Аглая родила в срок: быстро, благополучно и довольно легко. Она все делала решительно и не колеблясь, и так же и рожала. Мальчика назвали, как и было задумано, Арманом. В свидетельстве о рождении отцом был записан Рауль-Огюст-Жюль виконт де Бражелон, матерью - Аглая-Лоранс де Сен-Реми. Родословная малыша должна была быть доказана графом де Ла Фер, но Атос так и не узнал о внуке. Но Рауль, думая о будущем, в последний, перед отъездом, день заверил у нотариуса, в тайне от отца, копии с родословного древа, своего свидетельства о рождении, и всех документов, хранившихся в шкатулке, которые могли в будущем восстановить в правах его наследника.
Аглая думала о дальнейшей судьбе сына. Она знала, что все титулы Рауля и графа были выморочны и вернулись в королевскую казну. И тогда она вспомнила о Луизе. Королевская любовница уже не была в таком фаворе, время ее "царствования" уходило в прошлое. Звезда Монтеспан разгоралась все ярче, и Луиза так и не решилась заступиться перед королем за сына виконта де Бражелон. Титулы и поместья ушли к герцогу Манчини. Ребенок Рауля и Аглаи остался нищим и безродным. Такого Аглая не могла допустить. И, собрав последние жалкие гроши, она взяла за руку сынишку и отправилась в Париж, к герцогу де Бофору, как раз готовившемуся в очередную экспедицию, из которой ему не суждено было вернуться.
Попасть к герцогу оказалось не сложно: бывший "король рынков" оставался таким же доступным и открытым принцем, каким был и во времена Фронды. Когда ему доложили, что у него просит аудиенции вдова виконта де Бражелон с сыном, герцог опешил: какая вдова, какой ребенок?! Рауль погиб из-за Лавальер! Потом, не смотря на свою забывчивость, Бофор вспомнил о письме, которое брат Сильван передал ему уже после смерти Бражелона: письмо нашлось, когда потом осматривали его одежду. Письмо это Бофор не отдал в руки убитому горем слуге виконта вместе с реляцией: он отправил его графу де Ла Фер лично, со своей корреспонденцией, считая, что это письмо, на самом деле, адресовано Лавальер, и граф сам впоследствии должен решить, отдать ли его королевской любовнице. Судьбе было угодно, чтобы им еще долго никто не интересовался.
Возникшая на пороге фигурка с ребенком, цепляющимся за подол платья, заставила герцога встать и, вопреки этикету, пойти ей навстречу, потому что столько достоинства и решительности было написано на лице молодой женщины, что куртуазность мужчины возобладала над правилами.
- Мне доложили о вас, сударыня, как о супруге господина де Бражелон. Это правда?- спросил он, предлагая женщине сесть.
- Да, Ваша светлость, совершеннейшая правда, хоть мы муж и жена перед Богом. И плод этой связи - мальчик, которого вы видите перед собой. Вы позволите объяснить вам, почему я испросила у вас аудиенции?
- Не только позволю: я буду настаивать на этом, - любезно разрешил принц.
- Я не стану вдаваться в то, как и почему оказался в Джиджелли мой супруг; вам это известно, думаю, даже лучше чем мне, - начала Аглая. - Я - сводная сестра герцогини де Лавальер, мое имя Аглая де Сен-Реми. Я знала господина де Бражелон с детства, мы росли вместе с ним и Луизой. Но он любил мою сестру... до той поры, пока не понял, что любовь была только с его стороны, - Аглая сознательно позволила себе несколько приукрасить действительность ради пользы дела.
- Вы хотите сказать, мадам, что... гм... - герцог де Бофор крякнул от неловкости.
- Да, когда господин виконт понял свою ошибку, он увидел, наконец, и меня! - гордо и спокойно объяснила Аглая.
- Зачем же было тогда уезжать? - принц ошарашенно уставился на молодую женщину.
- Мне трудно вам ответить на этот вопрос, но слово было дано и мой супруг уехал. Он обещал мне вернуться, и мы должны были пожениться. Он знал, что я уже ждала ребенка. Что произошло - того уже не изменить. Но смерть моего мужа пагубно отразилась на будущем нашего сына. Он лишен всех прав. Мне осталось только уповать на вас, Ваше светлость, потому что вы знали господина виконта и, надеюсь, любили его.
