Пусть масштабы и разные, но Калашников, как и герой известного стихотворения Маяковского, оба настоящие патриоты нашей страны. Дипкурьер товарищ Нетте был убит, защищая секреты нашей страны. Оказав достойное сопротивление. Из трёх нападавших в вагоне поезда, двое были убиты, третий едва уполз раненый. Но и сам дипкурьер получил смертельное ранение. И товарищ Калашников тоже внёс огромный вклад в защиту нашего отечества. Я их называю товарищами, поскольку они оба были большевиками.
Сначала о том, как я познакомился с автоматом Калашников. Лично. Давно это было. Очень давно. Мне было так лет десять. С пацанами мы любили проводить время у стен, не удивляйтесь, больницы имени Кащенко. Там было замечательно. Глубокий овраг, по дну которого протекала, и теперь течёт, речушка с таким странным именем Чура. Говорят, что название происходило от слова «чур», означающее границу. Когда-то там проходила как раз граница Москвы. А вот у другой речки, впадающей в Чуру было ещё более странное и жутковатое название. Кровянка. Версий названия две. Вода имела красноватый оттенок то ли от характера почвы, то ли от того, что у её берегов находилась живодёрня.
А еще рядом находился пруд Бекет. А я не знал даже в то далёкое время, что он так назывался. Да дело даже и не в названии. Вопреки суровому наказу отца, я туда бегал купаться. Особенно в жару. И никакой страх отцовского ремня не мог меня от этого удержать. Живописнейшее место. Для некоторых и трагическое. Сколько в нём народу по пьяни утонуло. Было так, что однажды вытаскивали одного утопленника на моих глазах.
А с другой стороны оврага находилось Даниловское кладбище. Летом всё в зелени, всё покрытое кустами и высокими деревьями. И это тоже было местом, не поверите, наших мальчишеских игр. Да ещё и как. И могилы на нас не производили никакого мрачного, пугающего, отвращающего воздействие. Хотя мы, конечно, знали, что они хранят в своих глубинах. Мы видели, кого в них хоронят. В одной из них и сегодня покоится мой прадед.
Скажу вам больше. Мне стыдно сегодня в этом признаться, но мы, пацаньё, после пасхальных праздников собирали с могил конфеты, печенье и разноцветные яйца. Стыдно. Но было. Чего уж там.
А с другой стороны глубокого оврага на самом его краю находился самый известный в Москве дурдом. Больница Кащенко. Её ещё называли Канатка. ОН существует и поныне. Ныне он носит имя своего основателя Алексеева. Нельзя не вспомнить что Алексеев был убит однажды одним из пациентов его клиники.
Там, за дощатой оградой, было несколько невысоких корпусов. Один из них детский. Неодолимое любопытство нас тянуло посмотреть на «ненормальных». Тянуло неотвратимо к его высокому забору. Щели были между досками. И какая была развлекуха посмотреть через щёлочку. И поверьте мне, было на что посмотреть. Но это тема для другого рассказа.
*****
В обширном пространстве между кладбищем, дурдомом и прудом находился что-то вроде полигона-стрельбища для солдат. Нет, на нем никогда по-настоящему не стреляли. На нем только учились стрелять солдаты срочники, огромная казарма которых находилась на улице Рощинская, рядом с нашей школой. Это здание казармы , такое монументальное в четыре этажа сталинской постройки здание, существует и ныне. Казармы нет. Здание всё занято какими-то офисами – конторами.
Ну так вот, эти солдаты строем поротно приходили на этот полигон, который был для нас, мальчишек, давно освоенной территорией, частью нашего мира, нашего дома. Молодые ребята, одетые в военную форму, приходили, чтобы поучиться пострелять. Пострелять всухую. Без патронов. Но автоматы у них были настоящие. Самые настоящие. А мишенями для них служили такие фанерные зеленоватые силуэты. Их держали за длинные палки трое молодых бойцов, высовывая их время от времени из окопчика. И у всех троих были и свои автоматы. Вот и мы тоже сидели с ними в этом окопчике. И нам давали подержать в руках это оружие.
Нет, вы только вникните в это. Война-то тогда не так давно и кончилась. И дух её довлел над всеми нами. И детьми тоже. Страна ещё не остыла от страшной войны. И мы, даже и дети, чувствовали это. И вот я, этот послевоенный мальчик держит это грозное оружие в руках. Это вам не что-то сделанное, сколоченное из палок, чтобы поиграть в войну. На этом же самом полигоне.
