Шельф

Камиль Нурахметов
Умереть, значит присоединиться к чьим-то планам!

(Оззи Осборн)


  Чихачев выпил стакан водки и вытер обветренные губы носовым платком. Он прощался с этим суровым краем, больше похожим на недружелюбную и всегда продуманную мачеху. К этому унылому пейзажу он привыкал целых шесть лет, работая в геологоразведке и ковыряясь в этой земле. Она была исхожена вдоль и поперек, изучена и занесена на карту до самого последнего полезного ископаемого значка. Время ушло, и работа была почти закончена, через сутки уже домой, подальше от этого вечного ветра в ушах, от холодного моря, редкого солнечного дня и диких ураганных зим. Есть места на земле, где человеку жить не нужно, таким местом был и этот маленький отрезок земли вдоль Северного Ледовитого океана. Он до сих пор не понимал, как чайки выживают ночью в лютые морозы, как они садятся на волны холодных вод и высматривают мелкую рыбешку. Такое местечко заставляло работать мозг на постоянном мобилизованном уровне. Место было районом погодных испытаний, где все живое пряталось в расщелинах скал, в норах, пробных искусственных дырах от бурильного оборудования и в ржавых бочках из-под солярки, давно брошенных человеком. Ногами до ближайшего поселка было километров триста, в океане ни одно судно не подходило на видимость горизонта, военный вертолет летал один раз в неделю и человеческим трактом с колеей здесь вообще не пахло. Заброшенное здание метеостанции перестало работать еще в 1987 году после болтологии нового кормчего, который и путного ничего не сделал за все время своего правления. Новый говорун ничего не построил, но запретил виноград и разрешил широкую бесологию таких же прохожих проходимцев, как и он! Стеклянные окна здания посерели и ветер истошно завывал в коридорах, выдувая запертые двери, а заодно пыль и ржавчину в трубах. Здание, построенное в 1961 году, стояло отдельным приведением с закрытыми наглухо дверями между морем и вагончиком Чихачева, защищая его от мокрого костяного ветра, холодных ураганных атак и снега, похожего на охотничью дробь. В самом здании не было ни одной паутинки из-за полного отсутствия вездесущих пауков. Смена четырех холодных сезонов очень медленно разрушала кирпичи и штукатурку, облущивая миллиметр за миллиметром бывшее человеческое убежище. Метеостанция с общежитием на двенадцать коек будет стоять еще долго, брошенная людьми за ненадобностью дальнейшего функционирования и запрета верховного финансирования. Этот дом станет памятником человеческих рук и через тысячу лет. Выдохнув внутренний воздух, Чихачев отправил водку согревать его тело и, положив носовой платок на стол, поставил на него граненый стакан. Получился небольшой памятник прилежности ритуала: платочек и пустой стакан. Пора было собирать мелочи в четыре большие рюкзака, продумав все самым тщательным образом, не забыв ничего, вплоть до шариковой ручки, закатившейся под кровать неделю назад. Назавтра это место он покидал навсегда, оставляя в себе только воспоминания!
  Чайки шныряли вдоль берега, громко ругаясь друг с другом за выброшенную на берег створку гигантской мидии, на которой остались кем- то не обглоданные куски мяса и тряпочки бордовых водорослей. Громко хлопая крыльями и крича во всю глотку, они создавали настоящий хаос и наполняли этот пустынный мир звуками жизни, вырывая друг у друга еду. Море было неспокойным, как обычно ежесекундно выбрасывая тысячи тонн воды на берег и перекатывая множество камней. Этот звук не прекращался никогда, он есть, и он будет даже тогда, когда исчезнет блуждающий по берегам всегда любопытный гомо сапиенс. Чихачеву будет не хватать этого звука холодной волны, он привык, он очень привык за шесть лет к звуку этой большой влаги. Возле утепленного вагончика стоял искусственный опреснитель морской воды, который до сих пор работал и накапывал семь литров чистой безвкусной воды в день, а раньше - все двадцать. Это была память о доценте Левицком, который умер прямо здесь на берегу прошлой осенью. Просто так, никому ничего не сказал, взял и умер! Счастливый человек, он прямо с бескрайних просторов земли отправился в другие бескрайние просторы великой неизвестности. Вся геологоразведка в составе пяти человек, не считая оставшегося Чихачева, еще неделю назад улетела домой после странного быстрого приказа с базы, не закончив узконаправленную задачу по нанесению точной карты морского шельфа, который в ясную погоду имел видимые десятикилометровые очертания под тридцатиметровой глубиной. Шельф был какой-то неправильный, неприродный, он напоминал какое-то искусственное образование с острыми краями, но это все никем не обсуждалось, а просто выполнялся государственный заказ на карту этой местности. Чихачев или просто Чих, как его называли близкие и друзья, стоял у вагончика и вдыхал ноздрями холодный воздух Северного океана. Он знал, что никогда больше сюда не вернется и не увидит этот дикий край снова. Он прощался с его шестилетним пребыванием в этих краях. Его душа ликовала!
- Шельф… Шельф! Я б…за! На связь…на св…! – захрипела рация.
- Я Шельф слышу вас, база! На связи! -ответил Чих.
- Шельф…Шельф! Я база, я б…за! На свя…! – шелестела рация, разрываемая упрямыми помехами.
- Я Шельф! Я Шельф! Я вас слышу! Я на связи! – кричал Чих.
- Шельф! Мы вас …е слы…им! Но если вы слы…ите нас, то… очень…вни…вок…оч…оп…те вни…! Как поня…? Как пон…? Вертушка не прил…мы не мож…вы дол…там о…сид…
 Помехи разрывали станцию, затем установился монотонный звук, похожий на звук смертельного приговора. Она гудела и стала быстро раздражать уши. Чихачев прикрутил звук, но не выключил, имея надежду на то, что база еще прорвется к нему и что-то скажет. Думать о том, что вертолет или вертушка, как его называли там, не прилетит, он не хотел, он тешил себя мыслью, что он неправильно понял сообщение.
 «С чего бы это они не прилетели? С ума сошли что ли? Да нет, такого не может быть, причины нет не прилетать. Там, на военной базе, есть пятнадцать вертолетов и два новеньких гиганта, даже если один сломался, то есть еще. Что за чушь? Нет, не может быть! Как же они могут здесь бросить человека? Да нет, чушь, ерунда, бред…!» -размышлял Чих и поймал себя на испорченном и тревожном настроении.
