Настанет день - и миром осужденный,
Чужой в родном краю,
На месте казни - гордый, хоть презренный -
Я кончу жизнь мою...
М. Лермонтов
Написанный для него приговор, как ни странно, не вызвал в Артуре чувство страха и ужаса. Однако и поверить в него он до конца не мог. Да, юноша уже много недель думал о смерти, однако лишь сейчас он понял, что умереть ведь так: стоя у стены перед дулами штыков расстрельщиков, вряд ли можно назвать чем-то привлекательным и героическим, если еще учесть, что его схватили при таких глупых обстоятельствах.
В любом случае, Артур не упал духом, несмотря на все ухмыляющиеся гримасы поручика, который продолжал сыпать соль на раны.
- Да, милый мой, все случилось, как я и говорил: никто тебя уже не спасет, и никто тебя не отпустит. Очень скоро ты умрешь, сдохнешь в канаве, давясь собственной кровью, как последняя собака! Я был бы рад лично тебя прикончить, но увы: мое положение не позволяет пачкать руки о всякое отродье вроде таких как ты. Однако о тебе все равно позаботятся как следует. Ну? Что же ты все еще молчишь? Или онемел от страха?
В ответ ядовитым насмешкам Артур наконец сказал лишь одно:
- Что бы ты сейчас не думал, все равно вы поступаете неправильно. Нельзя расстреливать даже вражеского шпиона без суда и следствия, ссылаясь на военное время.
- О, нам это хорошо известно, но в твоем случае... Суд не понадобился. И да, чтобы еще больше тебя помучить, скажу следующее: ты умрешь не сразу, не прямо сейчас, а будешь расстрелян вместе с небольшой группой других пленных через пару часов. Пока же посидишь немного в тюрьме, заодно успеешь поразмышлять о вечном и своей жалкой никчемной жизни, если захочешь! Увести его!
Уже машинально, без сопротивления, Артур шел с караульными, понурив голову. Надежды на побег не было. Оружие, как и форму, у него забрали, и теперь оставалось лишь ждать часа казни.
В тюрьме, которая здесь представляла лишь сырой темный подвал одного из домов, Артур предался одному занятию, которое считал самым осмысленным в настоящее время. Уже не пытаясь изменить свою участь, он устремил взгляд вверх, словно пытаясь увидеть в темноте легкий и светлый силуэт, ставший теперь ему так дорог.
"О, Идалия! - думал Артур, - Мы никогда не увидимся, даже по ту сторону миров, ведь ты слишком чиста и нежна для Ада, а я - слишком порочен и греховен для Рая. Но если же в свой самый последний миг я смогу увидеть твой образ, ощутить твое присутствие даже незримо, то клянусь, это станет для меня мгновением настоящего счастья, какого я не знал никогда! Большего мне и не нужно. А остальное - так неважно. Уверен, солдаты не слишком опечалятся от вести о моей гибели, хотя я и успел сблизиться с некоторыми из них. И все же... Пожалуй, это действительно возмездие мне за все содеянное. И я с готовностью его принимаю. Ни один мускул не дрогнет на моем лице, когда они скомандуют "Пли", я готов. Мучает лишь мысль, что я так никогда и смогу сказать тебе, все объяснить. Пока что я готов произнести лишь одно: Идалия, если ты слышишь, прости меня. И покойся с миром, там, где твоей душе будет несравненно лучше, нежели на земле. А моя судьба решена. И осталось лишь ей покориться."
Уйдя в свои мысли, Артур не сразу услышал, как камеру наконец открывают и вновь вытаскивают его на поверхность. Лишь когда рядом вновь возникло ненавистное лицо поручика, юноша с отвращением отвел глаза.
- Ах, мой дорогой лейтенант! Знал бы ты, какая честь тебя ждет! В виду твоей вины и преступления наш господин полковник приказал начать расстрел именно с тебя, ты будешь первым! Хоть где-то кроме вашего цирка уродов, который вы зовете штабом бесстрашных разведчиков! Ха-ха-ха!
Злобно смеясь, офицер подтолкнул Артура вперед, вместе с горсткой других измученных пленников. Их всех вели в направлении старой стены, возле которой из-за темноты горели огни. Там и ожидала Смерть.
Добравшись до места, солдаты встали в шеренгу напротив пленных. Артура специально поставили с краю, немного отдельно от остальных. Его казнь должна была быть показательной, уроком для всех врагов.
- Вам глаза завязать? - бесстрастно спросил его один из расстрельщиков, подходя с платком.
- Нет. Я готов смотреть своей смерти в лицо. - заявил Четтерфилд, гордо вскинув подбородок. - Я никогда не был трусом.
Внезапно его пронзила мысль: трусом он не был с того самого момента, как попал в армию, а до того он поступил самым что ни на есть трусливым образом, испугавшись открыть свои чувства девушке, которая самозабвенно его любила. По телу юноши прошелся холод, и это было уже не из-за погоды.
- Готовьсь... - послышалась команда. - Пять, четыре, три, два...
Артур продолжал смотреть прямо в дула штык-винтовок, устремленных на него, но в последние секунды все-таки закрыл глаза. Он уже почти не чувствовал реальности, все происходящее казалось таким далеким. И вместо последних слов-счета в его ушах слышался голос Иды: "Артур! Артур! Артур!!!"
- Тревога! Тревога! Враги нападают! - раздался где-то поодаль истошный крик, - Они уже близко, нужно отступать!
Артур удивленно открыл глаза.
"Отступать? Значит, казни не будет, и я..."
Но додумать мысль до конца он не успел. Прозвучал короткий выстрел. Артур вздрогнул и пошатнулся, ощутив, как что-то ударило его в грудь и сильно обожгло внутри, и в тот же миг все вокруг подернулось туманной пеленой и стремительно начало переворачиваться. Юноша еще хотел что-то сказать, понять, что произошло, но разверзшаяся под его ногами черная пропасть очень скоро полностью его заглотила и погрузила во тьму.