По меркам нашего городка и в особенности стоквартирного, папа занимал должность серьёзную и значимую, а потому, естественно, состоял в партии. Мама же, несмотря на принадлежность к руководящему звену в партию вступать отказывалась. Главным домашним аргументом были партийные членские взносы, для вышестоящего начальства у мамы был приготовлен ответ «Я в Бога верую, недостойна я в партии быть». Вместе с улыбкой этот ответ начальством принимался, учитывалось и то, что мама была на хорошем счету, работала много серьёзно и ответственно. Я по причине малолетства никаких партийно-религиозных взглядов не имела. Однако сама того не подозревая стала камнем преткновения в семействе. Мне шёл пятый год, когда маме кто-то сказал, что дитё, то есть я, нехристем растёт, надо бы исправить ситуацию и окрестить дитя.
Мама, как человек, родившийся в патриархальной семье, вспомнила видимо о корнях и приняла слова о необходимости крещения, как руководство к действию. Не тут-то было. Напоминаю, папа состоял в партии всё тому подобное. Поэтому на мамино решение крестить ребёнка папа отреагировал не только без энтузиазма, но прямо-таки с возмущением.
- Ты что, хочешь, чтобы меня из партии исключили?! – драматически восклицал папа.
- Кому ты нужен в своей партии?!- не менее драматично вопрошала мама.
У каждого была своя правда. В городе действовала единственная церковь и списки граждан, посещающих её, регулярно подавались на предприятия. У папы, действительно, могли быть неприятности. Мама никогда не признавала таких несущественных трудностей.
В конце рабочей недели мама приступила к преодолению препятствий. На дворе стояло лето. По выходным, если не все, то многие соседи и сослуживцы папы ездили на рыбалку. Папе такая возможность выпадала нечасто. Мешала работа, точнее её обилие и необходимость контроля, а так же мамина нелюбовь к рыбалке. Мама была свято уверена, что на рыбалку и охоту едут от безделья и желания выпить вдали от строгих женских глаз.
Итак, в конце рабочей недели мама начала ласково расспрашивать папу, насколько ему хочется поехать вместе с мужиками на рыбалку. Естественно, папе хотелось на рыбалку, особенно он был тронут заботойлюбимой жены, тем, как понимает она, что муж устаёт и прочая. Словом, счастливый папа затемно отбыл на рыбалку. С одним просчиталась мама, впрочем, неудивительно, ведь ни яндекс, ни гизметео подсказать ей в те годы не могли, что пойдёт проливной дождь.
Моя мама – человек долга. Если она считает, что должна сделать – сделает обязательно, независимо от погоды идругих несущественных преград. За несколько часов воскресного утра, прошедших со времени отъезда папы на рыбалку, мама успела сшить мне платье из марли и созвониться с потенциальными кумовьями. Крёстным отцом согласился стать дядя Володя, наш сосед сварщик из 57 квартиры. Крёстной матерью вызвалась быть тётя Валя из третьего подъезда.
В настоящее время с Химмаша до Базевской церкви добраться на общественном транспорте без пересадок невозможно, нельзя было сделать этого и тогда. Однако для человека долга нет ничего невозможного, и мама с крёстными подхватили меня в охапку и отправились под непроглядным дождём на другой конец города. Добрались достаточно (относительно) быстро. К моменту погружения меня в купель все участники этой секретной операции были мокры насквозь.
Несмотря на мелкие неурядицы, обряд крещения прошёл успешно. В церковной книге мама указала свою девичью фамилию. Когда всё было закончено, дождь тоже прекратился, засияло солнце, запели птицы. Наша команда добралась домой без приключений. Дома, накрывая на стол, мама предупредила меня строго-настрого папе не говорить ничего о церкви. Я согласилась. Но мне никто не сказал, что место, где мы были, называлось церковью.
Приехал папа с рыбалки, выпустил несколько живых рыбин в ванну для меня. Счастье просто переполняло меня, хотелось поделиться им. И, конечно же, я поделилась своими эмоциями с папой.
- Пап, а мы в музее были, - пытаясь заинтересовать.
- Хорошо, Танюша, музей – это хорошо, - говорит папа, моя руки и переодеваясь, не сильно вдаваясь в подробности.