- Ше…ф! Ше…ф! Вы слы…ите? Ш…льф! - снова захрипело радио вперемежку с помехами.
- Я слышу! Я вас слышу! База! База! Я Шельф! –бросился к радиостанции Чих и вдавил кнопку ответа до упора.
- Чиха…ев! Если ты  мы будем все время… нить! - разрывалась радиостанция.

Чихачев открыл звук на максимум и, сосредоточившись, всматривался в шкалу, слушая обрывки фраз. Он схватил блокнот и карандаш и стал записывать обрывки слов, чтобы потом хоть как-то осмыслить сообщение. В динамик пошел монотонный звук уже состоящий из двух нот, высокой и низкой. Таких помех он не слышал никогда.  «Какая-то репетиция оркестра, нет, не оркестра, а отдельного инструмента!» -подумал он, замерев у радиостанции. Простояв десять минут и вслушиваясь в эфир, он понял, что внятной связи больше не будет. Чих сел на стол у радиостанции, открыл пачку сигарет и закурил. Все его мысли были там в тревожном и совсем непонятном сообщении с базы. Здесь еще оставалось тринадцать ящиков образцов пород, некоторые документы, фотографии, анализы, оборудование, дорогой японский микроскоп и химикаты. Он пускал сигаретный дым в зазор железной трубы буржуйки и размышлял о своем положении, почесывая бороду. Ему было ясно, что по каким-то причинам вертолет может и не прилететь.
 «Если вертолет не прилетит, значит кто-то принял ответственное решение, опираясь на причину и обстоятельства. И эта причина намного весомей и серьезней, чем причина забрать живого геолога у шельфа с оборудованием. Логично? Вполне! Эта причина сейчас второстепенна, важней всего вопрос: «Что мне делать…?» -продолжал размышлять Чих – «… есть только два хода в этой партии, первая- это сидеть на месте у рации и ждать неизвестно чего. Вторая- это собрать рюкзак с едой и пешком уйти по карте и по компасу. Легко сказать, сколько нужно унести с собой еды и воды, чтобы пройти триста километров разнокалиберных сопок в одиночку в природном районе непредсказуемой погоды, без палатки, без собаки, с постоянным ветром то в спину, то в лицо. Как спать под ледяными ветрами- вообще проблема номер один. Подверну ногу, мне хана, схвачу вирус, мне хана, закончится вода, силы, провалюсь в расщелину, да черти что может случиться… А триста километров по пересеченной местности одному - это настоящее испытание. Если идти десять километров в день, это тридцать дней пути. Но это сухой язык математики, в жизни все будет иначе. Ночевать под открытым небом без палатки и без костра? Утопия! Дров нет. Есть ли на моем пути ручьи с питьевой водой? Я не знаю… Вода! Моя вода, только бывшая морская из очистителя, десять литров унесу, растяну на восемь дней или меньше…, сорок банок тушенки, весят больше двадцати килограмм, их нужно тащить на себе, как минимальный мясной рацион, одна банка в день, не густо для восстановления сил. Полярники едят специальный баночный жир, он дает много калорий и силы. Он в твердом состоянии, нужна горелка или сухой спирт внутри палатки без ветра, где я жир возьму, палатка сразу минус, не утащить, черт побери…? Решение: до следующей связи буду сидеть здесь, а связь будет, обязательно будет. Мустафа же с ума не сошел меня бросить просто так, на произвол судьбы по каким-то причинам, вашу мать…!»
  Алибеков стоял у окна и смотрел на падающий снег. В его кабинете было тепло, как у бабушки на печи в далеком сибирском детстве. Снег летел медленно, обнимая землю и ветви низких деревьев, закрывая крыши всех машин и набираясь в ковш старого экскаватора. Он был в кабинете один и прислушивался к монотонным стонам своей совести. Совесть его была в блестящих и очень крепких цепях, прикованная к стенкам его сердца. Она хотела кричать, но постоянные потоки Алибековской крови не давали ей раскрыть рот. Она захлебывалась в его крови и все ее беспокойство, беспокойство сердца его собственной совести разливалось по венам и аортам Мустафы Алиевича Алибекова, начальника геологоразведки Уш-Таима. Тошнотворное чувство предательства билось под ребрами и бросало гадкое эхо в верхний ряд трахеи, похожей на органную трубу. Хотелось водки, как обыкновенного лекарства от совести, органных трахейных ощущений, размышлений и самокопаний. Он - взрослый мужик и начальник, ответственное лицо, впервые в жизни попал в такое положение, когда не мог ничего сделать ради своего друга Андрюхи Чихачева, с которым дружил и работал уже двадцать лет. Но он помнил, что из любой безвыходной ситуации обязательно есть два выхода, первый, это что-то сделать вопреки невероятно безумной новости и строжайшему приказу из Москвы и второй- достать штатный Макаров и застрелиться. В голову не лезло ничего кроме смазанного пистолета. Он не нашел выход. Выхода не было, был особый приказ из столицы, приказ на бумаге, от которого волосы стают дыбом. Вопрос - «Что делать?» расстреливал Алибекова без оружия и рвал его грудь молчаливыми стонами совести. Это был тупик с огромной стеной, тупик навсегда. Мустафа Алиевич не знал, как он будет жить с этим дальше. Открыв железный сейф, он достал бутылку распечатанной водки и налил в граненый стакан. Быстро вылив в себя содержимое, он достал из кармана новенькийплаток и вытер обветренные губы. Затем, положив платок на стол, он поставил стакан сверху. Получился небольшой памятник прилежности ритуала, платочек и пустой стакан. Алиев стоял у окна и смотрел на падающий снег, который продолжал обнимать холодную землю, наслаждаясь белым страхом.
- Мустафа Алиевич, –раздался голос Сашки радиста в телефоне, – Шельф не отвечает…, помехи большие. Я передаю уже второй час. Продолжать?
