Возмещение ущерба

Леон Строчник
                Возмещение ущерба

                1.

     Телефон звонил долго. Не переставая. Николай взглянул на часы. Полпятого. Совсем звезданулись! Кому это неймётся? Выходной же! Почему не на трубку?
     Взял сотовый. «Пролистал» вызовы. Пусто. Включил дистанционный, домашний:
     — Ну?
     — Николай Леонидович! Это дежурная Ковальская. У нас ЧП! Санитар задушен. Борисов сказал вам позвонить. Он не может. Что делать?
     «Главврач, как всегда, в кусты! Хитрожопая сволочь! Проклятье! Третий случай за квартал!»
     — Ничего не трогали?
     Испуганно:
     — Нет! Тётя Валя уборщица обнаружила и ко мне. Никто ничего не знает.
     — Никуда больше не звонить. Помещение до моего приезда закрыть. Выставить охрану.
     Третий случай... Хм. Кто-то в клинике убивает санитаров, а полицию привлечь нельзя. Проверки. Следствие. Журналисты. Телевидение. Тьфу! Все выходные испортили. Твари!
     Оделся. Спустился вниз. Сел в машину. Завёл двигатель. Ему нравилось сидеть вот так просто, не двигаясь. Слушать монотонный гул. Затем включить Дидюлю. Его музыка, несмотря на многообразие стилей, успокаивала. Рождала в сознании ненавязчивые образы непостижимого... Итак. Третий случай за квартал. Предыдущие не раскрыты. В заведении врачи, а не сыщики. И опять ночью. Кто? Несомненно, кто-то из больных, но кто?
     Через двадцать минут прибыл на место. Взволнованный охранник Павел Первухин угодливо раскрыл двери. Лицо мрачное. Уже, б..., разнеслось! Бабские языки до ближайшей звезды доведут!
     — Николай Леонидович! Ковальская ждёт. Гобарский! В том же виде, что и...
     — Тише тише, Паша. Не нервничай. Где?
     — На этот раз в раздевалке.
     — Да? Странно... Закрой двери. Никого не впускать. Вплоть до моего распоряжения! Повесь табличку «Карантин». На вопросы отвечай: грипп. Или — нет. Ничего не отвечай. Молчи, и всё!
     Навстречу уже неслась Оксана Викторовна. Милое личико. Глаза лучистые. Фигура, как у драгуна Преображенского полка:
     — В том же виде, Ник! Безобразие какое-то!
     — Спокойно, Ксюша. Не впервой. Раз раздет, значит сам виноват. Устроили, б..., дом терпимости! Проводи... Не надо, не надо!
     Ковальская вынула стеклянную фляжку с водкой «Дриньк». Выпила залпом. Передразнила:
     — «Не нада, не нада!» Вот бы в твою смену?!
     Прошли к раздевалкам. Двое здоровенных санитаров братья Мамаевы, Глеб и Сева, вытянулись. Отдали честь. Покладистые. Подобострастные. Резво расступились. Пропустили внутрь.
     Гобарский лежал на лавке возле открытого шкафчика. Огромное тело. Штаны спущены. Руки за спиной связаны шарфом. На шее удавка. Шнурок от ботинка. Глаза навыкате. Тонкая струйка слюны растянулась до пола. Внушительных размеров член отрезан. Лежал под лавкой. Ни одной капли крови. Никаких следов борьбы. Показалось, санитар прилёг отдохнуть, да вот незадача, отвалилось «хозяйство», забылся и умер...
     Николай автоматически потрогал шею, надеясь на пульс. Тьфу! Отмахнулся. Тело остыло, но он мгновенно определил время. Три с половиной часа назад. Надел резиновые перчатки. Поднял член и обомлел. Края среза оплавлены. Будто плазменным резаком отсекли и тут же прижгли. Это что-то ново!
     Огляделся в поисках орудия. Пусто. Вытащил процедурный пакетик. Увеличительное стекло. Внимательно обследовал пах убитого. На волосах, яичках — характерные для женских выделений высохшие поллюции. Значит, сидя на нём сверху в момент совокупления и придушила. Концы шнурка как раз на горле. Бред какой-то! Она могла запросто навредить себе!