Это было оружие, не игрушечное. Созданное для настоящей войны. Для боя смертельного. Созданное для того, чтобы из него в грохоте выстрелов летели настоящие пули. Меленькие, свинцовые с заострённым кончиком послания с тем, чтобы разить врага. Врага, который покусился на нашу страну. Место, в котором мы родились. Родное место, то самое, которое нам было известно с самых первых ощущений растущего сознания. А еще и место отцов, и дедов, и всех, кто родился до нас и выстроили цепочку, последним звеном которого были мы.
Бойцы не только давали нам подержать автомат. Они даже показывали, как его надо было снимать с предохранителя, чтобы стрелять одиночными и очередями, как из него следует целиться и как нажимать мягко на спусковой крючок. Для мальчишки подростка даже просто подержать знаменитое оружие в руках, да ещё и поцелиться из него, переживая ощущения всей реальности того, что ты держишь в руках, это что-то непередаваемое и недоступное для описания словами.
И я впервые тогда узнал, что это оружие, этот автомат, назывался Калашниковым. У каждой вещи есть название. Так вот и у того, что мы держали в руках, тоже было название. И я помыслить тогда не мог, что Калашников – это был человек, который создал это оружие.
*****
А потом, когда я стал много старше, меня призвали в армию, и не на двенадцать месяцев, как сегодня, а на целых три года. И я получил этот автомат в личное пользование. Его номер был вписан в мой военный билет – такая красная книжица. И чуть позже мне дали РПК. Ручной Пулемёт Калалашникова. Ещё более мощное оружие. Прицельная дальность стрельбы – 1500 метров. Из него можно было стрелять из рук или уперев его ствол на маленькие сошки в землю. И стрелял я, надо сказать, очень неплохо. Да что там неплохо. Отлично. Разил все мишени. Они падали, заваливаясь где-то там далёко, пораженные этим чудо-оружием, к моему глубокому удовлетворению. Я был благодаря этому отличником боевой подготовки. Ну, понятно, и политической тоже.
Почти три года я был с ним неразлучен. Вся моя сила, сила бойца и защитника страны, была в нём. Ремень его натер мое плечо. Все походы и марш броски – всё с ним. А ещё, надо сказать, наша служба тогда называлась «через день – на ремень». А на ремне был вот этот самый автомат Калашников.
Служил я тогда в городе, который, кажется, и сегодня не найти на карте. Позже я узнал, что он называется Озёрск. Это центр – первенец атомной промышленности. Здесь создавались плутониевые заряды атомных бомб. Город со всех сторон окружён озёрами — Иртяш, Кызылташ, Малая и Большая Нанога — благодаря которым Озёрск и получил своё название.Вот этим самым оружием на ремне и был автомат Калашникова,которым я защищал и охранял этот центр.
За три года автомат стал для меня почти родным. Но странное дело – когда я стрелял из него, у меня не было ощущения, что там, вдали, на линии прицела мог бы находиться и человек. Живой. То есть это тоже было что-то вроде игры в войну. Как в детстве. Я бил по фанерной мишени, а не по человеку. Но тренировался я в стрельбе, чтобы убивать. И отчетливо понимал, что если бы в прорезе мишени был бы враг моей страны, я ,не дрогнув, нажал бы на спусковой крючок. Потому как моя страна – это и был я сам. Не говоря уж о том, что с той стороны находился бы некто, кто целился бы в меня. И какие вопросы? Я должен его непременно опередить и попасть в него.И я знал, что мой верный Калаш, доказавший свою убойную силу на всех широтах и меридианах мира, и свою абсолютную надёжность, меня не подведёт.
*****
Кто подумать бы мог, что по прошествии многих лет, не так давно автомат Калашникова будет назван культурным мировым брендом нашей страны. Это так выразился о нём наш министр культуры, при открытии памятника создателю автомата. Ну раз он министр культуры, то он несомненно знал, что говорил. Памятник был поставлен на Садовом Кольце близ Оружейного переулка.
И эта фраза из его речи просто до невозможности возмутила либеральную общественность. Она просто взвыла от таких слов. Особенно в этом заметно поусердствовал некогда в далёкие годы мажор с кудрявой головой Макаревич. Ну, понятно, ныне он не тот. И подлысел и лицо какое-то помятое, но молодой задор бывшего комсомольца Андрюши не померк. Вот, что он пишет:
«Я против него (памятника) сейчас и в таком виде — потому что монумент Щербакова совершенно однозначно читается как символ имперских комплексов и агрессии, советских и постсоветских, особенно вместе с силуэтом земного шара и святым Георгием, поражающим «некие силы зла». Жалко, что на презентации проекта не изобразили умиротворенных мам с детьми и поваливших в Москву иностранных туристов в тени огромного автомата Калашникова.