- Сашя, дорогой, передавай без остановки: у нас, нет, а у Чиха есть еще семь часов, чтобы спастись. Передавай, это спасет ему жизнь. Плевать на помехи, они пересекают всю нашу жизнь, эта чертова размазня. Ты, когда работал без помех последний раз, а? В доме пионеров тридцать лет назад? Передавай, Сашя, передавай… Чих услышит обязательно, не такой он дурак, чтобы сообщение пропустить или не понять. Даже если там идут обрывки фраз он все запишет в блокнот и будет анализировать. Давай ему больше обрывков, давай ему пищу для размышления. И все время проси его уйти оттуда, требуй уйти, приказывай уйти от моего имени. Слово «уходи» очень короткое, это не «коммунистический субботник» он его распознает, дави эфир этим словом от моего имени, дави эфир, как наши танки давили немцев под Сталинградом, понял? Называй Чихачева открыто, чтобы у него уши выросли, как у летучей мыши. Передавай, Сашя, передавай без остановки. Святое дело делаешь, человеку жизнь спасаешь. «Не то, что я- мудак! Товарища бросил, сука я последняя!» -пронеслось в голове у Алибекова, и он посмотрел на пустой стакан, стоящий на платочке.
- Вас понял, передаю и жду вас! – был ответ на другом конце и монотонный гудок отбоя полился в эфир.
  Чих смотрел на серое небо стоя у вагончика. Он все время не отходил никуда, чтобы не пропустить передачу с базы. Небо было серым и неприветливым, откуда-то налетали небольшие шквалы мелкого снега, который больно бил по лицу твердой крупой. Тишину разрывали крики чаек и вечный прибой. Шестиметровая антенна над вагончиком завывала особыми звуками, выбрасывая тоскливую тональность в унисон суровой бессолнечной природе. «В любом случае нужно собрать тревожный походный рюкзак. Это не обсуждается ни с одной, ни, с другой стороны. В рюкзак для выживания в первую очередь- ракетницу с патронами и два ножа, второй заменит первый, если он сломается. Оба ножа наточить. Топор, самый легкий, наточить тоже и взять. Аптечку со всем содержимым, плюс уколы обезболивания и антибиотики. Сухой спирт, десять коробков спичек и три последние зажигалки. Кружка и ложка, плюс галеты. Двадцать, нет, пятнадцать банок тушенки. Десять литров воды и флягу с водкой в рюкзак. Веревку- 25 метров. Четыре пары теплых носков, запасные рукавицы и шапку. Очки и мыло! Английские таблетки очищения любой грязной воды…еще нужно прихватить…, которые подарил Эндрю Диксон год назад…»
- Шшшшш…ф! Шшшш….ф! Чихачев! Срочно уход…! Ср…но ухо…те! Как слыш…те, прием? Сро…о ухо…..те! Андрей! Бросай все, у…ди, у…ди! Ал…бек…в приказ…ет уход…! Ал…ков прик…ет уход…! Ше…ф! Как слышицццццц………ц…ууууууу…ццццццццц!
- База! База! Я все понял! Я ухожу! Я вас понял! База! Как слышите меня, прием! - закричал Чихачев. - Скажите Алибекову, я вас понял! Я ухожу! Я все понялшшшшшшшшш! Без вопросов, ух---жу!
- Шеуффффффф! Шууууф! Андрццццццц! Ухо…Ухоссссссссс…! Бросауууууууу все! Шшшшшшшшшшш……….фффффффффф! Чих …в! Сро…но покинуть базу! Это при…з! Сроч…ууууууууууууфффффффшшшшшшшшшшшшш!
- Чих! Это Муста…! Срочно ух…ииииииииииии отт…да! Прич..ны  очень серье………..цццццццццццццццццшшшшшшшшшшшшшш! Не дум……цшшшшшш! Уходи Андрюха! – наконец-то четко прозвучало в динамик!
 
Монотонный звук сменил адское шипение и резал уши, связь оборвалась в очередной раз, наконец-то сделав свое дело. Чихачев вздохнул и начал быстро собирать рюкзак, мобилизуя себя на длинный переход от берега Северного Ледовитого океана вглубь материка. Он не думал ни о чем, кроме выживания в дальнем походе в одиночку. Причины ухода его уже не интересовали, это было не важно. Взяв небольшой топор, он проверил пальцем острие и кивнул головой, затем, он так же проверил и ножи; открыв рюкзак, он положил туда серый камень, отблескивающий тяжелыми крупицами. «Пойду, как учили в Рязанском воздушно –десантном на марш-бросках! Возьму один ритм, не бег и не простой шаг, пойду быстро в унисон дыханию, как учил покойный капитан Ключевский. Буду смотреть под ноги и каждый десятый шаг смотреть по сторонам. Когда вспотеет спина, это будет знак, что могу идти еще в три раза дольше, когда заболит ахиллесово сухожилие- это будет сигнал к привалу. Идти без остановки, несмотря ни на что, несмотря на боль, усталость и дьявольские мысли в голове. В последний марш-бросок, мне помнится, легко прошли восемьдесят пять километров за дневной день и даже не заметили. Правда, это было давно, в военную бытность, но сейчас? Посмотрим… Если Мустафа сказал уходить, значит так надо, он шутить не будет. Предупреждение передавал Сашка в собственной манере, а мысль об идиотском розыгрыше отметается сразу. Что-то произошло из ряда вон выходящее и очень серьезное, вперед, Чихачев, время эвакуации!» Мысли складывались в красивую логичную стену и больше не крутили карусельный калейдоскоп в голове. Чих быстро собирал рюкзак, контролируя в уме укладку всех необходимых вещей.
  Двое сидели в кабинете. У высокого, совсем не было волос на голове, глаза в тонкой золотой оправе очков, сияли болезненной желтизной от бессонницы, и скулы дергались в такт сжатия челюстей. Он был зол на весь мир, он хорошо понимал, что виноват он сам, а никто другой, нужно было думать еще глубже, не давать пощады своей голове и все время думать, даже во сне, продумывать завтрашний день и крутить варианты. Нужно проворачивать любой сценарий и, в конце концов, выйти на мысль, что в районе шельфа может оказаться человек. Как же так? Живой свидетель, который никому не нужен, и еще у этого свидетеля есть работающая станция связи. Ну это вообще в голову не пришло бы и после двух бутылок водки под смесь черной и красной икры! Как его не нашли со спутника, эти электронные тупицы? Снова пресловутый человеческий фактор, работающий только на создание вечных проблем, и где, в верхней конторе самого верхнего уровня огромной страны. Кошмар! Лысый сидел тихо и заглядывал в глаза второму, тому, который был пожирней, помедлительней и поковарней, чем он. Толстый спокойно курил сигарету и думал, слегка улыбаясь. Он поглаживал гладко выбритую щеку и, прищурившись, как сытый и довольный Носферату, выпускал дым изо рта. В его голове собиралась большая цветная головоломка, стягиваясь в очертания блестящего кастета. Он искал выгоды из сложившейся ситуации и смотрел на лысого, как косой топор гильотины на любую пульсирующую от страха шею. Человек в очках поймал себя на мысли, что нервно трет указательный палец о большой, и это снова выдает его нервозность.