     — Предупреждал же урода! Говорил же: не так часто. Нет, б...! Не натрахается никак! Вот и доигрался.
     Обернулся. Санитары прятали глаза. Оба развлекались с Нюшей, умалишённой. Молоденькой. Симпатичной. Ковальская демонстративно отвернулась. Эта так вообще обнаглела. Мозги набекрень. Ненасытная. Вытаскивает по ночам шизофреника Максима, и вытворяет с ним что хочет. А он и рад. Как, случайно подсмотрел Николай, с полуидиотской улыбкой грубо «имеет» её. Все довольны. Сука! Устроили бордель! А что делать? Выпусти таких озабоченных на улицу... Такого наворотят! Представить страшно. Пусть хоть здесь пар выпускают. Аморально конечно. Некрасиво и неприятно. Если честно, по-скотски! Но, увы! Другого выхода нет.
     — Так. Глеб! Зови грузчиков. Спрячьте труп в холодильник. Всё убрать. Ксюша! У него родственники есть?
     — Слава Богу, никого.
     — Не упоминай всуе, дура! Припомнится же!
     — Ой-ей-ей! Святоша нашёлся... Ты же неверующий?!
     — Хватит! Сева! Давай за мной. Поднимаем всех к чертовой матери! Надоело! Щас попляшете у меня!
     Засеменили за ним следом. Ковальская:
     — Ну что ты, Ник, в самом деле? Извини, если обидела. Ты же всё понимаешь...
     Открывались решётки, двери. Испуганные санитары и охранники звякали ключами и дубинками. Услужливые. Нервные. Со стороны эта картина, наверное, выглядит комичной. Николай чуть не расхохотался. Крупная Ксюша, здоровенные мужики, все выше его на голову. Смех и грех!
     Да. Он всё понимал. В клинике круговая порука. Три года назад после университета он устроился сюда на работу врачом психиатром, и уже через полгода стал заместителем главврача. Приобрёл непререкаемый авторитет. Николай Леонидович Гранин обладал феноменальным чутьём распознавать болезни, психические расстройства, назначать правильные лечения. К сожалению, быстро осознав, что здесь происходит, и быстро сообразив, что его отсюда никогда живым не выпустят, он принял эти правила бесчеловечной игры. Свой же поступок оправдывал тем, что ненормальным-то не всё ли равно? А персонал, этот неудовлетворённый и развратный контингент, который специально устраивался в подобные заведения, таким образом избавлял полицию от лишней работы.
     С его приходом также изменилась стратегия учреждения. Николай, обладая потрясающей памятью, изучив всевозможные труды по психиатрии, мгновенно вычислял симулянтов, «халтурщиков», косящих от работы, армии, семьи и правосудия. Диагноз его был настолько точен, что терялись даже маститые профессора. Он всегда носил с собой фонарик со специальным рассеивающим светом, с помощью которого научился «читать» состояние больного по зрачкам глаз. Методом проб и ошибок выработал непогрешимую систему опознавания. Ко всему прочему, Гранин обладал тактом. Был интеллигентен, умён. Умел быстро «разрулить» любую ситуацию. Со всеми дружил. Даже помирил мелкие коалиции, изобилующие в медицине среди медсестёр и врачей.
     Благодаря ему повысили зарплаты, сделали ремонт, обзавелись новейшим оборудованием и технологиями. Клиника вышла на первое место в России. Попасть в неё стоило большого блата и денег. Из чего, понятно, Николай вошёл во многие круги бизнесменов, правительства, органов правопорядка и ФСБ. Кои и пользовались больницей в своих интересах, бросая в клетку неугодных и крикливых...
     И однажды он перестал бояться. Работа увлекла. Засосала. Ему нравилось рабское почитание коллектива. Нравилось заниматься любимым делом. Нравилось даже то, что теперь боялись его. Главврач Борисов, приводивший в трепет всю клинику, бледнел и серел при его появлении, ссылался на неотложные дела и убегал... Противозаконные и безнравственные сексуальные угодья? Откровенный разврат? Современные Содом и Гоморра? Что поделать. Это лучше, чем изнасилование девочек и мальчиков в тёмном парке или подвале...

