В одном провинциальном тихом городке, в старом многоэтажном доме, живёт одинокая женщина со странным именем «Непутёха». Так её народная молва прозвала.
Вот живёт баба, троих детей тянет на себе. А как живёт и на что – поди разберись! И сама кое-как одета, и детишки друг за дружкой старьё донашивают. По всему видно: семья эта еле-еле концы с концами сводит.
Живёт Непутёха, как опалый лист, плывёт по жизни безвольно, сама не зная, куда кривая выведет. Ну никак ей с мужиками не везёт! Один появился, пожил немного, и смыло его, как придорожную пыль дождём. Остался на память от него только пацанёнок. Баструком растёт, не зная ни отцовской любви, ни заботы.
Не успел этот опериться, как она уже второго родила от встречного-поперечного. Прошёлся он по её жизни, как случайный прохожий: откуда появился никто не знает, и исчез неведомо куда.
Тоже самое и с третьим. Пробежал мимо, задел ненароком бабью душу, которая истосковалась по мужскому плечу, и как ветер унёсся в неведомые дали, оставив после себя дочку-безотцовщину.
Плывёт Непутёха по жизни, тащит в одиночку троих ребятишек, ничего не ожидая и ни на что не рассчитывая. Соседки уже все языки об неё обчесали: «Да как же можно рожать от кого попало? Надо сначала узаконить отношения, а уж потом рожай! Хоть бы алименты были. А так, кому ты сейчас права предъявишь? Любой мужик скажет, мол, знать её не знаю и никогда не видел».
Посудачат-посудачат бабы, да по сердоболию своему детишкам то пальтишко с ботиночками подбросят, то с дачного участка фрукты-ягодки. Детей жалко! Они ж не виноваты, что мать у них непутёвая.
Так и живёт мать-одиночка, уже свыкшаяся со своей горькой долей и с людскими пересудами.
А тут в их дом новая соседка заселилась. Тоже мать с тремя малыми детьми, которые также безотцовщиной растут. Бабы головами качают, тяжело вздыхают: «Ещё одна горемычная».
Но у Непутёхи хоть двухкомнатная квартира своя, что досталась после смерти родителей. Пусть маленькая – хрущёвка, но всё ж не без крыши над головой. Да и работа со свободным графиком: она в своём же доме подъезды помоет и бежит по хозяйству хлопотать, а как закончит домашние дела, спешит двор подметать. Оплата за труд не ахти какая, а всё ж дети на глазах, под присмотром. И детишки у неё здоровенькие: глаза - видят, уши - слышат, ноги - бегают.
А у новой жилички доля ещё хуже. Ютится она с детишками в тесной однокомнатной квартирке, и та – съёмная. Младшенький Мишутка – трёхлеток только-только на ножки встал, а разговаривать вообще не может. Нет, он умненький, всё понимает, но всегда молчит. Его поставишь - он стоит, посадишь – сидит, а положишь – лежит. Так и целый день может безучастно пролежать, пока про него не вспомнят.
Говорят, что сбежала горемычная от своего муженька-алкоголика. Уж люто он по пьяному делу бил её. Малой, поди, и родился больным, что понесла она, когда он напился до беспамятства, избил да надругался над ней. Ей бы скинуть нежеланную беременность, да пожалела. Вот сейчас и мучается.
Когда люди прознали, что у новой соседки ко всему прочему ещё и малыш больной, так и ахнули: «Вот точно – Горемыка!». С тех пор так и прилипло к ней это прозвище.
Ей родственники (седьмая вода на киселе) временную прописку сделали, чтобы, значит, на работу она могла устроиться и детишек пристроить. Она в детский сад нянечкой пошла работать, чтобы младшеньких взяли, а старшую в школу оформила. Хоть, говорят, с образованием Горемыка, да видать университеты ума-разума не прибавляют, коль бабы так неумело своей судьбой распоряжаются.
Ну, видать, доля их такая. От судьбы, как говорится, не уйдёшь!
Вот живут в одном доме по соседству Непутёха да Горемыка, каждая свою долю тянет, как может. Детишки их быстро сдружились: старшие в одну школу ходят, младшие – в садик, а все вместе - гулять на улицу. А их матери другой раз соберут на стол совместными усилиями, что бог послал, возьмут бутылочку красного, выпьют, да песню заведут.
Нет! Не запойные они, не пьяницы там какие, свой долг перед детьми понимают. Но иногда такая тоска нападёт, что хоть волком вой.
Сядет, бывало, Горемыка, рукой подбородок подопрёт и заголосит песню, вкладывая в неё всю свою душевную боль, горькую печаль, да обиду на судьбинушку. И через открытые окна летит песня во Вселенную, как призыв «SОS» - спасите наши души!
- Чтооо стоиииишь качаясь, тоооонкая рябина?
Ей дребезжащим голоском вторит Непутёха:
- Гоооолову склонила до самоооого тына...
Старушки на лавочке сидят, головами покачивают: «Ооооо! Затянули плачевную наши непутёхи». Посудачат-посудачат соседки да притихнут, задумавшись каждая о своём. До слёз жаль горемычных баб! А чем поможешь?
- Эх, дожились мы с тобой! - говорит Горемыка. - Нас даже по именам не зовут.
