Он сидел на высокой ели в гордом одиночестве. Ему много лет, ворон сам не мог сказать сколько. Помнил еще последнего кама, и его зазывную песнь, зовущую в долину предков. Жреца давно уж нет, а пернатый представитель фауны жив. Выбрал он это место не случайно. Отсюда видно всех, кто заходит в долину горной реки, дикой и отчаянной до безумной белой пены. Река и звалась Аккем, что в переводе на русский означает «белая вода». Согласно легенде, которую ему передал дед – это слезы одной из дочерей Катынг – хозяйки, жены хана Алтая, замёрзшей вместе с дочерьми, чтобы не отдать себя в руки Дракона, пришедшего с Севера. Ветер, который спускался по ущелью от Белухи к Катуни, тихо раскачивал ель, ворону приятно проводить время на макушке. Словно в колыбели укачивал старое тело и успокаивал вечные мысли, с какими он уже давно смирился. Для продления блаженства ему оставалось лишь покрепче держаться когтями за ветку и не терять равновесия. И на это-то сил еще хватало. Сегодня стояла жара, а вместе с ветром с гор в долину волнами опускался прохладный воздух.
Ветер и плавные движения дерева нисколько не тревожили птицу, так можно раскачиваться и день, и два. Желудок птицы уже не беспокоил так часто, как в молодости, и ворон обходился без пищи много дней кряду. Это раньше, в годы своего созревания он рыскал в поисках еды целыми днями, а найдя падаль, устраивался рядом с ней на несколько дней и не отходил, пока не насыщался.
Ему припомнился год, когда нежданно вода в весеннее время полилась потоками с неба, растопила снега с ледников трехглавой горы, превратившая их в бурные и грязные потоки, которые понеслись вниз со скоростью дикого скакуна, сметая все на своем пути. В тот год даже медведь - шатун, который очень рано набрал вес и силы, пропал в этом месиве, не смог перейти с одного берега на другой. Тогда много пало животных: и медведь, и волк, и росомаха - все снесла на своем пути взбесившаяся стихия.
Вспомнились и годы, когда человек и животное голодали. Ушла дичь, спряталась в
горах,- слишком уж много люди стреляли в те годы. Голод гнал и русских, и алтайцев туда, где по его разумению ждало спасение. Мужики шли и прятались в морщинах гор, вели за собой баб и ребятишек, оставшийся скот. И ущелья выручали их. Спасали орехом травами, корешками. Когда эта тяжелая година закончилась,- встретить в горах местного жителя на лошади было большой редкостью. Птицы переловили всех мелких грызунов. Тогда ворон научился мышковать.
Сегодня можно жить спокойно, пищи хватает. Пришла в горы другая беда, которая с одной стороны накормила, с другой внесла много поправок в давно устоявшиеся правила. Люди спортивного вида пришли на склоны и вершины гор, и принесли чуждые для этих мест правила. Появились стоянки, где оставались не только ржавые банки, да ломанные и спиленные деревья, но и пища, которая доставалась и мелким зверям и птицам. Животные от такой сладкой жизни зажировали, разучились охотиться и добывать пищу трудом, как завещал это Ульгень, верховный бог Алтая.
Ворон услышал посторонний, не свойственный горам звук и приоткрыл глаз. Наклонил голову набок: что-то зрение ослабело, стал смотреть вдаль с прищуром. Среди привычной зелени деревьев и серости камней замелькали яркие краски. Таких красок в природе не бывает: одно пятно напоминало ярко желтое солнце, совсем маленькое, второе - ярко голубое ,как небо, но и оно умещалось в просвете между ветками, третье зеленое, но такой яркости, что даже молодой лист березы сравниться не может. Одно пятно ворон отметил сразу, оно выделялось кусками зеленых и коричневых оттенков,- такого сразу и не заприметишь среди густой зелени. Только по движению человека видно, в каком месте на тропе он идет. Когда турист замирал, ворон терял его и долго с прищуром смотрел, чтобы опять определить его местоположение у реки.
Старая птица с трудом оторвалась от ветки, встала на крыло и, скользя в восходящих потоках воздуха, обогнала группу. Снова уселась на ель. Ворон в полете почти не тратил сил, его громадный опыт овладения потоками воздуха позволял изменить угол крыла, и он долго парил в синеве неба, поднимаясь на неведомые для человека высоты. А здесь всего- то и надо суметь пролететь на какую-то сотню метров вперед, и устроиться на очередной макушке.
