Золото, гл. 14

Альф Омегин
Глава четырнадцатая

Конец апреля 1911 года

     Василий Лаптев отправился в путь на рассвете. Пролив, казавшийся с острова весьма широким, оказался в ширину в половину версты – Василий считал свои шаги. Ступив на берег, он отметил отсутствие какой-либо растительности в прибрежной зоне и вспомнил рассказы «барина» о суровых зимних штормах. Видимо, ледяные валы с моря выбивали здесь все живое.

     В полусотне саженей от берега начинался лес. Места суровые, дикие. Василий поднял голову и увидел крутые склоны гор,  и ниже - долину какой-то реки, заваленную буреломом, камнями. Прямо перед ним могучей стеной стояла кедровая тайга, покрывавшая все видимое пространство.

     Помолившись, Василий вошел под сумрачные своды кедров, постоянно осматриваясь. Мох толстым слоем покрывал камни и упавшие деревья. Под кронами деревьев было сыро, прохладно. И ему сразу показалось, что попал он в мертвое царство - угрюмое, жуткое, где нет ничего живого. С изумлением взирал он на огромные кедры, уходящие в высоту на двадцать – двадцать пять саженей и имеющие толщину у земли не менее сажени. Пройдя по тайге не менее полутора верст, Василий оказался у небольшого таежного озера. Озеро было довольно глубокое – он попытался достать дно длинной сухой валежиной, но она провалилась вглубь и вынырнула поплавком. Гигантские кедры плотно окружили озеро и зеленой стеной подступали к самой воде. Небольшая колония бакланов гнездилась на берегу, видимо, пищи в озере для них было предостаточно. Гнездящиеся здесь же нырковые утки-гоголи спокойно, как маленькие пароходики, плавали вдоль берега, волнуя зеркальную поверхность воды.  Следы выдр встречали повсюду на берегу. К одной из них, сидящей на плоском камне у воды, Василий решил подойти. Выдра занималась собой, чистила мордочку, словом, прихорашивалась и не обращала на него никакого внимания. Василий медленно шел к зверьку, не делая  резких движений. Ему удалось подойти сажени на три-четыре, но выдра не проявила никакого волнения и продолжала заниматься собой. И когда оставалось до нее всего-то пяток шагов, она забеспокоилась, стала рассматривать человека черными бусинками глаз. Пришлось остановиться. Выдра успокоилась, и Василий снова двинулся к ней, и тут она мгновенно нырнула в воду, но почти сразу высунула мордочку из воды и, видимо, не усмотрев ничего угрожающего, вновь выскочила на камень, продолжая рассматривать человека. Подходить ближе Василий не стал; тихим голосом начал говорить выдре ласковые слова. Она слегка наклонила головку, шевельнула ушками и, немного послушав, бесшумно исчезла в воде…

     Василий пошел дальше. Вскоре на большой проплешине, явно рукотворной, увидел он ограду и какие-то постройки. Сердце его учащенно забилось, и он почти бегом устремился к людям. Но его ждало глубокое разочарование…

 Хутор оказался давно заброшенным.  Василий медленно обходил территорию, на которой стояла довольно просторная изба, добротно срубленная, покрытая колотыми кедровыми плахами. Он вошел в избу и увидел глинобитную русскую печь. На припечке в коробке лежало кресало, кремень и скрученный из сухого мха трут для растопки печи. Маленькие оконца были без стекол, да и откуда в этой глуши могло появиться стекло! Плотно закрывающаяся дверь крепилась на искусно сделанных деревянных шарнирах, и нигде ни единого гвоздя, ни единого предмета из железа, кроме кресала,  - только дерево. Из мебели, кроме широкой лежанки, стола и лавки, в избе ничего не было. Строганый пол был сложен из толстых кедровых плах. Под потолком висели пучки каких-то высохших трав.
Василий вышел из избы и продолжил свое исследование. Из подсобных строений на усадьбе имелся довольно просторный навес. Односкатная крыша и три стенки навеса были забраны колотыми кедровыми плахами. Под навесом было сухо и по таежным меркам довольно уютно. Под навесом Василий обнаружил разных размеров обувь в виде ичигов, изношенную и непригодную для носки. Вся обувь была из неплохо выделанной оленьей кожи. Здесь же хранилась разная хозяйственная утварь. Много бересты и заготовок для туесков, заготовки для чашек, ложек и другой посуды из кедра, старенькие лыжи, прялка и еще многое, что в другом месте и в другое время сошло бы для Василия за ненужный хлам, но не в нынешних условиях. Все было аккуратно уложено. На нескольких полках в берестяных коробках было понемногу семян ржи и ячменя и коробка с остатками сушеных ягод. Здесь же, под навесом была сложена аккуратная поленница из березовых дров и лежала толстая пачка березовой коры для розжига печи.

