Большую часть своей жизни я относился к ней весьма снисходительно. Поглядывал на неё свысока. Сверху вниз. Как на дорогу, услужливо распластавшуюся под моими ногами. Я довольно уверенно и успешно перемещался по ней, лишь изредка спотыкаясь, но ни разу не упав. Окружающие считали меня везунчиком и разноцветно завидовали (кто по-чёрному, кто по-белому), что меня только веселило и забавляло. Поскольку я чувствовал себя выше них. И выше собственной жизни. Иногда мне казалось, будто я парю над ней, легко и беспечно скольжу над её шероховатой поверхностью. Как чайка над неспокойным морем.
Мне всё удавалось в том триумфальном бреющем полёте. Бизнес продвигался удачно, принося хоть и не миллионную, но стабильную прибыль. Трое моих сыновей выросли, выучились и уверенно пошли своими дорогами. Жена беззаботно парила рядом со мной. И казалось, что так будет всегда. Однако…
Как говорили в Древнем Риме, memento mori.
Нет, бессмертным я, конечно, себя не считал. А вот неуязвимым…
Впрочем, скорее, то была невнимательность с моей стороны к подсказкам, щедро подбрасываемым небесами. И усвоенная с детства осторожная привычка смотреть под ноги, жёстко пресекавшая редкие робкие попытки заглядывания в небесный калейдоскоп, где подсвеченные солнцем облака узорчато намекали на возможные неприятности.
Должен сказать, что делали это не только облака, но и множество более прозаичных земных признаков, среди которых выделялись липовые бухгалтерские отчёты, сомнительные контракты и бегающие глазки моего заместителя – родного брата моей чрезмерно обожающей комфорт жены. Увы, я их гордо не замечал.
В итоге эта неразлучная семейная парочка привела к краху не только фирму, но и наш многолетний брак. Моим разбитым корытом оказались четыре однокомнатные квартиры, три из которых я сдал в аренду, а в одной поселился сам.
Так начался новый этап жизни, постепенно обративший мой увлажнённый взор к мудрым книгам и сочувствующим облакам. Так начался путь моего постижения символов и знаков.
Пожалуй, наиболее впечатляющим и мощным по воздействию на моё мировоззрение стал тогда всем известный роман Коэльо «Алхимик». Именно после его прочтения в корне изменилось моё отношение ко всему вокруг меня происходящему. Именно с того момента любые шевеления, шорохи, запахи… и прочие явления приобретали скрытый смысл, обращённый ко мне и подлежащий немедленному истолкованию.
Чем я и пытался заниматься… Заходя в данном увлечении настолько далеко, что даже в безобидном мимолётном писке обычного комара усматривал возможную угрозу своему здоровью со стороны неких неведомых мне тёмных сил.
Как же их было много! Тех тёмных, недобрых сил!
Недобрых?
Со временем я убедил себя, что их не существует, что зло есть выдумка суеверных обывателей, лицемерных святош и хитрых политиков. На самом же деле то, что они называют его именем, есть всего лишь болезненная форма добра, призванная указывать людям на их ошибки.
С тех пор я перестал ругать неприятности и начал относиться к ним, как к добрым и настойчивым подсказкам… Что с точки зрения пресловутого здравого смысла, которой придерживаются мои немногочисленные друзья, выглядит довольно глупо. Их удивлённые взгляды я перехватываю всякий раз, когда приветливо улыбаюсь очередной гадости, частенько посещающей меня в самых разнообразных отвратительных обличьях. Да, я научился улыбаться в ответ на любую пакость квартирантов, на невнимательность сыновей, иногда забывавших поздравить отца с днём рождения, на непрекращающиеся козни бывшей жены, на шумные ночные оргии соседей, на проблемы со здоровьем… Я понял, что все они – большие и малые бесы – не приходят откуда-то извне по какой-то роковой случайности, а проявляются… То есть выходят наружу из моих внутренних неисследованных миров и подсознательных глубин… Выходят для того, чтобы подсказать… Чтобы я начал поиск причины. Вот потому и улыбаюсь.
Порой сделать это бывает весьма трудно. Особенно, если подсказка застаёт врасплох. Как в недавнем случае, когда, сидя за компьютером, я вдруг был парализован невыносимой болью в спине. Ни пошевелиться, ни вызвать помощь и даже ни улыбнуться, поскольку слишком уж плохо. А дальше – ещё хуже. Тошнота, головокружение, ручьи пота, потемнение в глазах. Наверное, умираю, мелькнула мысль, вслед за которой тут же пришёл страх… Холодный потный ужас. В подобных ситуациях явно не до улыбок. В них и время движется по-другому… Как-то зловеще, крайне медленно и очень тихо. Не знаю, сколько длилось то состояние, ибо для меня оно было сравнимо с вечностью… Которая, как оказалось, тоже не бесконечна. Постепенно боль утихла, страх отступил… Я переместился со стула на пол, отлежался, дополз до входной двери, открыл замок и вызвал скорую.
Улыбнулся только после её отъезда. И глубоко задумался.
Не стану описывать многотрудный и скучный процесс движения испуганной мысли. Скажу лишь, что его результатом явилось решительное отрицание классического императива, настаивающего на солидном материальном обеспечении старости:
- Ну зачем тебе, одинокому пенсионеру, четыре квартиры? – спрашивал внутренний голос и сам же отвечал:
- Незачем. Вполне достаточно и одной. Настало твоё время разбрасывать камни. Вот и разбрасывай. Отдай сыновьям три своих квартиры. Им они нужнее, поскольку сейчас их время камни собирать. Не скупись, сделай это при жизни… Сколько её осталось?