- Пап, а там пели. Громко так пели, - меня не устраивает столь слабый интерес к сообщению, и я хочу добавить подробностей.
- В музее пели? Интересно. Что же за песни там пели?- папа заинтересован.
- Всё время одну.
- Какую же песню, дочка?
- Господи, помилуй, господи, помилуй…
- Что-что?! – поперхнулся папа.
- Какое ещё «господи помилуй?! Мать, ты с ума сошла?! Меня же теперь из партии выгонят и с работы попрут с позором.
Папа рвёт и мечет. Моя мама и новоиспечённая крёстная мать с величайшим спокойствием пожимают плечами и говорят папе, что ничего страшного не произошло. Кому знать не положено, тот и не узнает. А Тане сказали про церковь никому не рассказывать, все знают, какая Таня ответственная, если обещала – не скажет. Конечно, обещала про церковь не говорить и не скажу, я ведь знать не знаю, ни про какую церковь. Про музей то я молчать не обещала.
Взрослые успокоились, тему закрыли. В понедельник утром о крещении никто не заговаривал. Мама, как обычно, дошла со мной до развилки дорожек. Ей – направо на завод, мне – налево в сад. У нас многие химмашевские дети ходили в детский сад самостоятельно, да там и идти то было метров двести.
Воспитательница Александра Фёдоровна встречала нас у входа на участок, когда все собирались, приходила медсестра, чтобы проверить, все ли здоровы, у всех ли есть панамки, нет ли у кого сыпи.
Именно в этот момент, при наибольшем стечении народа, мне хотелось рассказать о посещении музея. А здесь ещё такое везение, к нам на участок зашла поздороваться заведующая детским садом Лариса Павловна, жена председателя горисполкома. Вот повезло так повезло. Я подхожу к Александре Фёдоровне, она поправляет на мне панаму и спрашивает, кто из детей хочет рассказать о прошедших выходных. Вот он – звёздный час – я выхожу на авансцену.
- У меня были очень хорошие выходные. Я была в музее.
Взрослые заулыбались, мол, какая культурная семья, даже сверхкультурная, в летний выходной ребёнка в музей потащили. Но они слышали только затравку, а я продолжаю.
- Мы были в музее, там очень красиво, везде картины, много красивых вещей, много людей.
Вид у взрослых стал немного пристыженным,они заговорили между собой, что нужно бы тоже в музей сходить. И детей своих сводить. Я же не давала им опомниться:
- Ещё там много и громко пели.
- В музее? Пели? Как интересно!
Вот теперь точно всё внимание приковано к моим словам и я с гордостью продолжаю:
- Да, пели. А ещё дядя в нарядной одежде показывал красивые вещи, золотую чашечку на цепочке, крест большой весь резной с узорами, ложечку маленькую такую. А некоторые картины у них прямо на стенах нарисованы. И бабушек там много. А ещё там купают людей…
-Что?! Что?! Что?! Что?!
Заведующая, воспитательница, медсестра и нянечка воскликнули почти в один голос. Даже то, что в музее пели, не настолько поразило их, как купание.
-Танюша, а ты ничего не путаешь? Ты была в музее? И там пели и купали людей?
- Может быть, и не всех людей, а только тех, кто записался, - бойко отвечаю взрослым и продолжаю описывать внешний вид музея, ход событий. Не сразу, но работники детского сада догадываются, о каком музее идёт речь. Александра Фёдоровна смущённо благодарит меня за такой интересный и подробный рассказ, а вечером рассказывает маме, какая у неё дочь – находка для шпиона. Всю дорогу домой мама сурово отчитывает меня, как же я не сдержала слова, не рассказывать о церкви. Я искренне удивляюсь, за что меня ругает мама.
Вечером, дома, мама рассказывает папе о происшествии в детском саду. Они взволнованно обсуждают что-то без меня на нашей маленькой кухне. Я понимаю, что в чём-то провинилась и добровольно иду становиться в угол. Вдруг с кухни из-за стеклянной двери доносится смех моих родителей, видимо они, наконец-то, оценили словесный казус. Они выходят, стараясь не улыбаться, папа подхватывает меня на руки, а мама напоминает, пора собираться на огород, поливать помидоры. Всю дорогу они подшучивают надо мной и над собой, а я понимаю не всё, но то, что очень их люблю – определённо.