Как я открывал Америку

Игорь Караваев 2
          О том, что где-то существует Америка, я, конечно же, слышал уже в раннем детстве (хотя, безусловно, первым континентом, название которого я запомнил, была всё же Африка - спасибо Корнею Чуковскому и его замечательной книжке «Доктор Айболит»). Ну а на Америку я впервые обратил внимание, как ни странно, благодаря одной карикатуре.

          Мы тогда жили в Северодвинске, где строили отцовскую подводную лодку «К-107». Я в те годы как раз учился читать и знал уже почти все буквы. Буквы-то буквами, но рассматривать картинки мне тогда было всё же намного интереснее. В них недостатка не было: нам регулярно приходил детский журнал «Весёлые картинки», а ещё мы выписывали всякую печатную продукцию, где было много карикатур (как правило - на злободневные политические темы). Обычно я разбирался с карикатурами сам (проще говоря - буквально, по-детски, истолковывал то, что было там нарисовано). Ну а если же смысл карикатуры до меня абсолютно не доходил, тогда я начинал приставать с расспросами к старшим.
 
          Та карикатура, о которой я сейчас вспоминаю, сразу же вызвала у меня  недоумение.
 
          На ней были нарисованы две коровы (именно коровы, а не лошади!), которые бежали изо всех сил, пытаясь обогнать друг друга. Каждая из них была впряжена в телегу, уставленную молочными бидонами. На одной из них - той, что вырвалась чуть вперёд - было написано «СССР» (и я уже знал, что так называется моя родная страна). Советской телегой правила дородная улыбающаяся тётя в белом фартуке. На другой телеге, где сидел злой дядька в широкополой шляпе, немилосердно нахлёстывавший вожжами свою корову, было написано незнакомое мне тогда слово - «США».
 
          Эту аббревиатуру мне охотно расшифровала Света, моя сестра (старше меня на целых два года). Она сказала, что США - это сокращённо Соединённые Штаты Америки, страна такая (которую у нас обычно называют просто Америкой).

          О, так ведь я, оказывается, был уже достаточно наслышан об этой стране, только как-то не особенно о ней задумывался! И тут же в моей голове легко и просто возник чёткий образ этой самой Америки.
 
          Ага, подумал я, - да это и есть та страна, где по улицам городов ездят роскошные длинные автомобили и бродят несчастные безработные, где повсеместно торчат высокие здания-небоскрёбы и где живут пузатые банкиры-миллионеры, хранящие в таких же пузатых мешках деньги, отобранные у честных рабочих.
 
          С Америкой, как я понимал, было что-то не так - она хоть и находилась далеко от нас, но, тем не менее, постоянно нам зачем-то угрожала: те американцы, которых я видел на страницах журнала «Крокодил», злились на Советский Союз и размахивали, как дубинами, своими атомными бомбами. А ещё, судя по рисункам из того же журнала, в Америке очень плохо живётся неграм, на которых охотятся ку-клукс-клановцы в белых балахонах. А ещё эта страна постоянно засылает к нам своих шпионов. Их обычно рисуют в виде субъектов с очень неприятной внешностью - с крючковатыми носами, длинными жадными пальцами и зловещими улыбками, в плащах с поднятыми воротниками, шляпах и чёрных очках. Если увидишь такого типа на улице - даже не сомневайся: это американский шпион!

          Ещё я запомнил, что надпись под карикатурой с бегущими коровами гласила: «Мы Америку догнали по удою молока!» Много-много лет спустя я узнал, что слова этого хвастливого лозунга оказались двумя первыми строчками из куплета довольно озорной частушки. А в двух последних строчках того же четверостишия, которые явно не были предназначены для детской аудитории, говорилось, кажется, что-то про мясо и быка.
 
          И ведь ничего - цензура пропустила, для политической сатиры сошло!..

