Зима выдалась многоснежная. Сугробы по краям дорог стояли высокие-превысокие – взрослому человеку точно выше пояса.
Мы с сестрой учились в разных школах: я – в восьмилетке в центре посёлка, а она в начальной школе, далеко от центра. Эта одноэтажная деревянная школа находилась в районе пчёлосовхоза, поэтому зачастую называлась пчёлосовхозовской. На самом деле она была филиалом средней школы, выпускники её в четвёртый класс переходили в
среднюю школу, которая тоже находилась в центре, как и моя восьмилетняя. Просто она была не слишком большой, не вмещала начальные классы.
Обычно Света приходила из школы раньше меня. Это и понятно: она училась во втором, а я в шестом классе. Но в этот день, когда я пришла домой, её всё ещё не было. Я провела расследование. Никаких следов её пребывания не нашла. Всё так же висел на вешалке её фланелевый халатик, зелёный, с мелкими красными цветочками, и так же одиноко стояли маленькие красные тапочки в углу. Суп в кастрюле на печке тоже
был не тронут.
Зимой темнеет рано. Будильник показывал полпятого, за окнами начинало сереть. Я решила не обедать без сестры и села делать уроки, но мысли одолевали беспокойные. Куда она могла деться? Сразу вспомнились страшные рассказы о том, как воруют детей. Это случалось редко, но запоминалось надолго. Тем более что детей почти никогда не находили. Вот уже пять часов. Я с тревогой выглядываю в окно: никого. Ровно в шесть пятнадцать приходит с работы мама. И что я ей скажу? Да она с ума сойдёт! Нет, надо отправляться на поиски.
Я оделась, так и не пообедав, – разве суп полезет в горло, когда такое случилось? На всякий случай зашла к соседям, которые жили в нашем двухквартирном доме с другой стороны. Дома оказалась Лена. Она учила уроки.
– Лен, а наша Света к вам не заходила? – с надеждой спросила я,
хотя было понятно, что нет, – у соседского порога не было Светкиных валенок.
– Нет, а что случилось? – заволновалась Лена.
– Она до сих пор не пришла из школы. Ладно, я побегу в сторону школы, может, как раз её встречу.
Я выскочила на крыльцо и побежала вдоль улицы. Идти холодно, начиналась метель, ветер сыпал в лицо колючий мелкий снег, распахивал полы пальто. Уже почти совсем стемнело. Встречные машины слепили светом фар. Я шла по самому краю дороги – на этом участке улицы никогда не было тротуаров. На перекрёстке Сухановской и нашей
Ленинской я встала столбом. Куда идти? К Светкиной школе можно было дойти двумя путями: свернуть направо на Сухановскую, пройти один квартал, повернуть налево и дальше идти прямо по улице Набережной до самой школы. Это более короткий
путь. Был и второй: прямо вдоль улицы Ленинской, потом свернуть вправо на Шмаковскую, откуда совсем чуть-чуть пройти вперёд, перейти улицу Набережную – и я у цели. Какой же дорогой может пойти Светка? Как мне с ней не разминуться? Если рассуждать здраво, она должна двигаться более коротким путём. Но как раз неподалёку от поворота на Шмаковскую живёт её подружка. Значит, она преспокойно
может идти вместе с ней, а потом домой. А может, она зашла к этой подружке и заигралась, а я уже испереживалась?
Я решительно направилась дальше по Ленинской, дошла до автохозяйства, где работал папа. Вот было бы здорово, если бы оттуда выехал сейчас его автобус! Мы с ним вместе живо бы объехали все места, где Светка может быть, и нашли бы её в два счёта. Но ни один автобус не выехал из промёрзших металлических ворот, пока я шла. Значит, папа в рейсе и приедет поздно. И ужаснётся, что его дочь пропала. Это кошмар какой-то. Больше всего меня настораживало то, что такое поведение было вовсе не похоже на мою послушную и благоразумную сестру. Родители всегда её хвалят и ставят мне в пример. И вот ты посмотри, что она отчебучила! А если с ней что-то
случилось? А я иду и ругаю её на чём свет стоит!
