Перед каникулами, после окончания 9 класса, старший брат Жорика, Сергей, учившийся на 5 курсе Московского мединститута неожиданно заявил: "Так, ученик! В конце мая едешь со мной со стройотрядом работать в Сибирь. Нечего балду гонять, учись зарабатывать. Тогда и тратить научишься правильнее."
Жоржик сперва опешил, но потом представил, что три месяца нужно будет искать, чем заняться, убивать время невесть знает чем, и согласился.
Родители переглянулись, услышав разговор 2 детей, но перечить не стали – в семье выросли шесть сыновей и труд никогда не считался чем-то запредельным в их доме. Как и наказание за что-либо – мама всегда говорила, что, мол, ничего, золотая слеза не выкатится, а выкатится – новый ремень купим!
- А что делать буду? – спросил Жорик брата.
- А что ты умеешь? – вопросом на вопрос ответил старший.
- Ну-у-у, там носить, копать, закапывать, что там ещё нужно?
- Вот и будешь учиться делать всё это правильно и аккуратно, на высоком идейном уровне, - сориентировал Жору брат.
- Сереж, а можно кого-нибудь из друзей с собой сагитировать?
- Ты знаешь, за тебя я в ответе перед родителями, они нас знают и доверяют. А родители твоего друга согласятся с этим? Мне сосунки не нужны, там вкалывать надо будет, а не в бирюльки играть. Смена 11 часов с обедом, есть ночные смены. Там пищать не получится, никто сопли вытирать не будет. Смотри сам, за товарища ты в ответе будешь.
Естественно, что одному ехать невесть куда было скучно. Ни тебе друга, ни тебе собеседника – все вокруг умные студенты разных курсов, а ты один школьник – не фонтан, подумал Жора.
По приходу в школу Жорка стал пытать одноклассников – кто хочет ехать с ним в стройотряд. Все как-то задумчиво начинали размышлять, что надо спросить предков, но те вряд ли согласятся и так далее.
Один лишь Коля Стукалов подошел и сказал:
- Я поеду. Мои родители в городе отсутствуют, я сам по себе, мне делать всё равно нечего, да и работы я не боюсь. К родителям в Мордовские леса не хочу ехать, а куда-нибудь – сам Бог велел!
Его отец служил начальником какой-то колонии в мордовских лесах и всё время жил там. О матери Кольки никто ничего не знал. А он не говорил. Но учился он нормально и на родительские собрания никто от его рода не появлялся.
Колька был из категории ребят, кто никогда не навязывался, ничего не просил, но за себя постоять мог, благо, занимался вольной борьбой, да и силы ему было не занимать.
В школе, где они учились, издавна было определено так – окончившие 9 класс школьники после учёбы ремонтировали школу к новому учебному году. Мудрые руководители решали несколько задач – во-первых, старшеклассники, вложившие свой труд в ремонт школы, не позволят всем остальным похабить стены, двери, инвентарь и прочее. Штукатурили стены, белили, красили, носили парты вниз и красили их в разные цвета и в том числе шпаклевали от надписей именно они.
Во-вторых, все обучались смешиванию раствора, штукатурке, побелке, покраске, работе стамесками, ремонту любых участков пола и так далее.
В-третьих, это укрепляло школьные коллективы, сплачивало учеников и занимало почти месяц каникул, отрываю детей от безделья.
Так вот «детишко» в 16 лет спокойно поднимал парту выше головы и на руках выносил её во двор, где девушки после шпаклевки красили их в правильные цвета. А вечером, точно так же, новоявленные Гераклы заносили парты обратно, в те же классы. И ничего, никто не надорвался и не заболел.
На вид Жора был немного взрослее, чем его календарь. Он не брился, отчего на его лице вырос довольно таки значительный пушок, который превратился уже в бородку, пушистую и мягкую, как шёлк. Завуч школы Тамара Федоровна уже много раз делала ему замечание, что с бородой в школу ходить нельзя, на что настырный и изворотливый Жора говорил, что он ещё маленький и пока не бреется, боится порезаться. Она грозилась вызвать родителей, на что Жора говорил, что всё равно бриться не будет. Как кубинец – пока не закончит школу. Так и терпели они друг друга.
Волосы Жорка носил длинные и на замечания того же завуча спрашивал «Я что, ношу грязные волосы?» Завуч уверяла его, что он очень опрятен и с этой точки зрения к нему претензий нет. Но вот длина волос смущает младших школьников, и они могут так же захотеть не стричь волосы. Жорка однажды тут же отловил какого-то пятиклассника и строго спросил его «Я тебя смущаю?», на что тот выкатил глаза и спросил «Чо-о-?». На том они и разошлись.
