Восемнадцатым летом

Наталья Коноваленко
                фото автора из личного архива
         В наши дни, благодаря Интернету, люди имеют необозримые возможности общения, в результате чего  очень многие тяготеют примкнуть к какому-нибудь сообществу в виртуальном мире.  Неважно даже, что это за группа: любителей спорта или эстрады, литературы или кулинарии, ценителей истории или народных традиций, имеет ли это отношение к родному краю или чужому, с иной культурой.
         А ведь совсем немного времени, на первый взгляд,  прошло с тех пор, когда телефонная будка на улице являлась признаком цивилизации, а письма сочинялись на бумаге и отправлялись адресату через почтовые отделения.  И в обществе прослеживались практически обязательные для всех три реально объединяющие ступени развития: октябрята, пионеры, комсомольцы. Существовала ещё четвёртая ступень, но не для всех.

       В тот период я поднялась как раз на третью ступеньку и была энергичной  и симпатичной особой того самого распрекрасного возраста, о котором исчерпывающе метко написал великолепный Пушкин:

«…А девушке в семнадцать лет
Какая шапка не пристанет…»

      Летом мне предстояло пройти обязательную педагогическую практику. Я хотела получить направление в пионерский лагерь где-нибудь на черноморском берегу, но на первый поток меня не взяли, потому что до совершеннолетия недоставало целых двух недель. До июля предложили подготовить себя к ответственной работе с детьми в одном из дворов древнего города  Азова, организовав по определённому адресу детскую игровую площадку.
         Это называлось добровольной работой на общественных началах, но к концу сезона я, тем не менее, обязана была предоставить дневник ежедневных записей с отчётом о проведённых мероприятиях, конкретный список охваченных моей творческой деятельностью детей, и ещё что-то, теперь не вспомнить точно. Возможно, подтверждение из ЖЭКа или характеристику от домоуправа, была тогда и такая должность.
        Я знала наизусть изрядное количество загадок, речёвок, девизов, стихов, детских игр, исторических фактов пионерского движения  и ещё много чего, что было записано моим мелким почерком в толстой общей тетради с ёмким названием «Пока идёт дождь», а также в нескольких тетрадках обычных.

         Выделенный мне двор оказался довольно просторным, со стандартным набором в виде турника, песочницы, качелей и удобной беседки с лавочками.  Это  богатство окружали три дома: две пятиэтажки и один  девятиэтажный, довольно солидный с виду.
         Вооружившись блокнотом, я обошла их все, звоня в каждую дверь, обращаясь с одним и тем же вопросом, есть ли у них дети от восьми до четырнадцати лет и хотят ли родители записать своих чад в члены дворовой площадки, которую я организовываю.
       Кто-то тут же радостно соглашался, кто-то сомневался, кто-то отказывался. Одни дети были ещё малы, другие уже мои ровесники, но к концу этого обхода у меня появился список человек на двадцать пять-тридцать, желающих посещать площадку.
       Пользуясь своими способностями к рисованию, я составила на листе ватмана красочный план примерных мероприятий, обозначила время работы с 9.00 до 16.00 и объявление на сбор.
       Всё было прикреплено на видном месте, и следующим утром я решила прийти на час раньше, чтобы ещё раз отрепетировать свой монолог.
       Каково же было моё удивление, когда вокруг беседки я увидела поджидающую меня внушительных размеров разновозрастную толпу, которая ещё пополнялась за счёт вновь подходящих, включая старичков и старушек.
       К семнадцати годам я уже преодолела чувство робости перед аудиторией со слушателями, поэтому не растерялась, назвала себя и объяснила цель занятий.   
      Собравшиеся почтительно выслушали мою решительную речь, взрослые одобрительно покивали головами, дети придвинулись поближе – и работа, что называется, закипела.