- Итак… Хватит тереть палец о палец, кожа лопнет, ты думаешь я не вижу, что ты на нерве? Думать надо было раньше, а не сейчас, уже пост -фактум, уже непредвиденное будущее свалилось на голову, сейчас уже черти что…! Никакой секретности не было соблюдено, а секретность у нас высочайшего уровня. Подумать только, на шельфе остался человек с глазами, ушами и мозгами и еще с радиостанцией в придачу. Идиоты! Это ни в какие ворота! Доложи мне, какого хера его не забрал вертолет, когда был приказ всем геологам покинуть район шельфа без объяснений? Это же вопрос государственной важности!
- Он не полетел самостоятельно, он отказался лететь со всеми, Игорь Константинович, он мотивировал…
- Да пошел он в жопу с его мотивацией! Его мотивация меня не интересует… Для меня этот геолог непослушный таракан! - почти тихо перебил толстый. – Почему никто не проверил все ли геологи вернулись в Уш-Таим или нет? Отвечай честно и не вздумай меня облукавить, я тебя сам облукавлю, погонами не дорос еще!
- Никому и в голову не пришло перепроверять возвращение команды на базу. Вертушка ушла, загрузилась и вернулась, что тут сложного?! - ответил лысый и потер указательный палец о большой. Его кадык сухо прошел по горлу, как старый чернобыльский лифт.
- Умница, вот где правда! В голову, сукины дети, вам не пришло? А немцу Шеленбергу пришло бы, и Мюллеру пришло бы, а вам нет. Уроды! Вот в чем разница, между 6-м отделом РСХА и твоими козлами. Там работать умели на высочайшем уровне, а сегодня, дикая отговорка – «просто в голову не пришло!» А куда пришло? В задницу? Какие неправильные у тебя подчиненные… Я бы на твоем месте задумался, с кем ты работаешь, египетская сила! – спокойно произнес толстый хозяин кабинета и выпустил дым в сторону собеседника. - Что думаешь предпринять? Поведай мне, Орловский.
- А что здесь уже предпримешь? Игорь Константинович, времени уже нет, одна надежда, что он мгновенно умрет, не добравшись до объекта. Велика вероятность, что он пойдет на 1 градус восточней или западней, и тогда, все будет в порядке.
- Правильно мыслишь. Я тоже так думаю, умрет он быстро по всем параметрам, но только в 99% случаев, а если тот самый 1 % нарисуется у нас под носом?! Но если пофантазировать, а государство нам с тобой платит за исполнение невероятных и почти фантастических трюков, то можно предположить, что ваш этот мотивированный геолог на шельфе вдруг взял и остался в живых. Ну вот, просто, Великий Господь Бог, присутствующий в этом кабинете, как и везде, улыбнулся и сказал – «А чего это вы, кукольные генералы, решаете за меня? Вам что, ваши жизни жмут?» Возьмет и оставит его в живых. Нам с тобой в таком раскладе придется туда ехать и искать геолога для того, чтобы дырку в башке у него сделать, самостоятельно и надежно. Я не хочу зависеть от 1-го градуса и 1-го процента! Это ничтожно малый выбор. Как ты понимаешь, на встречу с этим случайным геологом, я никогда не поеду, а ты? - улыбнулся толстяк.
- Родина скажет, то я сразу же…
- Родина давно уже тебе приказала думать головой, а не жопой. А ты всегда жопу напрягаешь на одну извилину. Значит так: операцию отменять нельзя, спутники- увеличение на максимум, найти геолога по месту и следить за ним каждую секунду. Я думаю, что ему уже сообщили и утечка произошла. Если он не идиот, то прямо сейчас собирается в дорогу через сопки, на триста двадцать семь километров до базы. Если Бог на его стороне, и он выползет из назначенного диаметра, что очень невероятно, пошли туда людей, чтобы его обязательно нашли и проели беседу. В походе умрет сам- хорошо, не умрет- тоже молодец, но мы проконтролируем. Скажи нашим бездельникам военным астрономам встать всем в позу пинчера и следить за ним постоянно. Обо всем докладывать мне и больше никому. Спать запрещаю пока твой принципиальный человек и потенциальный свидетель жив, и может все увидеть своими глазами. Не спать, не жрать, к любовнице своей из варьете, на расслабон не ездить, тяжело работать, как хлеборобы до появления Ленина. Корзина уже доставлена на место?
- Я думаю, да! – ответил лысый.
- А меня не интересует, что ты думаешь. Мне нужен ответ утвердительный или отрицательный. Время доставки помнишь? Корзина должна стоять на месте ровно за 60 минут до назначенного времени исполнения. Так рассчитано людьми с головой и критике не подлежит. Неудобно, конечно, но весть сценарий оправдывает себя на конечном результате.

  Чихачев шел быстро, поглядывая по сторонам. Мелкий снег бил в защитные очки и закрывал видимость до ста метров. Через пять километров ходьбы по камням, выбоинам и склонам, он четко стал понимать, что годы уже не те и воспоминания о десантном прошлом с его сегодняшним настоящим не имеют ничего общего. Погода была непредсказуемой по всем параметрам. Ледяная крупа то хлестала по лицу, то ощутимо барабанила по рюкзаку, соревнуясь с порывами холодного ветра, который менял направление каждую минуту. Темные тучи мчались в сторону океана, не пропуская ни капли света. Небо было похоже на ново выдубленную кожу крокодила с размытыми геометрическими фигурами. Присев у большого камня, Чих достал карту и поставил на нее компас. Он шел на юг, куда и показывала упрямая стрелка. Впереди была высокая каменная гряда, которую нужно было обойти или слева, или справа. «Я обойду справа!» - подумал Чих и взвалил на себя рюкзак с пристегнутой палаткой, которую он решил взять, как бы тяжело ему не было, все -таки свое убежище для ночи и ледяных ветров. Он помнил мудрую фразу: – «Любая жертва всегда сомневается в своих возможностях!» Он никогда не чувствовал себя жертвой и не хотел даже начинать это чувствовать.
