Дед Прокопий сидел на завалинке и щурился на яркое апрельское солнце. Это время года никого не могло оставить равнодушным, вместе с природой пробуждались и новые надежды и смутные еще не до конца осознанные желания. Как будто сама душа просыпалась от долгой зимней спячки, щемящей болью отзывалась где-то в груди и просилась из плена наружу.
Прокопий, был из бывших лесничих, когда стаж отработал, подался поближе к людям. Только душа избалованная бескрайними лесами требовала простора, и поселился он возле леса на выселках, чуть ли не в версте от поселка. И избу он срубил соответствующую - высокий пятистенок, за деревьями не спрячешь. Жил бобылем, хоть и женщин одиноких было в поселке достаточно. Животных он любил, и они его завсегда примечали и в гости к нему на хутор наведывались: и белки, и зайцы, а то и лиса зайдет мышей половить. Все звери его за своего принимали и безрассудно доверяли...
Только скотину дед не держал, окромя приблудшего пса по кличке Пыж. А был Пыж адской помесью сенбернара и лайки, а может и еще кого. И обязанностей у него было не много: скрашивать одиночество, да дом сторожить. Славный был пес, умный, только была у него одна особенность, в отличие от хозяина - не мог он без женского пола обходиться, ну никак, хоть волком вой.
И выл. И на звезды и на луну... Пока Прокопий не сжалится и его с цепи не отпустит. Вот и сейчас, когда солнце пригрело, и снег с полей стал стремительно сходить, заскучалось Пыжу.
Дед не стал его томить, отстегнул карабин на ошейнике, да шлепнул ладошкой по заду, беги мол, все равно тебя не удержишь. Пыж постоял, посмотрел виновато на хозяина, носом в ладошку... лизнул...
- Иди, уж. Там, поди, тебя тоже ждут не дождутся.
Пыж, понял, что его отпускают, запрыгал, завертелся, через огород по снегу, через забор... И только когда на дорогу выбежал, перешел на рысь.
* * *
Вот только теперь Прокопий затосковал, и поговорить не с кем, хоть и животина - да родная душа. И в лес надолго не уйдешь - место бойкое, избу оставить не на кого. Вынес лопату из сарая, да стал снег разгребать - хоть какое-то занятие...
Проснулся дед рано утром, во сне ему лай послышался. И вроде как Пыж лаял. Прокопий его голос ни с кем не путает, потому как достался псу в наследство от сенбернара голос мощный и звучный. Привстал старик, сел на лежак, да слушает. И впрямь кто-то когтями по крыльцу клацает.
Выходит, вернулся Пыж с гулянки, да и то слишком скоро - еще ночь на дворе. И поесть-то с вечера ничего не готовил, а Пыж-то поди голодный пришел... Так причитая себе под нос, Прокопий встал, накинул телогрейку, да к двери - пса встречать. Открыл дверь, а на крыльце - пусто. Огляделся, за крыльцо заглянул - никого. Тут и снегу слегка за ночь нападало, да следов никаких, ни лисьих, ни беличьих. Подивился дед, да в избу вернулся. Только уснуть он уже не смог, себя корил, что от старости да одиночества у него уже галлюцинации начались. Надо ведь было, как дом поставил, жену найти - все не одному старость встречать. Хоть было бы с кем языки почесать, да поругаться...
Ворочался он, ворочался, оделся да пошел в поселок продуктами запастись, да надеялся там и Пыжа встретить. А напоследок в собачью миску каши с мясом навалил - вдруг Пыж объявиться.
* * *
В поселке лесника знали и уважали. Мужчины почтительно за руку здоровались, а женщины что в возрасте взглядом провожали, и почему-то разговор сразу на своих мужей переводили: что вот, опять ее благоверный напился, зараза, деньги пропил, да что крыльцо просело, ремонта давно ждет, а мужика и дома не бывает...
Завидовали, поди, старые сплетницы, что таким-то мужиком и ни одна баба не командует.
Походил Прокопий по поселку, с мужиками пообщался, про пса порасспрашивал - может, видел кто, продуктов купил да домой вернулся. А возле дома опять мистика - следов нет, а каша съедена.
Сколько бывший лесник не приглядывался, понять ничего не мог.
Вроде как вместо Пыжа его дух за избой присматривает.
Так прошел еще один день, и еще один. И каждый день слышал Прокопий лай своего пса, слышал звон собачьей миски, шаги и потрескивание наледи во дворе, а то и на крыльце под самой дверью. Но как только открывалась дверь, все смолкало. Что только не передумал лесник. Ну не может зверь из плоти и крови так быстро убежать. Может так и свели бы с ума Прокопия эти мысли, если бы на третий день не вернулся нагулявшийся Пыж, и все тут же вернулось к прежним устоям.
Прокопий уже стал забывать всю эту мистику, мало ли что могло послышаться от одиночества. Но в средине лета опять тоска наползла на пса, и тут уж Прокопий не на шутку заволновался. Но Пыжа все же отпустил - не удержишь, все равно сбежит. И ведь как в воду глядел, по утру услышал лай и звон собачьей миски. Перекрестился Прокопий, хоть и в церкви-то ни разу не был, взял топор в сенях и вышел. Подошел к конуре, миску осмотрел, все было съедено до последней крошки. И только возле миски на сырой после вчерашнего дождя земле отпечатались свежие вороньи следы.
Шлепнул, дед Прокопий себя ладонью по лбу и рассмеялся. Эка ведь напасть. Поднял он глаза на высокую ель, что за домом росла, а на самом верху этой ели, прячась в густых лапах, за ним наблюдала обыкновенная ворона.
Знал же Прокопий, что и вороны, и грачи, и прочие их сородичи очень искусно любым голосам подражают, но все равно провела чертова птица старого лесничего.
Теперь пока Пыж не вернулся, клал Прокопий по утрам в собачью миску куриных потрошков, уж больно ворОны их обожают. Да и пса больше на цепь не сажал. Убежит старый ловелас в поселок, так тут же ворона прилетает, пса-то подменить, да на случайных путников полаять, потому как сытое место пустым не бывает.