Был он коренастым и крепким парнем, так что сойти за студента мог вполне. А Коля был спортивного телосложения, вихрастый, темноволосы, и ему можно было дать и 16, и 19 лет, запросто.
Короче, 28 мая Жора и Колька в составе группы квартирьеров поехали в Красноярск…
Им выдали форму с крестом на левом рукаве, где вкруговую было написано, что владелец куртки является членом студенческого строительного отряда 1го МОЛМИиС. Сиречь, Московского Ордена Ленина Медицинского Института имени Сеченова. Было красиво и непонятно для других.
На месте квартирьеров привезли на площадку, где надо было установить вагончики на пару сотен человек, построить умывальник, поставить сортир в 150 м от жилой зоны, сколотить столовую, получить матрасы и подушки, рассовать это всё по местам и сделать некое подобие крыльца к каждому вагончику. Всего давалось на это неделя.
Работали от зари до зари, без остановки и разгильдяйства. Никто никого не подгонял, всё шло без остановки, и вот к концу пятого дня вагон-городок был оформлен, как было задумано. И тут практика ещё раз доказала, что никогда наличие свободного времени не приносило пользы сборищу молодцов…
На шестой день бригадир квартирьеров Борис предложил отметить факт завершения работы единственно правильным и простым пролетарским способом – мы скидываемся по Энной сумме и посылаем человека за всем, что требуется в этом случае. Благо день свободный, начальство отсутствует, когда приедет – неизвестно, так что…
Надо сказать, что Жорка вырос в семье, где никто и никогда не запрещал что-либо употреблять. Не в смысле пьянства, а в смысле употребления. Дома всегда были любые напитки и никто не стучал ни по голове, ни по рукам –хочешь – иди налей и выпей. Запрещалось несколько вещей – пить где-либо вне дома, в подворотнях, без закуски и без повода. Хочешь выпить – веди друзей домой, приготовьте еду, сядьте за красивый сервированный стол, выпейте, хотите петь – пойте, но никогда не уподобляйтесь алкашам. Запретов не было. И жён мать рекомендовала выбирать таких же, что бы они понимали своих мужей в этом плане. Это не означало, однако, что друзей можно было водить каждый день – нормальные люди каждый день ходить в гости не будут, а если будут – это не друзья.
Да и рос Жорка всю жизнь на самых окраинах городов, в рабочих посёлках, где нравы и обычаи были далеко не аристократическими, где пили ребята рано и помногу. Все эти бредни о высокой морально-нравственной устойчивости молодёжи существовали в воображении партийных функционеров и ничего общего с действительностью не имели.
Так что компания сложилась, потом скинулась, а потом и сдвинула стаканы дружно и активно.
Короче, потом ходили купаться в Енисее, где температура воды в мае отнюдь не черноморская. Отчего большая часть квартирьеров тут же протрезвела, и решила согреться снова. А прогревшись, припёрлась в вагон-городок, куда, как выяснилось позже, прикатило всё камандно-штабное начальства из зонального штаба студенческих строительных отрядов…
Вагон-городок был сформирован и расставлен, обихожен и покрашен, вопросов не возникло. Но когда вернулись квартирьеры, разговаривать было не с кем. Всё были пьяны, активны, но не агрессивны, это их и спало. На вздрючку они не реагировали, их мало что пугало, они со всем соглашались, и были готовы были искупить вину в любой приемлемой форме. На предложение отложить всё на завтрашний день все дружно согласились – надо было отогреться от Енисея. Да от водки отойти.
Побудка была грустной. Жорик получил втык от старшего брата, который тоже приехал в отряд и стал свидетелем возвращения отряда маломощных алкашей с пляжа, но, видимо, поучаствовал в обсуждении поведения и внёс свою лепту в их будущность. Всем промыли мозги ещё раз, бригадиру пообещали все возможные кары, если такое повторится ещё раз, а квартирьерам сказали, что мы пьяные бараны, которые не думают о своём будущем.
Состояние было противное, похмеляться никто не умел, да и нечем было, а тут ещё такая идеологическая атака - всем было пусто.
Потихоньку все как-то рассосалось, разрулилось и вот к вечеру приехал основной отряд – 160 студентов и студенток!
Гвалт стоял неимоверный! Жора и Коля определились в один кубрик, они чувствовали себя уже старожилами, только давали советы и показывали направления необходимого движения.
