Глава семнадцатая
Первое мая 1911 года
Лисицкий зачеркнул последнюю дату на своем самодельном календаре и громко провозгласил:
- Сегодня, Никола, первое мая!
- И что?
- Ничего, Никола! Просто еще один день прожит, а новый начался, с чем тебя и поздравляю. Вот и все!
В последний день апреля они пытались восстановить телегу. Но очень быстро поняли, что доски, доставленные ими с места крушения, слишком тяжелы для этого. Сама телега была бы непосильной тяжестью даже для волов, а если ее еще и загрузить…
- И что будем делать, барин? – Никола сбил шапку на затылок и почесал пятерней взопревший лоб.
- А что если нарубить сухих жердей и сделать помост для телеги из них? – предложил Лисицкий. – Сухие жерди не так уж тяжелы, если, скажем, рубить лиственницу в руку толщиной. Телега должна получиться достаточно крепкой и легкой.
Половина дня ушла у них на то, чтобы выбрать и срубить сухие деревца одинаковой толщины, снести их к месту работы, ошкурить. Попутно на старых деревьях собрали с десяток трутовиков, весьма похожих на губку. Еще с прошлого лета Лисицкий распознал свойства трутовика и использовал его для умывания и стирки белья. Лиственничное мыло давало обильную пену, легко смывая грязь.
Помост сначала сложили на земле, выбрав ровную площадку, затем наложили на него три поперечины и сбили сооружение гвоздями. Но когда попытались помост поднять, выяснилось, что он «играет» вместе с поперечинами.
- Вот те на! – сказал Никола! – Как же нам его укрепить?
Подумав, поперечины укрепили еще и диагональными лагами. Теперь помост стал прочнее и не «играл» больше. Оставалось малое – поставить помост на колеса и прочно закрепить на нем колесные оси.
Провозившись до сумерек, Лисицкий с Николой смогли нашить на помост снизу толстую лагу, расколов для этого пополам палубную доску, и подготовить для нее металлические скобы, которые будут крепить саму колесную ось. На большее сил уже не оставалось, и они ушли на отдых.
- Ну что, Никола, пошли «воевать» с телегой? – спросил Лисицкий, собираясь сегодня закончить работу.
- Дык я уж готов! – отозвался Никола.
Они пришли на берег, и работа закипела.
В полдень к ним подошла сучка, которую назвали Найдой, и как-то жалобно стала разглядывать их, как будто выискивая того, кто был собаке наиболее дорог.
- Что, Найда, родителя моего ищешь?! – спросил, улыбаясь, Никола. – Скоро уж явится!
С первого дня на острове Найда привязалась к Василию и буквально ходила за ним по пятам, пока тот не прикрикнет на назойливую псину, заставляя ее охранять стадо. Лишь тогда Найда уходила к стаду, укоризненно поглядывая на Василия через плечо.
Найда вдруг заскулила и, сорвавшись с места, помчалась к берегу пролива.
- Верно, батяня возвертается, - предположил Никола, пристально вглядываясь в другой берег пролива.
Найда, добежав до берега, уселась у самой кромки льда и вдруг завыла, высоко задрав к небу морду. От ее воя мурашки побежали по спине Лисицкого.
- Что-то не то! – сказал он. – Собака всегда предчувствует смерть хозяина. Как бы с Василием беда какая не приключилась.
Он подошел к собаке и ласково потрепал ее за загривок. Найда резко крутанулась на одном месте и стала хватать Лисицкого клыками за портки, будто приглашая куда-то идти.
Никола тоже подошел к собаке и попытался ее успокоить.
- Не надо, Никола! – вдруг сказал Лисицкий. – Она что-то чувствует плохое, ее сейчас не успокоить. Вот что, Никола, я пойду за Найдой искать Василия. А ты оставайся приглядывать за хозяйством.
- Я пойду с тобой! – почти закричал Никола. – Слышишь?!
- Нет, Никола! – твердо сказал Лисицкий. – Если мы уйдем оба, останемся без скотины. Здесь есть и волки, и медведи, и росомахи… Человека они уже боятся, а одного нашего пса Вулкана они разорвут в момент. И порежут всю нашу скотину. Я пойду один! Если Василий жив, я приведу его, ну, а если нет… Тогда не взыщи, Никола!
Лисицкий быстро собрался, взяв с собой необходимые для оказания медицинской помощи припасы из аптеки, обнаруженной на «Илье Муромце», охотничье ружье и запас патронов с дробью и картечью, завернул в холстину кус вяленого мяса, сунул за пояс топор и, поправив на ремне кобуру с револьвером, вышел на берег пролива.
- Давай, Найда! – крикнул он собаке. – Ищи своего Василия! Вперед!
Найда безбоязненно ступила на лед и пошла к противоположному берегу, изредка оглядываясь на Лисицкого, будто проверяя, идет ли он за ней.
Никола стоял на берегу пролива, глядя им вслед, пока человек с собакой не скрылись в чаще на другом берегу. И лишь тогда он дал волю слезам…
К вечеру собака привела Лисицкого к заброшенному скиту и закружилась по поляне, тыкаясь носом во все углы. И он понял, что Василий пробыл здесь долго, возможно, заночевал. Но время было дорого, и Лисицкий решил идти дальше, а заночевать там, где его застанет ночь.
- Вперед, вперед, Найда! – крикнул он собаке, и та вывела его на старую, заросшую колею, едва уже различимую в высокой траве.
Найда уверенно вела Лисицкого по колее, не рыская и не теряя след. И он понял, что Василий где-то близко. Однако дойти до места они не успели – на землю обрушилась ночь. Нарубив пихтовых лап, Лисицкий набросал их под ветвистое дерево, и улегся, поплотней запахнув бушлат и обняв поскуливающую собаку. Они вместе пожевали вяленого мяса и уснули тревожным, беспокойным сном.
С рассветом они двинулись дольше по колее.
Едва на горизонте показались какие-то развалины, Найда рванулась вперед, оглашая тайгу громким лаем.
Когда Лисицкий дошел до сожженного поселка, он обнаружил собаку сидящей у какой-то избы, похожей на баню и тихонько поскуливающей у закрытой двери. Лисицкий открыл дверь и сразу же увидел Василия, лежащего лицом вниз на полу в шаге от двери.
В бане было холодно, а на Василии, кроме исподнего белья не было ничего. Лисицкий попытался поднять Василия, но тот вдруг ужасно захрипел, забулькал горлом…
Лисицкий решил оставить пока Василия в покое и быстро разжег печь. Шагнув в парную, он сразу понял, что здесь произошло. Собрав изорванную, окровавленную одежду Василия, он вынес ее во двор и поднес к ней кусок горящей коры. Одежда вспыхнула смрадным пламенем.
Обнаружив около двери кусок рядна, Лисицкий набрал воды из колодца, и как мог, вымыл пол в парной, затер капли крови на лавке и застелил ее свиткой Василия.
Баня быстро прогрелась, особенно парная, и Лисицкий, подхватив Василия под мышки, не обращая внимания на его стоны, перетащил его на лавку…
Продолжение следует -