Дом, в котором жила подружка Светы, находился через дорогу от автоколонны. С дороги к нему вёл длинный мостик, идти по которому без привычки было страшновато – внизу притаился глубокий овраг, он замаскировался огромными барханами снега, но всё равно с первого взгляда понятно, что очень глубокий. Овраг начинался там, где улицы Набережная и Ленинская соединялись в одну, и тянулся вдоль Ленинской до самого нашего дома. Только у нас глубина его не больше метра, а здесь – метров пять, наверное. По нашим двум сбитым доскам пройти – раз плюнуть, а с этого мостика и смотреть вниз боязно.
Я осторожно поставила ногу на край мостика. Промёрзшие доски с налипшим снегом заскрипели. Второй шаг – доска чуть прогнулась под ногой. Видно, что мост крепкий. Люди же живут здесь, значит, постоянно по нему ходят. Но звуки промёрзшего дерева пугали меня. Я схватилась одной рукой за перила, зажмурилась, чтобы не видеть под собой пугающую яму оврага, и пробежала по мосту до самого конца. Перед калиткой я отдышалась, взялась за покрытую инеем её ручку, но моментально отпрянула назад – во дворе загремела цепь, огромных размеров овчарка кинулась к калитке и, опершись о неё передними лапами, хрипло залаяла.
– Ой, – я попятилась, отступила на несколько шагов и ткнулась спиной в перила мостика.
Я в ловушке! Мало того, что сестру не нашла, так теперь ещё и обратно страшно идти, и во двор не попасть. Я постояла немного в нерешительности. Что делать? Если уйти обратно, я так и не узнаю, зашла ли Светка к подружке, и что я тогда скажу маме, когда она придёт?
Я смотрела на дом, где горели жёлтым светом окна. Ведь должен же кто-то услышать, что собака громко лает? Неужели никто не выйдет?
В следующую минуту я увидела, как открылась дверь на веранде и с крыльца спустилась бабушка Светкиной одноклассницы в накинутом на плечи пуховом платке. Она пошла по направлению к калитке и остановилась, удерживая собаку за ошейник.
– Кто там? – спросила она вглядываясь в темноту.
– Здравствуйте, – вежливо сказала я. – Хочу узнать про свою
сестру. Она к вам не заходила?
– Нет, не заходила. А что случилось? – тревожно спросила старушка.
– Её до сих пор из школы нет. А ваша Лена дома?
– Давно дома, – удивлённо сказала бабушка. – Ты подожди немного, я
сейчас у неё разузнаю.
Мелкими шажками, чтобы не поскользнуться, она засеменила к дому. Хлопнула одна дверь, потом вторая. Я ждала. Вскоре старушка вернулась.
– Лена говорит, что после уроков девчонки собирались идти к
каким-то мальчикам из их класса. Что-то эти ребята набедокурили в школе, точно не поняла. Так вот девочки собрались жаловаться их родителям. Наша бы тоже пошла, да её отец забрал пораньше, в поликлинику возил.
– Спасибо, – прокричала я и бегом ринулась по мостику к дороге.
Хорошо, что наступила хоть какая-то ясность. Сейчас надо добежать до школы, может быть, там что-то удастся узнать. Всю дорогу я мчалась по тёмной улице с редко стоящими фонарями. От бега спина взмокла, руки, наоборот, превратились в ледышки, потому что я впопыхах забыла дома варежки, а бежать, засунув руки в карманы, неудобно.
В школьном дворе калитка была распахнута и застряла в плотном сугробе. Горело несколько фонарей на столбах, и в их жёлтом свете вились снежинки. Я поднялась на крыльцо, навстречу мне вышел сторож – старик в овчинном тулупе и сдвинутой набок облезлой кроличьей шапке-ушанке. Его слова меня расстроили.
– Кого ты ищешь, девочка? Все давно разошлись!
Исчезла последняя надежда узнать хоть что-то о сестре. Я опустила голову, я же взрослая, мне стыдно плакать, как маленькой, но слёзы уже были готовы пролиться на клетчатый мохеровый шарф, завязанный поверх пальто.
– Не расстраивайся, – сказал старик, – зайди, поговорим. Что на морозе-то стоять.
Я прошла следом за ним в плохо освещённый школьный вестибюль.
– Скажите, а учительница Мария Михайловна тоже ушла? – спросила я
с тайной надеждой.