- Как сына, как родного сына любил, - пробормотал герцог де Бофор, краснея. - Я призывал его именем его отца, умоляя остановиться, не лезть в эту западню, но он не смог справиться с конем.
- Вы действительно думаете, что виконт не мог справиться со своим конем? - спросила Аглая, глядя в глаза Бофору, который краснел все сильнее, напоминая мальчишку, пойманного на вранье.
- Конечно! - тихо подтвердил принц, отводя глаза.
- Благодарю вас, Ваше высочество! Ваш ответ помог мне понять, что же произошло на самом деле, но, позвольте мне все же вернуться к моему сыну. Я понимаю, что Его величество ни за что не отдаст в его руки то, что он положил в свою казну. Я отлично понимаю, что память о Бражелоне не может быть ему приятна, но, быть может, небольшой пансион из его рук помог бы нам справиться с нищетой. Моя семья меня не примет, да я и не прошу ее: мне бы пристроить достойно сына, и я смогу удалиться в монастырь, где буду ежечасно молить Бога оградить моего мальчика от нищеты и неблагодарности человеческой.
Бофор встал и прошелся по кабинету. Просьба молодой женщины застала его врасплох: он, привыкший к потерям, постоянно вспоминал виконта де Бражелон, нет-нет да и ощущая свою вину: именно к Атосу занесла его нелегкая в ту роковую ночь. Теперь он мог хоть как-то загладить свою косвенную вину, позаботившись о сироте. Но как? Своих средств у Бофора практически не осталось. Герцог не отличался изобретательностью, но на этот раз ему в голову пришла неплохая мысль: король не откажет своему адмиралу, идущему на верную смерть, в незначительной услуге: принять в коллеж при одном из иезуитских монастырей бедного сироту, сына погибшего офицера. Мальчика примут под именем де Силлега, двоюродного племянника мушкетера короля, погибшего на дуэли в 1643 году. То, что этот род имел когда-то, лет 200 назад, какую-то связь с графами де Ла Фер, Его величество может и не знать. Тайна будет сохранена, а со временем, кто знает, может и удастся восстановить положение мальчика.
- Как ваше имя, шевалье? - Бофор наклонился к малышу.
- Арман де Бражелон, - серьезно ответил ребенок, глядя своими лазурными глазами прямо в глаза принцу.
- Эти глаза лучше всего свидетельствуют о том, что ваш сын - Ла Фер, - рассмеялся Бофор. - Я такие видывал только у графа де Ла Фер и у Рауля де Бражелона. Сделаем вот что,.. - и он посвятил Аглаю в свой план.
***
Прошло немало лет, Арман де Силлег покинул коллеж весьма ученым молодым человеком, и уехал продолжать учебу в Рим. Священником он так и не стал, но его привлекла юриспунденция. В Италии он открыл свою контору, неплохо заработал, женился на богатой и знатной девушке, и под старость вернулся во Францию. Король Людовик доживал свои последние дни, агонизируя от гангрены, занималась заря нового царствования и неясно, абсолютно неясно было, что оно принесет Франции.
Через три года старший сын Армана, Рауль де Силлег, женился на девушке из рода Мортемаров. Женился по любви, хотя обнищавшие, но гордые родители невесты крутили носом: и жених не столь богат, и род захудалый, и отец из дворян мантии. Но на дворе был уже 18 век и на чистоту и древность рода смотрели не так пристально, как в прошлом веке. Молодую семью Бог не обидел детьми, и в начале 1722 года родился Шарль. Тот самый Шарль, которому король Луи 15 вернул и титул и поместья, которые были завещаны по праву наследования Раулю де Бражелону. Более шестидесяти лет ушло на восстановление справедливости у французских королей. Условие было одно: Шарль вступит в права наследования по достижению двадцати пяти лет. Опекуном всего наследства назначался его отец.
***
Ангел не обманул: пришел еще раз и в сопровождении своего двойника. Жанна поверила ему окончательно: сон, который так сбывается, уже не похож на сон. Жанна почитывала господина Аруэ, и его отношение к религии проникло и под броню воспитания женщины. Теперь Жанна была склонна верить, что эти ее ночные видения просто очередная тайна природы.