  В железном контейнере стояли тридцать семь человек. Они находились в кромешной тьме, ощущая плечи рядом стоявших, отвратительный запах нечищеных зубов, немытых тел, человеческой мочи и дикую тревогу за свои жизни. Они стояли молча, потому что каждому осмысленному слову есть свое время. Они боялись по одиночке, а в душе радовались, что рядом стоят такие же люди. Выдавать свой страх было запрещено всеми законами того места, откуда их забрали ночью. Если ты выдал себя, тебе эту мимолетную слабость обязательно припомнят. Контейнер раскачивался в разные стороны и плавно менял направление амплитуды, что не прочувствовать телом было невозможно. Он раскачивался под ощутимый зуд каких-то моторных двигателей. Тридцать семь душ стояли и прислушивались к этому монотонному звуку, выискивая аналоги этого звука в своих ящиках памяти и осознавая, что они ничего не понимают, что происходит.
- Профессор, – раздался справа громкий и уверенно-каменный голос, – профессор, вы здесь? Я вас видел на подъеме, вы с нами? Откликнитесь…!
- Я здесь, куда же мне оторваться от коллектива! - спокойно ответил уставший голос из темноты.
- Что вы думаете обо всем этом? Я уверен, что у каждого в голове есть свои картинки, но нам всем интересно ваше мнение, потому что вы не ошибались за последние семь лет ни разу.
- Да…, профессор, нам очень интересно, что, едрена мать, с нами происходит? - раздался еще один уверенный голос совсем рядом, сменившийся жестоким кашлем с захлебыванием.
- Ну, давайте вспоминать и анализировать. Только мужики, я с вашего позволения присяду на пол, мне не пятьдесят лет и уже не шестьдесят три, ноги у меня затекли…
- Эй, братва! Кто там рядом с профессором, дайте место ему присесть на пол. Мы вас слушаем внимательно! - приказным тоном выкрикнул уверенно-каменный голос из другого конца контейнера.
- Попрошу всю аудиторию по этой проблеме меня не перебивать, чтобы я не уронил детали в темный колодец. Когда любой человек не имеет информации и стоит в темноте целым отрядом, закрытый в железной коробке, признаюсь - это страшновато. Это почти те же ощущения, что испытал мой папа в Освенциме, мать его…! Страх медленно уходит при анализе вслух и получении любой информации о жизненном раскладе. Итак, начнем вспоминать и детально анализировать последние два часа нашей жизни. Нас всех, ни с того ни с сего, подняли ночью в бараке, якобы, на срочную ночную поверку… Это была целенаправленная и заранее продуманная акция руководства, чтобы оправдать неожиданный подъем. Я засек время - это было один час и 12 минут. Затем, конвой вместе с лагерным руководством, погнал нас к железнодорожному тупику все время светя нам в глаза двумя прожекторами из БТР-в и тремя с вышек. Имею сразу же контрольно-аналитический вопрос! Это когда ж лагерное руководство бегало с конвоем за зеками, да еще и ночью, а? Такой спец обработки никогда раньше не было, сколько я сижу и помню. Это была их спец задача, поставленная издалека вышестоящими органами в жесткой форме. Вы заметили, что среди лагерного начальства был совершенно незнакомый офицер, который командовал всеми? Я уверен, что это был контролер из центра. После прожекторов, таких вот световых инъекций в хрусталики наших глаз, цветные круги и калейдоскопы уже показывают то, что есть и чего нет. Нужно время, чтобы глаза привыкли и вернулись назад к нормальному восприятию очевидного окружения. Вы должны были заметить, что весь конвой был в черных очках против пурги. Нам время на соображения и раздумья никто не давал, нас гнали вперед к точке загрузки, как стаю китайских декоративных рыб. Это было сделано специально для мозговой дезориентации. Затем все мы, один за одним, вошли в якобы железнодорожный вагон. Обыкновенный железнодорожный вагончик, очертания которого видели многие и почувствовали стандартные ступеньки после того, как они одновременно выключили прожектора. Вы видите, что происходит, нам слепят в лицо, мы ничего не видим, они выключили свет, мы снова ничего не можем увидеть. Это нам так казалось, что мы заходим в вагон, на самом же деле нас завели в длинный контейнер необычной конструкции и закрыли наглухо. Далее, вы помните этот скрип сверху на крыше, над нашими головами, это скрипели крепления. Мотор, который гудит монотонно и четко, не что иное как большой вертолет, извините, но я за то и прозван вами профессором, чтобы знать марку этого вертолета и его целевое назначение. Это МИ-26, который может летать на расстояние 800 километров и нести 20 тонн груза. Стоит дорого, исполняет специальные задачи высокого класса и только государственного значения. Таких машин в стране не много, по пальцам можно пересчитать. Мы с вами парим над землей, это ощутимо каждым присутствующим, мы не на рельсах, мы в воздухе! Уважаемый коллектив, я вам скажу, что такой заказ на наши души заставил меня задуматься еще глубже и шире, и я начал задавать себе правильные вопросы, на которые частично уже есть ответы. Вопрос первый, что мы из себя представляем, чтобы нас, а мне кажется, нас тут тридцать семь человек после ночного пересчета, везли в темном ящике на самом крутом грузовом вертолете, не только в любимой нами стране, но и в мире? Кто заказал нам такое ночное такси без объяснения большой ценности наших жизней? Если нас везут на работу куда-то очень далеко, то где наш паек, он же харч, он же рацион? Его нету! Нет даже бидона воды с кружкой. Следовательно, вывод один! - профессор замолчал и достав грязный платок из кармана, громко высморкался прямо в середину платочной темноты.
Вокруг стояла человеческая тишина, наполняемая монотонным звуком мотора наверху.
- Профессор, пожалуйста не томите, мы все ждем вашего вывода! - тихо прозвучал чей-то неуверенный голос.
- А ну засохни, плесень! Пусть сморкнётся спокойно в свою марочку и продолжит… Не перебивай наш мозг, отщепенец, мешаешь думать! - угрожающе крикнул стальной голос.