        Это было очень интересное времяпровождение, которое при воспоминании  вызывает  неизменную улыбку.
        Я приходила всегда немного пораньше, и меня с нетерпением ждали человек восемь-двенадцать «жаворонков». К десяти часам подтягивались ещё столько же «сов», потому что в одиннадцать они могли уже не застать нас во дворе.
        До сих пор поражаюсь, как быстро родители поверили в мою надёжность.
       Я водила своих подопечных всюду: в кино, в парк, в рощу. Тогда можно было ещё жечь костры и печь картошку. Мы спускались  на пляж, хотя сама я плавала посредственно,  но они слушались меня и  никогда не заплывали дальше установленного шеста. Частенько мы поднимались на поросший густой травой, но всё ещё высокий Турецкий вал, где постоянно дул ветер, и откуда открывался восхитительный вид на город, реку Азовку с подвесным мостом и широкие поля вдали.
        Однажды я  договорилась с администрацией рыбозавода и привела  к ним детей на экскурсию. Хладокомбинат представлял собой длинный ангар – холодильник. Рабочие ходили по территории  в толстых перчатках, ватниках-фуфайках и резиновых сапогах, а мы все были в летней одежде, поэтому зябко поводили плечами и прыгали, пока нам рассказывали и показывали, в чём заключается их труд. Когда детям предложили взять по рыбине, все отказались, потому что нести в руках холодного минтая никто не захотел. 
      Выскочив на солнечный асфальт, все радостно стали носиться друг за другом. Бригадир искренне восхищался, как я справляюсь с таким беспокойным народом и  в благодарность за то, что прививаю  им интерес к труду, угостил меня двумя внушительными рыбинами, завернув их в плотную обёрточную бумагу.
Вечером я зажарила рыбу, и в нашей девичьей комнате общежития был замечательный  рыбный ужин.
      Ещё мы с детьми ездили в Ростовский зоопарк, на электричке, причём, после того, как я добилась разрешения у начальника вокзала, потому что был какой-то карантин, вызванный то ли вспышкой  ящера, то ли туляремии.
       В зоопарке один из мальчишек решил сделать мне подарок и, когда я отвернулась в очередной раз пересчитать группу, он перелез через забор вольера и подобрал среди камней замеченную ребятами длинную иглу дикобраза, пока хозяин иглы отвлёкся на что-то в углу.  Я ужаснулась и строго-настрого  наказала храбрецам не повторять подобные выходки, но иголку хранила потом очень долго, более десяти лет. Она потерялась в связи с частыми переездами, когда я вышла замуж.

     Взаимоотношения с ребятами установились тёплые и дружеские. Поскольку путешествия за территорию двора были регулярными, а среди родителей встречались и осторожные, постоянный состав моей «свиты» колебался  от четырнадцати до восемнадцати человек, в основном, мальчишек. Во дворе список увеличивался за счёт домоседов, девочек и младших школьников ещё человек на семь-десять. Мне приходилось крутиться, как той самой белке, что в колесе, чтобы всем было интересно.
     Оставаясь во дворе, мы играли, проводили конкурсы рисунков на бумаге или асфальте, делали поделки  из пластилина, оригами – благо, я легко могла руководить этими художественными направлениями. Рисовать в детстве любят практически все, поэтому малыши буквально кидались ко мне с объятиями, не скрывая привязанности, а родители выражали симпатию, время от времени стараясь угостить меня  чем-то вкусненьким, фруктами или домашней выпечкой.
     У меня появились поклонники, ребята- ровесники и те, кто постарше. Они приходили посмотреть, чем мы занимаемся, и потом приглашали в кино или на дискотеку. Я ко всем относилась ровно и доброжелательно, никого не выделяя, потому что понимала, что авторитет ломать гораздо легче, чем строить, а восстанавливать утраченное доверие вообще сложно.  Ещё я знала, что детские сердца способны ревновать, а от этого могут возникать нежелательные сюрпризы.
     В итоге из взрослых ребят остался один, старше меня  на четыре года. Он готов был приглашать всех нас домой, чтобы послушать популярную тогда музыку, хорошо играл на гитаре и пел, старался помогать нам, и подопечные приняли его в нашу команду.

      Четырнадцатого июня ребята предложили сводить их в универмаг, потому что один из мальчиков хотел подобрать подарок для сестры - ему  нужен был совет.
      Я легко согласилась, мы отправились на прогулку, решив потом отдохнуть на берегу реки Азовки, к которой от площади возле универмага вела широкая лестница вниз.
       В магазине все направились в отдел сумок. Я выяснила, что именинница  – человек активный и присмотрела для неё сумку-рюкзак бордового цвета, очень функциональную и лёгкую, сказав, что сумка девушке обязательно понравится, потому что я бы, например, такую носила с удовольствием.
      Ребята пошли к кассе, а я осталась проверять в сумке замочки и кнопки. Вернулся с чеком  один, который попросил меня отдать чек продавщице, объяснив, что стесняется.  Я удивилась его внезапной робости, выполнила просьбу, но, оглянувшись, увидела, что мальчишки рядом нет, а вся моя группа  столпилась у выхода и смотрит в мою сторону.
      Я ещё больше удивилась, подхватила рюкзачок и подошла к ребятам.
- Ты чего свою покупку-то оставил? – обратилась я к хозяину рюкзачка.
-  А я ничего не покупал, - ответил он, пряча руки за спину.
- А чей тогда этот рюкзак?
- Твой, - весело ответили довольные мальчишки.
- Что за розыгрыш? – возмутилась я.
- Это мы тебя с днём рождения поздравили, - пояснил мнимый «брат».
- Мальчики, это же дорого! На такие деньги можно слетать в Москву! Что скажут ваши родители? Не возьму!
 Я решительно поставила сумку на пол.
  И тут мои мальчишки молча повернулись к двери и стали выходить на улицу.
- Мы хотели тебя порадовать, - разочарованно сказал один из них, - а родители в курсе. Ещё и на мороженое осталось…
  Я схватила рюкзак и выскочила следом, понимая, что либо я принимаю неожиданный подарок, либо теряю друзей. Я оставила то и другое, накупила сладостей и встретила своё совершеннолетие с ощущением счастья.

