Год второй.
Воробьи прожили в скворечнике всю зиму. Я уже думал, что скоро начнут кладку, а они в конце марта вдруг исчезли. Перед прилётом скворцов решил скворечник почистить. Когда открыл крышку, то удивился: домик был плотно забит сеном и соломой вперемешку с птичьим и растительным пухом, нитками, тряпочками, перьями. Из летка скворечника внутрь вёл узкий лаз, заканчивающийся круглой камерой выстланной исключительно пухом. Да, в таком жилище никакой мороз зимой был не страшен. Почему воробьи не стали выводить здесь потомство, я так и не мог понять. Скворечник я вычистил полностью, зная что скворцы иначе не поселятся в этой квартире.
Скворец не заставил себя ждать. Через несколько дней он уже сидел на крыше бани и распевал свои песни. Конечно же это был разведчик. Самцы скворцов, как и у многих других певчих перелётных птиц, прилетают намного раньше самок. Они подыскивают подходящее жильё, занимают и охраняют его. А пение его – всего лишь предупреждение для других птиц, что место занято. Бывает, что скворец облюбует два-три дупла или скворечника, вот и мечется между ними до прилёта самок. Скворчиха неожиданно прилетела под вечер, когда уставший за длинный день скворец дремал на жёрдочке у летка, Скворец встрепенулся, взлетел на конёк, распустил крылья, надул горлышко и запел на разные голоса. Спев несколько песен, он с лёта заскочил в скворечник. Скворчиха последовала за ним. Так и не дождавшись, чем закончится представление квартиры, я ушёл спать. Утром меня разбудили громкие песни скворца. Он сидел высоко на соседской антенне и выдавал песни одну за другой. Вскоре подлетела скворчиха и они опять ненадолго уединились в скворечнике, а затем вместе куда-то улетели. Вечером я обнаружил целую стаю скворцов, располагавшихся на ночлег в приречном ивняке. Может быть здесь ночевали и наша пара, так как в скворечнике они точно не оставались несколько ночей. Видимо, остановив выбор на моём скворечнике, они вскоре начали строить гнездо. Четыре дня птицы неутомимо таскали солому, сухую траву, разную ветошь, перья, а затем самка начала кладку. Скворец продолжал своё сольное пение. Когда в гнезде, на мягкой подстилке из перьев появилось семь ярко-голубых яиц, скворчиха приступила к насиживанию, а скворец приносил ей длинных дождевых червей, слизней и зелёных гусениц. О появлении скворчат я узнал по половинкам яичных скорлупок, выброшенных недалеко, а то и прямо под скворечником. Птенцов же несколько дней не было слышно, я даже забеспокоился: не случилось ли чего. Но всё пришло в норму. С каждым днём писк проголодавшихся скворчат становился всё громче и, наконец, они стали высовываться из летка. Тут их и подстерегла беда. Пролетавшая мимо сорока вдруг изменила полёт, уселась на крышку скворечника и опустила голову. Как только очередной скворчонок показался в отверстии, она ловко выдернула его и поспешно улетела с добычей. Сорока прилетела ещё раз и улетела с новой жертвой. Прилетела она и в третий раз. Мне пришлось вмешаться. Нахальную сороку я отогнал, но далеко она не улетела, всё крутилась по соседским крышам и антеннам, выжидая подходящий момент. Скворцы как ни в чём ни бывало продолжали кормить потомство. Я нашёл себе работу и пробыл во дворе до темна. Сороке надоело ждать и она улетела. Ожидал я сороку-воровку на следующий день, но она не прилетела, как не прилетала и в последующие дни. В одно прекрасное утро я не услышал привычного писка скворчат. Не видел так же прилетающих с кормом родителей. Заглянул в скворечник: он был пустой.
Пустовать ему пришлось недолго. В конце мая я услышал негромкую мелодичную песню, которая повторялась снова и снова. Птица сидела на крыше дома и выводила длинную руладу «и-три-три-три-три…». Короткий перерыв – и повторение. Во время пения птица часто подёргивала хвостом и он как бы вспыхивал. Отсюда и название птицы: горихвостка. Закончилось пение звонкой трелью «фю-ить, фю-ить», горихвост перелетел на вершину яблони (у горихвосток поют только самцы) и продолжил свою арию. Здесь мне удалось подойти поближе и рассмотреть певца. Он действительно выглядел эффектно: тело стройное, изящное, голова и спина пепельно-серые, лоб белый, крылья бурые, горло, щёки и надклювье чёрные, а грудь, брюшко, спина и хвост ржавчато-красного цвета. Так он и пел почти не нерестовая и перелетал на крыши соседних домов, антенны, верхушки телеграфных столбов и деревьев, на крышке скворечника, как бы обозначая свою территорию. С появившимся здесь другим самцом затеял короткую драку и прогнал его. Песня его слышалась в наступившей темноте и сумраке зарождающегося нового дня. Спал ли он? Не знаю. Отдыхал он редко и всегда сидя в летке скворечника головой внутрь. Наружу торчал рыжий хвост, распущенный веером. Хвост заметен издалека – он яркий и торчит как флаг. Скромно одетая самочка появилась лишь через несколько ней, уселась на крышку скворечника и тихо пискнула. Захлебнувшись, горихвост бросился к ней. Он долго крутился вокруг неё, подняв крылышки, затем взлетал на вершину дерева, пел и вновь подлетал к самочке. Через день горихвостка в одиночку носила в скворечник всё, что ей попадало побдизости на земле: размочаленные стебельки трав, шерсть, паклю, нитки, перья. И так целую неделю, а горихвост в это время продолжал распевать свои песни. Вскоре самочка отложила шесть голубых яичек и приступила к насиживанию. Самец пел реже и изредка подкармливал её. Через двенадцать дней послышался писк птенцов и песни прекратились, а ещё через тринадцать желторотики дружно, один за другим вылетели из скворечника. Они слетали на грядки, в кусты, на деревья и лишь одному не повезло: он слетел прямо в бочку с водой и захлебнулся.
Несколько дней родители подкармливали малышей, а потом вдруг горихвост вновь запел. Наверное будет повторная кладка – подумад я. Так оно и оказадось. Самка несколько дней занималась ремонтом гнезда, затем начала кладку и насиживание. Яиц в кладке на этот раз было только четыре. Насиживание яиц и выкармливание птенцов завершились успешно, молодняк вовремя покинул скворечник. Родители ещё четыре дня подкармливали птенцов в саду, а затем весь выводок исчез.
В сентябре вокруг скворечника какое-то время крутились полевые воробьи, но жить не остались.