     Первая палата. Молодые. Заглянул в окошко. Из пяти кроватей одна пустовала. Нахмурился:
     — Где Светланова?
     — Так, это... — Сева развёл руки в стороны, — Аркадий Иванович... Главврач... извините... на выходные забрал.
     — Опять?! Открывай.
     Вошёл внутрь. Ковальская и трое санитаров остались снаружи, но напряжённо поглядывали на него из проёма двери.
     Наташа Старикова. Красивая, стройная черноокая брюнетка. Всякий раз, сталкиваясь с ней, Николай мечтал иметь жену с такой внешностью, любящим и покладистым характером... Как обычно, смотрит сквозь пространство ничего не видящим взглядом. Диагноз — отсутствие восприятия реальности. Посветил фонариком. Зрачки так и не сузились. Полное отключение. Поменял перчатки. Просунул руку в промежность. Нащупал орган. Всё ещё девственница. Странно... Хотя, почему странно? Глядя на её неподвижное лицо, вряд ли кому захочется... Потрогал мышцы. Нежные. Атрофированные. Задушить? Нет. Не сможет. Двадцать лет шизо. С самого детства. Ни одного слова. Движения. Вытащил процедурные пакетики. Лопаточку. Аккуратно снял мазки. Запечатал. Она могла запросто передавить член бедрами и не пустить внутрь... Чем же его так чётко и без крови отрезали?! Газовая горелка? Накалённый добела скальпель? Ничего. Доберётся до лаборатории, произведёт спектральный анализ, и всё станет ясным.
     Екатерина Семёнова. Растолкал. Села на кровати:
     — Чаво?
     — Ноги раздвинь! «Чаво»!
     Диагноз — раздвоение личности. Одновременно представляет себя клоуном и министром финансов. Всякий раз усмехался про себя: может это одно и тоже? Семнадцать лет. Несоразмерные части тела. Руки длиннее ног. Голова крупнее обычных. Или плечи узкие?
     Поменял перчатки. Просунул руку. Девственница. Мазок. Упаковка. Ну, с этой понятно. При попытках совокупления начинает дико хохотать и доверительно рассказывать о принципах налогообложения. Действительно. Есть над чем посмеяться... Пощупал мышцы. Слабые. Задушить? Под вопросом. Потом, Гобарский был связан. При секс-игре. С согласия. Значит, произошёл диалог. Осмысленный. А откуда здесь соображающие?
     Нюша. Анна Трифонова. Шестнадцать лет. Уже сидит на койке. Тупо улыбается. Сошла с ума при групповом изнасиловании. Приспичило её в ночном клубе вкусить взрослой жизни. И куда родители смотрели?! Пижама в пятнах эякуляции. Пригляделся. Свежие. Укоризненно посмотрел на Севу:
     — Ну?
     — Ну, это... Мы с Глебом... А тут Валька прибежала: «Коленьку задушили!!!» Не успели поменять.
     — Совсем крышняк съехал? Сорвало напрочь? Предупреждал
 же, сразу подчищайте следы! А ты что лыбишься, Оксана Викторовна? Тебя это тоже касается.
     — Да, Ник. Конечно, конечно...
     — Что «конечно»? Сегодня же всех обзвонить. К вечеру собрать в конференц-зале. Вы хоть понимаете, что происходит?!
     — Понимаем, Николай Леонидович.
     — Понимают они... Кто-то преспокойно разгуливает по клинике. Вскрывает замки. Мимо охраны. Проникает во все щели. «Шлёпает» санитаров! Понимают они... Всех, б..., на чистую воду выведу!
     Так. Четвёртая. Новенькая. Марина Завьялова. «Поселили» неделю назад. Эту трогать боятся. Пока неизвестно, что с ней. Девятнадцать лет. Нестабильное восприятие реальности. Как модно теперь говорить — неадекват. И надолго. Возможно, на всю жизнь. Последователь секты Ашраама Шамбалы. Поступила невменяемой, но со всеми жизненно важными функциями. Сама ест, сама ходит в туалет, на прогулку. Иногда связно говорит, чаще же — всякий бред. Гармоничная фигура. Однако вызывающая необъяснимую неприязнь. Все от неё шарахаются.