Саженях в десяти от избы на двух кедровых пнях со стесанной корой на высоте около сажени был сооружен небольшой амбар-лабаз, в котором Василий обнаружил немного черных, сухих лепешек, немного сушеных овощей, ягод, кедровых орехов и семена конопли.

Дальше, у ограды был расположен крытый загон для скота, стены которого были устроены из жердей, перевязанных лыком, и утеплены изнутри камышовыми матами. По следам на земле в загоне и около него Василий смог определить, что это были копытные животные, но таких широких, раздвоенных копыт он раньше никогда не видел, и предположил, что хуторяне содержали в качестве домашних животных оленей.

Осматривая усадьбу, Василий понял, что когда-то это был скит его братьев по вере - старообрядцев, которые по какой-то причине покинули его. Ибо только они могли жить в таких условиях, не имея ничего, кроме того, что удавалось добыть в тайге, в реке и на огороде. И никакого общения с миром на протяжении многих лет…

Василий воротился в избу и, усевшись за стол, перекусил взятым с собой в дорогу вяленым мясом. Вяло пережевывая пищу, он думал о том, что здесь, на хуторе можно жить, но вдруг придут его настоящие хозяева… Тогда придется уходить и вновь искать подходящее место для существования их островной артели.

Василий вышел из избы и поднял взгляд на пламенеющий над дальними кедрами закат. И тут - в этом таинственном месте, в окружении дремучей тайги и мире дикой природы, где когда-то жили люди, ничем не нарушая ритма природы, его охватило какое-то странное чувство. Ему вдруг почудилось, что кто-то видит и слышит его, внимательно наблюдает за ним… И Василий уяснил для себя раз и навсегда, что здесь, в тайге, прикасаясь к чему-либо непознанному, или делая что-то, нужно всегда контролировать себя и стараться не допустить ничего такого, что могло бы кого-то обидеть, кому-то причинить боль или вызвать неодобрение его действий. Здесь все нужно стараться делать аккуратно, спокойно и как можно меньше нарушать тишину. Ибо тайга – живое существо, такое же, как он сам. Василий вдруг твердо уверовал в то, что у тайги есть хозяин, который все видит и слышит, который оберегает тайгу и всех, кто находится в ней, и что гневить его ни в коем случае не следует…
     Василий заночевал в избе, а с зарею отправился в обратный путь.
     Выйдя на крыльцо и полной грудью вдохнув пьянящий воздух тайги, Василий осенил себя крестным знамением и не удержался…
     - Благодать-то какая, душу радует и жить-то легче! Ну, благослови, Господи! – произнес он и зашагал к выходу из усадьбы.
     Спускаясь вниз к берегу пролива, он несколько раз видел оленей - маралов, которые, не обращая на него никакого внимания, не спеша уходили с его тропы с гордо поднятой головой и скрывались в зарослях. В одном месте молодая лосиха с лосенком, увидев его, не стала особенно интересоваться человеком, а, поднимая каскады брызг, рысью перебежала мелкую протоку и исчезла в тайге, уводя свое чадо. Огромный медведь от неожиданности появления Василия из-за поворота реки рванул по каменистой косе и перед зарослями резко остановился, встал на дыбы, посмотрел в его сторону, рявкнул, и был таков.
     Звери здесь, в этих совершенно диких местах, абсолютно спокойно и без боязни относились к человеку. Следы их были повсюду. Но нигде Василий не встретил никаких следов человека. Ни старых, ни свежих. Тайга здесь по-прежнему оставалась первобытной…

Продолжение следует -