К ним в сожители определили парнишку после-первокурсника. Звали его Дима Большов. На вид он был даже моложе Жорика и Коли, носил громадные очки, был ростом сантиметров 165, худой, как велосипед, но прозвище у него было Глыба. Естественно, в противовес внешности.
Он пытался всегда казаться умнее, чем был на самом деле. Когда кто-то из девчонок из соседнего вагончика обратился к их кубрику с вопросом можно ли из утюга 220 вольтового сделать утюг на 127 вольт, Глыба ответил утвердительно «Можно». Девчушка уважительно посмотрела на Глыбу и осторожно спросила «А ты можешь?» На что Глыба ответил, что для этого нужно вставить в утюг цоколь, а у него его нет. Когда девушка вышла, Коля спросил Глыбу – ты знаешь, что такое цоколь? Тот ответил, что не знает, но слово весомое и какое-то обволакивающее, поэтому он так и сказал. Жора переглянулся с Колей и оба развели руками – Глыба, одним словом!
Определили их в бригаду плотников-бетонщиков какого-то 6го разряда с задачей бетонировать «быки» под основание строящегося очередного цеха.
Работа оказалась достаточно тяжелой, однообразной и требующей аккуратности.
Сначала ему поручили валить сваи, которые в определенном порядке были вбиты в землю.
Для этого ему дали сначала отбойный молоток, потом бензорез, научили ими пользоваться. И уже после надо было взять кувалду и уже ей бить в макушку сваи, чтобы свалить её набок, а потом и увезти.
Жорик испортил всё картину и расценки основных работников. Он сначала подумал, а потом взял, да и сделал по своему.
Три дня он подрубал отбойным молотков сваи. Потом за два дня подрезал арматуру. А потом, пока все обедали, он за "пузырь" подтянул крановщика (у них обед не совпадал со студентами), и за один обед, примотав поваленную до этого сваю к стропам крана, завалил все сваи, что были им зачищены. А обедать пошел отдельно от всех.
Пришел прораб, начальник участка, так как им закрывать надо было наряды, а они не верили, что за такой срок студент завалил всё свайное поле!
Бригада должна была «освоить» свайное поле, то есть, обрубить остатки свай, подрезать их бензорезом, свалить концы, убрать их, а потом связать опалубку по определенной схеме и залить собранный «бык» со стаканами внутри, куда впоследствии должны были вставить сваи, на которых держалась бы и крыша цеха, и стеновые панели. А на это было отпущено большее время. И что теперь делать? Короче, поорали друг на друга и разошлись. А свой бригадир сказал, это здорово, больше заработаем в конце!
Рабочий день длился 11 часов с часовым перерывом на обед. Так же и ночная смена, с той разницей, что в ночь работать приходилось интенсивнее – если ночные бригады основных рабочих сачковали, то студенты пахали как стахановцы – без остановки и роздыха. Бетоновозы становились в очередь, чтобы слить бетон и получить талоны, которые после им оплачивал завод. Чем больше талонов, тем больше зарплата. А пока сачкуют работяги, студенты освоят всё, что им завезёшь!
За смену укладывали, бывало, по 140 кубометров бетона. Кто знает работу бетонщика, тот понимает, о каких объемах идет речь.
Жорик и Колька первые дни валились с ног – трудно было работать в таком темпе. Тем более, что выходных дней не было. Все зарабатывали деньги. Несколько раз он только успевал снять комбинезон до колен и отрубался, прямо в сапогах, свесив их с кровати. Просыпался чумной от того, что его расталкивали идти на обед и собираться опять в ночь.
Однажды Жорку с Колей и Глыбой послали наверх построенного цеха, чтобы там скомпоновать куба 3 тёса и, увязав в пачку, опустить вниз, для нужд бригады.
Глыбу они оставили внизу, чтобы тот принимал груз и охранял его – у нас ведь как? Оставил без присмотра, кто-то и увёз. Всё равно на стройку!
Они попыхтели, залезая на крышу соседнего цеха, который был в стадии досборки, и нашли нужного прораба участка. Тот отвел их туда, где лежала целая свалка досок, и показал, как выбирать доски.
- А потом куда бежать? Как их вниз спустить? – спросил Жора у прораба.
- Каком вверх, вот как. Подползаешь к краю, нам внизу увидишь подъемный кран. Свистеть умеешь?
- Чего? – удивился Жорик.
- Свистеть умеешь, спрашиваю?