          А в общем-то, все советские дети (конечно, включая нас со Светой) были при всей своей детской простоте совсем не простыми. Даже те из нас, кто ещё не умел читать и не интересовался никакими карикатурами, всё равно смотрели телевизор, внимали нашему радио - а самое главное, слушали разговоры взрослых. Насмотревшись и наслушавшись, мы и сами, подражая старшим, вели в своём кругу разговоры на очень серьёзные темы. Например - как сейчас помню - мы обсуждали, что где-то там, за границей, есть некие Динаур и Зинхаур (оказавшиеся, как выяснилось чуть позже, Конрадом Адэнауэром, канцлером ФРГ, и Дуайтом Эйзенхауэром, президентом США) - и что от этой парочки нам вряд ли следует ожидать чего-нибудь хорошего...
 
          Самые же одарённые из нас, едва успев освоить печатные буквы, умели не только по памяти воспроизводить чужую «настенную роспись», прочитанную где-нибудь на заборе, но и могли уже почти без ошибок писать всякие мудрёные вещи вроде слов «генеральная ассамблея» (правда, абсолютно не зная их смысла).

          Когда мы вслед за «К-107» оказалась в Ягельной, в соседнем подъезде нашего дома поселилась семья Юрия Дмитриевича Пирожкова, отцовского сослуживца. Главу семьи помню смутно - он, как и мой отец, пропадал на службе с утра до ночи. Отлично помню его супругу, Зинаиду Прокофьевну - учительницу английского языка, энергичную, подвижную и весёлую, а также их сына, Юру.
 
          Я очень любил ходить к ним в гости. Дело было не только в том, что Зинаида Прокофьевна пекла вкусное и ароматное домашнее печенье, но ещё и в том, что мне было очень интересно общаться с Юрой. Хоть Юра и был значительно старше меня, мы с ним отлично ладили (не напрасно взрослые называли его моим шефом). Вместе с ним меня спокойно отпускали гулять в соседние сопки, куда ходить в одиночку мне тогда ещё не разрешалось. Там мы не просто любовались природой, но и, как правило, разводили костры - поэтому я особенно любил наши совместные походы. Мне всегда нравилось смотреть на огонь. Кроме того, оказалось, что чай или кофе, заваренные в сопках на чистой озёрной воде, получаются гораздо вкуснее, чем дома. В тех же походах Юра научил меня плавить на костре свинец, из которого мы на пару с ним отливали замечательные грузила для рыбалки.

          Авторитет моего старшего товарища поднялся в моих глазах ещё выше, когда он ввёл меня в компанию своих друзей-одногодков. Сколько всего я узнал тогда от них!

          К тому времени я уже умел рисовать и нашу советскую звезду, и фашистскую свастику (которую на своих рисунках изображал только на той вражьей технике, что взрывалась, горела или шла ко дну). Рисовать же «фашистский знак» в каком-то ином контексте считалось у нас делом абсолютно недопустимым. А однажды друзья Юры в очередной раз расширили мой кругозор, сообщив, что, если дорогую нам всем пятиконечную звезду нарисовать не красной, а белой, да ещё и внутри круга - то получится символ похуже, чем свастика, потому что это - опознавательный знак армии США (которая изо всех сил готовится воевать против нас).
 
          До сих пор поражаюсь, насколько правильно мы порой рассуждали тогда в нашей тесной компании. Например, беседуя о Великой Отечественной войне, мы в отношении наших всегда употребляли слово «советские» (а не «русские», как говорили многие пацаны, - ведь мы знали, что СССР - страна, где живёт много народов); врагов же мы называли фашистами, а не немцами (понимая, что есть и другие, «хорошие», немцы). Ещё мы были в курсе, что Гитлера давно уже нет в живых, а фашисты нами хоть и побеждены, но уничтожены не полностью.

