В поисках суперрая

Ваня Кирпичиков
           В провинциальном городишке жил молодой мужчинка. Родители его назвали странным именем Адам.  Имя было необычно для жителей города-атавизма. Были тут повсюду Вали да Жени, Саши да Маши, а вот с подобными именами местная публика никого не встречала. Странно все это было.
           Мать Адама работала прачкой в местной больнице-упокойнице и стирала всю свою жизнь грязное и вонючее бельё. Ей это доставляло удовольствие и блаженство. Копаясь в зловонных простынях-саванах и наволочках, она, тихо рыдая, рассуждала о смысле жизни и пришла к выводу, что нет больше наслаждения, чем бесконечно стирать. Приходя домой, она падала от усталости на кровать. Хозяйством не занималась – это не вписывалось в безмятежный рай, созданный ей. Она верила в вечное блаженство под названием стирка. И боялась, что закончится бельё. Тогда падет ее мир, так нежно сотканный.
          Отец Адама работал сантехником-ассенизатором. Его радовали канализация, фекалии, гниль, крысы и тараканы. Одежда его была пропитана вонью подвалов. Смрад и гниющие массы унитазов были его спутниками. Магистрали труб уносили его в бескрайние бездны зловоний. Колодцы затягивали в свои липкие капканы. Глаза постоянно блуждали в поисках чего-то черного, пытаясь за что-то зацепиться. Но все это не мешало верить в вечную мудрость, понятную только ему. Рай на испражнениях – самый целомудренный рай. Вера в него непоколебима. Она успокаивала и давала жизненные силы.
          Появление Адама от союза этих двух сингулярностей было для жителей городка-усыпальницы загадкой. Как-то не складывалось все воедино. Нелогичная цепочка привела к субъекту с именем Адам. Он был явью. И не такой, как все.
          Адам постоянно искал удовольствия в существующей жизни. Считал, что она должна приносить только наслаждение и радость. Веселье и благополучие сопровождали Адама повсюду. Он был их любимцем и избранником. Вино и женщины его боготворили, насыщали его, утомляя и пресыщая. Прелюбодействовал Адам без меры. Декларируя оды счастью на пирах, не забывал возвеличивать блаженство от вкушений яблок. Считал этот фрукт особенным, дарующим безмерное удовольствие. Ел без меры данный продукт, поя ему дифирамбы.
          Работать не умел, не хотел и всячески прятался от нее. Труд демонизировал человека, мешал вечным наслаждениям от жизни – так считал он. Средства на жизнь, отдых и развлечения у Адама появлялись странным образом. Никто не понимал, на что кутил мот Адам. Он не думал о деньгах – они сами его находили.
         Мать и отец не обращали на своего отпрыска внимания. Они чинно двигались похоронным маршем по своей жизненной колее-рельсам и мечтали жить вечно, боясь смерти, боясь краха своего рая. Им было комфортно и уютно в мрачных прачечных и сумрачных подвалах. Это был их рай. Там они нашли свое родное миропонимание и мироустройство. Им чужд, дик и противен был окружающий мир, а в нем Адам. Его считали изгоем и заблудшим. Падшим. Убогим и бесполезным предметом, кровоточащей раной.
        При всем этом мать ненавидела отца, а он – мать. Она веровала, что отец претендует на ее собственное блаженство, а отец думал, что мать - на его. Они внутренне защищали свой рай-крепость и боялись проникновения в него. Стерегли и хранили, тщательно оберегая от злых помыслов. Так существовали два тельца, живя в своих чудно построенных каморках, оформленных под райские кущи. Построенные ими вселенные абсолютно их удовлетворяли.
         А Адам продолжал растворяться в неге, утехах и фейерверках жизни,  собирая плоды сладострастия. Нарцисс завидовал ему и бился в истерике на смертном одре. В бесконечном земном эгорае Адам богофонтанировал, не зная горя и печали. Родителей он не помнил, и ему никто о них не напоминал. Им не было места в его раю. Там никому не было места, кроме него самого, любимого. Нимфетки и русалки, суккубы и вакханки, сатиры и паны были лишь приглашенными. И даже не почетными гостями, а обслуживающим персоналом на этом празднике жизни под именем рай Адама.