     Растолкал. Проснулась:
     — Что? А?
     — Ворона кума! Кукушке крестница, сороке ровесница. Раздвинь ноги!
     — Зачем?
     — Так, так, так... Раздвинь, говорю!
     Девственница. Мышцы крепкие. Тренированные. Занималась лёгкой атлетикой. Запах от неё идет резиновый. Будто недавно с бегового тренажёра сняли. Ну и что? У многих людей так пахнет пот. Глаза. Посветил фонариком. Зрачки сузились. Реакция нормальная. Без паники. Спокойная. Не отводя света, резко спросил:
     — Санитару член отрезали. Ты???
     Зрачки даже не дёрнулись:
     — Что? Не поняла?
     Ясно. Не она. Надо на всякий случай обыскать палату. Вдруг чего...
     — Сева! Выведите всех по-быстрому в смотровую!
     Подскочили санитары. Помещение опустело.
     Всё вдруг почудилось омерзительным. Неестественным. Точно забросили Гранина на другую звезду, а там насилие — смысл существования.
     Подошёл к окну. Сквозь решётку занимался день. Середина лета. Через неделю отпуск. Дача. Шашлык. Водка или коньяк. Покорная, пятидесятилетняя соседка. Одинокая и готовая на всё... И чем он от коллектива отличается? Тем, что не пользуется пациентами, а соседку склоняет к извращениям? Да она и не против. Хочешь, девочку изобразит. С бантиками и школьной юбочке в чулочках. Невинность. Наивность. Хочешь — кружевное бельё в рюшечку. Связанная по рукам и ногам. Умоляющая не трогать... Игра. Конечно же, игра. Обыкновенный секс приелся. На экранах порно. В интернете порно. На улицах города покажи сто баксов, и выстроится очередь. В мозгах? Тоже стало порно. Надо успеть красиво пожить...
     Переворошил одеяла. Матрацы. Тумбочки. Пусто. Заглянул в холодильник. Ко всем, кроме Семёновой, приходили родственники. Приносили передачи, основной частью не тронутые. Некоторые из них тухли. Не успевали выбрасывать. Бардак!
     Простучал стены. Но больше для очистки совести.
     Круговая порука имела много плюсов, но, к сожалению, при одном минусе. Все всё друг о друге знали и могли при случаи нагадить. Гранин и уборщица Валя являлись единственными из семидесяти с лишним служащих, кто не пользовался больными в похотливых целях. Если к бывшей зечке, подслеповатой и глуховатой, вопросов не возникало, поскольку заткнули рот зарплатой в тысячу евро, то к нему внимание обострилось до предела. Боялись, уважали, но следили. Сперва подозревали импотенцию, потом — неприязнь к женщинам, после сошлись во мнении: испытывает отвращение к ненормальным.
     Нет. Николай работу любил, но ненавидел весь персонал. А потому не хотел выглядеть уязвимым. При нём одна девушка излечилась. Он собрался выписать. Ночью её напоследок изнасиловали. Утром она перерезала вены на руках. Три медсестры связали молодого здорового парня. Туго перетянули яички. Возбудили. Попеременно изгалялись, сидя на нём сверху, пока с ним не случился инсульт... Стереотип «раз попал, значит навсегда» работал безотказно. Выгодно. Никакой ответственности. Никакого страха перед общественной моралью. Сумасшедшие же! Что с них возьмёшь?

                2.

     Направляясь в лабораторию, Гранин прокрутил в голове все события. Осмотр занял полчаса. В мужскую часть, разумеется, не совались. Кто спал. Кто бесцельно слонялся по палатам. Двери везде тщательны закрыты на три замка. Убийца, несомненно, стартовал из первой палаты и финишировал туда же. Братья Мамаевы забыли закрыть дверь? Гипноз? Если так, то доктора просмотрели здорового человека. Жестоко ошиблись! Смена Гобарского закончилась в полночь. Пришёл помыться, переодеться, отдохнуть... Отдохнул, нечего сказать... Разговор с убийцей. Согласие на игру. Никаких следов борьбы. Первого санитара задушили в душевой. Второго в кладовке. Везде шнур от ботинка. Кроме третьего. Где ещё добавилось отрезанное мужское достоинство. Жёстко, однако! От души. Чуть ли не месть обиженных и оскорблённых.
