказал ли хоть один из них своей матери о том, как они толпой изнасиловали женщину в узком тёмном переулке? Вряд ли. Разве можно таким поделиться с матерью? Или можно?
Что бы она, Рита, сказала на это своему сыну? Хорошо, что она тогда сделала аборт.
Хотелось лечь и бесконечно лежать, глядя в гладкий белый потолок и провести так всю свою оставшуюся никчемную жизнь.
Откуда-то вдруг налетели комары. Они испортили Рите вечернее бдение и ей пришлось уйти с балкона.
Теперь её вечер продолжался на кухне с чашкой чаю, который сегодня заварил Толя. Как он мог так подло поступить с ней? И ведь все вокруг знали! Юлька, правда, клялась и божилась, что и для неё это стало неприятным сюрпризом. Да она и не смогла бы промолчать, непременно выболтала бы всё Рите. А все остальные знали и посмеивались над обманутой глупой женой.
Днём, занятая работой, она немного забывалась. Синяки медленно, но сходили и оставалась только душевная тоска. Часто поднималось давление, болела голова и ничего не хотелось делать.
- Маргарита, вы стали хуже работать. Путаете цифры, потеряли документ. Я не узнаю вас. Что происходит?
- Нет-нет, всё в порядке, Игорь Кириллович, это пройдёт. Я постараюсь впредь такого не допускать и быть внимательной.
Начальник сердито сверкал очками. Линзы были толстые и глаза Игоря Кирилловича за ними выглядели усталыми. Но он обязан был сделать ей внушение. А на то, что происходит с хорошим ответственным сотрудником ему, по большому счёту, было наплевать. Лишь бы работа не страдала.
Рита вернулась на своё место раскрасневшаяся, как будто ей было жарко, хотя в помещении вовсю пыхтел кондиционер.
- Рита, сильно ругался? – проявила участие Татьяна Павловна, кутая костлявые плечи в тёплую шаль. Это летом-то!
- Так себе.
- А ты в самом деле что-то изменилась. Не влюбилась ли, часом, в неподходящего человека?
- Нет, что вы. Немного нездоровится, вот и всё.
- Ну смотри…
Рита уткнулась в монитор компьютера, создавая видимость трудовой заинтересованности. Как бы они смотрели на неё, если бы узнали правду? А, если бы в тот раз хватило духу чиркнуть лезвием по венам, что бы говорили о ней, ведь о покойных плохо нельзя.
Кровь прилила к щекам, Рита так и не могла перебороть в себе чувство стыда. Оно жгло её изнутри и от этого было тяжелее.
Юлька убеждала, что со временем станет легче, но пока не становилось. Она маялась на работе и всё казалось, что Татьяна Павловна понимает, какая отвратительная история с ней приключилась и осуждает Риту. Она продолжала носить брюки и закрытые майки, чтобы не были заметны синяки.
Близилась осень. Рита всегда любила её начало. Когда-то она неплохо рисовала и это яркое пёстрое время года доставляло ей массу удовольствия. Иногда она выбиралась с этюдником в парк и там творила от всей души. Потом в её жизни появился Толя и тяга к зарисовкам ушла. Снова что ли попробовать? Получится ли? Теперь, наверное, в её рисунках будут преобладать мрачные краски, уж слишком подавленным было Ритино состояние.
И всё же, как–то в обеденный перерыв она посетила специализированный магазин, где купила всё необходимое. Вечера ждала с нетерпением – скорее бы добраться до дома и распаковать своё богатство, ощутить любимый запах масляных красок, взять в руки кисть.
Она даже не стала ужинать, увлеклась приготовлениями. Это тоже доставило непередаваемое удовольствие.
Уже, укладываясь спать, Рита подумала, что приняла душ только перед сном, а не сразу, как вошла в квартиру.
К её огромному удивлению, ничего мрачного на холсте не оказалось. Дымчатый августовский вечер, потерявшая прежнюю яркость зелень тополей и клёнов, что росли перед балконом.
- Кажется, ты всё-таки приходишь в себя, дорогая Маргарита… - задумчиво протянула Рита и тут же уснула.
Толя заехал к ней в выходной, спустя месяц после прошлого визита. Он достал из кожаного планшета документы, вернул их Рите.
Они снова пили чай и на какое-то мгновенье ей показалось, что всё, как прежде. Они муж и жена, сегодня воскресенье, сейчас можно будет сесть в машину и вместе поехать в лес. Там уже вовсю царствовала осень, пошли грибы, пахло прелым листом и воздух свеж и прозрачен.
- Женька всё-таки купила Дашке щенка, хоть я и против был, представляешь?!