- А чего нас звать, - усмехается Непутёха, - коль нас никто никуда не зовёт? Вот чего, спрашивается, этим мужикам надо? Кажется всё при мне, не уродина какая. Квартира своя, и руки из нужного места растут. Три мужика привечала, обхаживала, а всё равно никто замуж не позвал.
- Да кто их разберёт, этих мужиков? - отвечает подруга по несчастью. - Давай ещё по рюмашке, да песню задушевную споём.
Вселенная всё ж таки услышала призыв «SOS» двух непутёвых горемык.
Приехал в их город морячок. Устал, видать, моря бороздить, решил на суше обосноваться. Работу на берегу не так-то просто найти. Вот он электриком и устроился в ЖКО того дома, где эти горемыки проживали.
Бабы тут же про него всё прознали: кто он и откуда?
- Говорят, мол, - начала одна вещунья дворовая, - что жёнка от него сбежала, он не может детей иметь. Вот и мается мужик один. А детей, говорят, он дюже любит.
- Да, - подхватывает другая. - Я тоже это слыхала. А ты видела, как наша детвора к нему липнет? Он и досок натаскал, и брёвен. Затеял сделать детскую площадку. Так пацаны ему сейчас проходу не дают, хвостиком за ним бегают.
- По всему видать, мужик справный, непьющий, работящий. А что бог не даёт своих деток, так, мож, ему чужие лягут на душу?
В разговор вступилала третья:
- Руки у него золотые. А безотказный какой! Что ни попросишь, всегда - пожалуйста. И обходительный. Он и за электрика, и за сантехника может, и в телевизорах понимает. Одним словом: «Муж на час».
- Вот бы наших горемык пристроить. У него ж своя квартира имеется. Не зря, видать, по морям-то мотался, - чай, не из бедных.
- А что? Это идея! Давайте сведём холостяка с нашими горемыками. Как знать, может ему кто из них и приглянется, - оживились бабы. - Да только как бы из нашего морячка и на самом деле не получился муж на час.
А тут, глядь, лёгок на помине! Идёт морячок вразвалочку со своим ящичком для инструментов, а в распахнутом вороте тельняшка выглядывает. Вот они его и кличут:
- Послушай, морячок, ты б зашёл в 45 квартиру к нашей Непу... тьфу! как жеть её?.. к Райке! У неё розетки сроду мужских рук не видали, провода оголённые. Не ровен час, детишек током побьёт.
- Ну ладно, - отвечает, - как работу закончу, зайду.
Зашёл морячок вечером к Раисе, как и обещал. Смотрит и диву даётся. Всё какое-то серое, бесцветное: и обои на стенах серые, и шторы на окнах серые, и хозяйка сама неприветливая, лицо блёклое, глаза тусклые. С виду ладная бабёнка, а холодом от неё веет таким, что по коже мурашки. Такое впечатление, как будто без души баба.
Отремонтировал он все розетки, заодно и выключатели проверил. Хозяйка к столу его зовёт. Попробовал морячок её щей - аппетит пропал. Щи кислые, в рот не лезут. Попил он чайку и поспешил скорее удалиться. Не уютно в доме у Раисы, скучно, безжизненно.
Он за порог, а она и удерживать его не стала. Поблагодарила бесцветным голосом и дверь за ним закрыла.
Вот бабы и допытываются у него:
- Ну что, розетки сделал?
- А как же? Всё чин по чину.
- А хозяйка что?
- Да ничего... - пожал морячок плечами, да и пошёл восвояси.
- Видать не приглянулась, - смекнули бабы.
И решили они его с Зинкой Горемычной свести. А как? Ремонт ей не нужен. У неё ж квартира съёмная. Она её в порядке содержит, чтобы, не дай бог, хозяева не выселили. Куда ж ей тогда податься с малыми детьми?
Вот под каким предлогом мужика к ней заманить? Думали, они думали, так ничего и не придумали.
А тут случай подвернулся. Мастерит морячок с дворовыми пацанами качели, слышит чей-то напевный голос его зовёт:
- Мишутка, родной, иди ко мне!
У морячка чуть пила из рук не выпала. Мать-покойница так его звала, когда он ещё малым был. Выпрямился, смотрит, а мимо него женщина спешит, малыша на руки берёт.
- Так это ваш? - спросил он, чтобы завязать разговор.
- Мой, - отвечает Зинаида. А у самой улыбка мягкая, тёплая, как и голос.
- А я тоже Михаил, - и ласково треплет малышу чубчик. - Значит, тёзки мы с тобой, Мишка.
- Выходит что так, - улыбнулась она и дальше пошла.
Морячок стоит, взглядом её провожает. Приглядишься - ничего особенного. Баба, как баба. А есть в ней что-то такое, из-за чего душа поёт.
- Гляди-гляди, - толкают бабки локтями друг друга. - О! Видал, как запала Горемыка ему в душу! Аж глаз оторвать не может. Быть, бабы, свадьбе!
Через пару месяцев всем двором свадебку гуляли. Все радовались, пили, ели, песни пели. Одной Непутёхе досадно было: «Вот чем Зинка лучше меня, спрашивается? У меня и квартира есть, и фигура лучше, и убогих детей не имеется. Что этим мужикам надо?».