Размышления о событиях 1917 года

Друг Народа
Столетний юбилей двух революций: Февральской и Октябрьской заставляет вспомнить не только события 1917 года, но и ее предпосылки и последствия. В 1917 году для одних произошел крах империи, крушение Третьего Рима, а для других  начало Новой эры в истории человечества, установление социализма, первой стадии «подлинного» по Марксу «общественного состояния». Для понимания событий в феврале и в октябре 1917 года, следует осмыслить многое,  осмыслить, что предшествовало им, что повлекло за собой революционные события и, что, немаловажно, не позволило их
предотвратить. 
 

Следует подчеркнуть, что две революций 1917 года, как любые другие масштабные общественные катаклизмы, не были просто случайностью. Можно, конечно, считать эти события  происками врагов России, например, англичан, хотя Британия на тот момент была союзником и в своем противостоянии с Германией нуждалась не в поверженной России, а боеспособной. Не менее популярна концепция Октябрьской революции как результата деятельности большевиков, нанятых на деньги евреев и с помощью немцев доставленных из Швейцарии в Россию. Но, если даже считать, что были происки врагов, был заговор против России, то, тем не менее, следует ответить на вопросы: «Почему идеи свержения царизма и кардинальной замены существующих общественных отношений оказались такими популярными?», «Почему  российской элите не удалось предотвратить происки врагов и сплотить свой народ против них?», «Почему в российском обществе не оказалось институтов и харизматичных лидеров, способных удержать народ от революционных настроений?».
Начнем с первого вопроса, который заставляет нас задуматься о массовой популярности  идеи свержения царизма и кардинальной смены общественных отношений. Такая популярность революционных идей не результат кратковременного зомбирования народных масс, не результат массового помутнения мозгов, хотя и нельзя не признавать мощного всплеска эмоций. А какая же революция происходит без эмоционального всплеска? Какая революция протекает только через рациональные дебаты о вариантах изменения страны? Признавая накал общественных страстей, следует выяснить причины их массовости и устойчивости. Ответить на вопросы: «А были ли они уникальными для российской истории?», «Если нет, то, как они проявлялись в предшествующие периоды и какие причины их вызывали?». Любой мало-мальски исторически образованный человек на первый вопрос ответит, что революционным процессам 1917 года предшествовали революционные брожения 1905-1907 годов. Что реформы Столыпина сопровождались жесткими репрессиями, включающими смертные казни. И что они не решили проблему модернизации российского общества, как и не  решили ее реформы 60-х годов ХIX века, а еще ранее  петровские реформы.  Поэтому в условиях, когда, назревшие веками вопросы, не были разрешены, то, тогда  любой кризис в стране мог стать причиной  массового народного недовольства. А кризис, вызванный непосильными для российского общества расходами на войну, усугубленный беспрецедентной коррупцией и некомпетентностью власти, не мог не привести к  массовому недовольству низов.

Теперь перейдем к ответу на второй вопрос, связанный со способностью российской элиты формировать и управлять общественными  взглядами и настроениями. Думаю, что любой более или менее объективный исследователь должен признать, что российский истемблишмент не справился со своей задачей, что он не смог сформировать систему представлений и ценностей, которые позволили бы российскому  обществу предотвратить катаклизмы 1917 года, перешедшего потом в затяжную и кровопролитную гражданскую войну.


Почему российская элита не смогла предотвратить сползания страны в состояние массовой конфронтации? Потому что она была эгоистичной и внутренне разобщенной. Потому что она была коррумпированной и слабовольной. Потому что она упустила шанс на мирную модернизацию страны в ХIХ  веке и в начале ХХ столетия. Потому что она, в своей основе, мыслила архаичными категориями. Именно власть архаических представлений толкнула дважды российское правительство на военные авантюры 1904 и 1914 годов. Почти все группы российского истемблишмента рассматривали эти войны, не только  как  способ удовлетворения своих внешнеполитических амбиций через приобретение  новых территорий, но и как  легкий способ разрешения внутренних проблем посредством быстрой победоносной войны. Но обе войны закончились поражением и обе войны привели к революционным последствиям. Уровень подготовленности к этим  двум войнам, уровень понимания их последствий является и надежным критерием оценки уровня российской элиты начала ХХ столетия.


Уровень развития общества, его прочность и способность отвечать на вызовы времени во многом зависит от сбалансированности его институтов. Если мы рассмотрим состояние российского общества с институциональной точки зрения, то обнаружим  явно выраженную несбалансированность его институтов, что предопределило и его повышенную уязвимость перед лицом угроз, возникших перед Россией в 1917 году. На тот период Россия представляла собой общественную систему, в которой слишком  гипертрофированно были развиты государственные учреждения в ущерб другим институциям. И, когда государство, как основной институт российского общества,  оказался недееспособным эффективно выполнять свои функции, когда обнаружились его запущенные пороки, тогда обнаружилось, что в стране нет других институтов, способных компенсировать слабость государства. Православная церковь, превращенная еще Петром I в разновидность министерства, не имела должного общественного авторитета и не могла удержать массы от революционных устремлений. Не были наработаны в России и гражданские институты.  Перед революционными событиями 1917 года в России были лишь их зачатки, что, конечно, было явно недостаточно для обеспечения  гражданского  саморегулирования общества.


И, наконец, в России, в канун революции не оказалось и общенациональных моральных авторитетов, чьи слова были бы весомыми для большинства народа. Не было моральных авторитетов на уровне Махатми Ганди, способных призвать массы к ненасильственному решению существующих проблем. Наоборот, в России появился общенациональный лидер, который сумел мобилизовать недовольство масс, который сумел еще больше разжечь тлеющие веками угольки недовольства в пламя революции. Популярность идеи Ленина, свидетельствует, что в российском обществе в начале ХХ века были востребованы не концепции и ценности компромисса, а конфронтации и радикальных перемен.

 
Как следствие сочетания внутренней слабости гипертрофированного государства, неразвитости гражданского общества и отсутствия общенациональных моральных лидеров, способных умиротворить своим словом взбудораженные массы, Россия была фактически обречена на революционный взрыв, чем на поэтапное компромиссное решение своих проблем.

 
Под воздействием разрушительного воздействия первых революционных событий российский Левиафан очень быстро обнаружил свое бессилие, как следствие запущенности его внутренних пороков. Василий Розанов был вынужден с печалью констатировать: «Русь слиняла в два дня. Самое большее – в  три». Он с прискорбием добавил, что «все рассыпалось», перечислив основные институты российского общества. Диагноз Розанова еще раз подтверждает, что в 1917 году в России был не верхушечный переворот, а произошла революция,  которая привела к радикальным переменам. И революцию возглавили не просто заговорщики и авантюристы, а лидеры с ясной и очень привлекательной для масс идеологией. Кроме того они имели четкую организационную основу, что предопределило их победу в борьбе с  более слабо организованными силами других течений и партий российского общества. А очень большое государство оказалось неспособным ни предотвратить, ни поддавить народное недовольство и само рассыпалось за очень короткий период. Очередной раз выяснилось, что больше, не значит лучше. Впоследствии, уже в 90-е годы ХХ века, обвал советского государства еще раз  подтвердил эту истину.  Но это тема другого разговора.