Режиссёр Игорь Щедрин в задумчивости смотрел на грациозное, порхающее перед ним создание в цветастом летнем платье и босоножках. Девушке было лет восемнадцать. Сцену из жизни барышни, отпущенной на лето из благородного пансиона в родное поместье, уже давшее трещину дворянское гнездо Ворониных, должны снимать сегодня здесь, на этой солнечной поляне. Девушка была жизнерадостной, она бежала по жизни, не задумываясь ни о чём.
Впервые в жизни – а Щедрину было уже 37 – ему приходилось иметь дело на съёмочной площадке с таким юным и таким легкомысленным созданием. Он понимал: возраст! Но надо же проникнуться моментом, осознать, вжиться в роль! И эту пигалицу Арсений, его ассистент, предложил на роль дочери знатного дворянина! Он что, совсем незрячим стал, перестал видеть, кто перед ним?
И тут он вспомнил, что Лизонька, студентка пятого курса ВГИКа, сегодня выходит замуж за сокурсника и никак не может участвовать в этих съёмках. А сколько раз она была для него палочкой-выручалочкой! Но в этот раз на неё надежды нет. Тем более – это Сенька узнал по секрету – она уже на пятом месяце. И куда они все спешат, куда несутся?! А картина уже запущена в производство, через месяц надо показывать материал продюсеру.
Стало невыносимо жарко. Он подошёл к сифону и налил себе большую кружку воды. Вторую кружку опрокинул на голову и, переведя дыхание, жестом подозвал к себе ассистента, крутившегося около новенькой. «Как молодой козлик! – подумал, - да он и есть молодой – всего двадцать шесть».
***
- Арсений, - грозно начал Щедрин, - ты кого мне подсунул?
- Но вы же знаете нашу ситуацию! И это не единичный случай. Все четверокурсницы и тем более пятикурсницы уже захвачены, так сказать.
- А эта на каком?
- Ксюша-то? – ассистент осклабился. Он хотел продолжить, но был прерван нетерпеливым жестом Игоря.
- Ты мог бы привести кого посерьёзнее, а не эту попрыгунью-стрекозу.
- Ну, Игорь Николаевич! Вы вглядитесь: она же истинная прелесть! Игрунья, певунья – и всё в одном лице. А дикция! Вы только послушайте – прямо во время дубля поймёте.
- А ты её со сценарием хотя бы познакомил?
- От и до, не извольте сомневаться.
- Ну, так чего ждём? Поехали! Готовь всех на первый дубль!
Ксюша, сев на качели (их соорудили только вчера вечером) и напевая какую-то песенку, гладит серого котёнка, мурлычущего у неё на руках. Котёнок презабавный: выгибает спинку, подставляет брюшко. Девушка щекочет его, весело смеётся. Платье вздувается порывами ветра, обнажая её ножки и полоску…
Что это? Режиссёр не верит своим глазам. Похоже, на девушке и трусиков-то нет. Он протирает очки и снова подзывает ассистента.
- Посмотри, Арсений, на ней трусов нет. И это у нас дворянская барышня!
- Но в начале прошлого века девушки трусиков не носили.
- Да, но у них были панталоны! – рычит режиссёр. – Сознавайся, твоя работа?
- Но откуда же мне было знать, Игорь Николаевич, что она трусики в кустах забудет!
- Так ты её уже успел?..
- Я не смог, я, честное слово, не смог. Это такая конфетка! К тому же податлива весьма.
- Развратник, - шипит Щедрин, - завтра же заявление подашь!
Его колотило. Он смотрел на чёрное пятнышко, которое продолжало показываться время от времени из-под подола платья и понимал, что если так продолжится ещё хотя бы минуту, он уже не выдержит.
***
- Внимание! Дубль второй.
К Ксюше подходит долговязый гимназист. Он задерживает раскачавшиеся качели, берёт котёнка, опускает его на траву, подхватывает девушку на руки и высоко её поднимает. Платье теперь задирается ещё выше, оголяя при этом аппетитные ягодицы актрисы. Режиссёр сглатывает слюну и закрывает глаза. А когда он их открывает, то не верит своим глазам: гимназист лежит на Ксюше, а та – на траве.
- Это было предусмотрено сценарием? – сдавленным голосом спрашивает он Арсения, неслышно подошедшего к нему.
- По-моему, да. Знаете, эти дворянские барышни только казались недотрогами. На самом деле они от скуки с каждым были готовы на многое.
- У тебя что, вообще уже крышу снесло? Какая она тебе барышня дворянская? Ты мне её представил как студентку первого курса училища. Немедленно прекратить это безобразие! Стоп! Третий дубль снимаем завтра!
Как в кинофильме с замедленной съёмкой всё останавливается. Щедрин видит медленно поднимающегося с травы «гимназиста». Ксюша с глупой улыбкой на ангельском личике одёргивает платье. Серый котёнок трётся у её ног. Ассистент сидит на каком-то бревне и тупо смотрит в одну точку.
- Все свободны! – объявляет режиссёр. – А вы, Ксения, подойдите ко мне.
***
Она подходит. Лицо раскраснелось. К платью пристали травинки. Он видит, что она хороша необыкновенно. У неё серо-голубые глаза, чувственные губы, нежная кожа и большие, несмотря на возраст, груди. Тонкая талия перехвачена атласным пояском. Причёска дворянской барышни растрепалась.
«О, да она уже расцвела. Да каким пышным цветом! – думает режиссёр. – И где Сеньке только удаётся раскопать таких красавиц? Прямо сыщик какой-то, а не ассистент режиссёра!»
- Ну, как, Ксюша, вам нравится сниматься у нас?
- Очень! Я счастлива!
- И что же вам нравится в нашем деле больше всего?
- Стоять перед объективом кинокамеры: она меня завораживает.
- Да? – удивлённо переспрашивает режиссёр. Он поражён, он знает, что для актёра стоять по несколько раз перед камерой – это вовсе не удовольствие, а, скорее, пытка или, как минимум, тяжёлая рутинная работа, которую они не любят, как правило. «Какая удивительная девушка! А ведь с ней можно работать, Арсений-то прав!»
- Я обещаю вам, Ксюша, что перед объективом камеры вы будете стоять часто.
- Большое спасибо, я очень рада, - ответила девушка.
- Ну, на сегодня вы свободны.
- Извините, я, кажется, что-то забыла. – Она показывает ручкой на кусты и идёт туда. Щедрин встаёт и медленно идёт за ней. Но где же она? В этом зелёном царстве света и теней её не видно. Ах, вот же она, стоит спиной к берёзе и ласково на него смотрит. Он подходит, ведомый какой-то странной силой. Он прижимает её к себе и неистово целует. Рука спускается ниже. Он так и знал: трусиков по-прежнему нет. Он весь горит.
- Идите ко мне, Игорь Николаевич, - шепчет она с придыханием, - я утолю вашу жажду.
И он медленно, по глоточку – зато какому! – начинает насыщаться. Раздражение и усталость проходят. Он счастлив.
- Спасибо, Ксюшенька! – говорит он.
- Не за что, - отвечает она, - я же ещё с качелей видела ваши глаза. Их взгляд был весьма красноречив. А я не могу не оказать помощь страждущему, такая уж у меня душа.
- Радость ты моя! – шепчет он. И про себя: «Кто бы мог подумать! Ребёнок ведь ещё, а в любви – гениальна!»
26.5.13