А вот и ещё что он сказал :
«Пусть Калашникову. Но почему такая бездарная, уродливая скульптура? Даже в советские времена этот истукан не прошел бы худсовет. Ну что же мы так уродуем свой город, позоримся перед всем миром. Пусть нам будет чем гордиться. Если подсчитать, сколько людей на планете убиты из его оружия, получатся миллионы. Хотя вот что интересно — войну с фашистами АКМ не застал, появился после. Так где он защищал рубежи нашей Родины? В Афганистане? В Грузии? В Украине? В Африке?»
Макаревичу ответил сам автор памятника. Салават Щербаков: "Никакой танцор или певец не будет слушать мнение скульптора, как он спел или станцевал. Это профессия, и не надо в неё лезть". И при этом мне вспомнилось кое-что от Пушкина. Его эпиграмма. «Сапожник» "Суди, дружок, не свыше сапога!"
Есть у меня приятель на примете:
Не ведаю, в каком бы он предмете
Был знатоком, хоть строг он на словах,
Но чёрт его несет судить о свете:
Попробуй он судить о сапогах.
Это действительно, не этому сапожнику, судить о достоинствах памятника. При этом кто-то, ссылается на то, что он выпускник МАРХИ (Это такой институт престижный архитектуры в Москве) Ну и потому как вроде право он судить имеет. Да только добавим к этому, что этот мажор попал в МАРХИ по блату. Папенька в нем преподавал. А потом его и выгнали из института, несмотря на протекцию папы. Он его все же закончил. На вечернем факультете. С грехом пополам. И архитектором он не стал. Вот такое у него право судить.
Но у бывшего мажора есть и другой аргумент. Как, дескать, ставить памятник человеку-создателю оружия, из которого было убито по всей Земле миллионы людей. Вот такой он душелюб и пацифист. Да и потом, автомат ведь не использовался во время последней войны. Зато использовался во многих других войнах. Но как-то Макаревич забыл, что и атомную бомбу мы тоже ни разу не использовали. Другие хорошо использовали. Но только потому, что мы её создали, нас никто не тронул. И не тронет. Точно также и автомат Калашникова был создан прежде всего, чтобы нас не трогали. Но а то, что его покупают и используют почти в 50 странах мира, но так покупают только лучшее. А рынок оружия в мире существуют. И его никто не отменял. И на нём торгуют все, кто может. А мы даже и не первые на этом рынке.
Калашникова знают во всём мире. И он навечно остался в истории нашей страны, как один из её героев и большой патриот. Макаревичу может тоже когда-нибудь создадут памятник. Да вот только где? Да не вопрос! Создадут свидомые западенцы где-то рядышком с памятником Степану Бандере. Там ему самое место. Да и то вряд ли. Потому как не за горами время , когда свидомым кирдык наступит. То есть в том смысле, что устанут они прыгать в ореве «кто не скачет, тот москаль», при этом обещая москаляке неведомую мне гиляку. Поймут они однажды, что без «москалей» им просто не выжить. Поймут непременно.
И наконец, когда мы говорим о Макаревиче ( да и не только о нём), будем помнить одну фразу, сказанную им. Сказал он её не по пьяни с собутыльниками в своей выпендрёжной богемной среде. Он её сказал прямо в эфир одной известной радиостанции. То есть, во всё услышанное. Намеренно во всё услышанное. И эта фраза выдаёт его с головой. От главы до пят. Она всё проясняет и всё ставит по своим местам. Объясняет даже и то, почему ему так не нравится памятник гениальному Калашникову. Он сказал её после своих концертов в Незалежной. Вот так он выразился о России.
«Зверское, лицемерное насилие над страной, которая пытается вырваться из лап русской цивилизации. Да и цивилизация ли это, тоже вопрос. По мне нет. Это просто территория, много веков диктующая своим соседям, как надо жить»
После сказанного вам всё стало ясно? Остается спросить, что он сам ещё делает на этой «территории», и почему он учит нас тому, почему этот памятник плох? И какое нам вообще дело до его мнения по поводу памятника создателю оружия, которое защищало и защищает эту, по его словам, «территорию без цивилизации».
P.S. За последнее время я уже поработал с несколькими группами, приехавшими из Франции. И, представьте себе, в каждой из них спрашивали, где этот памятник, и как бы на него посмотреть. Зачем же посмотреть? Ну, видимо, и они тоже очень наслышаны об этом "культурном бренде" России. Да ещё и как наслышаны. Установление памятника Калашникову стало моментально известно во всем мире. Кажется, что там этому событию придали даже и большее значение, чем у нас. И мало кто в мире согласился бы с мнением примитивного русофоба Макаревича.