Чтобы продолжить наблюдение за группой, требовалось перебраться с дерева на дерево. Он мог бы и поспать, а потом одним махом преодолеть гораздо большее расстояние, но движения людей вызывали у него любопытство, да кроме того надо же чем-то заниматься в такой неприметный день. А такое времяпрепровождение льстило ему, видеть все и не дать знать о себе,- это искусство приобретенное с годами. Иные молодые птицы каркают, чем выдают себя и одновременно дают любому животному ориентир, где ждать встречи с незнакомцем. Этот же молчал и с интересом наблюдал, как от людей разбегаются в стороны животные и прячутся птицы, чтобы не выдать местоположение своих гнезд.
В группе туристов ничего необычного не прослеживалось, весь день они шли параллельными курсами, люди и ворон, то отставая, то обгоняя друг друга. Вечерело. Холодный воздух волнами катился вниз по реке, и скоро группа остановилась. Прекратила перелеты и птица. Через каких-то полчаса на полянке появилось несколько палаток. Горел костер и вкусно пахло пищей. Ощущения голода отсутствовало, но на правах хозяина ворон должен был дать знать о себе. Первый раз за весь день он каркнул и снова закрыл глаза. Усталость постоянно сказывалась, тянуло в сон, и он решил не сопротивляться. Гулко застучало сердце - ему теперь надо стучать чаще, потому что старые сосуды не пропускали уже того количества крови, какое необходимо для поддержания жизни в старом теле.
У костра бренчала гитара, и звук ее не нарушал природных процессов. Так же бежала вода, высыпали звезды, и небосвод превратился в картину вечности. Сколько уже лет, а они каждый раз появляются на одном и том же месте. Трещали дрова в костре, и по треску дров ворон понял, что завтра будет дождь.
Сорвутся тучи с вершин гор, и принесут влагу, может быть на несколько дней.
Еще мгновение и Ворон уже ничего не слышал. Спал.
Разбудил его знакомый звук: играл комус. Игрок пробовал его несмелыми движениями, как несмышленыш-олененок зовет первый раз маралуху. И голос подать надо, и страшно выдать свое место посторонним. Эти невесомые удивительные звуки поплыли между деревьями, ударяясь и отражаясь во все стороны. Звук уходил далеко, раскатывался невесомыми нотами по низинам. Далекий звук – быть дождю, сквозь сон подтвердил свои умозаключения старый ценитель музыки.
Мелодия становилась громче и громче. Горловые звуки рвали душу, приходили воспоминания молодости. Дикий кам - шаман скакал вокруг костра в диком экстазе и его народ склонился в почтении. Метались тени, и казалось, что оживают деревья, камни и горы. Словно небо опрокинулось на всех, кто находился рядом с огнем, со всех сторон из-под земли вылезали шулмусы. А кам возносился и возносился вверх, чтобы передать богам просьбу своего народа. Комус сына шамана страдал вместе с народом, завывания жреца сливались с завываниями ветра, и вдруг опрокидывался весь мир. Звезды рекой осыпались на землю и здесь вдруг сближались верхний и нижний миры.
Такие ощущения ворон переживал тогда, когда поднимался на перевал Кара Тюрек - Черное Сердце. Что ему там нужно? Он уже и не помнил, только ожидание дикого восторга вдруг вернулось к нему.
На самой макушке перевала был сооружен знак «обо», и отсюда было видно непреодолимую аккемскую стену, снежные шапки на обеих вершинах горы. Страшно не хватало воздуха, ветер завывал и сбрасывал с верхней точки вниз. И кругом одни камни и снег, но это так соответствовало его гордой натуре. Он тогда не позволил порывам воздуха и дождя себя сбросить вниз и только когда стих ветер достойно спустился по ущелью. Те воспоминания часто тревожили его гордость .
Сердце старого ворона застучало все быстрее и быстрее, оно сделалось сейчас могучим и готовым вырваться через горло наружу.
Резкий звук оборвал звучание комуса. И сердце ворона остановилось. Тело птицы скользнула вниз по веткам, и упало на землю, а ее сердце рванулось последний раз и полетело в долину ушедших предков. Гордое сердце ворона, видевшего последнего живого кама, смолкло.