А ведь действительно, подумал я тогда, много ли мне надо? Зачем собираются камни? Зачем человек добывает знания, получает опыт, копит деньги? Зачем… Да затем, чтобы в какой-то момент начать всё это раздавать. Щедро делиться нажитым. И момент сей настал. Именно об этом и предупредил столь напугавший меня близкой смертью эпизод.
Я победно улыбнулся, поблагодарил небо за подсказку и твёрдо решил подарить детям квартиры сразу же после выздоровления… Которое по моим расчётам должно произойти недельки через полторы. Таков был средний срок моей реабилитации после гораздо более лёгких поясничных воспалений.
Однако, о чудо!
Уже на другой день я почувствовал себя абсолютно здоровым. Что, конечно же, свидетельствовало о верном истолковании мною небесного намёка.
- Завтра же приглашу сыновей и объявлю им о своём решении, – сказал я себе и на том успокоился.
После обеда, как обычно, вышел на прогулку. Неторопливо, с некоторой долей опасения спустился по лестнице с пятого этажа. Спина молчала. Свежий морской ветерок бодрил. Любимая музыка в наушниках вдохновляла. Состоявшийся диалог внушал уверенность. Всё это и что-то ещё создавало светлую атмосферу гармонии, в центре которой я увидел себя. Мне нравятся подобные состояния тем, что преображают мир. Представляют его в пастельных тонах. Лишают острых углов. Округляют. Облагораживают. Они словно переносят его и меня вместе с ним в завтрашний день, где всё вокруг другое. Более совершенное. И люди какие-то не такие… То есть вроде бы те же… Только это не они… Их уже нет… Это актёры играют свои роли. Продавцов, таксистов, прохожих, полицейских, нищих, студентов, чиновников… Будто это спектакль… Ненаписанная чеховская пьеса о нас, исполненная нашими талантливыми внуками. Они нас помнят и любят, любя воссоздают наши образы, и поэтому мы получаемся чуть лучше и благороднее, чем являемся на самом деле… Поэтому, узнавая себя, сомневаемся, мы ли это.
Об этом и о многом другом я думал на той послеобеденной прогулке, пока не вздрогнул от неожиданного прикосновения. Остановивший меня средних лет мужчина что-то говорил.
- Простите, не расслышал, – сказал я, снимая наушники.
- Подскажите, пожалуйста, как мне проехать на набережную? – спросил он.
Вот тут и произошло необъяснимое. Я отправил его в противоположную сторону.
Не потому, что не знал дорогу. Каждое утро я хожу по ней к морю.
И, конечно же, не потому, что хотел насолить незнакомому человеку.
Нет.
Скорее всего, меня ввела в заблуждение его машина, и мне подумалось, что он хочет выехать из города по трассе, пролегающей вдоль морского берега. Туда-то я его и послал, сообразив об ошибке лишь после того, как машина отъехала.
В тот же миг настроение моё изменилось. К гармонии добавилась приставка «дис». Мир замер. Постоял минуту и шагнул назад. Вернулся на нижнюю ступеньку, в день сегодняшний. Вновь ощетинился острыми углами и обрёл былую контрастность. Взрослые внуки-актёры превратились в малышей и разбежались со сцены по детским садам, унеся с собой облагороженные образы своих дедов. Пьеса прервалась, а привычная жизнь продолжилась. Мы снова стали самими собой.
- Тоже мне, событие. Сущий пустяк. Наплевать и забыть, – уговаривал я себя, пытаясь восстановить ускользнувшую гармонию.
Не получилось. И тогда я стал искать его смысл, для начала благодарно улыбнувшись.
Надо сказать, что лежал он не глубоко, почти на поверхности моего мировоззрения…
Которое с некоторых пор в определённой степени отождествляет внешнее и внутреннее. Поэтому остановившего меня человека я и воспринял как отголосок моего внутреннего мира… Как вопрос самому себе, на который я дал неправильный ответ… В результате чего, не столько прохожий, сколько я пошёл в ложном направлении. То есть моё объяснение вышеупомянутого болезненного эпизода оказалось неверным. А решение о дарении детям квартир – поспешным. О том, что я сделал правильный вывод, мир просигналил мне тёплой волной удовлетворения, приблизившей меня к недавно утраченной гармонии. Казалось, ещё немного, и я вновь окажусь счастливым персонажем внезапно прерванной чеховской пьесы. Однако…
Очередное противоречие заставило меня растерянно улыбнуться.
Оно заключалось в том, что один и тот же источник дал две взаимоисключающие подсказки. Согласно одной из них я должен подарить детям квартиры, а согласно другой – оставить их себе. Налицо явное нарушение второго закона формальной логики, запрещающего утверждать и отрицать одно и то же одновременно.
Спустя какое-то время я предположил, что данная коллизия ведёт за пределы формальной логики… В иные, гораздо более сложные лабиринты… Пройдя которые…
Нет, не то… Может, всё намного проще?
Может, две эти непримиримые подсказки даны мне для того, чтобы я не преувеличивал их значение? Чтобы не следовал им слепо? Чтобы сам принимал решение, не дожидаясь чьего-то одобрения? Чтобы самостоятельно выбирался из лабиринтов…
Пройдя которые становился бы всё более свободным…