     Завьялова отпадает. Два убийства произошли до её появления. Нюша? Маловероятно. Тем более, она была с Мамаевыми. Остаются Старикова и Семёнова. Кто из них? Чёрт возьми! Прямо плевок на его профпригодность!
     Спектральный анализ подтвердил: член ампутирован накалённым острым предметом, одновременно прижигая плоть с обеих сторон отреза. Далее Николай сравнил поллюции из палаты и раздевалки. Процентов на десять совпадения у Завьяловой. Но это ничего не доказывает. Процент слишком низкий. Подобная группа выделений встречается у каждой пятой женщины.
     Хорошо же. Пойдём другим путём.
     Гранин распорядился привести обеих подозреваемых в свой кабинет. Первой завели Екатерину Семёнову. Павел Первухин и Глеб Мамаев насильно усадили её на стул. Она весело рассмеялась и предложила пересмотреть пенсионные начисления. Что это? Издёвка? Виртуозная игра? Что, если пациент — потрясающий уникум? Тогда почему именно клиника умалишённых? Агент спецслужб? Операция по обезвреживанию гнезда разврата? Абсурд! Сюжет, достойный какого-нибудь крутого криминального детектива!
     На ум пришла интересная мысль. Но прежде...
     Преодолевая отвращение, спросил у мужчин:
     — Скажите честно, кто её уже пытался склонить к сексу?
     Глеб отрицательно покачал головой. Первухин густо покраснел. Понял, что попался. Признался:
     — Я, Николай Леонидович. Причём дважды.
     Семёнова тем временем громко подсчитывала убытки финансового краха страны Аргентины. Отчаянно жестикулировала руками. Округляла и сужала глаза. Один раз смачно сплюнула на пол. Показала, так сказать, своё отношение к денежному товарообороту.
     Гранин грустно усмехнулся:
     — И каков результат?
     — Нулевой. Ржёт без остановки. Чокнутая!
     — Ну-ка! Держи её за руки. Глеб! Зажми ей челюсть. Ага! Вот так.
     Встал. Достал скотч. Заклеил девушке рот. Наступила оглушительная тишина.
     — Видите, как всё просто! Снимите пижаму. Теперь поверните её ко мне задом. Нагните вперёд. Раздвиньте ноги. Во-о-от так! Молодцы! Щас поимею её по полной!
     А сам внимательно смотрел на реакцию тела и потоотделение кожи. Семёнова неожиданно затряслась. Попыталась вырваться. Голая спина покрылась маленькими бисеринками пота. Внутриутробный крик рвался наружу. Ах, вот оно в чем дело! Гениальная симуляция! Потрясающе!!! Кто бы мог подумать?!
     Охранник и санитар, похоже, тоже сообразили, что здесь нечисто. Сладострастные ухмылки сменились озлобленным оскалом. По сигналу Гранина вернули её в исходное положение. Одели. Усадили на стул. Крепко привязали к спинке.
     — Это что же, Николай Леонидович?! — воскликнул Глеб. — Она всё понимает?! Сука! Шпиона к нам заслали!
     У Первухина в руке возник выкидной нож. Приставил к её горлу:
     — Сейчас, падла, всё расскажет!
     Семёнова отпрянула назад. Из глаз потекли слёзы.
     Насладившись триумфом победы, Гранин спокойно остановил их:
     — Хорош, парни! Встаньте-ка позади.
     Они, восхищенно глядя на него, живо выполнили приказ.
     Николай сорвал скотч. Девушка на миг скривилась. С вызовом посмотрела в его глаза. И, о чудо! Откровенно. Абсолютно осмысленно.