- Умею, оглохнуть можно как, – довольно сказал Жора.
- Конечно, ветра дохрена в голове, вот и умеешь! Свистишь крановщице и подаёте стрелу. Стропите груз, поднимаете и опускаете потом вниз. Только объясни, в какое место. Потом подойдёшь ко мне и получишь документ. Отдашь бригадиру. Понял?
- Понял, - ответил Жорик и они с Колькой двинулись на трудовой подвиг.
То, что это был подвиг, они поняли позже.
Когда они собрали примерно три куба тёса, Жорик пополз к самому краю крыши. Ещё когда они вытаскивали доски из кучи, то постоянно где-то далеко раздавались глухие удары "бум-бум", еле слышные, но они фиксировались слухом.
Доползя до края, Жора глянул вниз. «Мама дорогая, а высота то здесь ой-ой-ой!» - подумал Жора. Он уже увидел внизу башню крана, а крановщица была внутри кабины, и видеть он её не мог. «Вот почему прораб спросил про умение свистеть!» - понял он.
Жора засвистел. Он это умел с самого детства, так как кто-то ему сказал, что только настоящие пацаны умеют свистеть, это необходимо. Он и расстарался. Когда он свистел, то люди шарахались и начинали махать руками, чтобы он это делать перестал – закладывало уши. Кстати, никто из его старших братьев свистеть не умел!
Крановщица высунулась из окна и завертела головой, настраивая уши на направление свиста. Он свистнул ещё раз. Она задрала голову вверх и мотнула, мол, чего надо. Он показал ей знаком, что подать стрелу за грузом. Она кивнула и через некоторое время стрела высунулась и подалась, куда надо. Но Жорка посмотрел ещё раз вниз, разыскивая место подачи груза, и обомлел. Под ними не было крыши! Никакой! Просто навалом метров в несколько лежали доски, доски и ещё раз доски! И больше нихрена!
Он отполз к Коле и сказал тому
– Колян, а под нами вообще ничего нет! Только вот эти доски, которые мы выдёргиваем из-под себя. И вот эти «бум-бум», что мы слышали – это доски вниз падали. Офигеть!
- Ну, так не упали же! – ответил Колька, скручивая монтировкой кольцо из проволоки, чтобы зацепить пачку досок.
- А я летать не умею. – констатировал Жорик.
- Так ползи опять и дай крановщику знак «на виру», пусть тащит. А мы скоропалительно отсюда свинтим, пока не грохнулись!
Жорка пополз опять к краю и свистнул. Крановщица опять высунулась в окно кабины и он показал ей поднятый большой палец и потыкал им вверх. Она закричала «Куда?», а Жорка показал ей вниз в направлении, где стоял Глыба и махал руками. Она глянула и сразу же скрылась внутри.
Груз зашевелился и пошёл вверх, покачиваясь на стропах.
Друзья не мешкая рванули туда, где крыша была и опять нашли прораба.
- Командир, там же крыши нет! – заорал Жорик.
- Ну, и что ты орёшь? А гдё я держать буду, доску да тёс? Внизу? Да её через три часа не станет. А сюда надо забраться, найти, что брать, выбрать, спустить - хрен сюда кто полезет! Все лететь не умеют. А я тебе показал, где выбирать, потому что знаю, где, что, как и для чего здесь лежит. На, бери бумагу и чеши отсюда, не мешай работать.
Жорка с Колей пошли вниз, очень оба довольные, что летать не пришлось.
Но бригадиру Жорка сказал, что больше за доской и тёсом они на крышу не полезут, там крыши нет.
- Как нет? – удивился бригадир.
- А никак нет. Там навалом лежит всё это и надо выдергивать доски из кучи. А если там есть одна досочка, на которой всё держится? Ты её дернешь, а она и откроет краник, и полетишь вниз. Тюрьма голимая!
- Ладно, я выясню, что за фигня у них с этим.
Были и происшествия. С ними в бригаде работал Лёва Энтин, здоровый студент 4 курса, настоящий еврей, толстый, рыжий, весом килограммов на 120. Так этот умник как-то решил остановить раскачавшуюся бадью с бетонов. А надо сказать, бадья с бетоном веса эдак, тонн на 5. И по всем законам физики, к ней приближаться не стоит, даже если в тебе будет и 200 кг.
Но Лёва решил. Так она его как пушинку сдула с верха «быка» и он всей свой необъятной спиной приложился о грунт, не попав ни на один из торчащих из земли остатков свай! Здесь ему повезло. Но отшиб он себе все внутренности и, скорее всего, получив трещины в костях рёбер.
