Сельская быль
Андрей служил сержантом на заставе.
В селе невеста Настя подрастала.
Взращенная на молоке и масле,
Была лицом, фигурою прекрасна.
С осиной талией, стройна,
Общительна, радушна и умна.
Грудь высока, роскошны бедра.
Свою красу осознавала гордо.
«Созрела девка для любви и родов,
Достойная, здоровая порода, —
Взирала Анна, почитай, свекровь. —
Кипит, гуляет молодая кровь.
Пойдут детишки: внуки, внучки.
Умеет все, поди, не белоручка.
Любое блюда запросто сготовит,
Свинью, гусей и кур накормит,
В хлеву Буренку вовремя подоит,
В дому, в саду, на огороде
Порядок обязательно наводит.
Опасный возраст, нужен глаз,
Чтоб девку не испортили подчас.
Бурлят гормоны, телу не прикажешь
И под любого недотепу ляжешь».
За Настей Анна бдительно следила
И отгоняла пацанов-дебилов,
Что норовили лихо поматросить
И, обрюхатив, девку бросить.
Бродили, как коты, возле сметаны,
Но опасались грозной Анны.
Оберегала от соблазнов Настю,
Чтоб с сыном испытала счастье.
И стала верной для него женой,
А для нее, как дочерью родной.
Была массивной и крутого нрава,
Не позволяла девушке забавы.
Родителей похлопотать заставил
Андрей, однажды сообщив с заставы:
«Два месяца до дембеля осталось.
Наверно, Настя ждать устала?
Дал слова ей, едва домой вернусь,
То сразу на красавице женюсь.
Готовьтесь к свадьбе пышной,
Чтоб не шептали, что мы нищи.
Честь не уронит пограничник.
Напитков и харчей побольше разных,
Ведь свадьба — светлый праздник».
«Да, предстоят немалые расходы,
Зато приятно продолжение рода, —
Волнуясь, размышляла Анна. —
Сыграем дома, к черту рестораны.
И пригласим односельчан-гостей,
Родню и множество друзей.
Закупим, водку и вино, и пиво,
Чтобы пристойно было и красиво.
Свой гармонист с баяном, с бубенцами
Частушки, песни запоем мы сами.
Под «градусом» станцуем, спляшем.
Где, когда не пропадало наше?
Авось, придут не с голыми руками,
С подарками и белыми цветами.
В селе народ охотно ест и пьет,
И часто продолжение свадьбы ждет.
Традиционно после брачной ночи
За молодых опять напиться хочет.
Чтобы с застольем не попасть впросак,
Напитков надо заготовить бак.
Заквасить, приготовить самогон.
А в бочке самодельное вино».
Купили сахара мешок, дрожжей.
Супруг Иван — алхимик-чародей,
Наладил самогонный аппарат
И первым каплям, как ребенок, рад.
Напиток чистый, крепкий,
Эх, погуляют старики, и детки.
Полезное нашлось и Анне дело,
Предстала самобытным виноделом.
В большом, округлом чане
Давила гроздья толстыми ногами.
Под сим семипудовым «прессом»
Сочились ягод кружева чудесно.
В бочонки красный сок стекал,
Бродил на солнце, искрами играл.
— Вина домашнего с избытком будет,
Запомнят нашу свадьбу люди, —
Шептала Анна, словно напевая.
А выжимки остались за сараем.
Лежали красно-бурой кучей
Под солнцем южным, жгучим.
Кружились мухи, золотые осы,
Витал там запах винный, острый…
Забот, хлопот настигла череда,
Но вдруг пришла нежданная беда.
Иван стрелой рванул с подворья:
— Ох, Аня, приключилось горе!
— Какое горе, может с Настей
Злодей-гуляка сотворил несчастье?
— Нет, сдохли все индюшки.
Там, за сараем, неподвижны тушки.
Болезнь свалила или отравились.
О чем мы перед Богом провинились?
Примчалась на место драмы Анна,
Лежат индюшки бездыханны
На солнце, ветер перья шевелит.
«Пропало мясо, вкусный дефицит,
А вареных и жареных индюшек
Всегда приятно под вино покушать, —
Качая головой, посетовала Анна. —
Но почему вдруг сразу, странно?
Весь молодняк, как молнией, убит,
Быть может это птичий грипп?
Коль так, то мясо не годится.
Есть риск реальный отравиться,
А вот перо вполне сгодится.
И на перину, на подушки..»
И быстро общипала Анна тушки.
Для новобрачных ложе станет мягким.
Схватила голых птиц за лапки.
В тележку погрузила, отвезла
На свалку, завершив с бедой дела.
Корзину с ярким пухом и пером
Внесла она в просторный дом.
Серп месяца на небе, звезды
И синий вечер, тихий поздний.
Вдруг у калитки птичий крик
И Анна в доме замерла на миг.
— Эх, расшатались, очевидно, нервы,
Почудилось, пригрезилось, наверно?
Но снова те же звуки птичьи
Услышала отчетливо, отлично.
Примчалась через двор к калитке:
Увидела, индюшки живы, не убиты.
Общипаны, как моль, они бледны,
Лишь угольками гребешки видны.
Пьяны, едва держась, в развалку.
Пришли они, убогие, со свалки.
— Свят, свят! — перекрестилась. —
Неужто это мне приснилось.
Иван с похмелья вскоре подоспел,
На птиц взирая, сразу же прозрел:
— Они ведь выжимок наелись
И потому от хмеля окосели.
Ты не волнуйся, не тужи,
Эх, тунеядцы, прямо алкаши.
Пусть обрастают и пером, и пухом…
… Но по селу полезли слухи,
Мол, Анна тронулась умом
И скоро поместят ее в дурдом.
Приехал из райцентра психиатр.
Увидел птичий в неглиже парад.
И понял: дело очень странно,
В больнице оказалась Анна.
Когда нет адекватного ответа,
Молва тогда страшнее пистолета.
Волнуется, переживает Настя,
Неужто отвернулось счастье?