          Однажды кто-то из ребят произнёс явно подслушанную где-то фразу, что в наши дни этим недобитым фашистам следовало бы вместо «хайль Гитлер» кричать «хайль доллар». Слово «доллар», кстати, я тогда услышал впервые, и оно мне очень не понравилось. Я не знал, кто такой этот самый доллар - но решил, что, наверное, это очень плохой человек, раз пришёл на смену Гитлеру. Лишь через некоторое время я узнал, что это вовсе и не человек никакой, а американская денежная единица. И, поскольку доллар в моём сознании изначально оказался связанным с недобитыми фашистами, это тоже явно не способствовало возникновению моей любви к США.

          Нельзя сказать, что я ненавидел Америку и американцев - в подтверждение тому могу признаться, что гибель американской подводной лодки «Трешер» вместе со всеми людьми, находившимися на её борту, я тогда принял очень близко к сердцу, как настоящее горе (и ни о каком злорадстве тут речь, тем более, идти не могла, хоть я и знал, что этот корабль был создан, в первую очередь, против нас).
 
          Шли годы. Я рос, учился, читал книги и смотрел кино, постоянно открывая для себя, как и все мои сверстники, много нового и интересного. Об Америке при этом я получал информацию самого разного рода - и ту, что поддерживала мою неприязнь к этой стране, и ту, что порой заставляла меня испытывать симпатию к её народу (особенно - к индейцам, которые изначально жили на американской земле).

          Поступив в военно-морское училище, я изучал не только наше оружие, но и оружие «вероятного противника» - в первую очередь, конечно же, американское.

          Наверное, к их боевой технике я относился весьма предвзято: её внешний вид по сравнению с нашей казался мне довольно неприятным (а иногда - даже уродливым). По боевым же свойствам, насколько мы, курсанты, могли тогда судить, американское оружие было в чём-то лучше нашего, а в чём-то хуже. Так или иначе, ни у меня, ни у моих товарищей не было никаких иллюзий: мы с Америкой равные по силе противники, и, если когда-нибудь между нами начнётся война, мало не покажется никому...
 
          Так уж случилось, что на закате своей службы я должен был по роду своих обязанностей обеспечивать работу американских инспекционных групп, приезжавших в нашу базу согласно договору о стратегических наступательных вооружениях. По окончании каждой инспекции проводился банкет, на котором наши (и я - в том числе) оказывались за одним столом с американцами.
 
          Мы знали, что среди наших визави наверняка есть сотрудники американских спецслужб. Когда я вспоминал свои давние представления о том, что настоящий американский шпион должен обязательно носить чёрные очки, скалить зубы в зловещей улыбке и восклицать своё «о'кей» чаще, чем некоторые наши произносят «б...», то с трудом удерживался от улыбки.

          Американцы оказались милыми, обаятельными и общительными ребятами, среди которых, помимо сотрудников всяких там ЦРУ и ФБР, встречались и офицеры их вооружённых сил (в том числе - наши коллеги, подводники).

          Помню, как после очередной рюмки американец, служивший в тамошних РВСН, признавался нам, что россиян он представлял себе совсем другими:

          - Нам всегда говорили, что русские - это суровые мрачные мужики, грубые, тупые и примитивные, что это кровожадные и безжалостные маньяки. А я вот вижу сегодня перед собой нормальных семейных людей, адекватных, умных и весёлых...

          Не могу не упомянуть и ещё об одном весьма примечательном моменте из нашего общения.

          Я тогда, помнится, сказал, что в годы войны мы сражались бок о бок с ними. Переводчик перевёл меня совершенно правильно, но все американцы почему-то вдруг разом смолкли и напряглись. Повисла неловкая пауза, в конце которой один из них, поколебавшись, спросил у меня:

          - А на чьей стороне и против кого мы тогда воевали?

          И лишь услышав в ответ, что они вместе с нами воевали тогда против нашего общего врага - фашизма - американцы вздохнули с явным облегчением и вновь заулыбались...

          Мне очень интересно: перестанут ли когда-нибудь американцы (конечно, из числа тех, которые вообще знают, что на земном шаре есть Россия) воспринимать нашу страну на том же уровне, на каком я воспринимал США в дошкольном возрасте?