Его привели в чувство, отправили в городок и затянули широкими полосами ткани. Он заживал у нас с месяц, охая и стоная.
Ещё один придурок нырнул под бадью, когда её открыли для слива бетона. Картина была ещё та! Но его отмыли и всё нормально.
Однажды пришел крановщик к командиру отряда и пожаловался, что у него кто-то спёр доску техники безопасности, которая установлена на каждом кране. И за её отсутствие с него могут премию снять, наказать и всё такое.
- А зачем студентам доска ТБ? – удивился командир.
- Так вы видели когда-нибудь эту доску? – спросил крановщик.
- Нет, представления не имею, - сознался командир.
- Когда вы, извиняюсь, в сортир свой заходите, там разные таблички прибиты « Включил механизм - подай сигнал», « Не стой под грузом», «Бойся поворота стрелы», вот в таком духе. Так ваши хохмачи их на дверь в сортир прибили! Для смеха. А мне какой смех? Пусть отрывают и опять возвращают. Мне нельзя без этого никак.
- Если так, то я распоряжусь, чтобы всё вернулись. Сегодня же!
Командир дал разгон комиссару отряда, а тот попытался найти виноватых, но ему пришлось принять вспышки гнева на себя, тем и закончилось. Потом стали появляться другие вывески, вернее, вырезки названий статей из газет, отчего комиссар стал плоха спать. Кто-то прибыл вырезку «В закрома Родины», кто-то вообще вырезал «Лучше меньше – да лучше». А это уже была крамола. Не для того наш общий вождь писал свои работы, чтобы такие вот шалопаи издевались…
Так потихоньку приблизился, а потом и наехал август. Ночи стали холоднее, (Сибирь всё-таки!), а дни короче и прохладнее. Небо раскрасилось во все возможные краски, а ночное и того подавно. Сварка, опускающаяся громадным хвостом Чудо-Птицы на фоне ночного неба перед рассветом или после заката – это нечто феерическое! Представьте, часть выемки в стене строящегося цеха лимонно- желтая, другая розовая, третья алая, а дальше - от голубого да черного! И по краю этой гаммы красок сверху вниз льётся поток искрящегося металла длиной в четырёх - пяти панелей стеновых, обрамляя эту красоту своим искрящимся орнаментом! Жорка однажды так и сказал Коле – ради одного этого стоило сюда приехать!
А Красноярские Столбы? Швейцария отдыхает! Забравшись на Первый столб, Жорик только здесь понял, почему поют Голубая тайга» Он всегда не понимал, с чего это вдруг у песенника тайга стала голубой? А здесь он увидел море тайги, которая будучи зелёной по мере удаления от точки стояния становится всё голубее и голубее, пока не становилась иссиня тёмной. «Вот где физику учить надо, особенно раздел «оптика» - созрела мысль у него. Ни на Токмак, ни на Перья они не полезли. Но Жорка схлопотал клеща в самый лоб, что значительно испортило его впечатление от похода. Причем, таким везучим он оказался один!
А сплав на брёвнах по Мане? Мана – это такая речка, недалеко от Красноярска. По ней сплавляют брёвна. Так студики брали скобы строительные, по 6-8 штук, ловили брёвна, на скорую руку сколачивали и, запрыгнув на плот, катились по руслу вниз. Потом ползло обратно в гору. Жора и здесь отличился – надо было в кедах сплавляться, а он босиком поплыл. А обратно километра три во битым камням и гравию – ох как скучно!
По возвращении домой Жорик часто ходил по посёлку в форме студента ССО. На спине по кругу сияла надпись «Красноярск 69», на штормовке эмблема и значки института и отряда, а на руках крепкие трудовые мозоли. И гордость за то, что лето состоялось. Не в лени и бреднях, а в труде и поту.
За май, июнь, июль и август они с Колькой Стукаловым заработали по 350 рублей. Если учесть, что «Ява-250» стоила 250 рублей, то это было состояние! А если учесть, что им выдали только 50% от заработанного, то можно было гордиться собой! 10% отходило ЦК ВЛКСМ, 10% на строительство города Гагарина, остальные, как объяснили, на помощь Вьетнаму. С какого лиха затесался Вьетнам, никто не объяснял.
На эти деньги Жорка купил маме золотые часы «Ниари», а брат – золотой браслет к нему. Мотоцикл ему не купили – уж больно он был азартен и горяч.
Жорка погрустил-погрустил, да и забыл про это…