     — Так, так, так... Очень поучительно. Надо же! Вот уж не думал, что существуют методы симуляции, не доступные моему профессионализму. Давай-ка, Катя, рассказывай по порядку. Кто? Что? Откуда и зачем? Иначе, сама понимаешь, мои мальчики сделают из тебя потаскуху.
     Гранин блефовал. Всё его сознание ликовало оттого, что эта девушка здорова и появилась здесь неспроста. Но надо до поры до времени соблюдать дистанцию. Изображать такого же похотливого и сексуально озабоченного подонка. Одного из тех, кто оккупировал клинику.
     Она какое-то время собиралась с мыслями. Решительно кивнула:
     — Идёт. Расскажу. Только при одном условии. Вы — один. Нас — трое. Приведите Старикову и Завьялову.
     Николай не поверил своим ушам:
     — Они... что? Тоже вменяемы?
     — Вполне. Не приведёте — пожалеете.
     Первухин и Мамаев растерянно переглянулись. Гранин мгновенно взял себя в руки. В его трёхлетней практике уже встречались из ряда вон выходящие события, и он дал себе слово нечему не удивляться. Психиатрия настолько глубокая наука, что неопытному врачу немудрено самому стать пациентом. Поэтому отошел к окну. Привел мысли в порядок. То, что он «проглядел» трёх адекватных девушек, говорит лишь о том, что его метод зрачков несовершенен. И это нисколько не ущемляет профпригодность. Наоборот. Открывает новый горизонт исследований. Кому и когда ещё улыбнется такая удача? К тому же эта ситуация, возможно, положит конец вакханалии порока! Убийство трёх санитаров — наглядный пример возмездия!
     Повернулся к подчинённым:
     — Приведите девушек. А сами встаньте за дверью. Будьте наготове. И вот ещё что. Никому ни слова!
     Если тут игра, в которой ему отведена какая-то роль, не хотелось бы выглядеть учёным ослом. Если операция ФСБ, то на свободной жизни можно поставить крест и смело собирать вещички в тюремную камеру. Ну, что ещё может быть? Месть? Желание переделать мир? Ну уж нет! Утопия! Таким рискованным
 и опасным способом?! Будучи девственницами?! Тогда это не операция спецслужб. Никто не пойдет на крайности!
     Семёнова смотрела в одну точку на полу. Уголки губ приняли насмешливое выражение. Дышала ровно. Без напряга. Чудно! Прямо каменное спокойствие. Уверенность в своей правоте. Ну-ну!

     Привели Завьялову и Старикову. Привязали к стульям и вышли. Девушки незамедлительно переглянулись. Едва мигнули глазами. Они, надо отметить, также стали живыми. Николай прислонился к краю стола напротив них. Выжидающе застыл. Он изначально настроился на любое откровение. Даже фантастического свойства.
     — Мы из другого мира, — начала Екатерина. — Я представитель цивилизации Ньюк. Зовут меня Гремма. Марина и Наташа — моя силовая поддержка. Мехлики. По-вашему — киборги. Мне пришлось их очеловечить. Приспособить к женской идеальности.
     Гранин готов был рассмеяться:
     — И как мне отреагировать? Упасть в обморок? Испугаться? Обрадоваться? Проникнуться почтением к внеземному разуму? Или, быть может, расплакаться, рухнуть на колени и покаяться? Допустим, вы не люди. И что? Вы взяли на себя ответственность убивать землян? Творить правосудие?
     — Это право нам дала чёрная энергия похоти, которая распространяется от Земли и начинает поражать иные измерения. На вашей планете начался процесс мутации. Вырождения. Негативно влияющего на околоземные субстанции. Вы наивно полагаете, что являетесь обособленным органическим миром, не связанным со Вселенной?