– Говорю же: все разошлись, пустая школа, – вздохнул старик. –
Мария Михайловна тетради проверяла, долго сидела. Полчаса как ушла.
– Понятно, – я повернулась, чтобы уйти и услышала, как по ту
сторону двери заскрипели ступеньки.
– Идёт кто-то, – старик посмотрел на дверь, из-за которой тут же
появилась женщина в пушистой песцовой шапке и приталенном зелёном пальто с таким же мехом на воротнике.
Тяжело дыша, она поздоровалась и спросила:
– Учительница наша здесь? Мария Михайловна?
– О-хо-хо, – усмехнулся сторож, – сегодня все ищут Марию Михайловну.
Ушла она. Уже полчаса как ушла. А что такое?
– Дочка моя пропала. Из школы не вернулась. Муж хотел в милицию, а
я говорю: «Давай сначала в школу». Вот, приехали… А толку-то!
– Учительница здесь недалеко живёт, – сказал сторож. – Вы у неё
можете спросить. А я ничего не знаю.
Мы с мамой девочки вышли на крыльцо и увидели в школьном дворе не
только мужа этой женщины, но и других родителей, которых уже собралось человек десять. Они стояли стайкой и тревожно переговаривались. Женщины предлагали звонить в милицию, мужчины – объехать все окрестные улицы. Мы с мамой девочки в зелёном пальто подошли ближе, и она обратилась к полному мужчине в норковой шапке, по-видимому, своему мужу:
– Коля, давай сейчас к Марье Михайловне проедем, а уж потом в милицию. Надо спросить, что она знает. Ждите! – Добавила женщина в зелёном пальто, обернувшись ко всем присутствующим.
И они быстро пошли к красному «Москвичу», который с работающим
двигателем стоял на обочине. Через минуту одна за другой хлопнули дверки и машина, развернувшись, помчалась по Набережной. Остальные тревожно смотрели ей вслед.
Родители наперебой строили предположения, куда могли подеваться
девчонки.
– Странно всё это, – говорила женщина в потёртой искусственной
шубе и пуховом платке, под которым топорщились бигуди. – Понятно было бы, если бы одна девочка пропала. А тут восемь.
– И не говорите, – отозвалась другая, в каракулевой шубе и шапке
из соболя. – Похоже, они что-то спланировали. Но что?
– А знаете, – наконец осмелилась я вставить слово, – бабушка Лены расспросила её (я к ним заходила, искала сестру) и сказала, что девочки собирались идти к каким-то мальчикам из их класса. Что-то эти ребята набедокурили в школе. Так вот девочки собирались жаловаться их родителям.
Все родители обернулись в мою сторону и посмотрели как на
сумасшедшую, а женщина, у которой бигуди торчали из-под пухового платка, закричала:
– Девочка! Что же ты молчала! Мы уже места себе не находим, а ты
знаешь и молчишь! Ну и ну!
– Да я больше ничего не знаю, – сказала я и сжала замёрзшие кулаки
в карманах пальто.
– Но всё-таки! Хоть что-то знаешь! И молчала! – женщина пуховом
платке обернулась на улицу, освещённую редко стоящими фонарями. – Бывают же такие бестолковые девочки! И машины не видно! Вот где они?
Тон её был скандальный, как будто я виновата в том, что пропали
девочки и что красный «Москвич», отправившийся на поиски учительницы Марьи Михайловны, до сих пор не вернулся.
За меня вступился чей-то папа. Он был одет в синюю телогрейку,
стёганые ватные штаны и сдвинутую на затылок облезлую кроличью шапку. Видимо, прибежал в школу, не успев переодеться после работы, – к одежде во многих местах прилипли опилки.
– Ну, что Вы напустились на девчонку? Она так же переживает за
сестрёнку, как и Вы за своего ребёнка.
Он оглядел деревья, на которых было развешано множество кормушек,
и тихо сказал, как бы сам себе:
– Как Ира радовалась, что я сделал целых две кормушки! Летела в
школу как на крыльях. Ну что могло случиться?
И все присутствующие, как один, подняли головы, разглядывая
кормушки, на которые продолжал сыпаться снег. И никто из нас, в неизвестности стоящих под фонарём на заснеженном школьном дворе, не знал, насколько близко в этот момент мы были к разгадке тайны исчезновения девочек.