Рита с трудом вернулась в сегодняшний день. Какая Женька? Кто такая Дашка?! Взяв себя в руки, пожала плечами: «Представляю! Представляю, как тебе трудно смириться с тем, что кто-то поступает вопреки тебе. Хорошо, что я была другая и послушалась тебя тогда, сделала аборт и теперь у меня нет детей.»
Бывший муж удивлённо поднял глаза от чашки с, исходящим белым душистым паром, чаем.
- Нет, Толь, я только сейчас поняла, что это замечательно. Ты был совершенно прав, когда настоял на аборте. Спасибо тебе! И щенка утопи. Он же тебя бесит? Возьми его у Дашки и убей.
- Марго, ты что несёшь?
- А что? В этом случае всё будет последовательно. Тот, кто тебе не нужен, просто не имеет права жить.
- Ты повернулась что ли от одиночества?
Бывший муж резко поднялся, пихнув стол ногами. Чай из красивой низкой чашки выплеснулся золотистой лужицей и неровно растёкся по гладкой блестящей столешнице.
- Я тебя просто не узнаю, Марго! Что происходит?
Рита отвернулась и стала смотреть в окно.
Толя ещё немного постоял, словно ожидал ответа и вдруг вышел в комнату.
- Опять мазнёй своей занялась?
Рита обречённо прошла за ним и встала в дверном проёме, прислонившись спиной к косяку, со скрещенными на груди руками.
То, что у неё получалось сейчас, ей очень нравилось. Курчавая зефирно-розовая картина была абсолютным плодом её фантазии.
Толя злился так, что слегка косил правым глазом.
- Тебя раздражает то, что ты не можешь мне запретить заниматься любимым делом? Странно, что раньше я так спокойно шла у тебя на поводу.
- Марго, да объясни ты уже…
- Я начала жить не твоей, а своей жизнью, Толя. И она мне нравится больше. То, что ты видишь сейчас на холсте – моё настроение. Согласись, что это красиво? Пожалуй, я добавлю ещё немного голубого и совсем чуточку сиреневого…
Он грубо отпихнул Риту плечом и ушёл, захлопнув за собой тяжёлую металлическую дверь. Помыв Толину чашку, она вернулась в комнату, надела фартук и принялась смешивать краски.
Работа пошла веселее. Рита принесла себе в комнату чай и бутерброды, чтобы не прерываться. Видимо, за то время, что она не могла есть, организм истосковался по еде и теперь Рита была голодна всегда. Иногда даже ночью просыпалась, чтобы отрезать кусочек колбаски или положить за щёку шоколадную конфету.
- Разожралась ты, дорогая Маргарита! – хмыкнула она, когда на ней не сошлась узенькая кожаная курточка. Потом подвели джинсы. Рита и раньше никогда не держалась в одном весе. То и дело приходилось себя ограничивать в еде, чтобы её не распирало. Но тогда её сдерживал муж, который теперь стал чужим человеком.
Она позвонила Юльке.
- Синоптики обещали резкое похолодание, а я не влезаю в тёплую куртку. Поехали завтра по магазинам?
Подруги давно не виделись. Встретились на остановке. Рита вышла из автобуса прямо в жаркие Юлькины объятия.
- Ритка, да ты прямо, как хомяк!
Тактичность никогда не являлась Юлькиным украшением, поэтому Рита не обиделась, хотя и почувствовала неприятный укольчик.
- Сначала зайдём в кафе, я голодная, как зверь!
В кафе было тепло и уютно, приятно пахло выпечкой и зёрнами кофе. Подруги сняли верхнюю одежду.
- Ритка…
- Да, я поправилась! Что мне теперь – застрелиться? Я полтора месяца о еде думать не могла, только отмывалась под душем и блевала от всяческих запахов. Теперь организм взялся восполнять утраченное с запасом. Стресс заедает.
Им принесли меню и пока Рита выбирала пирожное, Юлька пристально её разглядывала.
- Что ты на мне увидела?
- А скажи-ка мне, дорогая Маргарита, у тебя по женской части никаких отклонений нет?
- Ты о чём, Юля?
- Совет мой может тебе не понравиться. Рита, купи тест.
- Какой ещё тест?
- Мальчики то были или нет, но тебе нужно провериться. Вдруг?..
Рита резко побледнела, перепугав подругу.
- Но я же не могла столько лет?! Мы с Толей никогда не предохранялись!
- Толя не твой человек.
- А кто мой? Эти уроды?
Она залпом выпила бутылку минеральной воды.
- Рита, а что ты станешь делать, если?..
- Нет! Никаких если! У меня не будет никаких детей! Никогда!