     Николай прикусил язык. Да. Он всегда так думал. Не верил в инопланетян. Не верил в Бога, автоматически припоминая Его к слову. Не верил в кикимор и леших, во всякую потустороннюю чушь. Никогда не интересовался научными изысканиями в сфере разума. Уфологические и религиозные доказательства казались ему умственными отклонениями более глобальных мозговых территорий, чем у пациентов клиники. Видения летающих тарелок, похищения людей для космических опытов, явление многолюдной толпе изображения Богоматери — всего лишь последствия массовых галлюцинаций. Фанатичная истерия. Душевные, возможно, заболевания мозга как телесного органа. Никто не понимает, что всему виденному, услышанному и осязаемому всегда можно найти логическое объяснение. Надо — знать, а не верить тупо и безрассудно. Гранин верил в науку медицину. Он её знал. Только она спасает искалеченных, раненных, отравленных, потерявших надежду хронических больных. Почему-то все верующие, например, когда их окончательно припрёт, звонят в Скорую помощь или обращаются в поликлиники. Не спасает, видать, Господь! Почему-то никто не встречал тех, кого похитили НЛО, и нет ни одного материального подтверждения! Наскальные изображения существ в скафандрах — ни много ни мало, как фантазии древних художников. Артефакты — ни много ни мало, как изобретённые ушлыми пройдохами предметы, которые будоражат воображение доверчивого обывателя, чтобы вытянуть из него побольше денег. Экстрасенсы и медиумы? Лечат и предвидят? Ну да. Есть люди с повышенной реакцией теплообмена. Это нормально. А фиктивные выздоравливания — ни много ни мало, как обычная уверенность в силу целителя. Во что веришь, то и получаешь. Вещание будущего? Шарлатанство! Любой прогрессивный и умный человек, досконально изучив реальность, с лёгкостью предскажет её развитие! Да. Но какая взаимосвязь со Вселенной???
     — Н-да. Озадачили.
     Встал около Семёновой-Греммы. Наклонился.
     — Предположим, я вам поверю. Для этого возникли объективные причины. Мой метод зрачков действует только на людей... запах резины от Завьяловой... неподвижный, почти безжизненный взгляд Стариковой... Мехлик. Ха! Забавное название. Механический лик. Но как может энергия похоти повлиять на другие миры, если там свои физические законы или отсутствие оных? Своя биология, химия, психология? Или вы хотите сказать, что за пределами Земли существуют человекоподобные? С таким же организмом, как наш? Такими же процессами развития, как человеческие? Даже мне, далёкому от фантазии врачу, понятно, что это банальный парадокс! Нет. Наверняка, за вашим появлением кроется нечто большее.
     — Так и есть. Про разрушающую энергию вам не стоило говорить. Рано. Да вы и не всё поймёте. Наша миссия заключается в спасении землян от разврата. Направлении вашей мозговой деятельности на созидание стабильного института семьи. Вы можете согласиться с тем, что все секс-меньшинства — психические заболевания определённой группы населения?
     — Согласен.
     — Что противоположные единицы пола воссоединяются для продолжения рода, а не для извращённого удовольствия?
     — Согласен. И ньюки решили начать с клиники душевнобольных? С убийства санитаров? Оригинально...
     — Мы умертвили их для самозащиты. Вынужденная мера. По ночам выходили в город и перестраивали мозговые импульсы неадекватов: маньяков, насильников, педофилов, чрезмерно озабоченных. Санитары случайно вставали у нас на пути. Пришлось изображать игру. Расслаблять их и... Впрочем, мне неприятно озвучивать наши промахи. Ампутация, на наш взгляд, охладит горячие головы, и мы продолжим своё дело.
     При этом Завьялова гордо выпрямилась, а Старикова почему-то покраснела и потупила взор.
     Николай скептически хмыкнул. Вроде всё логично. Полезно и своевременно. Но что-то ему в этом откровении не понравилось. Если вдуматься, нравственные падения следует не то чтобы лечить. Следует уничтожать на корню. Безжалостно убивать! Пацифистские взгляды расплодили вседозволенность. Беззаконие. И сам он, Гранин, тоже потворствовал разложению. Своей пассивностью. Страхом и несущественными оправданиями. Человечество, действительно, приблизилось к основательной встряске! Очищению от скверны! Пересмотру всемирной идеологии секс-раскрепощённости и возрождению семейных ценностей!