    Окончание работы площадки решили отметить особенным мероприятием, например, дальним походом, причём, с ночёвкой.
      Я готовилась тщательно и ответственно. В пункте проката, были в те времена и такие, мне выдали две палатки. Я купила спички, консервы, походную аптечку,  распределила по списку, кто берёт картошку, огурцы, яблоки, сколько штук. Проверила наличие у каждого хлеба, воды, посуды, салфеток, тёплых вещей, панамок, удобной обуви. Кто-то ещё взял  фонарики, кто-то ведро, кто-то сахар.
     Маршрут начинался на вокзале. Утром мы погрузились в автобус, конечная остановка которого была в далёком от города селе на берегу притока Дона.  Оттуда по узкой грунтовой дороге за огородами  мы добрели до рощи, сорвав по пути несколько стеблей укропа, зонтики которого возвышались над придорожной травой, и там, на полянке, поставили свои палатки. К реке вилась тропинка, дорога осталась в стороне, воздух благоухал какими-то целинными ароматами лугов и свежестью близкого водоёма.
      К обеду ребята наловили полное ведро рыбы: больше всего  бычков, несколько крупных карасей и с десяток краснопёрок, которых две девочки, взявшись мне помогать, разложили на листах лопухов.
        Я быстро почистила и выпотрошила эту рыбу, но когда приступила к бычкам, обнаружила внутри нечто извивающееся и противное.  Оказалось, что бычки заражены.  Ребята выплеснули их с водой, отойдя подальше от нашего лагеря. Уха  из карасей получилась прекрасная, аромат стоял на всю округу, а краснопёрок мы запекли в золе вместе с картошкой.
  Вечером мы сидели у костра и пели пионерские песни, благо, на уроках в школе тогда  их разучивали множество. Спать ребята разбрелись очень поздно, но я всю ночь бодрствовала, чтобы избежать возможных проблем. Со мной в карауле вызвались не спать ещё двое мальчишек, но к утру сон всё же сморил их.
    Домой возвратились  к вечеру, уставшие и очень довольные. По дороге зашли в пункт проката и сдали палатки. Впечатлений осталось много, и все – замечательные.
      Не знаю, помнят ли мальчишки этот поход, но я вспоминаю.
      Когда подошло время расставаться, я подумала о том, как хорошо, что до  поездки в пионерлагерь в моей жизни была эта площадка, общение с замечательными девчонками и мальчишками, древний город Азов с Турецким валом. Июньский опыт мне очень пригодился, потому что  в июле меня назначили пионервожатой в лагерь на побережье Черного моря, на второй поток в старшую группу,  а воспитателем в этой группе была женщина лет сорока пяти. Она посмотрела на меня и сказала:
- Давай договоримся: я отвечаю за девочек, потому что с ними труднее, а ты курируешь мальчиков, с ними проще.
    Не знаю, каково ей было с девочками, но мои ребята, которым было по 13 -14 лет, оказались большими непоседами и затейниками. Чтобы завоевать авторитет и не уронить его после, мне приходилось с ними заниматься волейболом и прочими
активными играми, бегать и карапкаться в гору, придумывать  разные весёлые соревнования. Пару раз мне выпала честь дипломатически утрясать конфликты, но в целом у нас сложилась дружная мальчишеская команда. Многие ребята после лагеря присылали мне письма, фотографии, и я всегда отвечала им.   
   Наградой  за этот труд мне также послужил большой пакет кизила, за которым  они уговорили меня сходить накануне отъезда, а потом дружно ссыпали всё в общую кучу и сказали, что это для меня.
   Когда я привезла ягоды домой, мама ахнула, потому что в наших краях кизил не рос, а на рынках был большой редкостью и стоил дорого. Всю зиму чудесное кизиловое варенье  напоминало мне моё  необычное восемнадцатое лето, море и то, как я была пионервожатой.
                Наталья Коноваленко