- Вывод на мой взгляд очень прост: нас везут на убой на какой-то государственный эксперимент и какой-то специальный объект. Если у кого-то другое мнение, меня это не касается, я только высказал свое умозаключение. И дай Боже, чтобы я был неправ, но если я не ошибся, то после того, как этот контейнер с нами дотронется до земли, его отцепят автоматически, и вертушка сразу улетит, не приземлившись. Мы с вами просто целевой груз, мы посылка, мы бандероль, мы запечатанный конверт. По моим мягким подсчетам, с учетом времени полета и крейсерской скорости вертолета, мы уже километров двести отмахали. Нас везут в указанное место, указанное на карте летчика, как точка доставки или точка сброса. Мы нужны для чего-то важного… Повторяю, если по ту сторону нашего ящика после приземления, не будут лаять овчарки и орать новый конвой, мы попали в чужой расклад на государственном уровне.
- Профессор, а что, если нас просто перебрасывают на новую хату куда-то далеко?
- Это не делают дорогими вертолетами. Мы для государства- песок, мы никто, чтобы на нас тонну керосина тратить.
- Обнадежил! –буркнул кто-то из дальнего угла.
- Можете обсуждать разные мнения, я только- за. Вы поинтересовались моим мнением, я вам его выкатил, как устриц на подносе. Ждем посадки и помните мои слова, когда он улетит, это будет знак, что нам крышка. Однажды, много лет назад, человек по имени Томас Мор сказал- «Мы все едем на казнь в одной и той же телеге!» Это именно тот случай!
- Ой! Не надо нагонять здесь жути! А при вашем раскладе, профессор, если вы правы, что нам делать? - вежливо спросил хриплый голос.
- Это самый страшный вопрос любого человека на земле. Что делать? Молиться, думать о хорошем, не падать духом и так далее. Как вы понимаете, это все словесная демагогия и чешуя мертвой рыбы, а не ответы!
- Спасибо, профессор, за анализ. Здается мне, что вы очень правы в нашем раскладе! –раздался злой голос в темноте. – Домовой, отзовись, я же тебя не вижу в темноте, а ты сидишь и слушаешь уважаемого человека. У тебя тоже есть свое мнение на наш капкан, изложи братве, выдай мнение на трибуну…
- Домовой, все знают, что нет такого замка, который ты не открыл бы! - добавил кто-то справа.
- Я здесь, Каленый! Профессора выслушал, не перебивал. Когда в ящик заходил со всеми вместе, кое-что видел. Это не замок, а большая железная скоба, как засов. Конструкция замысловатая, красноперыми мозгами подготовленная. Если бы замочек был, другое дело, а тут непростой фигурный засов. Такую болванку нужно с улицы поднимать, а отсюда, что я могу сделать? Невозможно!
- Невозможно - это слово из словаря потерпевших! – буркнул кто-то в темноте.
- Я такой же потерпевший, как и ты. Мы все нарушили 11-ю заповедь Господа нашего. Поэтому мы все не потерпевшие, а нарушители!
- Я извиняюсь, но Моисею сбросили скрижали с 10-ю заповедями! Я про 11-ю никогда не слышал… Может просветите? - спросил кто-то вежливо в темноте с ярким еврейским акцентом.
- Эта заповедь гласит – «Не попадись!» Мы все попались, поэтому нарушили заповедь Бога! Мы не потерпевшие, мы нарушители! – сказал Домовой и умолк.
- Вы, братцы, прощупайте все стены нашего гроба. Мы все дышим здесь, и чтобы раньше времени государственный товар не удавился от углекислотного выхлопа, должна где-то дырочка быть для вентиляции, найти нужно слабое место в контейнере, может выступ, может болт ржавый, хотя мастерили гробик серьезно и с чертежами. Нам позарез нужна дырка, она даст возможность заглянуть из нашего мира темноты наружу. Маловероятно, конечно, но попытаться можно. Если государство записало нас с вами в консервы, а у нас оказались на месте мозги, то нужно попытаться открыть банку изнутри, хотя шансов маловато. Но, как говорил Энди Таккер – «Если шансов мало, то это уже больше, чем один шанс!» - добавил профессор и снова высморкался в невидимый платок.
- А ну-ка, братва, кто у стен, хоть и темень вокруг, щупайте пальцами это корыто. Нужен сквозняк, вентиляция или дырка наружу! –раздался железный приказ справа, и все зашевелились.
  Чихачев тяжело шел в гору очередной сопки. Он задыхался, искренне сожалея, что так и не бросил курить. Внутренние приветы от прокуренных легких вылетали сгустками и плевками, часто отдаваясь болезненными внутренними уколами в районе груди. Он понимал, что былые выносливые времена молодости уже давно позади, когда старший лейтенант Беркович, выпендриваясь перед курсантами первогодками, курил одну за одной и сочно плевал себе под ноги. Старший лейтенант выходил на десятикилометровый кросс и с улыбкой бежал впереди всех, меняя дымящие сигареты во рту. Он любил выпендриваться перед вновь прибывшими в училище, подавая дурной пример, презирая здравый смысл, логику и уничтожая свое здоровье. Так и получилось, через три года он умер на кроссе с сигаретой в зубах от разрыва сердца в возрасте тридцати двух лет. Никому не было жалко олицетворение курящей глупости. Не оставив на земле ни сына, ни дочери, он ушел благодаря сатанинской привычке и собственной дури. Его жизнь подбросила ему два ничтожных испытания: власть над молодыми людьми и сохранение собственного здоровья под знаменами ВДВ. Он не прошел ни первое, ни второе, и был удален из матрицы умной жизни в свои ничтожные тридцать два. За все рано или поздно нужно платить! Чихачев остановился у большого камня, снял рукавицу и вытащил пачку сигарет.
 «Пусть чайки теперь курят мои сигареты, чтоб я был здоров, я завязал навсегда! Я больше не курю…, никогда, навсегда!»
 Сигареты перевернулись в воздухе несколько раз и упали на землю ни проронив ни звука. Решение было принято. Он развернулся и, уважая себя еще больше, широким шагом продолжил свой путь. Ветер поменялся, и снежная крупа била уже не в темные очки и кончик носа, а в рюкзак и в палатку, защищавшие его спину. Уши, прикрытые шапкой из меха росомахи, прислушивались к звукам пустого ландшафта, иногда вылавливая иллюзию работающего двигателя вертолета. Но это была иллюзия, отголосок надежды и желания спастись. Это было эхо в замкнутом пространстве внутри себя.

- Игорь Константинович, только что доложили, что корзина уже на месте! – победоносно прозвучало в телефонной трубке.
- А ты ее сам видел на том месте? – ответил безразличный голос. – На кой черт тебе оборудование и глаза из космоса? Сам увидишь, тогда доложишь!