Слёзы обильно хлынули из её глаз.
Вечером Рита получила подтверждение Юлькиному предположению.
Гениколог отказывалась ей помочь.
- Нужно подтвердить срок. Если нет двенадцати недель, то пожалуйста, а, если есть, то извините!
Узистка, хмурая женщина неопределённого возраста, долго возилась, устраиваясь у монитора. Она только что пообедала и теперь ей совершенно не хотелось возиться с капризными беременными.
- Ну что, мамочка, хорошая беременность, куда уж лучше в вашем возрасте. Глядите!
Рита повернула, ставшую чужой, голову. На экране ясно был виден человечек, похожий на инопланетянина. Он взмахивал ручкой, как будто приветствовал её, Риту.
- Что это щёлкает?
- Это сердце вашего ребёнка.
- Я не хочу никакого ребёнка, и сердца тоже не хочу!
- Посмотрите-ка на неё, не хочет она! Предохраняться надо было, раз не хочешь!
Рита шумно задышала, а потом заплакала: «Зачем вы мне его показали?»
- Да он же живой! И любит тебя, дуру непутёвую! Всем своим сердчишком любит!
В кабинете у гинеколога, куда Рита вернулась с результатами УЗИ, с ней случилась истерика. Она категорически не хотела ребёнка, а он уже жил в ней и даже помахал ручкой! И сердце его билось быстро-быстро, как будто он тоже волновался – понравится ли своей матери.
В поликлинику за ней приехала Юлька. Она о чём-то говорила с врачом, Рита ничего не слышала. У неё сложилось впечатление, будто её обернули ватой. Всю. Ни рук, ни ног, ни ушей у неё не было. Ничего не осталось. Что же она тогда в ванне смалодушничала?
Юлька вывела её под руку на улицу, посадила в такси и привезла домой.
Рита сразу же легла в постель, которую не удосужилась убрать с утра.
Подруга чем-то позвякивала в кухне, потом пришла к ней с подносом, на котором красовался чай в чашках, конфеты в вазочке, какое-то печенье.
- Ритёныш, давай-ка сядем?
- Я не хочу.
- Рита, но ты же всегда хотела ребёнка, мне-то не ври. Иногда мечты сбываются совсем не так, как мы думаем или планируем. Ты столько лет прожила с мужем, теперь вот одна. Ты даже любовника не заводишь, где же тебе забеременеть?!
- И тогда на моём пути появляется толпа гопников. Они распяли мать своего будущего ребёнка, наиздевались над ней… Скажи, почему они меня не убили? Зачем я осталась жить?
Юлька достала из своей сумочки результаты её УЗИ.
- Рит, но он уже есть. Ты жива и он скрасит твою жизнь, наполнит её смыслом. И ты полюбишь его без памяти. Ты же нежная, покладистая, у тебя гигантский резерв нерастраченной любви!
- Я не стану рожать от малолетних насильников. Вот кто его отец, Юль?
- А это важно?
- Мне важно. И он, когда вырастет, спросит. Потому что это вообще важно!
- Рита, это твой шанс.
- Я не хочу никаких детей, тем более таких! Зачем ты притащила сюда УЗИ? Зачем мне всё это показали? Вам всем мало того, что я пережила за это мерзкое лето?
Она взяла с подноса чашку с чаем. Чашка была из маминого сервиза. Когда Рита стала жить одна, она вынула сервиз из стеклянной горки и начала им пользоваться ежедневно.
- Юля, ты не могла бы уйти? – холодным голосом попросила она.
- А ты?
- Вешаться не стану, вены вскрывать и травиться тоже. Я очень хочу остаться одна. Извини.
Юля ушла. Гулко хлопнула внизу подъездная дверь. Рита взяла в руки снимок УЗИ. Чёрное, белое, серое… ничего яркого, дарующего надежду, простое, как газетный лист. Сухая констатация факта. Вот это голова, она какой-то странной формы, это ноги, вон видно руку, которой он махал.
В тот раз, собираясь на аборт, она обливалась слезами, глядя на картинки в книжке для беременных, которую купила сразу же, как узнала. Она всё пыталась представить себе малыша, поселившегося в её лоне и не могла. Потому что картинки в книжке были карандашными рисунками. Толя отобрал у неё книжку и спустил её в мусоропровод.
А вот это настоящая фотография её ребёнка. Знает ли он, как она ненавидит его за то, что он живёт внутри неё? Вся горячая злоба на тех подростков теперь обернулась против инопланетянина, помахавшего ей сегодня со своей орбиты.