     Но возможно ли осознать это благодаря инопланетной помощи? Когда удаляют раковую опухоль, знают: организм всё равно не станет таким, как прежде. Нарушается кровообращение. Повышается или понижается гемоглобин. Меняется работа сердца и всех остальных органов. То есть тело испытывает дискомфорт. Либо перестраивается и привыкает к деформации, либо — медленно умирает. И в том, и в другом случае оно преждевременно стареет. Поэтому всё больше людей отказывается от операций. Активно лечатся гомеопатией. Пытаются справиться с недугом своими силами.
     Так и в жизни всего социума. Любое вторжение извне делает его слабым. Безвольным. Инертным. Готовым переложить свои проблемы на плечи других. И, в конце концов, общество мутирует. Погибает. Не так ли исчезли великие цивилизации прошлого? Многочисленные племена и империи? Где вмешательство «богов» нейтрализовало иммунитет выживаемости. Навязало искусственный, как Им казалось, «нужный» прогресс. А в результате возникли новые, ассимилированные миры! С совершенно другим развитием. Другой философией. Переделанными представлениями о мироздании.
     — Нет! — твёрдо констатировал Николай, пристально взглянув Гремме в глаза. — Вы не имеете никакого права вмешиваться в развитие человечества! Это наш путь. Наша трагедия. И мы должны справиться с нею сами. Без посторонней помощи. Посмотрите на ситуацию с другой стороны. Ответьте мне сейчас: хотелось бы вам, чтобы я прилетел в ваш мир и начал перестраивать сознание ньюков в ту сторону, какая мне покажется наилучшей для вас?
     У инопланетянки расширились глаза. Он скорее почувствовал, нежели услышал ответ:
     — Нет.
     — Вот и рекомендую вам настоятельно. Покиньте нашу планету! Позвольте нам самим делать выводы и принимать решения!..

     На следующий день из первой палаты бесследно исчезли три пациентки. Никто, кроме Гранина, этого не заметил. Как он понял, ньюки стёрли у землян всю информацию о себе. Стёрли записи в бумагах, телефонных переговорах, компьютерах. И искренне поражался тому, что ему-то память сохранили. «Погибшие» санитары воскресли. Преспокойно приступили к своим обязанностям строго по графику дежурств. Ещё через месяц благодаря хитроумной интриге Николая персонал клиники расформировали. Большую часть коллектива отправили на принудительное лечение в различные закрытые учреждения. Наш герой оставил практику. Поселился на даче. Отказался от общения с соседкой. В нём неожиданно проснулся писательский талант. Спустя полгода вышла книга «Психиатрия — не наука», встреченная в учёном мире «на ура!». За научный труд «Возмещение ущерба нравственности», впоследствии ставший учебным пособием в институтах и университетах, он получил Премию мира. На что общество отреагировало незамедлительно. Во многих странах распустили организации секс-меньшинств, запретили проституцию, прекратили выпуск презервативов и осуществили ещё многое-многое другое, что способствовало возрождению моральных ценностей и института семьи...
     Однажды вечером Николай Леонидович Гранин сидел перед ноутбуком. Пил вино и через окно смотрел на закат. Он чувствовал потребность написать фантастический рассказ. Про клинику. Про самоотверженность внеземного желания сделать космос чище, и, что греха таить, как ньюкам удалось повлиять на него, хотя он должен был сам, как и всякий порядочный человек, воспрепятствовать нравственному падению. Про всё человечество, идущее к прозрению через жестокие ошибки. И грустил, вспоминая красавицу киборга... В дом тихо постучали. Обернулся. Около входной двери на коврике возникло белое пятно. Подошёл. Прислушался. На крыльце несомненно кто-то находился. Поднял пластиковый кружок с текстом. Прочёл: «Вы оказались правы. (?!). Разумные существа, будь то единицей или сообществом, должны развиваться так, как посчитают нужным. Без вмешательства со стороны кого-либо... Простите нас! Помнится, вы хотели иметь такую жену, как Наташа? Она мне все уши прожужжала. Из-за вашего высокого уровня интеллекта мехлик превратился в земную женщину. (?!). Ньюки в шоке! К сожалению, любовь не по нашей части. Так что... Будьте счастливы! Гремма».
     Через мгновение послание растаяло.
     Но разве это важно?