- Так точно…, доложу! – ответил лысый и отключился.
 Через двадцать минут он стоял напротив большого экрана, который показывал черный контейнер, величиной со спичечный коробок, стоявший в центре между двумя сопками. Положение было выбрано так, чтобы широкая часть контейнера стояла строго на север, а вторая строго на юг. Две сопки высотой не больше пятидесяти метров, огораживали направления на восток и запад. Контейнер стоял, как в коридоре. Убедившись, что все в порядке, Орловский потянулся за телефоном, но в это время его окликнул специалист слева.
- Посмотрите сюда, даю срочное увеличение!
В небольшом зале все замерли, глядя на третий экран. Там медленно увеличивалась картинка с одиноким человеком, который шел прямо в сторону контейнера. Между ним и «корзиной» оставалось двести два метра, которые указывались в углу экрана на счетчике.
- Данные погодных условий там быстро! –выкрикнул Орловский, потирая указательный палец о большой и закусывая губу.
Он вспомнил, как начальник сказал ему о вмешательстве Господа Бога в их планы и странно улыбнулся.
- Минус шестнадцать, ветер северный, скорость 12 метров в секунду, снег, видимость шестьдесят пять метров, -  быстро выпалил кто-то из-за компьютера.
- Глаз с него не спускать! Расчет его маршрута, доложить прямо сейчас! - крикнул Орловский.
- 99%, что он выйдет на контейнер через пятнадцать минут, не раньше,- прозвучал ответ.
- Вашу мать…, это же просто невозможно! Вашу мать…! – тихо произнес Орловский и направился к дверям с силой потирая пальцы.
 Он впервые в жизни поверил в существование Бога и гадкое чувство животного страха разлилось по его печени и горлу. Он ясно ощутил, что он настоящий дурак и не контролирует в этой жизни ровным счетом ничего.

  Контейнер плавно опустился на землю и замер, слегка качнувшись влево. Два громких щелчка бросили эхо сверху и звук вертолетного мотора медленно стал исчезать. Когда он исчез полностью, в замкнутой темноте человеческих тел наступила черная тишина. Тридцать семь человек думали о словах профессора и продолжали его уважать еще больше.
- А теперь, - разорвал тишину профессор, - давайте подытожим, шо мы имеем на сейчас у наших жизнях? Первое- вертолет нас сбросил и отвалил, как я и сказал раннее. Это факт! Второе- я боялся, что нас везут просто топить и этот гробик сбросят в океан, это был мой наихудший сценарий, который я не озвучил вам и, слава Богу, шо нет и мы ещё живы! Третье - нас поставили на землю и это очень хорошо! И это снова факт! Четвертое - мы не нашли никакой вентиляции или дырки в этом капкане и мне кажется, что дышать стало трудней. Пятое- пока была тишина и мы провожали звук вертолета своим ушами, я ловил сквозняк, чтобы определить хоть одну щель, я ничего не уловил. Шестое - мы задраены в этой банке, мы настоящие консервы, но мы еще живы и должны думать, чтобы спастись. Внутри стоят тридцать семь мозгов, мы сейчас все в одной лодке, мы все готовы выслушать любое умное и реальное предложение о спасении. Не бывает безвыходных ситуаций, их просто не существует, есть малодушие, трусость, паника и готовность подохнуть…
- Спасибо, профессор! Ваш прогноз снова оказался правильным. Книги, которые вы прочитали за всю вашу жизнь, принесли нам намного больше пользы, чем все те книги, которые прошли мимо меня. Итак, брателлы, какие будут предложения по вопросу нашего прыжка из этой железяки? Первое слово предоставляется Домовому, так как он у нас каторжанин со стажем за открытие разных замочков в государственных заведениях нашей необъятной. Эй, домовой!
- Я хочу вам сказать…- слова Домового были перебиты сильными ударами в контейнер снаружи.
- Эй…, есть там кто? - закричал Чихачев, барабаня кулаком в железную стенку.
Тридцать семь человек напряглись и, не веря своим ушам, стали орать, подтверждая свое присутствие внутри.
- А ну…, тихо всем! – со злостью и радостью заорал Каленый и все замолчали. – Эй, товарищ, вы меня слышите?
Внутри все молчали и даже стали тише дышать.
- Я слышу вас! –раздался гулкий ответ от правой стены.
- Товарищ, как вас зовут? - продолжал Каленый, ощущая стальные удары сердца от радости и включив вежливость и лисьи интонации.
- Андрей, меня зовут, Андрей! -дублировал Чихачев.
- Андрюша, дорогой, спасайте нас…, здесь заперто тридцать семь человек. Мы задыхаемся, среди нас есть уже мертвые, причины нашего заточения я объясню после, сначала помогите…, вас нам послал сам Господь! Андрюша, все вопросы потом, помогите, уважаемый!
- Я сейчас! –выкрикнул Чихачев и стал искать двери.
 Контейнер имел странную конструкцию и не был похож ни на что виденное Чихачевым раньше. Дверь была странной и накладывалась половиной своей площади на другую половину. Больших замков не было, был фигурный засов, аккуратно выточенный из толстого металла, который имел большой клюв внахлест толстой раме, которая крепилась к другой раме, замыкая логику конструкции при ее открытии или закрытии. Немного поразмышляв, Чих нажал на выступ третьей скобы и повернул вправо рычаг. Дверь была свободна и все три скобы открылись бесшумно.
- Эй, вы меня слышите? Ну-ка, толкните дверь изнутри! – крикнул Чих, перебивая завывания ветра.
- Братва, навались! –заорал Каленый и всем телом потянулся вперед.
Тридцать семь человек, одинаково одетых в серые робы с номерами на груди, шумно вывалились наружу. Они зажмурились от снежного света и закрыли лица руками, так как долго находились в темноте. Они радовались холодному ветру, снегу и долгожданной свободе. Каленый быстро подошел к Чихачеву и со всей силы всадил ему кулаком в челюсть. Затем три человека забрали у него рюкзак, воду, шапку, куртку, палатку и часы.
- Каленый, тут нож и топор… бля…, здесь и фляга с водярой, во подфартило… тушенка, твою мать!
- Гнус, все оставь в рюкзаке! Ты его и понесешь. Братва, валим отсюда на юг по компасу! - крикнул Каленый всем, одевая куртку и шапку из росомахи.