Завтра его уже не будет. Всё проходит, всё забывается. Значит, через какое-то время она вернётся к нормальной жизни, будет ходить на работу, писать вечерами свои картины. А то, что случилось у щелястого старого забора сотрётся из её памяти. И две розовых полоски, и это чёрно-белое УЗИ – всё канет в прошлое.
Почему же столько лет её страшно терзали воспоминания о том ребёнке? Она винила во всём мужа, а разве сама сильно сопротивлялась? Поплакала, да и избавилась! Чтобы уже никогда не стать матерью, не получить в руки увесистый сопящий свёрток, живой и тёплый. И вот опять?
Но тогда в её жизни был мужчина, волевой, сильный, решительный. Он уверенно руководил её жизнью и Рита никогда не сопротивлялась. Её всё устраивало. Значит, устроило и уничтожение ребёнка?
В больницу она приехала рано утром. Сдала одежду в гардероб, документы медицинской сестре. В палате уже находилась молодая женщина, гораздо моложе Риты. Они хмуро поздоровались и Рита села на кровать. Желания разговаривать не появилось. И вообще с утра её мутило, состояние казалось тревожным.
Пришла доктор, поздоровалась с пациентками. Спросила не передумали ли они. Предупредила, что сестра пригласит, когда подойдёт время.
Рита легла и накрылась одеялом с головой. Белый свет сегодня не радовал. А как там крошечный инопланетянин, знает?
Она потрогала низ живота. Наверное, ему страшно.
Услышала, как скрипнув кроватью, поднялась и вышла соседка, за ней пришли.
Тогда Рита выбралась из-под одеяла, достала из сумки чёрно-белый снимок своего инопланетянина. У соседки внутри такой же человечек. Сейчас он тонким безжизненным лоскутком плюхнется в белую эмалированную кювету и всё. Его не будет никогда. Ни ручек, ни ножек, ни воспоминаний.
У Риты вдруг случился нервный спазм. Рёбра сдавило так, что замерло дыхание, боль вступила в голову. Наверное и ему больно. Прости меня, маленький головастенький инопланетянин, прости!
Слёзы подступили. Она прижимала к себе уже помявшийся снимок и её душила страшная жалость.
Права Юлька, она действительно всю жизнь страстно хотела ребёнка, и Юльке завидовала, что у той есть дети. Почему же её мечта сбылась так коряво? А теперь она расправится с ней, чтобы уж точно больше никогда даже не надеяться. Больше не о чем станет мечтать. Неродившийся инопланетянин никогда не помашет ей слабенькой ручкой.
Соседку привезли на каталке. Рита смотрела, как её перекладывают на кровать.
- Идёмте! – скомандовала медсестра.
Ноги стали неживыми, когда Рита поднялась с кровати и двинулась за ней. Больничный будничный шум оскорбил её слух. У неё-то практически похороны.
В абортарии было тихо. За Ритой закрылась дверь.
- Фамилия? – спросила женщина в хирургической зелёной робе, сидящая за белым столом.
Рита назвалась. Механически она отвечала на вопросы, а сама начинала отбивать зубами дробь.
- Вам плохо?
- Нет.
Одежда не снималась, руки дрожали и не слушались. Кресло оказалось очень холодным.
- Что у вас в руках? Молитва что ли? Ничего нельзя! Дайте…
Рита и не знала, что у неё что-то есть в руках. Это был снимок УЗИ. Врач потянула его за уголок из ледяных Ритиных пальцев и он оторвался, чуть хрустнув. Как косточка. Она смотрела на чёрный обрывок в чужих руках и вдруг резко села: «Я не буду!»
- Куда вы, женщина?!
- Я передумала!
- Успокойтесь, сейчас сделаем укол, вы вообще уснёте и ничего не почувствуете.
Рита уже натягивала свою одежду. Она была скомканная, но это неважно.
- Отдайте!, она забрала у врача обрывок, - Извините меня.
- Ну хоть одна одумалась! – с удовольствием сказала ей вслед доктор и улыбнулась широко, от души.
Рита вышла на улицу, вызвала такси и поехала домой. Одежду сразу определила в стирку, чтобы уже ничто не напоминало ей о неприятном инциденте, чуть не сломавшем всю её оставшуюся жизнь. Достала клей и аккуратно склеила снимок. Подумала и приклеила его на чистый лист. Поставила на кухонном столе.
Он будет жить, её крохотный инопланетянин. А на вопросы об отце Рита придумает легенду про полярного лётчика.
- Ну что, дорогая Маргарита, кажется, ваша жизнь скоро станет совсем иной!
Мольберт притягивал к себе, как магнит и скоро среди кудрявых зефирно-розовых завитков появилось румяное щекастое личико младенца.