Ангел стал старше: теперь это был юноша лет шестнадцати, сильный, гибкий, уверенный в движениях. Мальчик, сопровождавший его, при всем удивительном сходстве, был тоньше, мягче, от него не исходила та сила, которая чудилась в старшем ангеле. Оба смотрели на Жанну с уважением и сочувствием, словно то, что они хотели рассказать женщине, заранее печалило их.
- Как видишь, я сдержал слово. Я пришел предупредить тебя и привел своего сына.
- Я ждала вас, - просто ответила Жанна из сна. - И я верю, что вы хотите сообщить мне что-то очень важное.
- Это правда: пришло время действовать. Будущее ваше видится нам кровавым, и мы хотим вас предупредить: вы должны покинуть Францию.
- Покинуть Францию? Но почему?
- Нам горько видеть свою и вашу родину в крови восстаний, но таково будущее. Многие знатные семьи погибнут под топором палачей. Мы хотим спасти вас, спасти свой род. Собирайтесь, продавайте все, что сумеете, и уезжайте.
- Куда? - воскликнула бедная женщина, ощутив, что под ней заколебалась, незыблемая до того, земля.
- В Новый Свет. Это девственная земля, где вы еще долго будете в безопасности. На новом месте вы сумеете построить новую жизнь. Там мало кого будет интересовать, кто ваши предки. Но помнить об этом вы обязаны. Время от времени, я буду навещать тебя и твоих потомков, и напоминать вам, кто вы. Рауль, - он повернулся к своему спутнику, - помните, мы когда-то говорили с вами о времени, когда не будет королей и все будут равны? Мне кажется, что это время не за горами.
- Но вы хотите спасти нас от этого, - воскликнула Жанна.
- Я советую вам уехать туда, где уже нет власти короля. А равноправие во Франции наступит еще не скоро: прежде прольются реки крови! Уезжайте, мадам, уезжайте, и спасите свою семью.
Жанна проснулась в холодном поту и долго размышляла над тем, что ей приснилось.
Она рассказала о своем сне мужу и он крепко задумался. Бросить все, что связывало их с Францией, продать свои земли, уехать навсегда, стать людьми без родины и без прошлого? Нет, они еще не готовы к такому жизненному повороту. К тому же, молодой король Людовик подавал надежды стать прекрасным королем. Семья была в фаворе, дела шли прекрасно! Все бросить только потому, что у жены какие-то странные сны?
Они остались.
О том, что Бастилия пала, господа узнали в Брасье. Услышали - и поначалу не поверили. Как можно было поверить, что пал оплот монархии, символ ее непоколебимости? А дальше события завертелись со страшной быстротой, увлекая, как волной, всех, кто попадал в гигантский, все расширявшийся, водоворот.
Семья Бражелонов не стала далее раздумывать: не дожидаясь, пока революция пожрет и их, они собрали все, что было у них ценного: драгоценности, картины, семейные реликвии, книги, ценную посуду: нагруженные экипажи с трудом доставили все это в Булонь, и, заперев принадлежащие им замки, отправились в сопровождении немногочисленной прислуги в Америку. Первоначальное намерение обосноваться где-нибудь в Европе было решительно отвергнуто главой семьи: он вспомнил сон жены и решил изменить жизнь раз и навсегда.
Плавание было долгим и тяжелым, но они благополучно добрались до берегов Канады. Как только они ступили на твердую землю, Жанна, которую морское путешествие совсем доконало, поклялась, что больше никогда не поднимется на борт корабля. Слишком долгим и слишком тяжелым был их путь, но он еще не был окончен. Целью путешественников был Монреаль, где они надеялись остаться надолго.
Французский город обещал в ближайшем будущем стать новой родиной многих французов, которых, как и Бражелонов, грозилась прогнать революция. Новости из Старого Света, по вполне понятной причине, приходили с сильным запозданием, и о том, что творилось во Франции, узнавали спустя несколько месяцев. Корабли доставляли новых эмигрантов (тех, кому посчастливилось убежать от гильотины), газеты и рассказы очевидцев. Очень многие аристократические семьи обосновались в странах Европы, надеясь, что дни новой власти сочтены, но у истории свои планы и свои сроки. И каждый новый год все больше убеждал: надо перестать жить несбыточными надеждами: пора обосновываться на новом месте навсегда.