Не обращая никакого внимания на лежащего на земле Чихачева, спасенный народ быстро пошел вдоль сопки за Каленым, кроме одного человека в очках.
- А ты чего не побежал, очкарик…? Вот уроды, а!? Воистину, я идиот…! - бурчал Чихачев, морщась от боли в челюсти. - Поговорка номер один, которую я помню всю жизнь – «Благими намерениями выложена дорога в Ад!» Помню и никогда не соблюдаю. Поделом же мне, старому геологу. Только с камнями и полезными ископаемыми могу разговаривать. Вот тебе еще один урок от Бога, придурок! Теперь мне каюк точно, без жратвы и воды.
- Я извиняюсь, огромное вам спасибо, что вы освободили нас, скорее всего, я благодарю вас за себя, а не за этот кодляк без мозгов. Вы сделали благороднейшее дело и спасли тридцать семь человеческих жизней. Но я ужасно извиняюсь, а как вы оказались в этом забытом месте? Разве есть геологи, гуляющие в одиночку по сопкам в минус восемьдесят? Вы что нашли чистое золото или свежий никель? – подбадривал профессор и помог Чихачеву подняться.
- Ни хрена я не нашел! – ответил Чих, внимательно разглядывая худое лицо человека в очках.
- Зиновий, он же профессор! – представился человек в очках и протянул вперед руку. – Предлагаю зайти в контейнер и закрыть дверь, там теплей, там нас не достанет снег и ветер, там мы можем обсудить создавшееся положение двух встретившихся случайно людей.
- Да уж… Случайно, именно это слово здесь и уместно. Идемте, идемте, профессор…! - сказал Чихачев и нащупав в кармане ватных брюк перочинный ножик, медленно открыл лезвие.
  Контейнер был освещен небольшим зазором незакрытой до конца железной двери. Чих держал правую руку в кармане, сжимая открытый перочинный нож на всякий случай. Профессор сидел на полу, облокотившись о стену контейнера.
- Дорогой геолог, –обратился он к Чихачеву, - вы знаете, на какие две категории делятся люди зимой перед тем, как сесть в машину и начинать прогревать мотор? 
- Понятия не имею…! - с осторожностью ответил Чих.
- Первая категория, перед тем как завести мотор, всегда проверяет, не лежит ли на колесах машины или под мотором обыкновенная кошка. Я всегда делал так и спас не мало кошачьих жизней. Вторая категория, живет в другом измерении, измерении полной глупости. Чем меньше человек думает о себе, как о целой вселенной, тем меньше жизнь издевается над его существованием, потому что мы и все вокруг взаимосвязаны, даже если находимся за тысячи километров. Андрей, вот мои факты, потом взвесим ваши. Тридцать семь человек сажают в контейнер специальной конструкции, созданный для определенной задачи. Тридцать семь человек - это громко сказано. Убийцы, воры, махинаторы, как я, но никто не был приговорен к смертной казни, вот в чем мое удивление. То есть, солдат из военной части не посадили, студентов или рабочих от мартена, а также тупых алкогольных крестьян. Везут на специальном вертолете в дальнюю даль, оставляют закрытыми на земле, между двумя сопками с коридорным северным проходом. Усматриваю здесь специальную государственную задачку с мясом внутри ящика. Опережу ваши подозрения, Андрей, но я не шизофреник, я нюхаю ситуацию в реальной мозаике и составляю ее в картину, как Миша Ломоносов. Что скажите, Андрей?
- Скажу так! Я сидел на базе у океана и ждал вертолет. По рации мне сказали, что вертолета не будет, а затем мой начальник стал орать в эфир, чтобы я немедленно эвакуировался с базы и уходил. Причин не знаю, но мой начальник, большой мне друг, розыгрыш невозможен, там что-то серьезное или произошло уже, или…
- Нет, еще не произошло, только будет происходить! - перебил Профессор и подошел к приоткрытой двери. - Я вам, уважаемый Андрюша, скажу больше. Рыпаться нам отсюда нельзя, по одной причине, вертолет за нами обязательно прилетит, чтобы затем доставить мясо в контейнере на анализ. Нас заберут отсюда, как и привезли. Судя по погодке, ветер северный, не умеренный, мои руки замечательный градусник, сейчас около пятнадцати минусов и мои ногти на руках терпят эту температуру всегда. Погода ухудшается, уходить в никуда, как стадо этих дебилов, это приговор высшего справедливого суда от Иисуса Иосифовича Христа. Им ваша тушенка нужна, как епископу баян, они все покойники уже, они уже пыль, но об этом не знают. Так что, не жалейте о содеянном вами. Они именно из той категории людей, кто не ищет утром кошек под машиной, они начинают утро с мимолетного убийства. 
- Что же делать нам без тушенки и воды? - растерянно спросил Чих и закрыл лезвие перочинного ножа.
- А ничего не делать! Я думаю так: если нас сюда привезли - то «Нечто» должно произойти в ближашие минуты! А после этого «Нечто» за нами быстро прилетит вертолет и заберет нас в цивилизацию. Будет правильней, если мы закроем эту дверцу, хотя бы на час, на русский авось. Мне уже в голову пришла одна резонная мысль, поэтому я плотно закрываю наш гробик, и мы сидим тихо, Андрюша, и не рыпаемся никуда. Такова наша жизнь сегодня, не зря же говорят- «На все воля Божья!»

Архивная справка. Совершенно Секретно. Только для Служебного Пользования. Без срока давности.
 В квадрате Шельфа -78-33-54 (АУ РККСФ) в назначенное эталонное время, был произведен подрыв усиленной нейтронной бомбы седьмого поколения. Цель испытаний: устойчивость нового экспериментального сплава, полностью защищающего человека от нейтронного излучения. В результате непредвиденных обстоятельств внутри объекта «Корзина» оказалось только два человека, а не тридцать семь, как было занесено в план испытаний ранее. Оба остались живы, без существенных мутаций или изменений их организма. 36 человек, вырвавшихся из объекта «Корзина» погибли на месте, превратившись в пылевой остаток прилагаемой химической формулы после анализа их останков. Государственная Комиссия ГКПЯИ окончательно одобрила и утвердила в производство новый защитный сплав.
Доложил – Наблюдатель и Координатор испытаний - 77894123900
Через год Чихачев купил новую немецкую машину и каждое утро, перед тем как ее завести, заглядывал под капот и под колеса, спасая драгоценную кошачью жизнь.