***
Неделю назад учительница Мария Михайловна после уроков провела
классный час. Написала на классной доске цветными мелками: «Помоги птицам зимой!» и стала рассказывать, как трудно маленьким пичужкам зимой искать корм, как почти невозможно им выжить, если люди их не подкармливают.
Дети с радостью решили помочь птицам, и каждый ребёнок в тот же
вечер озадачил своих пап или дедушек: нужно сделать кормушку! Папы и дедушки принялись за дело. И вот уже после выходных дети принесли в школу кормушки самых разнообразных моделей: сложные конструкции с крышами и совсем простые, из гладкого листа фанеры с бортиками по краям. Одна девочка даже принесла двухэтажную кормушку, чем
привлекла внимание всех одноклассников. На эту удивительную кормушку сбегались поглазеть и ребята из соседних классов.
После уроков Светкины одноклассники вместе с Марией Михайловной
высыпали во двор, и вскоре все кормушки были развешаны по деревьям. Теперь пришёл черёд самого главного: какой толк от красивых кормушек, если они висят пустые? Мальчишки принесли из класса коробку, полную кулёчков, свёрнутых из газетной бумаги. Внутри были крупы и семечки. Ребята насыпали корм и стали ждать, когда же прилетят птицы. Но те боялись подлетать к кормушкам – уж очень громко кричали их «кормильцы». Тогда Мария Михайловна сказала:
– Дети, птицам нужно привыкнуть к кормушкам. Сейчас побежали в
класс, вы возьмёте портфели и пойдёте домой. Надо дать птицам время освоиться. А завтра, когда они привыкнут, что появилось место, где их кормят, мы за ними понаблюдаем.
Следующий день был морозным и солнечным. После второго урока, на
большой перемене, почти все ребята оделись и вместе с учительницей отправились подсыпать корм в кормушки. В классе остались двое мальчиков, Сёма и Витя, которые не принесли ни корм для птиц, ни кормушек.
Оказалось, что птицы почти всё насыпанное вчера склевали.
– Значит, им понравились наши кормушки, – закричали дети. – Ура!
И каждый побежал к своей кормушке, чтобы добавить корм. Пришлось
варежками стряхивать снег, а потом в очищенную кормушку насыпать зёрнышки, крошки хлеба или семечки. Особенно старались девочки: насыпали корм аккуратно, разравнивали по всей поверхности кормушки – чтобы больше птиц уместилось и всем хватило еды.
Когда обмели большим берёзовым веником на крыльце валенки от снега
и вернулись в класс, то увидели, что Сёмы и Вити там нет.
– Где же они? – удивилась Мария Михайловна. – Уже скоро прозвенит
звонок на урок!
Действительно, вскоре заливисто прозвенел колокольчик в коридоре
школы, и уборщица тётя Даша вышла на крыльцо, чтобы и там её услышали мальчишки, которые любили на переменах играть в снежки.
Одноклассники моей Светы уже расселись за парты и раскрыли
учебники чтения, только два места пустовали – Сёмино и Витино.
И вдруг Света, сидящая у окна, повернула голову и увидела, как
Сёма с Витей торопливо выгребают из кормушки семечки и рассовывают их по карманам. Потом они обошли другие кормушки – искали те, в которых семечки.
– Ой, – тихонько сказала Света и огляделась по сторонам, чтобы
понять, видит ли кто-то ещё, кроме неё, это безобразие.
Тогда были очень модными имена Светлана и Елена. В классе у Светы
было восемь Свет и семь Лен. Одна из этих Лен, бойкая и подвижная, которая занималась спортом и не боялась даже мальчишечьих кулаков, тоже внимательно следила за тем, что происходит у кормушек.
– Девочки, куда вы там всё смотрите? – спросила Мария Михайловна.
Света и Лена переглянулись и стали смотреть в учебники. Вскоре
открылась дверь и в класс вошли опоздавшие Сёма и Витя, раскрасневшиеся от мороза, они тяжело дышали и хитро переглядывались. Мария Михайловна подождала, когда они рассядутся и, когда наступила тишина, продолжила урок. Лена-спортсменка втихаря показала кулак Сёмке, который сидел за последней партой, а тот в ответ скорчил рожу.