        Три линии жизни – Адама, его отца и матери располагались в ткани времени. Были самодостаточны, независимы. Всех устраивало положение дел. Они были равноценны во времени. Каждый находился в своем тереме-рае, и каждому было все равно, что происходит вне их созданного царства. Ну и что, что одна копошилась в грязном белье?! Ну и что, что один ходил по уши в дерьме?! Ну и что, что третий нежился в ванне с вином, вкушая яства в объятиях красавиц?! Но ведь все были довольны и счастливы по-своему. Их радовала жизнь. Никто не кичился своим положением, никто ничего не доказывал и не приводил доводы в пользу своего рая. Все знали, что рано или поздно они пропадут в вечной реке забвения под названием смерть, и никто о них не вспомнит, как и не думают о них во времени настоящем.
         Только Адам грезил бесконечной жизнью. Он прослышал краем уха, что есть рай другой. Неземной. Где-то там. И что этот рай более райский, чем на земле. Не верил в это он. Его все устраивало здесь. Однако, терзания все же были и с течением времени углубились. Смута овладела Адамом. Утехи и услады не спасали его. Чувствовал он, что есть какая-то неполноценность в его райских кущах, какая-то недосказанность и не абсолютность. Покой и вера в земной рай стали блекнуть, жизненные фонтаны остановились. Адам был во власти противоречий и метался в поисках чего-то лучшего, в надежде найти тот суперрай, о котором шла молва. Он верил, что достоин его. Это его рай. И он должен там быть.
        Чувствуя себя избранным для лучшей доли, Адам стал искать пути решения существующих душевных волнений. Он прознал, что суперрай находится в загробном мире и доступ туда возможен только за хорошие дела и за безмерную любовь к людям. Ни того, ни другого за Адамом не числилось. Переиначить себя он не мог, поэтому стал чахнуть, обуреваемый собственными распрями. Пиршенства и оргии не помогали, а усугубляли положение дел. Адамом овладели депрессия и уныние. Веселость и радость, свойственные ему,  исчезли. Он был под пеленой отчаяния.
        И лишь случай изменил ситуацию. Адам внезапно встретил своего отца, который обратил его в другой мир. После разговора сын стал угрюмым, мрачным, но каким-то уверенным, одухотворенным чернотой. Некогда живой взгляд Адама потускнел, но обрел целеустремленность, а былая неуверенность исчезла. Появилось нечто такое, что привело душу Адама в равновесие.
        Вскоре он устроился на работу мусорщиком. Убирал помои и зловонные отходы человеческого бытия, чьих-то пиров, оргий. Его глаза остекленели,  но по-прежнему выражали уверенность в новом рае. Глубинный сумрак охватил Адама, но он придавал ему силу. Он помог ему обрести так желаемый райский рай. Перебирая мусор и вдыхая зловония человеческого бытия, он укреплялся в своей вере в новый, непоколебимый рай. Ушли в небытие чревоугодия и гуляния, застолья и неги, а возвеличились и обожествились выбросы и помои.
        Повторная встреча с отцом еще более укрепила позиции Адама. Он ни о чем не думал, как только о вечных кучах мусора и их райских предназначениях. Королевство помоев расцвело. Смрадный рай салютовал.
        Мать, прознав про трансформацию Адама, также провела ряд напутствующих переговоров. Она долила еще больше черноты в уже наполненный мракобесный сосуд под названием Адам. Гармония и покой воцарились в некогда томящейся душе Адама.
        На этом их пути разошлись. Мать и отец снова ушли в свое любимое бытие, бережное хранимое ими. Боязнь возможной утраты имеемого рая загнала их обратно в свои тюремные пространства, где было комфортно и счастливо. В своих монастырях они чувствовали покой и умиротворение.  Все трое существовали в своих суперизмерениях и планово двигались к всеобщему забвению, где их ждал суперрай.