После уроков мальчишки быстро убежали домой, а девочки, которым Света и Лена рассказали об их проделке, остались. Они долго совещались в коридоре, говорить Марии Михайловне или нет, а потом решили проучить негодников самостоятельно.
Всего девчонок набралось восемь. Они оделись и вышли во двор, где
долго обсуждали проделку одноклассников.
– Мы не для этого семечки приносили, чтобы их Сёмка с Витькой из
кормушек забрали!
– Какие же бессовестные!
– Ага, сами даже кормушки не принесли, а чужое берут!
– Девочки, вы только представьте, сколько птиц могло съесть эти
семечки!
– А теперь птицы остались голодные!
– Ну, так что будем делать? Давайте придумаем, как их проучить! –
предложила Лена-спортсменка.
– А давайте сходим к ним домой и расскажем их родителям, что они
вытворяют! – воскликнула девочка Валя, и её рыжие косички, выпущенные поверх пальто, задрожали от негодования.
– А давайте! – ответили остальные, и ватага галдящих девчонок
выкатилась со школьного двора.
На перекрёстке остановились в раздумьях. Куда идти? Адреса
мальчишек никто не знал. Представление, в какую сторону идти, было очень приблизительное.
Долго шли по обочине улицы, чуть ли не по колено увязая в снегу. Тротуара нет, а по обочине идти опасно – навстречу едут грузовики, легковые машины, и даже один лесовоз встретился – огромный, под завязку гружённый толстыми замшелыми брёвнами. И хотя они были скреплены металлическими цепями в двух местах, девчонкам казалось, что крепление вот-вот порвётся, и брёвна раскатятся по всей дороге.
– Надо у людей спрашивать, – сказала Валя с рыжими косичками. –
Пойдёмте. Вон старушка идёт, сейчас у неё спросим.
Старушка рассказала, что мальчик Сёма живёт на её улице.
– Пойдёмте, я покажу их дом. Только дома вы его вряд ли застанете.
У него отец снова пьянствует. Сёмка в такие дни из школы домой не идёт, по друзьям бродит, – добавила старушка.
Девочки переглянулись, но продолжили путь.
У калитки Сёмкиного дома остановились. Начинало темнеть. В доме
горел свет, калитка была раскрыта настежь, но войти во двор девчонки побоялись – а вдруг собака выскочит? Старушка жили по соседству, она уже дошла до своей калитки и, увидев, что школьницы остановились, крикнула:
– Девчата, не бойтесь, собаки нет у них. Самим жрать нечего.
– Ну, что, пошли? – скомандовала Лена-спортсменка и первая оказалась
во дворе.
Девчонки поспешили за ней. Они прошли мимо старенькой летней кухни
по нерасчищенной дорожке к дому. Уличная дверь была не заперта.
– Девочки, вы замёрзли? – спросила Света. – Я очень замёрзла.
– Эй, давай не ныть! Решили – значит решили! Нам ещё Витькин дом
искать! Или ты хочешь от коллектива отбиться? Ты же не предатель?!
Остальные девочки промолчали, но их красным щекам Света поняла,
что замёрзли они ничуть не меньше. «Но терпят! – подумала Света. – Значит, и мне надо терпеть!».
Зашли на маленькую веранду, где в беспорядке валялись пустые
бутылки, старые газеты и какое-то рваное тряпьё. Лена-спортсменка глубоко вдохнула, поморщилась и постучала. Сначала никто не ответил. Она постучала второй раз. В доме послышались шаги, дверь открылась. На пороге стоял мужчина в спортивных штанах и измятой клетчатой рубашке. Он покачнулся и, сдвинув брови, стал рассматривать гостей, пытаясь понять, кто и зачем его потревожил.
– Вы кто такие? – хрипло спросил он. – Сёмки нет дома. Гуляет он.
– Можно мы зайдём? – спросила рыжеволосая Валя.
– Зайдите, – мужчина отступил, освобождая им проход.
Когда зашли, Света заметила на столе недопитую бутылку водки и тарелку с надкусанным куском чёрного хлеба и крупно порезанной селёдкой. Печка не топилась, хотя в доме было прохладно. Девочки остановились у порога и переглянулись. Начала говорить Валя:
– Мы пришли сказать, что Ваш сын в школе сделал очень плохое дело.
– Что? – Сёмкин отец склонился над маленькой Валей. – Какое такое
дело?
– Он вместе с Витей украл семечки.
– Украл? Вот я ему, покажу, пусть только явится! Назовите мне
человека, у кого он украл. У тебя? У тебя? – и он стал поворачиваться
поочерёдно ко всем девочкам, дыша на них перегаром.
– Нет, – сказала Лена-спортсменка. – Он не у нас украл, а у птиц.
– Что-о-о? – взревел мужчина. – Да вы что, смеётесь надо мной? У
птиц! Как это: у птиц? А ну марш отсюда, чтоб духу вашего здесь не было. Жалобщицы! У птиц, надо же…
Девчонки выпорхнули в коридор, помчались к калитке, а вслед им
неслись ругательства. За калиткой они отдышались и остановились, не зная, куда идти дальше.
– Только зря сходили, – сказала Валя.
– Так что? Не пойдём Витькин дом искать? – спросила
Лена-спортсменка. – Эх, если бы я знала… Только зря тренировку пропустила. Очень хотелось этих паразитов проучить.
– Девочки, а вон в том доме наша Мария Михайловна живёт, – сказала
девочка Ира и показала на дом через дорогу.
Все одновременно повернулись туда, куда указывала Ира, и вдруг
увидели свою учительницу. Она набирала дрова из поленницы.
– Мария Михайловна! – закричали девчонки! Это мы!
– Это что за дела такие? – спросила Мария Михайловна почему-то
совсем не радостным голосом. – Вы почему одни бродите? Вы же давно должны дома быть!
Она бросила дрова в снег и выбежала со двора.
– Это какой-то кошмар! – всплеснула она руками. – Замёрзшие, как
цуцыки, все. Вы ж заболеете! А родители? Уже, наверное, обыскались вас?
– Пойдёмте ко мне, немного обогреетесь и расскажете, – и она пошла
вперёд, за ней поспешили девочки.
В доме топилась печка, было тепло и пахло жареной картошкой.
– Я ужин готовлю, надо дров в печку подкинуть, вот и вышла на
улицу. А если б я не вышла, вы бы так и шлялись? Ну, рассказывайте, куда шли…
***
Обо всём этом я узнала сначала от Марии Михайловны, которая
привела девочек в школу, а потом от Светки. Наша мама до школы не успела добежать. Она встретилась нам со Светкой на полпути к дому.
– Дома поговорим, – строго сказала мама и больше за всю дорогу не
вымолвила ни слова.
Света весь путь проделала с низко опущенной головой. Ей не
позавидуешь. Сейчас дома будет взбучка, а завтра ещё и в школе Мария Михайловна отругает.
Мама считает, что человека нельзя ругать, когда он голодный. Поэтому
разговор отложился. После ужина мама села на диван в комнате и подозвала к себе Свету.
– Рассказывай всё по порядку.
И Света стала рассказывать и про классный час о птицах, и про кормушки, и про семечки, и про Сёмку с Витькой.
– Значит, вы хотели наказать мальчишек? – спросила мама. – Пошли
искать справедливости?
Света кивнула.
– А то, что мы будем беспокоиться, тебе не пришло в голову? –
грозно спросила мама. – Ишь, защитницы справедливости какие!
Светка пустила слезу. И тут вернулся с работы папа.
– Полюбуйся на нашего идеального ребёнка, – сказала мама и вкратце
передала ему историю Светкиных похождений.
– Понятно. А может, эти мальчики просто есть хотели? – спросил
папа. – Может, они не из вредности так сделали?
– Я не знаю, – растерянно проговорила Света.
Мама ушла на кухню кормить ужином папу, а мы сидели в комнате на
диване и шептались.
– Знаешь, у этого Сёмки дома никакой едой не пахнет, – сказала
Светка. – Валя сказала, что у него и мама вместе с папой пьёт. Может, он и правда голодный был, а мы жаловаться пошли.
Мы сели за уроки. А наутро Света насыпала семечек в оба кармана
пальто. Я увидела, но не спросила, зачем так много. Она посмотрела на меня и улыбнулась.